Я писал о тебе

— Как дела с работой? — сходу интересуется Валера, присаживаясь на диван в квартире друга. — Давно мы с тобой не виделись. Да и не общались… Действительно, после того, как валера уехал в Германию, они даже общаться стали реже, что не радовало обоих, но работа забирала всё время. А ведь обоим не хватало общения. Особенно Ярику. Он уже давно начал ощущать острую потребность во внимании Чубенко. Сначала думал, что он сошел с ума, раз его так по-дикому ломает от лучшего друга, с которым они и так виделись нечасто, но потом понял. Он влип. По самую макушку утонул в любви к тому, от кого он никогда в жизни не получит взаимности. Конечно, были мысли, что это пройдёт, но не прошло. И отношения с девушками не помогали. С каждым месяцем, особенно после уезда Валеры в Берлин, становилось всё тяжелее. Невыносимо тянуло к нему, не хватало с ним общения, физического контакта… Когда тот жил в Москве, обычных объятий при встрече хватало, чтобы ненадолго утолить такильный голод. Но лишь ненадолго. Было тяжело держать себя в руках, не пялиться на него, не трогать, когда всё существо тянулось к нему. И, о чёрт, как же его сводили с ума его действия: то мимолётно коснётся его ноги под столом на какой-то общей встрече; то слишком красиво оденется на встречу; то он случайно встретит его в своей квартире в одном белье, только что из душа. Как будто специально дразнил. Вертелся, как уж на сковородке, а трогать себя не позволял. Как говорится: «можешь посмотреть, но трогать не смей». А смотреть уже не было сил. И сейчас он наконец приехал. Снова с каре, прямо как тогда, когда всё началось. С новыми тату, с новым пирсингом. Другой, но такой же родной, пусть и после долгой разлуки. — Ну как всегда. Ты же знаешь, — пожал плечами Степанов, боковым зрением ловя каждое движение. Он скучал. Но не мог прикоснуться к нему. Снова. Сука. — Вот, песню выпустил совсем недавно. — А… Я слушал. Слышно, что улыбается. А Ярик специально не смотрит — знает, что начнёт пялиться. А если он угодит в эту пропасть, то ему точно конец. — Да? И как тебе? Всё-таки Степанов повернулся к нему, ожидая ответа. Чёрт, он слишком красив. Ещё и накрасился, будто для него. — Мне понравилось. Вот, даже накрасился. Чубенко улыбнулся, показывая накрашенные глаза. Если бы он знал, как на него пялятся, пока он показывается. — Похож, — пожирая Чубенко взглядом улыбнулся Ярик. Как ему хотелось прикоснуться к нему. Обнять, прижать к себе, поцеловать. — У меня в чатике шутят, что ты писал про меня. Сердце пропустило удар. Твою мать. Он не мог признаться, что в половине песен, которые несли с собой тему любви, он обращался к Валере. Хотел взаимности, контакта, но получал только больше боли. Он часто обращался к Валере в самых разных песнях, надеясь, что никто не додумается до истины. Но неужели, кто-то понял? Понял, что Ярик во время сочинения очередного трека видит Валеру перед собой и совсем не как друга. И блять внизу живота приятно потянуло от таких мутных фантазий, как Валера скулит под ним и просит. Ярик не заметил, что на несколько секунд завис, смотря на экран телефона, на котором не было абсолютно ничего. Экран телефона и время. Вечер. Вспомнилось, Что чубенко просил «приютить» его ровно до того момента, пока он не найдёт квартиру (стоит ли говорить, как Ярик был рад, что любимый вернулся в Москву?). Теперь не самые цензурные фантазии казались более чёткими, пусть Степанов и понимал, что, скорее всего, ничего не случится, и ему придётся задыхаться, лишь бы Чубенко не слышал, как он без единой капли стыда дрочит на его выдуманный образ. — Ты чего? Эй, — Валера ткнул друга в плечо, от чего тот ощутимо вздрогнул. Тело как будто током обдало. — Земля вызывает Ярика. — Прости… Что-то