Вопреки всему

      Я стояла перед ржавой дверью в узком коридоре с серыми стенами. Едва протянула руку к железной скобе, чтобы открыть дверь, как сверху на меня спикировала большая толстая моль и стала виться у лица. Я отгоняла назойливую тварь от себя, но насекомое не улетало, испытывая моё терпение. В какой-то момент я всё-таки припечатала её ладонью в железную дверь, расслышав хруст, как от ломания хвороста. Отнимая руку, я увидела на ржавой поверхности красное пятно, похожее на кровь. Дверь внезапно отворилась, будто кто-то толкнул её с той стороны. Из щели на меня пахнуло сыростью и плесенью. По ногам потянуло холодом. Я провела ладонью по бедру, нащупав рукоять лезвия, и вытащила его из кармана.       Потянула на себя дверь и вошла внутрь. Темный коридор лежал передо мной. Что-то толкало меня вперёд, хотя в голове билась мысль, что я совершаю ошибку. Но Бесстрашная во мне упрямо шла вперёд. Разведка обязана исследовать такие тёмные и неприглядные места.       Мне пришлось ориентироваться на ощупь, потому что в кромешной тьме не было видно ничего. Выставив перед собой нож, я готова была отразить нападение. Медленно отведя левую руку в сторону, прочертив ею полукруг вокруг себя, я обнаружила пустое пространство. Потянула из кармана второе лезвие и, перехватив его удобнее в ладони, провела правой рукой вокруг себя. Пространство вокруг меня было пустым. Переступая с пятки на носок, чтобы не издавать шума, я осторожно продвигалась вперёд и останавливалась. Впереди выросло препятствие. Чужое присутствие я ощутила скатившимся хладом по спине и волной мурашек на коже. Я приняла стойку и метнула лезвие туда, где, как мне казалось, кто-то стоял. Шорох повторился. Я метнула второе лезвие, во что-то попадая. Руки не успевали метать лезвия, истощая их запас.       Кристина!       Сильный толчок в спину заставил меня упасть вперёд. Я подобралась. Руки упёрлись в тёплое, мягкое, дышащее. Нестерпимый свет ударил по глазам, заставляя меня зажмуриться. Через боль щурясь, я обнаружила вокруг себя мёртвые обезглавленные тела мужчин и женщин, лежащие в лужах крови. Я подняла голову и увидела косматого человека, сидящего на корточках возле трупа. В его руке был большой тесак, с широкого лезвия стекала кровь на серый пол. Он смотрел вперёд себя, сквозь меня. Тяжело поднялся, держась за поясницу, и направился в мою сторону, прошёл мимо в паре сантиметров от меня. Край его куртки коснулся моей щеки. Я отшатнулась, поскальзываясь рукой в луже крови, и быстро подобралась, чтобы проследить за страшным человеком, который походил на гору в лохмотьях.       Он вышел через ту самую дверь, в которую я вошла. Прошёл коридором, свернул в правое ответвление. Я бросила взгляд на каменный пол, замечая капли крови. Кровавый след тянулся за ним, за его тесаком, с лезвия которого всё ещё капала кровь. Он шёл вперёд, не замечая меня, тяжёлой поступью, периодически затягиваясь хриплым сухим кашлем, рвавшим пространство.       Наконец мужчина остановился перед дверью, которая выделялась на фоне общего интерьера: она была металлической, чистой, с подсвеченными краями снизу и сверху. Мужчина оголил часть своей руки и поднёс кисть к индикатору на двери, в момент вспыхнувшему белым цветом. Дверь покатилась в сторону, и мужчина шагнул за неё. Я не успела просочиться следом. Едва перенесла ногу через прерывистую жёлтую линию на полу, как дверь покатилась обратно и захлопнулась у меня перед носом. Я прильнула к двери, вслушиваясь в звуки. За ней слышала тяжёлые шаги, странные звуки, напоминающие звук работающего мотора броневика и шелест. Вскоре этот шелест сложился в звуки, а звуки в слова, слова в фразы, а фразы в предложения. Голос был грубым и сипящим.       «Хозяин. Я всё сделал, как вы и просили. Повреждённые убиты».       Кристина…       Что-то заставило меня отступить от двери, и в следующую секунду моё тело подкинуло вверх и потащило наверх со страшной силой, набирая скорость. Перед глазами замелькали туннели, этажи, закружилась голова. Я зажмурилась.       