Ночь темна и полна звёзд

Северус Снейп бежал по высохшей траве. Маска Пожирателя немного неприятно давила на лицо, но времени даже на лишний вдох у него не было. Лишь когда он нырнул за огромный валун, он позволил себе навести палочку на лицо, точнее ту самую маску, и наложить на неё заклинание облегчённого веса, слетевшее в пылу сражения. Лёгкий треск и вибрации валуна, на который Северус опёрся спиной, сообщили ему, что заклинания в след ему всё так же летели. — Что, Колба, страшно? — спросил у него Пожиратель, время от времени бросающий странные проклятия из-за другой оконечности валуна. — Там три десятка авроров. Пока не прибудет Лорд, это место грозится стать адом на земле. Так что да, Лис, мне страшно, — ответил Снейп, опознавший по голосу Эвана Розье. На поле боя они всегда пользовались кличками, чтобы никто не мог услышать их настоящих фамилий. — Вот вы где! — проревел в двух шагах чей-то голос. Северус автоматически создал «Протего Инкантум», прикрывая себя и Эвана от того направления, откуда к ним приближалась одноногая фигура в плаще. — Грюм! — выкрикнул Розье, — Саратамма Урга! Тот уклонился, посылая сразу три Ступефая в щит Снейпа один за другим. — Флагранте! — тонкий хлыст соткался из воздуха и хлестнул Аластора Грюма по лицу, отхватив кончик его носа. Не успевший отклонится аврор, ошарашенно сделал шаг назад, схватившись левой рукой за окровавленный нос и лицо. — Беги, Колба. Этого я сейчас уложу сам, а ты помоги остальным. Снейп молча кивнул, снял щит, и бросился за следующий валун, затем влево, в кусты, за дерево, чтобы летящие со стороны атакуемого дома вспышки не достали его. Он оглянулся по сторонам, чтобы увидеть дальнейшее направление для бега, но взгляд его споткнулся на брошенном Розье, который отступал под градом проклятий. Северус вскинул руку с палочкой, чтобы помочь другу, но тут щит Эвана рассыпался серебристыми искрами, и Розье взорвался изнутри. Его голова приземлилась точно у ног ошарашенного Снейпа, и тот, не вполне понимая, что делает, схватил оторванную голову друга за волосы и аппарировал. *** Северус проснулся в своей комнате, хватая ртом воздух. Так было всегда, когда снился этот сон, а снился он часто. Память о том дне всё ещё не отпускала его, хотя на дворе был уже девяносто пятый год, а не восьмидесятый. Вспомнился ещё более поехавший Грюм, которого Дамблдор в этом году пригласил преподавать. Вспомнился грёбанный Святочный Бал в этом году, и тот единственный бал, который он посетил во времена своей учёбы — новогодний бал у Розье. — Прости, Эван. Северус был не уверен, сказал он это вслух, или просто подумал, но настроение с утра было сразу ужаснейшее. На завтраке профессора были почти в полном составе, что было и не удивительно — за несколько дней до дня святого Валентина подростки начинали понемногу сходить с ума, и не было ни единого приёма пищи, чтобы кто-то не начал драку или ссору из-за партнёра/партнёрши на праздник. — Северус, попробуйте вон ту баранью вырезку, — добродушно сверкая глазами, произнёс директор Дамблдор, — Она сегодня особенно нежная и вкусная — самое то для предстоящего тяжелого дня. — Конечно, директор, — немного скривившись, сказал Снейп. Перечить Дамблдору в таких мелочах смысла не было, и он левитировал себе в руку тарелку с обозначенной вырезкой, после чего положил себе пару кусочков ещё тёплого мяса. — Ой, Северус, а дайте-ка и мне попробовать, — послышался голос слева. — Конечно, Аврора, — он передал блюдо, и попытался изобразить на своём лице что-то более нейтральное. Пускай он не был дружен ни с кем из преподавательского состава, и к подобной дружбе совершенно не стремился, но к Авроре у него было чуть лучшее отношение ко всем остальным. Может, она и не помнила, как сама, будучи на седьмом курсе, научила третьекурсника, едва-едва потерявшего мать, полностью следить за своей одеждой, латать прорехи и вообще… Она тогда ему серьёзно помогла. Безвозмездно. Просто, потому что могла. Он никогда не верил в помощь за просто так, но она никогда не вспоминала ни о какой расплате, и Северус сам назначил себя должным. Должным хотя бы просто более ровно к ней относиться. — Спасибо, Северус. Очень вкусно, — сказала она так, будто это он приготовил, или, на крайний случай, посоветовал ей эту вырезку. — Пожалуйста, — с небольшой заминкой ответил он ей. *** Гриффиндорцы оставались безалаберными идиотами, а рейвенкловцы — мечтателями, вообразившими себя гениями. Но