задумался, — отмахнулся парень, старательно отгоняя грязные фантазии. — Да, конечно, писал именно про тебя. Губы растянулись в улыбке, чтобы скрыть ту неловкость, которая случайно повисла между ними. Он старался всё перевести в шутку. Кажется, он начинает сходить с ума. Но скрыть свой голодный взгляд ему не удалось. Чубенко видел, как его пожирают взглядом. Как его хотят. — И представлял меня, когда писал про секс? Что? Ярик не был уверен, что ему это не послышалось. — Ты шутишь? Он старался сделать вид, будто это просто шутка. Только вот Валера не улыбался. Пристальный взгляд его голубых глаз прожигал дыру в груди. Нет, нельзя, чтобы он знал правду. — Нет конечно. Как я могу думать о тебе, когда пишу песни? — А я ж думаю… Секунда и Чубенко уже на коленях «друга». Какая там дружба, когда он разрывается на части от такой плохо скрытой любви Ярика? — Что ты.? Не договаривает Ярик, ощущая прикосновение горячих рук к собственной груди. Они скользят выше, хватают ворот футболки и тянут ближе, сокращая расстояние и увеличивая желание. В штанах становится теснее. — Я не могу больше это терпеть блять, — выдыхает в самые губы Валера, до побелевших костяшек сжимая чужую футболку. — Сколько ты ещё будешь ходить вокруг меня? Сколько мне ещё ждать чуда? Он говорил ровно, не повышая голоса, но чувствовалось раздражение. И чёрт, он был так близко. Он, твою мать, сидел верхом на Ярике. — Что ты имеешь ввиду? — он не верит, что это всё происходит. Напряжение растёт в геометрической прогрессии, ощущается почти физически. — Сука, — Валера начинает злиться. Так, как Ярик любит. Хмурится, скалит зубы, тянет ближе, сокращая расстояние между губами до смешного расстояния. А в ответ получает только влюблённую улыбку. — Блять, только не говори… Он вздрагивает, чувствуя, как горячие руки ползут выше по его бедрам, медленно перемещаются на талию и прижимают ближе. Да он и не против. Прогибается в спине, лишь бы прильнуть ближе к груди любимого человека. Раздражение отступает. Вместо него приходит вязкое возбуждение, которое давит на него уже столько времени. — А сколько ты собирался терпеть? — спрашивает Ярик, смотря прямо в глаза. Он его взгляда по коже бегут мурашки и становится жарче. — Я… Руки осторожно поднимают футболку и скользят выше, оглаживая спину. Хватка постепенно ослабевает. Он тает. Чувствует, как плавится под этими прикосновениями. И льнёт ближе. Он нуждается в этих ласках. — Ну так что? — Я не знаю… Но сил терпеть уже нет… Ты как будто специально не видишь моих сигналов… Валера медленно перемещает руки на шею Степанова. Ощущает ладонью, как пульс на шее любимого учащается от приятной щекотки. Он старается не отводить взгляд от любимых глаз, но с каждой секундой ему всё тяжелее. Возбуждение, осевшее внизу живота, жжёт внутренности. И чёрт бы его побрал за то, что сегодня он надел такие узкие джинсы. Теряя терпение, Валера трётся бедрами о каменный стояк Степанова. — Блять… Ярик не выдерживает первым. Он наконец накрывает губы Чубенко своими. И вот оно, наконец-то, но стоит Валере расслабиться, как он отстраняется, оставляя после себя только разочарование и заставляя только расстроенно застонать. — Куда?.. Валера хнычет, как маленький ребёнок. Льнёт ближе, сильнее трётся о пах любимого, выпрашивая заветные ласки. Прикрывает глаза, утыкаясь в плечо Ярика и стонет от невыносимого желания. В этот же момент его подхватывают на руки, что заставляет обхватить шею любимого руками и прижаться ближе, лишь бы не упасть. Несколько секунд спустя и он ощущает под собой мягкую кровать. И бежать некуда: сверху нависает Ярик. В ночном полумраке его плохо видно, но как только глаза привыкают, Валера замечает его потемневшие глаза. Он прерывисто