Движение прекратилось. Звуки проступили не сразу. Открывая глаза, я увидела ряд ламп над головой, знакомые серые стены, привычные запахи. Это был лазарет Бесстрашия.       Я резко села, оглядываясь по сторонам. В голове ещё звучал этот сиплый голос, фраза, сказанная с превосходством. Моя голова резко закружилась, и я бухнулась обратно на подушку.       — Ма—а-а-ардж! — закричала я во все лёгкие. Девушка подскочила ко мне почти мгновенно, пытаясь дожевать бутерброд.       — Птенчик! Очнулась! — главврач бросила бутерброд на прикроватный столик, вытирая пальцы о халат, и принялась меня осматривать. — Чёрт, ты нас напугала, Крис. Трое суток не просыпалась, птенчик! Где это видано, чтобы посреди суда падать в отключке и биться в судорогах?       — А Эрик?       — Отпустили. Обвинения сняты.       — А тот колдун?       — А… да его зашибли, как только ты свалилась в припадке. Фор такие страсти рассказал, мама родная. Потом спроси его.       — Значит, всё не сон? — я схватила её за руку. — Мардж, дай мне бумагу и ручку. Я кое-что видела. Это надо зафиксировать.       — Что видела? Когда? Где?       — Вот сейчас. Видела трупы, коридоры и странную дверь.       — Ну, пфф, — она развела руками в стороны. — В отключке люди видят много странного и вряд ли можно принимать образы за действительность.       — Дай, пожалуйста. Я должна это зарисовать.       — Хорошо, но с условием, что оставляю тебя до вечера, поняла меня? — Она пригрозила мне пальцем. — Ща звякну Эрику, обрадую.       — Бумагу с ручкой… — напомнила я ей.       — Да-да, — она подхватила свой бутерброд со столика и, заталкивая его в рот, уплыла в своём направлении.       — Повреждённые убиты, — повторила я про себя, — что это значит?       — Что, птенчик? — Мардж образовалась рядом, протягивая мне свой блокнот и ручку, и активировала браслет. На том конце ответили почти сразу. — А! Командир! Она очнулась!       — Что?! Иду! — был ей короткий ответ и Эрик отключился.       — А не знаешь, под Чикаго есть тоннели? — спросила я Мардж, пока та убирала мою капельницу и сматывала гибкую прозрачную трубку.       — Конечно есть, и несколько.       — Они засыпаны?       — Без понятия, — пожала она плечами.       Я рисовала тоннель, ту странную дверь, записала эту фразу, зарисовала тесак. Художник из меня такой себе, но основные детали я запомнила. Выдрала листок из блокнота, складывая его пополам. Вернула блокнот Мардж.       В лазарет ворвался Эрик. Как торнадо подлетел к нам, схватил Мардж на радостях и встряхнул за плечи. Потом переключился на меня. Сгрёб меня в объятия вместе с подушкой, на радостях стиснул так, что казалось, будто внутри меня что-то хрустнуло.       — Мой птенчик!! Очнулась! — наконец вернул он меня в положение лёжа и жадно поцеловал. Если не сломает, то задушит. Я пискнула, теряя воздух. Эрик отстранился, рассмеялся и ещё раз обнял меня вместе с лежаком.       — Бешеный! — рассмеялась Мардж. — Не задуши её. Птенчик только-только проснулся. Ещё хрупкий, слабый.       — Чем обрадуешь, Мардж? — спросил он её, продолжая неотрывно разглядывать меня.       — Да чем? Состояние удовлетворительное для человека, три дня провалявшегося в отключке. В остальном понаблюдаю её до вечера, и забирай.       — Отлично! — он цапнул бумажку из моих рук, разглядывая мои зарисовки. — Это что?       — То, что я видела во сне. Но всё было такое реальное, чёткое. Эта странная дверь, открывающаяся штрихкодом с кисти руки. Его тесак, которым он убивал людей.       — Кто убивал? — Эрик нахмурился. Глянул на Мардж.       — О, на меня не смотри. Бывает, что люди в бессознательном что-то там видят, но это наукой не доказано, это скорее из области теософии.       — И давно ты увлечена мистикой? — усомнился Эрик, продолжая разглядывать мой рисунок.       — Почитываю иногда, — пожала плечами Мардж.       — Хм, — Эрик свернул бумажку и вернул её мне. — Ты голодна? Что принести?       — Не знаю. А тоннелей под городом много? — спрашиваю я Эрика, возвращаясь к волнующей теме.       — Много, — кивает он, — но большинство из них завалены.       — Этот был очень протяжённый. Мы долго шли по нему, а всё закончилось дверью. За ней пост связи. Он с кем-то связывался.       — Он? — Эрик снова на меня озадаченно посмотрел. Потом на Мардж. Та только развела руками в стороны и покачала головой.       — Этот колдун из зала суда. Он что-то говорил, и я почувствовала, что проваливаюсь сквозь толщи бетона. Потом я оказалась в тоннеле перед ржавой дверью. За ней было широкое тёмное пространство, которое потом подсветилось светом и оказалось залом, заваленным трупами. Этот колдун их всех убил широким тесаком. Потом он встал и пошёл по коридорам. Долго шёл, но всюду оставлял след крови, которая стекала каплями с широкого лезвия на пол. Дошёл до этой двери, задрал рукав и поднёс запястье к индикатору на двери. Экран загорелся белым, и колдун вошёл внутрь помещения. Дверь закрылась, когда я хотела войти следом и перенесла ногу через прерывистую жёлтую линию. За дверью я услышала два человеческих голоса. Всё напоминало комнату связи. Колдун сказал: «Хозяин. Я всё сделал, как вы и просили. Повреждённые убиты».       — Что ещё?       — Я слышала голос сестрёнки. Она как будто оберегала меня. Звала.       Эрик посмотрел на Мардж. На меня. Сел на край моего лежака и призадумался.       — На второй день после инцидента со мной связался твой отец, — Эрик посмотрел на меня. — Сказал, что у Роуз появились рисунки, в которых есть ты и какие-то тоннели. Я не придал этому значения.       — На её рисунках есть Бой, но она его не видела на тот момент, когда рисовала. Как ты это объяснишь? — посмотрела я на него. Он пожевал губу.       — В том то и оно, что не могу, но, вероятно, отметка дивергента как-то выявляет по особому её способности. А хочешь кое-что покажу на тебе? — улыбнулся он.       — Что покажешь? — напряглась я.       — Фокус-покус. Это не больно.       — Ну если не больно…       Он дёрнул Мардж за руку и отвёл её в сторону за шторку.       — Давай его, — загадочно сказал он ей.       Вернулся с прибором эрудитов и навёл на меня.       «Бесстрашие. Девяносто пять процентов. Дивергент».       — Ну конечно, — закатила я глаза, — это тот глюкнутый прибор?       — Не-а.       Эрик улыбнулся и направил его на себя.       «Бесстрашие. Ноль процентов.»       Цапнул Мардж за руку и навёл на неё.       «Бесстрашие. Ноль процентов».       — Брешешь, — напряглась я.       — Не-а, — он отложил прибор в сторону и взглянул на меня с хитрецой, — после заседания суда и этого инцидента прибор стал показывать, что ты дивергент. Оп!       — И что теперь?       — Да ничего, — он мне подмигнул, — я же говорил, что ты больше дивергент, чем твоя сестра.       — Это ничего не меняет, — нахмурилась я.       — Мятежница, — веселился Эрик.       — Нет.       — Да.       В ответ я показала Эрику язык. Он усмехнулся и посмотрел на Мардж.       — Ты не оставишь нас? Мне нужно провести разъяснительную беседу с неофитом, — расплылся он в улыбке, разворачиваясь ко мне лицом.       — Да без проблем, командир, — снялась она с места и вышла, задвигая за собой белую шторку, пропев по ту сторону: — Лазарет всё равно пустой. Я в коридоре пока погуляю.       — Ты — золото!       — Сочтёмся, — слышу её голос на улыбке и звук закрывающейся двери.       — Итак, птенчик. На чём мы остановились? — его рука нырнула ко мне под одеяло, заскользив по ноге вверх.       — На том, что твой прибор врёт, — буркнула недовольно я.       — Не-а, — расплылся он в улыбке. — Всё честно и прозрачно, искренняя, как ты любишь.       Я вспыхнула, когда его рука достигла запретного.       — Перестань, — взмолилась я, пытаясь отстраниться.       — А я ещё не начинал.       — Давай дома…       — Я соскучился.       — Эрик!       — Ась?

