драбблы по лендерам

Люк редко рассказывал что-то о себе. Только если не спросить его напрямую. С одной стороны – в этом не было ничего странного или необычного. С другой – периодически приходило осознание, что вне школы никто понятия не имеет, чем он занимается. Периодически было такое ощущение, словно вне поля зрения его просто не существует. Словно он один из тех самых, нарочно красиво нарисованных нпс, которые существуют лишь для массовки. И в эту роль он вписывался вполне себе отлично. Конечно, периодически он становился разговорчивым – особенно когда тема касалась чего-то, что ему нравится, по типу какой-нибудь интересной теории заговора или тех же барабанов. Но в его словах ни разу не поскользнуло чего-то личного. Только по теме. Только общедоступное для всех. У Люка была личность. Но чаще всего он молчал, внимательно других слушая и разве что поддерживая диалог. Чаще всего он эту личность не проявлял. Словно у него не было не то возможности, не то желания. У Люка была личность для его друзей. Когда он мог часами разговаривать по телефону вместе с Хейли, советуя ей что-нибудь или выслушивая её; когда они с Зендером ходили друг к другу в гости, чтобы посмотреть фильм; когда они всей компанией собирались гулять и Люк был первым, кто предложил покататься на тележках. Он не был тихоней или изгоем – очень даже наоборот, и всё равно был пустым. Люк никогда не врал. Люк не договаривал. Никто понятия не имел, да и не задумывался, откуда у него эта привычка – но периодически она вымораживала, особенно когда это было что-то серьёзное. Зендер, наверное, из всех знал о нём гораздо больше, чем остальные. На втором месте была Хейли. На третьем – другие. И то, иногда Люк не рассказывал что-то даже ему. «Не считал это нужным» или «уместным». «Не было подходящего момента». А иногда в ответ на претензии и вовсе молчал, не зная, что ответить. Это не было так заметно, насколько можно подумать. Люк делился всяким – иногда показывал фотки природы, которые сделал по пути домой, или случайную, красивую игрушку, которую увидел в магазине. Люк, очевидно, существовал за пределами школы. Да и общества в целом. Только никто не знает, что он там делает. Существует, наверное. Наверное, на этом можно и закончить. Зендер задумывался над этим много раз – огромное, бесконечное количество, ибо периодически не мог сделать ничего, кроме как принять это на свой счёт. Мол, Люк ему недостаточно доверяет, чтобы делиться с ним подобным. Хейли каждый раз прописывала ему такого смачного подзатыльника, правда, что мозги таки вставали на место. На время. И всё же, с кем Люк делился своей жизнью и собой, если только не с Зендером? А потом они начали встречаться, и Зендер самую малость успокоился. Ну разве может он что-то не знать о своём парне? Да и Люк оказался невероятно общительным и разговорчивым, когда у него появилась возможность выражать свою любовь словами. Когда у него появилась возможность выражать любовь в целом. Естественно, он немного подуспокоился, когда прошёл конфетно-букетный период – и всё равно был ласковым и порой прилипчивым, но Зендер был не против. Его это радовало. Его это заставляло чувствовать себя важным и нужным. А потом! Случилось неожиданное нечто – Люк заболел. Неожиданно не это! Неожиданно то, что Зендер узнал об этом от учителя. От учителя, мать вашу! От учителя, когда он в течении нескольких недель общался с Люком по переписке едва-ли не беспрерывно – да они даже созванивались периодически! Ну, не гуляли последние пару дней... но это не такая уж и новая вещь для них. На связи-то они друг с другом оставались! Они общались часами на пролёт – а у Люка даже между слов не проскользнуло, что он болеет. Зендер настолько искренне возмущен – что, ему казалось, что прям щас вылетит с урока и придёт к Люку прямиком домой. Мало ли, он ещё чего-то не знает?! С урока он не вылетел. Сдержался. И Люку вплоть до конца учебного дня не писал – даже телефон в руки не брал, если быть откровенным. Он вообще особо не думал, работал чисто на автомате: а проснулся лишь тогда, когда стоял у чужой двери с пакетами, недовольно сложив руки на груди и топая ногой в ожидании, пока ему откроют. — Кто там? — и вправду. Голос точно Люка – пусть хоть будет под спидами, а Зендер его голос ни с кем не перепутает. Пусть хриплый и гораздо тише, чем обычно. — Парень твой! — Люк растерянно хлопает ресницами, выглядывая из-за небольшой, образовавшейся дверной щелки. И от чужого, раздраженного вида он выглядит ещё более озадаченным, — в дом меня пустишь или я на улице прохлаждаться буду? — Я болею... — Я уже в курсе! — Люк приоткрывает дверь, отходя в сторону и пропуская Уикхема внутрь, опуская взгляд на небольшой пакет. Закрывает дверь обратно, а Зендеру от его растерянного – и больного, – вида аж совестно становится. На пару секунд. — Всё хорошо? — парень обеспокоенно поджимает губы, теребя в руках край