выдыхает. В голове всплывают такие неприличные фантазии, что по телу проходит волна жара. Окончательно Валера забывается, когда наконец получает заветный поцелуй. Теперь никто тянуть не собирается: Ярик нетерпеливо толкается языком в приоткрытый рот и встречается с чужим языком. Он так долго ждал этого момента. Поцелуй длится недолго. Когда Ярик отстраняется, Валера расстроенно стонет и тут же чувствует горячие губы на своей шее. Щекотно, но он всё равно откидывает голову назад, позволяя любимому покрывать кожу влажными поцелуями. Ярик обводит языком черные линии на шее, чувствует, как венка на шее бешено бьётся. Каждое прикосновение отзывается внутренним трепетом в теле Валеры. Когда же Степанов засасывает чувствительную кожу и чуть прикусывает её, тут же зализывая почти незаметный багровый след, тело как будто пронзает электрический разряд. Чубенко рвано выдыхает, чуть прогибаясь в спине. Хочется ещё. Каждый такой засос как будто горит. И Валера, не смотря в зеркало, скажет, сколько следов на нём оставили. Ярик снимает с любимого футболку и продолжает исследовать его татуировки губами и языком, вызывая дрожь и тихие стоны. Ни один сантиметр кожи не остаётся без внимания. Он опускается ниже и проводит горячим языком по затвердевшему соску и захватывает его губами, на второй чуть надавливает большим пальцем, вызывая у Валеры глухой стон. — Ярик… Хватит… Он понимает, о чём говорит Валера. Рука опускается ниже, проводит одними кончиками пальцев по животу и чуть сжимает пах парня. По телу проходит волна возбуждения и Чубенко выгибается, скуля сквозь зубы. — Сними с меня уже эти чёртовы джинсы!.. — скулит парень, сжимая руками простыни. Это уже невозможно терпеть. Когда же надоедливые джинсы оказываются на полу, вместе с нижним бельём, на Валеру нацеливается слишком пристальный и голодный взгляд. Ему неловко, но останавливать Ярика он не намерен. Слишком стыдно и одновременно хорошо лежать так. Он наслаждается. — Сука, как же ты прекрасен. По телу разбегаются приятные мурашки. Ярику нравится. — Настолько прекрасен, что ты не собираешься продолжать? Ярик поднимает глаза, в которых черти хороводы водят, и Валера тонет. Уходит под землю от этого взгляда. — Твою мать… — Что? — Если ты будешь так на меня смотреть, то я кончу раньше времени, а я не хочу этого. Ярик усмехается, обнажая зубы, и стягивает с себя одежду. На секунду он встаёт с кровати, чтобы забрать с тумбочки смазку, и не даёт себя рассмотреть. — Ну куда?.. — расстроено тянет Валера, наклоняя голову, чтобы не отвлекаться от созерцания любимого ни на секунду. — Ты ж не хочешь боль чувствовать? — в ответ он слышит отрицательное мычание и наконец возвращается к Чубенко, заставляя его задохнуться от восторга. — Ну вот. Значит дай мне немного времени тебя растянуть. Он выливает немного смазки на ладонь, чтобы разогреть её, а Валера уже послушно раздвигает ноги. Возбуждение приятно тянет в паху от вида такого Валеры. Такой послушный и открытый. И только для Ярика. — Ты такой нетерпеливый, — усмехается Степанов. Но Валера удивляет. Он переворачивается на живот и приподнимает бёдра, глядя на Ярика через плечо. — А я так хочу, — улыбается, как чеширский кот. — Ты меня с ума сведёшь, прежде чем мы успеем потрахаться. Валера только тихонько смеётся, вставая на колени и ещё больше открываясь перед любимым. Терпеливо ждёт прикосновений и вздрагивает от холода смазки. Непроизвольно он сжимается и тут же расслабляется, впуская в себя палец Ярика. Не верится, что он дождался этого момента. — Блять… Ещё… Одного пальца ему чертовски мало. Это надоело уже давно. У Ярика пальцы короче, но они не такие худые, как у Валеры, от чего ощущения только прекраснее. — Ты что, уже и сам себя