***

      Это было так странно, идти в гости к родителям вместе с Эриком. Одну он меня не отпустил, в Бесстрашие решил не приглашать, а наведаться в мой родной дом, чтобы изучить меня лучше.       Родители у меня консервативные. Семья — дело святое. Сначала замуж, потом жизнь вместе, дети. Сценарий, когда всё движется наоборот: сначала секс — потом семья — в Искренности всегда порицался. Я опасалась, как мои родители воспримут тот факт, что я пока ещё не замужем, но уже сплю с парнем. В Бесстрашии это обыденность. Это я и пыталась донести до Эрика, пока мы собирались в гости. Утренние игры в душевой, долгая укладка волос, поиск приличной футболки без принта.       — Только не брякни моему отцу, что мы вместе спим, — попросила я Эрика, заправляя постель.       — Думаю, он и сам догадывается после моего всенародного спича в суде, — усмехнулся Эрик и шлёпнул меня по попе, пока я стелила серое покрывало на кровати.       — Догадываться и лично услышать от тебя — разные вещи, — я заткнула уголки покрывала за края и села, глядя на Эрика. Он шнуровал ботинки, сидя на корточках.       — Не волнуйся. Лишнего не скажу.       — Спасибо.       Личный транспорт доставил нас к Искренним. Мы поднимались в лифте на семнадцатый этаж. От волнения я мяла в руках ленточку на коробке торта, не замечая этого. Эрик взял меня за руку, наклонился и мазнул меня в губы. Лифтовая кабина остановилась, и двери поползли в стороны.       — Расслабься, — шепнул он мне.       Я остановила Эрика у дверей и шепнула:       — Только не забудь, что у нас принято разуваться.       Эрик протянул руку и позвонил в дверь.       За ней послышался детский вопль, слоновьи прыжки, и дверь перед нами распахнулась настежь.       — Дядя Эрик! — взвизгнула Роуз, прыгая на шею к нему и повисая, задорно смеясь.       Эрик взглянул на меня и приобнял мою сестрёнку.       — Как поживает котёнок? — спросил он, ставя чадо на пол.       — Отлично!       — Роуз! Это не прилично прыгать на нашего гостя! — вышла к нам мама, строго глядя на младшую. — Извините её.       — Да всё в порядке, — улыбнулся он, наклоняясь, чтобы снять ботинки.       — Ой, ну что вы! Оставайтесь в обуви! — подошла она к нему, останавливая его действия, — Я мама Кристины, Стефани. Приятно с вами познакомиться.       — Эрик. Взаимно. — Он пожал её руку. По этикету должен был поцеловать, но я рада, что сделал хотя бы так.       Мама стояла в изящных туфельках, в накрахмаленной серой юбке чуть ниже колен и в белой блузке с длинным рукавом.       — Вы извините, Ксавьер, мой муж, сейчас в переговорной. Он скоро освободится. Да вы проходите в зал.       — Мам, а меня ты не хочешь обнять? — издала я обиженное замечание с порога, продолжая стоять с тортом в обнимку.       — Дорогая, конечно! Иди ко мне! Как ты подросла и похорошела, — она взяла торт из моих рук и воздушно чмокнула меня в щёчку.       Я сделала шаг с коврика в ботинках на белый пол.       — Кристиночка, тебе лучше снять обувь, — улыбнулась она. — Роуз, золотце. Принеси сестре тапки!       Я проглотила выпад, безропотно сняла ботинки и босая прошагала в свою комнату, минуя зал и маму, которая вилась возле Эрика.       Роуз вытащила тапки из-под своей кровати и подала мне. Я с тоской на них взглянула. Тапки-зайцы. Что обо мне подумает Эрик?       — М-да, видок, — хмыкнула я, глядя на себя в большое напольное зеркало: тапки в сочетании с одеждой Бесстрашия смотрелись нелепо. Такой я и вышла в зал и сразу словила на себе насмешливый взгляд Эрика. Правда, он ни словом не обмолвился, предпочитая мило улыбаться.       — Прошу прощения за задержку, — из соседней комнаты вышел отец, взглянув сначала на меня, затем на мать и, уже мягче, на гостя, протягивая тому руку. — Рад приветствовать в нашем доме. Я Ксавьер, отец этого семейства.       — Эрик.       Мужчина скрепили приветствие крепким рукопожатием. Мой отец был примерно того же роста, что и Эрик. Серый костюм на нём превосходно сидел, подчёркивая стройную подтянутую фигуру. Отец занимался плаваньем и не позволял себе обрастать жирком, как большинство его коллег по работе. В лакированных серых туфлях. Даже на Роуз были балетки, одна я была в тапках-зайцах.       Обед протекал за разговорами и трапезой. Мама, как всегда, красиво накрыла стол, вся посуда была фарфоровой, дорогой, соусники и тарелочки покрывали всю поверхность стола. Эрик в этом великолепии смотрелся как викинг на приёме у английской королевы. В татуировках и пирсинге, в одежде Бесстрашия, в противовес наглаженным и накрахмаленным воротничкам Искренних, с чистой кожей. Я свою татуировку спрятала под водолазкой, надев её в последний момент перед выходом из дома.       Отец оценивал своего будущего зятя, задавал много каверзных вопросов, на которые Эрик либо не отвечал, либо уклонялся, чем вызывал ещё больший интерес у родителей.       — Вы уже живёте вместе? — неожиданно спросил отец.       — Да, — сказал Эрик с улыбкой. — Но предугадывая ваш следующий вопрос, я сразу отвечу, что о свадьбе пока рано думать. У нас сейчас много дел в Бесстрашии, и это первостепенная задача. А чуть позже мы оформим наши отношения официально.       — Пап, мам, вы только ничего такого не подумайте… — я попыталась оправдаться.       — Кристиночка, ты о чём? Мы же всё понимаем, — улыбнулась мама. — Ты взрослая девочка, давно сама всё решаешь. Это твоя жизнь.       Эрик посмотрел на меня, мол, ты зря паниковала. Я с удивлением взглянула на маму. Она мило улыбнулась папе, но думаю, что такого мнения придерживалась только она одна, судя по тому, как губы отца на миг сложились в тонкую линию. Он переваривал услышанное.       — Когда будет торт? — разбила тишину Роуз. Единственное незаинтересованное лицо за этим столом, не понимающая взрослых разговоров и этих переглядов. Ей не терпелось ещё раз попробовать шоколадный торт из Бесстрашия. Вторая сластёна в этом доме по части шоколада.       — Девочки, помогите мне всё унести со стола и поставить приборы к чаю, — встала мама. Мы с Роуз снялись с места и принялись уносить всё на кухню. Торт занял центральное место. В вазу положили зефир, разные сладости. Накрыли всё к чаю. Сели. Мужчины о чем-то спорили, но как только своё место заняла мама, споры прекратились, и отец встал, чтобы разлить по чашкам ароматный чай. Эрик из вежливости отхлебнул пару глотков напитка, отказался от сладкого, ссылаясь на то, что никогда его не любил.       Роуз уплетала уже третий кусок, я доедала первый и теперь слушала, как мама выпытывает у Эрика, хорошо ли я там в Бесстрашии питаюсь, а то я слишком худая.       — У нас разнообразная кухня, каждый волен выбирать, что ему есть. Для гурманов повара даже могут приготовить что-то особенное. Но еде мы не посвящаем время, для нас главное физическая подготовка. Важно всегда оставаться в отличной форме. Её худоба не связана с недоеданием, миссис Стефани, — улыбнулся Эрик, — под тканью прокаченные мышцы.       Эрик протянул руку и коснулся ею моего предплечья, жмякнув за него.       — Вы знаете, я как мать, всегда буду волноваться о таких вещах, — оправдывается она и смотрит на меня.       — Конечно, я всё понимаю, — кивает он.       После обеда мы с Эриком идём в комнату к Роуз. Наконец разглядываем рисунки, которые заинтересовали меня ещё в первый раз, где я была изображена с волкодавом. Рисунков добавилось. Их уже три пухлые тетради.       — Рисует день и ночь, — мама сидит напротив нас и тоже листает рисунки. — Особенно после того, как её забрали в эрудицию.       — Этот момент лучше не вспоминать, — требует отец и уводит маму из комнаты.       — Да, конечно, — соглашается она и передаёт нам тетрадь, выходит, прикрывая за собой дверь.       Я достаю листок, нарисованный мной после пробуждения, и показываю ей.       — Роуз, где те рисунки, в которых ты рисовала тоннели и меня? — спрашиваю я.       — Здесь, — она подходит к шкафу и вынимает из вороха одежды папку, которую она явно скрывает от родителей. Подходит к нам и садится между мной и Эриком. Мы открываем папку и достаём листы.       Всё в чёрно белых тонах. Заштрихованное, словно наспех зарисованное. Я вижу полутёмный коридор и точки вокруг себя.       — Это была моль, — говорю я, показывая пальцем на точки.       — А потом ты шла куда-то, — говорит мне Роуз и достаёт лист, на котором она изобразила меня с двумя лезвиями, наскоро зарисовывая фигуру, но у меня узнаваемая стрижка каре.       — А потом свет включили, — Роуз кладёт себе на колени листок, на котором много красного цвета карандаша. Залит кровью пол. Я сижу у тела обезглавленного человека. Насчитываю семь убитых.       — Значит, у тебя есть та странная дверь на рисунках? — задаю я вопрос Роуз, и она кивает. Снова роется в листках и подает мне один. Его забирает Эрик.       — Ну точно. Такая она и была, и ещё снизу жёлтая прерывистая полоса.       — Я что-то такое подобное видел, — говорит Эрик задумчиво. — В Эрудиции. Но без такого отпирающего механизма.       Мы вместе смотрим на рисунки Роуз. Длинные коридоры, тупики.       — У тебя есть рисунок с ржавой дверью? — спрашиваю я сестрёнку.       — Нет.       — Это вход в эти самые тоннели.       Эрик собирает рисунки.       — Котёнок, мы их у тебя на время заберём, хорошо? — укладывает он их обратно в папку.       — Хорошо, — кивает она.       — Ты как что-нибудь увидишь подобное, ты сразу говори папе, а он будет передавать нам, поняла меня? — обнимаю я сестрёнку на прощание.       — Да.       — Ну всё. Нам пора.       Мы выходим в коридор. Прощаемся с моими родителями, я обуваюсь. Эрик пожимает руку отцу на прощание. Обмен служебными фразами, и я снова выдыхаю, когда мы спускаемся в лифте на первый этаж.       — А они… милые, — говорит он мне, подбадривая.       — Ага.       — В тапках ты смотрелась особенно мило, — говорит он второе «мило» за эту минуту.       — Ага, — киваю я.       Мы приезжаем домой, раскладываем рисунки на кровати и долго вглядываемся в каждый. Эрик берёт старую карту города, держит её в руках, и мы ищем сходство.       — Чикаго имеет «двойное дно», — говорит он. — Город поднимали на сваях, его постоянно затапливало. Нижний этаж в момент бомбёжки города был частично завален, но кое-что, конечно, уцелело. В обязанности Марка входила разведка этих зон. Надо порыться у него в записях.       — А если привлечь к этому Эвелин? — взглянула я на Эрика.       — А если у них там секретные ходы? — вопросом на вопрос ответил он.       — Тогда, конечно, не скажет.       — Предлагаю сначала нам всё выяснить самим, а потом, если что, подключать анархистов.       — Не надо их. Есть же Фор.       Эрик хмыкнул.       — Сначала сами всё выясним.       Я кивнула.       — Ладно. С чего начнём?