несмотря на это, две пары с пятыми курсами прошли довольно успешно, и настроение улучшилось. Нет, оно было и без того неплохим, ведь Грюм не показывал свою рожу на завтраке, а на обед Северус просто не пошёл. Перед ужином Снейп решил сделать себе небольшой подарок и не проверять эссе четвёртого курса Гриффиндора, чтобы не видеть там фамилию и бездарность Поттера, так что на вечерний приём пищи зельевара явился в почти хорошем настроении. Испортил это настроение, всё же выползший из своей конуры Грюм. А чуть не умудрилась добить Помона Спраут, заявившая: — Я сегодня чувствую себя не лучшим образом, Северус. Прости, но тебе, наверное, придётся дежурить ночью одному. Профессор Макгоннагал тут же переспросила коллегу о её самочувствии, а Северус, одновременно думая о том, какими ещё коридорами ему придётся пройти этой ночью, помимо привычных, спросил: — Я могу сварить какое-нибудь зелье, чтобы помочь? В конце концов, с профессором Спраут дежурить было спокойнее всего, ведь она всегда ходила так, чтобы действительно поймать мелких наглецов, нарушавших ночную безопасность, и Снейпу не было необходимости лишний раз подниматься выше, чтобы проверить, скажем, за Флитвиком, который часто закрывал глаза на проделки учеников. — Нет-нет, что ты. Поппи уже дала мне зелье, но я когда выпью его, так проснусь почти впритык к первой паре завтра утром… — Понятно, — кивнул он, погружаясь в свои мысли. — Я могу выйти вместо вас, — подала голос Аврора, — Я дежурила две ночи назад, а следующее дежурство у меня только через полторы недели, так что потом отдежурите за меня как-нибудь и всё. — Что скажешь, Северус? — Отличная идея, — пожал плечами зельевар, выражая своё привычное безразличие. — Вот и славно. Решено, — хлопнул в ладоши Дамблдор, и колокольчики мелко зазвенели в его бороде. *** — Кого-то поймали, Северус? Они встретились там же, где и договаривались, у башни с часами, то есть ровно на половине маршрутов друг друга. — Нет. Никого. — Я тоже, — развела она руками, — Может тогда пройдёмся вместе? В четыре глаза да четыре уха может и услышим кого-нибудь. Он хотел возразить, но решил не ссориться с коллегой. — Можно пройтись. Они ступали бесшумно — заклинания отлично заглушали и звуки одежды, и звуки шагов, и даже дыхания. Казалось, они два привидения, что бесшумно летят бок о бок сквозь пустой замок. Коридоры, лестницы, пустые классы, которые больше всего любили парочки влюблённых и нарушители всех мастей… Хогвартс будто вымер. Иного объяснения, как и почему ученики единодушно решили не нарушать правила, Северус придумать не мог. Они возвратились к часовой башне, когда та начал отбивать четвёртый час утра. Её звон, пусть и казался негромким из всех остальных уголков замка, но прямо внутри неё был достаточно заметным, и когда Аврора заговорила, то сделала это в полный голос: — Что для Вас ночь, Северус? Зная любовь Авроры к преподаваемому предмету, он помедлил с ответом, но всё же решился на откровенность: — Ночь темна и полна ужасов. — С Вашим прошлым… Быть может. А для меня ночь полна звёзд. Они одиноки, но они вместе в созвездиях на ночном небе, — сказала она, поглядев сквозь окно на небосвод. Северус не ответил. — Спокойного дежурства, — улыбнувшись, сказала она, и вышла в коридор, ведущий в другую часть замка. — Взаимно, — тихо сказал он. *** Утром, он смог поймать несколько часов сна, вплоть до завтрака, и ни одного ученика. Что же, начиналось четырнадцатое февраля, и мелкие пакостники вполне могли набираться сил для предстоящего балагана имени всех влюблённых. Под двери кабинета Северуса кто-то успел протолкнуть с самого утра валентинку, да ещё и так, чтобы не потревожить его заклятий. «Старшекурснице скучно» — подумал он, но всё же не сжег знак внимания моментально, а поднял в воздух левитацией и раскрыл. «Я ближе, чем ты думаешь, и теплее, чем кажусь» — было выведено каллиграфическим почерком на валентинке. Эти слова почему-то его задели, и он отправил признание в стол, чтобы потом, по почерку, найти проказницу, и наказать за любовные глупости по отношению к преподавателю. За завтраком Аврора то и делала, что громко зевала и извинялась за это. — Бурная ночка? — весело улыбнулся и подмигнул ей Флитвик. — Ага, — улыбнулась она в ответ. — А Вы как спали, Северус? — тут же обратился полугоблин к зельевару. — После дежурства — как убитый, — ровным тоном ответил Северус, по привычке не поддерживая шутку. Настроение испортилось. Эван когда-то