Паршивое увлечение

Сланцево-серый. Именно это пришло Ханни в голову, когда она уже привычно проскочила через шлагбаум в метро, будто не перепрыгнула его ранее. Заплатить почти полторы тысячи вон за пятнадцатиминутную поездку на метро с работы казалось настоящим преступлением по сравнению с быстрым, но не совсем законным вариантом проскальзывания сквозь местное ограждение. В этот раз можно обойтись и без ненужных поездок на работу, закройся ресторан на Рождество, однако девушка все продолжала следовать вперед, обходя людей в толпе. Вновь возвращение домой под вечер и поедающие голову мысли, вьетнамка бросила бы ненавистный способ заработка еще в первом семестре колледжа, если бы не неприличное количество чаевых, которые удавалось получить после каждой смены. Раз уж для того, чтобы заплатить за квартиру, нужно девять раз в час отдавать богатым старым бизнесменам их проклятое пиво, так и быть, выхода как такового не наблюдалось в любом случае. Только вот холодный зимний воздух быстро привел девушку обратно в чувства. Правильно, сланцево-серый. Всё в этом городе — невыносимый оттенок серого. Проходя мимо почерневшей слякоти, покрывающей тротуар по обе стороны от нее, Ханни слышит двигатели машин, скапливающихся на дороге, около которой спешно проходила. Бетонные стены, мрачные крыши и асфальтированные полосы, которые служат ей своеобразной дорожкой из желтого кирпича, ведущей домой; Фам повыше закинула сумку на плечо, включила музыку погромче, чтобы заглушить непрекращающиеся гудки автомобилей, пытающихся добраться домой до праздников. Привычный маршрут, протискивание через расшатанную доску старого забора, которую она обычно использовала как кратчайший путь. Таунхаус, что неохотно хотелось называть домом, показался сразу за углом, вьетнамка, как обычно, шумно копалась в собственной сумке в поисках ключей, приближаясь к ступенькам, ведущим к двери, когда раздался знакомый голос: — Лучше смотри под ноги, а то споткнешься, — Подняв глаза, дабы приметить знакомое лицо и незнакомый цвет волос, Ханни остановилась прямо перед лестницей, на которой сидела девушка. Хо Юнджин находилась на верхней ступеньке крыльца, плотно накинув на плечи кожаную куртку — единственное, что спасало от холода в данный момент. С ней удалось познакомиться, когда младшая все еще обучалась на первом курсе, а Юн — на втором, если язык вовсе поворачивался назвать это дружбой или адекватным знакомством. И вот старшая вновь сидит на пороге знакомого здания, как потерявшаяся собака. — Даже не знаю, рада ли я твоему появлению, — Фам спешно снимает наушники, в то время как Юнджин улыбается. — Может соврешь и скажешь, что рада? — Попытка Юнджин выразить сочувствие не пришлась по вкусу ушам, которые слишком привыкли к ее оправданиям, отчего пришлось опустить глаза на покрасневшие костяшки своих рук и попытаться огреть их теплым дыханием, — Я ждала тебя целую вечность, если что. — Ты же знаешь, я работаю по четвергам, идиотка. И долго ты здесь? — Около часа. Ханни переводит взгляд на окно, темнота. — Даниэль нет дома? — Она бы все равно меня не впустила. Ханни с отвращением вздохнула, когда Юнджин начала рисовать узоры на свежем снежном покрове, а ведь выходило правда неплохо, даже красиво. Начался чертов снег. Уличные фонари мигают, а у недо-собаки в лице Хо нос все сильнее краснел, медленно покрываясь снежинками. Счастлива младшая или чертовски зла. Понять невозможно. — Чэвон снова выгнала тебя? — Уже рутинный вопрос задает Ханни. — Разозлилась, что я сорвала вечеринку ее подруги, — Старшая фыркнула и сунула руки обратно в карманы, бросив попытки рисовать дальше, — Ведет себя так, будто не она украла вчера сотню из моего бумажника, я ведь только получила зарплату... — Хочешь я попробую ей позвонить? — Нет, к утру она будет приставать ко мне с расспросами о том, где я шлялась все это время. Всегда было трудно объяснить словами отношения Юнджин и