шарфа. Даже в доме его носит, гляди. Либо ему просто холодно. — Почему ты не сказал мне, что ты заболел? Ты один дома? — Зендер наклоняется вперёд, выглядывая из-за коридора и осматривая небольшой дом, — почему ты вообще один дома, пока болеешь?! Твои родители в курсе, что ты болеешь? Не удивлюсь, если нет. Я-то, почему-то, не в курсе! Он откладывает ботинки в сторону – пусть и злится самую малость, что Люк ему ничего не сказал, и от желания кинуть их с размаху в стену аж ломит, но он старается не создавать хаос в чужом доме. Проходит на кухню, оставляя пакет на столе. — Мама в курсе, — Люк следует за ним, сдавленно кашляя и прикрываясь шарфом – видимо, боясь Зендера заразить, — милый, что случилось? — Это таблетки от горла, если что. У вас дома ничего кроме обезболивающего нет, — вытаскивает пачку таблеток, кладя её на стол и осматриваясь, тихо бубня себе под нос. А после поворачивается к парню, игнорируя его тихое «спасибо», — что случилось!? Почему я от учительницы узнаю, что ты болеешь, а не от тебя лично? Может, есть ещё что-нибудь, чего я о тебе не знаю? А если тебе руку отхреначит, я тоже об этом узнаю от учительницы? А если голову?! А если ты мне изменяешь?! Откуда мне знать, если ты даже про болезнь мне свою не рассказываешь! А болеешь ты уже сколько? — Дня три... — Три?! — Люк съеживается, сразу же жалея о том, что ответил первым делом на это, — вообще песня! — Зендер, — он пытается коснуться его плеча, но Зендер дергает им, складывая руки на груди. Избегает зрительного контакта и хмурится, что аж морщины прорисовываются между бровей, — прости меня... всё не настолько плохо, правда. Я чувствую себя уже получше... да и что бы ты сделал, если бы я тебе сказал? — Ну не знаю! Пришёл бы к тебе, навестил! Я тебе... я тебе чая купил, — он немного затихает, переводя взгляд в сторону пакета, — знал бы, хотя бы, как ты себя чувствуешь! Что ты мне доверяешь! — Я не хотел, чтобы ты заразился, — Люк поджимает губы, страдальчески сводя брови. И больше попыток Зендера коснуться не принимает – чтобы не нарушать его личные границы, — прости меня, что я тебе не сказал. Я не знал, что для тебя это важно... я не со зла. Моё доверие к тебе гораздо больше, чем это... — И что же тогда?! — Зендер хмурится, но руки больше на груди не держит. Сжимает ладони в кулаки, встречаясь с парнем взглядом. — Когда ты слушаешь меня часами о чем-то, что мне нравится, и не возражаешь, когда я внезапно начинаю скакать с одной темы на другую, — Люк влюбленно улыбается – неосознанно. Теребит пальцами шарф, смущенно опуская взгляд в пол, — или даже когда я замолкаю, потому что не знаю, что сказать, ждёшь, пока я продолжу и не торопишь меня... и я могу продолжить, потому что верю, что тебе правда интересно. Зендер недоверчиво щурится, сжимая кулаки сильнее. Аж до побелевшей кожи – но почему-то всё равно расслабляет мышцы, затаив дыхание его слушая. — Или когда я отвлекаюсь от фильма, чтобы послушать твои комментарии к нему, — склоняет голову в бок, — скидываю тебе песни, которые мне нравятся, даже если знаю, что тебе такое вряд-ли понравится... просто хочется ими с тобой поделиться. Люк не выделяет это слово настолько, насколько выделяет его в своей голове Зендер. Потому что в его голове оно отдает таким эхом, что начинает трещеть голова. Он поджимает губы, тяжело вздыхая и интуитивно чужие действия повторяя – склоняя голову в бок и теребя край своего пиджака. — Есть много вещей, и мне очень жаль, что я не даю тебе почувствовать своё доверие вербально. Я постараюсь исправиться. Просто не думал, что для тебя это... важно... ой, — Люк удивленно вскидывает брови, наконец упираясь в Зендера взглядом. В его спину и плечи, когда он обнимает его за грудь, обводя руками его лопатки и прижимаясь ближе, словно Люк и не болеет. И Люк обнимает в ответ: нежно улыбаясь и прижимаясь к нему щекой. — Я же болею, — мямлит, облегченно выдыхая. Ибо Зендер в ответ только фыркает, а Люк почти что физически чувствует, как он закатывает глаза. Зендер не отрицает. Не говорит, мол: «не надо, всё нормально, мне и так сойдёт», потому что надо. Потому что ему не сойдёт – ему необходимо знать, в каком состоянии находится Люк. Не столько потому, что у него постоянные проблемы с потребностью в контроле ситуации, сколько потому, что искренне волнуется. Потому что хочет знать, как Люк себя чувствует и быть с ним рядом, когда ему это нужно. Ему всё равно, какой Люк для других. Их проблемы, что они не видят его таким, какой он есть. Их проблемы, что не интересуются самостоятельно, как его день и чем он занимается. Не заслужили. Для Зендера – Люк самый потрясающий парень на свете. И самый любимый, что бы не произошло. — Я купил тебе мороженое. — А мне можно? — Можно, конечно... Он всё ещё обижен и расстроен. И самую малость зол – нет, пока он Люка не простил. Но а ещё он всё ещё бесконечно сильно его любит и готов потерпеть.