тоже так шутил, но тогда Северусу было смешно. А теперь он забыл, как это. — Директор, я бы хотел уточнить кое-что по поводу чар на лабиринте для последнего испытания, — тут же повернулся Филиус к Дамблдору. — Прошу прощения, дорогой Филиус, — ответил директор, который явно ел в спешке, — У меня через полчаса заседание в Визенгамоте, а потом пара судебных разбирательств в малом составе. Давайте сегодня ночью на дежурстве пройдёмся вместе и поговорим об этом в деталях. Вас устроит? — О, конечно-конечно. *** День улучшения настроения Северусу не принёс. Три драки в коридорах, зачарованные купидоны с валентинками, и девочки всех возрастов, на каждом уроке просившие рассказать о любовных зельях — всё это вместе и по отдельности лишь сильнее и сильнее раздражало. На ужин Снейп не пошёл — заказал у эльфов себе пару сытных блюд, после чего отправился ко сну, раздражённо ворча, что так и не нашёл сегодня ни времени, ни сил заняться каким-нибудь экспериментом. Сначала он довольно долго ворочался и не мог уснуть, а затем… Ему приснилась Лили. Она редко приходила к нему во снах. Ещё реже она приходила без упрёков в предательстве и убийстве её семьи, пусть даже этой семьёй был чёртов Поттер. Нет, в этот раз ему приснился тот летний момент, после третьего курса… Они сидели под их деревом, ярко светило солнце, от жарких лучей которого они спрятались в тени. Тёплый летний ветер развевал волосы Лили, что положила голову ему на грудь. Сам он при этом читал книгу… Не важно какую, да и не помнил он. Лишь казалось, что эта книга — самое важное, что в тот момент есть на свете. Гораздо позже он понял, что важнее была Лили. Тёплое, маленькое солнышко, что грело его, пока не погасло… Но и сейчас, во сне, она грела его. Так тепло. Так хорошо. Будто он никогда не становился слугой Волдеморта, а она — женой Поттера. Будто не было всех этих лет войны, лишь долгое и счастливое детство, с такой же долгой и счастливой юностью… Будто никто не умирал ради бессмысленного передела власти… Будто все друзья были живы, и не боялись, что ночью их дом сгорит, а над ним развернёт свою пасть Чёрная Метка Волдеморта… Будто… Он проснулся, как от разряда молнии. Долго лежал молча в темноте, не видя ничего, не чувствуя своего тела. А затем осознал. Тепло из сна никуда не ушло, а так же грело его грудь. Он повернул голову и… Выскочил из собственной кровати, подбирая палочку и зажигая Люмос. — Прости, — с виноватым видом произнесла Аврора, лежавшая на его кровати. Он застыл в онемении, не зная, что сказать. Будь это кто-либо другой, и он бы уже пинками и боевыми проклятиями выгонял наглеца из постели и комнаты, но ей… Он не решался сказать и слова. — Прости, Северус. Ничего не могу с собой поделать. Он медленно моргнул и покачал головой: — Не понимаю. — Это я написала ту валентинку. Это я подговорила Помону притвориться больной. Мне одиноко, Северус, понимаешь? — она сначала села на кровати, а затем встала и сделала шаг к нему. Светлая, полупрозрачная ночнушка при этом облепила стройную, почти что идеальную, фигуру, которая совершенно не показывала признаков старения. По крайней мере, никаких из тех, что он мог увидеть. — Нет, — помотал головой он. — Что? — Это неправильно. — Что неправильно? — переспросила она, склонив голову набок, — Ты одинок, и я тоже. Что здесь неправильного или неестественного? — Аврора… Как бы я к тебе ни относился… — А как ты ко мне относишься? — с лёгкой хитринкой в голосе задала вопрос женщина. — Я не хочу испортить этого всего. — Я сама пришла, мне и портить, — пожала плечами та. — Ты не понимаешь… — Объясни. — Если потеряю… — Так не теряй. — Если всё сломаю… — Так не ломай. — Ты не… — Чшш… — она приложила палец к его губам, — Ни слова больше. Ты ложись, и я лягу рядом. Если ты ничего не хочешь, ничего не будет. В эту ночь, я просто побуду с тобой, ладно? Он поджал губы, но с места не сдвинулся. — Мне нельзя. Лили… Эван… кто был мне дорог — все уходят. Все умирают. Все умирают рядом со мной, — сказал он, и едва не задохнулся, когда его горло сжалось, а на глазах выступили горькие слёзы. — Я — не все, Северус. Я ближе, чем ты думаешь, и теплее, чем кажусь. И если ты потерялся в тёмной ночи́, позволь я побуду твоею звездой. На нетвёрдых ногах он добрался до кровати. Она легла рядом и стала напевать какую-то песню так, что он едва-едва мог слышать. Последней мыслью, перед тем как он заснул, была: «Лишь бы всё это не исчезло, когда я проснусь.»