Чэвон, если их вообще можно так назвать. Друзья, может передрузья. Во всяком случае делают намного больше, чем то, что друзья должны делать как приятели. Они не встречаются — по крайней мере, Чэвон тошнило от каждого вопроса вьетнамки на данную тему. ' С ней просто хорошо спать, вот и все. Эта гребаная неудачница половину времени просто валяется на моем диване, потому что не хочет уходить утром, когда я ей говорю. И прекрати допрос о Юнджин, ладно? Разве я веду себя так, будто, блять, влюблена в нее или что-то в этом роде? Тьфу, она сказала тебе? ' — Если дословно передавать слова Чэвон. Ханни же перестала спрашивать после этого о каких-либо деталях их взаимоотношений, хотя в какой-то степени это даже ее вина, какой смысл задавать вопросы Чэвон с шеей, полной свежих засосов. Задай Юнджин тот же вопрос, и она почешет затылок, говоря: ' Кажется, встречаемся? Хотя я не думаю, что даже нравлюсь ей. ' Теперь время от времени удается вот так встретить девушку на пороге дома, все просто, Ким запирает дверь своей квартиры, в которой по воле случая проживает и Джен. Возможно, это проверка на человечность Фам, впускающей старшую в дом холодной зимней ночью. Все вокруг сланцево-серое, а Юнджин в этот раз появляется с волосами, выкрашенными в незнакомый рыжий цвет. Ханни хватает ту за шиворот кожаной куртки и заталкивает внутрь здания. — Чэвон сказала, что ей нравится этот цвет, поэтому помогла с покраской. Ты что думаешь? Ханни устало сбросила ботинки куда-то на коврик у входной двери и в носках направилась на кухню, даже не потрудившись посмотреть, следует ли за ней Юнджин. С Даниэль они делили первый этаж таунхауса, не слишком большой, но и не крошечный. Единственная ванная комната, загроможденная различной косметикой, общая спальня, которая каким-то образом еще не превратилась в катастрофу. Еще два года учебы в колледже, и они мигом уберутся из этой адской дыры. По крайней мере, таков план. — Очень... Ярко, — Отвечает Ханни, — Когда ты вообще успела? Дженнифер на мгновение задумывается, пока младшая бросает свою сумку на стул, а следом за ней и пальто. — Неделю назад? Мы делали это в ванне, — Посмеивается Юн. — Ну, она неплохо справилась с этим, тебе идет. — Да, Чэвон всегда была хороша в такого рода вещах... Сняв кожаную куртку, Хо закинула ее на вешалку и направилась к подруге на кухню, облокотившись на столешницу, девушка наблюдала за действиями той. Как бы Фам не нравилось общество старшей, все же лучше не позволять слоняться без дела. Черт возьми, будь Юнджин настоящей собакой, то начала бы грызть мебель, оставленную без присмотра. — Только попробуй солгать мне, когда я спрошу, зачем ты здесь, онни. Рыжеволосая неожиданно нацепила маску невинности в знак капитуляции, как только подруга скептически взглянула на нее. — Меня всего лишь выгнали из дома, забыла что ли? — Обычно, ты идешь к Казухе, когда тебя вышвыривают, а не ко мне. Юнджин смеется, скрывать ревность точно не ее лучшая способность. — Вероятно Чэвон сейчас трахается с ней, знает, что я попытаюсь остаться у своей лучшей подруги... — Боже, действительно не могу понять вас двоих, — Рассмеялась Ханни, отворачиваясь. — Да я тоже не особо. Два шага через кухню, и Дженнифер оказывается прямо за младшей, руки ложатся на вполне знакомую талию, после чего пальцы ловко скользят под белоснежную рубашку. Такое родное тепло, от которого никто отказываться явно не собирался. — Я знала, что ты замышляешь какую-то хрень, Хо Юнджин... — Имя быстро слетает с ее губ, а следом на лице невольно появляется улыбка, — Или ты предпочитаешь "Дженнифер"? Чэвон же так тебя отчитывает? — Она больше предпочитает называть сволочью или неудачницей, правда потом очень быстро замолкает, как только я начинаю... Ханни тычет локтем в живот, прежде чем что-то еще более грубое слетает с губ этой девушки. Фам вздыхает, пытаясь отогнать тот факт, что примитивные формы ухаживаний, которым