трахал, представляя, что это я? Он вгоняет второй палец, входит чуть ли не до самых костяшек, а Чубенко подаётся бедрами ему навстречу и только выше задирает задницу. — Да… Думаешь, мне легко было в Берлине?.. Пальцы задевают комочек нервов и тело как будто током пробивает. С губ срывается рваный стон. Это настолько приятно, что даже немного болезненно. — И сколько же раз ты так делал? Ярик ещё раз затрагивает простату брюнета и специально надавливает на неё, а Валера захлёбывается стоном, толкаясь бёдрами навстречу пальцам. С члена уже капает смазка, оставляя на простынях пятна. Хочется дотронуться к себе, но что-то останавливает. Это мучительно сладкое ощущение сводит с ума. — Я… Я не помню… — он сжимает руками простыни, ощущая внутри уже третий палец. — Я не считал… Но с тобой определённо приятнее. Терпеть всё тяжелее. От того, что его трахают пальцами, становится буквально плохо. Ему надо больше. Смазка течёт между ягодиц оставляя на коже холод. Тело реагирует болезненными судорогами. Он ходит по грани — чувствует, как его накрывает, но не может достичь оргазма. И в этот момент Ярик выходит. Валера расстроено вздыхает, чувствуя неприятную пустоту. Остаётся неприятный осадок от того, что ему не дали кончить, но всё это сразу уходит на второй план, когда ярик наконец входит. Чубенко не успел рассмотреть член, который он так хотел в себе, но сейчас это было неважно. Его полностью устраивало всё. Он только двинулся бёдрами навстречу Ярику, подрагивая от вязкого возбуждения, и протяжно застонал, когда в него толкнулись первый раз. Ощущения были чудовищно приятными. — Ещё… Прошу… От резких толчков Степанова голос стал срываться на неприлично громкий скулёж. Он выстанывал имя любимого, подаваясь бёдрами назад, слыша пошлые шлепки. Член неприятны ныл, прося внимания, а ноги начало сводить от подходящего оргазма. Почему-то хотелось грубости. И Валера просил. Толчки были сильнее и в какой-то момент его схватили за волосы и чуть потянули вверх, заставляя подняться на локти. И сука, лучше бы не поднимали. Он только сейчас заметил зеркало, стоящее напротив. Тело обдало новой волной жара. Его снова потянули за волосы, заставляя подняться на колени, и обняли рукой поперёк груди. — Заметил, — шепнул в самое ухо Ярик, глядя на Чубенко через зеркало. От того, насколько пошло всё это выглядело, Валера закусил губу. Ему нравилось. Было чертовски стыдно, но как же это было красиво. В него толкнулись, от чего Чубенко заскулил, откидывая голову на плечо любимого. — Я кончить хочу… Ни слова больше. В него начали толкаться так, что оргазм подступил слишком быстро. Ярик попадал прямо по простате, заставляя теряться в собственных ощущениях. Обхватил рукой член Чубенко и начал двигаться в такт своим движениям, сжимал его и надавливал пальцем на головку. И наблюдал за всем этом, глядя в зеркало. Не упускал ни единого момента, сжирал любимого взглядом. И Валеру наконец накрыло. Он застонал неприлично громко, кончая в чужую руку. Ноги неприятно свело от оргазма, и он почувствовал, как его изнутри заполняет теплая жидкость и течёт по бёдрам.

***

Утром всё уже казалось таким, будто бы всегда всё так и было. Валера по-хозяйски развалился на кровати, укрывшись одеялом с головой. И он выглядел так, будто всегда тут жил. Ночью парни убрали все последствия своего любовного взрыва, привели себя в порядок и улеглись спать. Валера даже позволял себя обнимать, хотя он сам по себе нетактильный человек. Вернее, он сам подлез в объятия, чтобы его приласкали и поцеловали. Как будто ему было мало. Всё теперь как будто было на своих местах. Всё случилось так внезапно, но чувствовалось, что так и должно быть. Случилось всё правильно. Зато теперь они определённо будут счастливы.