она подвергается, действительно работают и заставляют все тело покрываться характерными мурашками. — Так ты правда проделала весь этот путь сюда только для того, чтобы притронуться ко мне? — Просто подумала, что мы могли бы провести немного времени вместе, как раньше, — Хо аккуратно целует младшую в щеку, спускаясь к желанной шее. Кожа постепенно начинает гореть, а за этим дыхание сбиваться, что позволяет рыжеволосой заходить дальше в своих действиях. — Как раньше? — Тебе напомнить? Руки Джен продолжают проходиться по телу, дразня под низом ее рубашки, в попытках заставить младшую издать хоть малейший звук. На удивление первая вовсе не встречает какого-либо сопротивления, так просто ладоням дают блуждать и касаться мягкой кожи, в то время как, вздох рядом с ухом заставляет губы на шее проходиться с большей настойчивостью. — Ну же, побалуй меня, последний раз был так давно, — Издевательски шепчет Хо. Руки по-хозяйски обводят изгибы талии, теперь между ними нет как такового пустого пространства, и черт, вьетнамка так скучала по этим ощущениям. — Ведешь себя так, будто у тебя не было секса несколько лет, не собираюсь иметь дело с тобой... Рыжеволосая прерывисто посмеивается в ямочку на шее и отступает на шаг, необходимый для того, чтобы опереться на кухонный островок позади, еще одна остановка, и следом шаткая черта будет моментально пересечена, доходя до непоправимого. Ошибка. Ханни помнит, как впервые увидела Юнджин на этой кухне год назад, когда в ее организме находилось намного больше алкоголя, чем можно было себе представить. Намного темнее, намного громче, у старшей были черные волосы и такая харизма, перед которой наверняка устоять даже шансов не представлялось. Это случилось до того, как она узнала, что Джен состояла в хаотичных и бессистемных отношениях, если они вообще заслуживали, чтобы их так называли, с ассистенткой своего преподавателя по экономике. По крайней мере, из этого получилась отличная история, которую можно рассказать утром. Ханни фыркает, от одного лишь понимания, что эта сволочь до сих пор вызывает целую бурю бабочек где-то внизу живота. — Я могу быть сдержанной, когда захочу. — Сдержанной? Шутишь? Ты же помнишь, что весь мой класс по экономике узнал, о твоей интрижке с ассистенткой преподавателя? Пока однажды ты не пришла в учебное время, и она не сломала тебе нос после попытки поцеловать. — Это того стоило, — Рука Юнджин инстинктивно тянется к своему лицу, вместе с болью вспыхивают воспоминания о приемном покое скорой помощи, в которой приходилось находиться какое-то время, держась за переносицу, когда Чэвон недовольно заполняла нужные бумаги. Глаза младшей продолжают рассматривать и без того потрепанный вид Хо, и что вообще в ней можно найти? Черт его знает, тем не менее именно эти руки казались столь родными и обжигающими, заставляющими тело непроизвольно поддаваться и переставать слушаться хозяйку, которая, по всей видимости, теперь поменялась. — И какие у тебя планы? — Спрашивает Ханни, останавливаясь прямо перед подругой, пока руки довольно быстро укладываются на ее плечи, а следом скользят вниз по спине, — Сначала ты трахаешь меня, завтракаешь, а потом просто уходишь под утро? Вновь рыжеволосая приближается к чужому уху, мочку которого едва ли прикусывает зубами, слишком нравилось находиться в такой близкой позиции, а уж тем более рядом с слегка раздраженной Фам. — Как насчет того, что я трахну тебя, позавтракаю, трахну тебя еще раз и уйду к полудню? — От такой наглости вьетнамка недовольно царапает спину девушки, заставляя дернуться, пусть улыбка все равно не собиралась сходить с лица второй. От уха Юнджин медлительно опускается вниз по телу, выше только оставшиеся мокрые следы, из-за которых Ханни так нехотя покрывалась мурашками. Губы встречаются с воротником рубашки, от нее уж точно пора избавляться. — Не надоело издеваться надо мной? — Тебя это так задевает? — Младшая пристально смотрит Хо в глаза, в то время как рука со спины уверенно перемещается по талии к низу живота, а там позволяет себе опуститься ниже, покоясь на промежности девушки. — Может мне уйти завтра в десять утра? — Взгляд Юнджин опускается и начинает следить за действиями Ханни, губы инстинктивно приоткрываются от приятных ощущений, которым сопротивляться нет смысла, да и шла сюда практически именно за этим. Теперь остаются только попытки прижать вьетнамку ближе к себе. Больше давления, больше контакта. Скользкая дорожка, по которой они уже скатываются вместе. — В восемь, и не выводи меня, Юнджин, — Фам через ткань надавливает на чувствительное и, возможно, уже намокшее место, дабы подчеркнуть собственные слова, на что получает увесистый выдох. — Девять, и Даниэль даже не узнает, что я была здесь. Темноволосая улыбается и приближается к покрасневшему лицу подруги, дыхание обеих становится более затрудненным, а губы будто бы приглашали Дженнифер подписать контракт на любую грязную вещь, которую они пообещают не рассказывать никому. — Дани и без того знает о нашей связи. Юнджин укладывает свою ладонь поверх ладони Фам и начинает добровольно двигать бедрами, побуждая себя же тихо проскулить от трения. Этим действием хотелось попросить Фам перестать издеваться, перестать быть такой черствой и просто продолжить начатое. — А что та подружка сказала об этой интрижке? — Сказала, что я могла справиться лучше. — Она бы сейчас взяла свои слова обратно... Пальцы Ханни чуть скользят вверх и обхватывают ширинку джинс Хо, дабы подарить себе больше пространства и свободы в действиях. — Могу я уже поцеловать тебя, или мне стоит начать говорить о Минджи, чтобы ускорить процесс? Как сильно все внутри сейчас кипело, младшая бы с радостью ударила прямо по и без того покрасневшей щеке, однако ее губы достаточно стремительно и нетерпеливо накрыли своими, что затруднило выражение недовольства, впрочем, уже бессмысленно. Юнджин перебирает пуговицы рубашки и быстро скидывает ее с хрупких плечь, открывая для себя захватывающий вид на такое же потрясающее тело. Одежда разбросана по полу, времени думать и укладывтаь аккуратно совсем нет, а от такого напора со стороны Ханни вырывается сладкий стон, к которому так долго шла старшая. — В каком месте сдержанная? — Запыханно слетает с губ Фам, чей тон звучал надменно, будто бы дрессировщик, дисциплинирующий своего щенка, — Ты нетерпеливая, нуждающаяся и чертовски приставучая, блять... Темноволосая усиленно пытается перевести свое дыхание, в то время как карие глаза Юнджин настойчиво блуждали по почти что обнаженному телу. Пусть перестанет болтать и просто сделает это. — Чэвон учила тебя манерам? — Ты бы видела, что она делает со мной, — Джен лишь смеется и стягивает с себя толстовку, выставляя напоказ свежие фиолетовые синяки на ключицах, а уже заживающие красные царапины тянутся вниз от плеч. — Сильно больно? — Глаза прикрываются, как только старшая начинает проходиться языком по линии челюсти подруги, а после зубы еле ощутимо впиваются в кожу, стараясь не оставить каких-либо отметин. — Приятная боль, — Сладко протягивает Юнджин, — Она всегда целует следы после. — Хочешь, чтобы я тоже начала их целовать? — Ты можешь делать со мной все, что захочешь... Длинные темные волосы рассыпаются по обнаженным плечам, Фам старается избавиться от очков рыжеволосой, как только шанс еще одного поцелуя вновь возрастает, и, боже, как же Юнджин разозлится из-за этого позже. Возмездие немедленно настигает ее резким укусом за нижнюю губу, в последствие чего Ханни лишь крепче прижимает ее к себе. Может быть, они все таки просто друзья. Друзья с привилегиями, точнее, друзья, которые просто не усложняют свою жизнь глубокими разговорами. Они просто отбросили все это ненужное философство в пользу удовольствия, все равно пусть эта собака будет все так же сидеть на пороге — все равно после рассвета вернется к Чэвон.