***
Один из недостатков роли безразличного и рассеянного хена заключается в том, что половину времени Минхо понятия не имеет, что творится вокруг. Он просто надеется, что, если вдруг что-то произойдет – ему об этом расскажут. Он не из тех, кто осознано ищет сплетни, но, если уж треплющие языками Джисон и Хенджин поставляют их ему, то он любезно принимает. Знание – сила. Знание – также и проклятие, ведь, когда он видит, как Феликс тайком поправляет пояс своего костюма, наблюдая за съемкой сольного фанкама Чанбина для Studio Choom, то тут же жалеет, что не может окунуть свои глаза в моющее средство. А еще лучше – заменить их целиком. Они приехали в M2 Studios для записи Studio Choom версии God’s Menu. Минхо держит перед лицом вентилятор, который недавно стащил из сумки Сынмина. Вместе с Феликсом, Чаном и Чонином они столпились у монитора. Сегодня все выглядят очень эффектно, их наряды в этом камбеке и правда отличные. Жалко только, что на него нацепили все это, а экранного времени дали от силы пять секунд. Минхо хмурится и смотрит в монитор. Чан рядом с ним начинает хихикать. – Ты так прожжешь дыру в экране, – шепчет он очень близко. Минхо слегка разворачивает голову, чтобы оценить расстояние между ними, и почти сталкивается с Чановым дурацким носом. Почему он так близко? Минхо укладывает руку на покрытое цепями лицо Чана и отталкивает его. – От тебя несет. Чан начинает смеяться в ответ, и Минхо решает занять какой-нибудь другой угол студии, пока жар в груди не уляжется. Он разворачивается, чтобы спросить Феликса, хочет ли тот чего-нибудь из торгового автомата, но натыкается на его напряженные плечи, его рука на промежности изо всех сил старается расслабить штаны. Минхо бледнеет и, не сказав ни слова, быстро уходит прочь. По дороге к торговому автомату он обходит Сынмина, судорожно роящегося в сумке, и снова прокручивает в голове увиденное. Феликс отреагировал на Чанбина? Или он просто вспотел? Он мог просто вспотеть. Они все сильно вспотели. Несмотря на рассеивание софтбоксом студийный свет был очень тяжелым, и Феликс мог просто пытаться справиться с жарой. Минхо опускает монеты в отверстие и ждет, пока выпадет газировка. За его спиной раздаются шаги, и Феликс прислоняется к плечу Минхо, оплетая его руку, как паутина. – Купи мне газировку, – стонет он. Минхо морщится. – О боже, ладно. Он снова забрасывает монету в автомат, отдавая свою банку Феликсу, который на секунду отпускает руку Минхо, только чтобы открыть банку, сделать глоток и издать еще один до ужаса развратный стон. Минхо уже было собирается отделаться от Феликса, когда вдруг его посещает идея. Небольшое уточнение помогло бы ему расслабиться, и больше не пришлось бы думать о том, как один его коллега возбуждается на другого на публике. – Слушай, тебе нравится Чанбин, или что? При всей своей предсказуемости она ужасает. Тяжесть правды. Феликс замирает, как статуя, набрав полные щеки газировки. Минхо тяжело вздыхает и тыкает пальцем в его щеку, пока тот не проглатывает напиток. Феликс отстраняется и прочищает горло. – Господи, нет, – произносит он и снова прочищает горло. – О чем ты вообще? Внезапно Минхо чувствует сильную усталость. Разве не Чану полагалось проявлять тут чуткость? Почему вообще Минхо должен с этим разбираться? – Ты можешь мне довериться, – искренне просит Минхо. Он ненавидит такие разговоры, и когда-нибудь он точно прибьет Чана. – Кто-то еще знает? Феликс смотрит на него пустым взглядом, а затем медленно качает головой. Он постукивает одной ногой о другую и попивает свой напиток. – Я почти было рассказал Сынмину, но решил, что могу и сам со всем разобраться, – он пожимает плечами в попытке выглядеть невозмутимым. – Я большой мальчик, я справлюсь. Мило. У Минхо начинает болеть голова. Он протягивает руку, чтобы похлопать Феликса по плечу, но не успевает она соприкоснуться с черным атласом накидки, как Феликс испускает вопль и бросается в его объятия. Да, он уже некоторое время предвидел такой поворот событий, но это все равно застает его врасплох. Тем не менее, Минхо изо всех сил старается обнять Феликса в ответ, неловко похлопывая того по плечу. – Ну-ну, – скрипуче выдавливает он, – большой ты малыш. Феликс вздыхает и отстраняется, чуть ссутулившись. – Это было приятно. – Для тебя, – бормочет Минхо, но без той злобы, на которую рассчитывал. Проклятье. – И что ты собираешь делать? Феликс, к его удивлению, оказывается куда практичнее Чанбина. С решимостью во взгляде он расправляет плечи. – Я дам себе время, – твердо произносит он, – и если это не пройдет, то просто признаюсь. Минхо моргает, роняя челюсть. Феликс кажется очень серьезным. А у этого пацана стальные яйца, Минхо впечатлен. Он почти было хочет сказать Феликсу, что у того не возникнет проблем, но вдруг осознает, что будет гораздо интереснее, если он оставит все плыть по течению. Он кивает и осторожно поглаживает ломкие волосы Феликса. – Я в тебя верю, – честно произносит Минхо и вытирает руку о штаны. Лака реально было до ужаса много. – И сходи уже на восстановление волос, придурок. Феликс сияет в ответ и кивает, протягивая руку. Минхо сначала сопротивляется и отшатывается по привычке, но затем хватает его под руку и уводит за собой обратно в студию.***
Ему следовало догадаться, что он возлагает на Феликса слишком большие надежды. Прошел почти целый год. Они успели выпустить клип на Back Door, закончили промо-цикл для IN LIFE, сняли целое реалити-шоу, выиграли в реалити-шоу и скоро собираются отправиться на раздельные съемочные площадки Song Camp. Произошло много разных событий, но одно так и не случилось. Минхо устало наблюдает, как покрасневший Чанбин пытается уложить несколько кусочков жаренного мяса Феликсу в тарелку, но спотыкается и роняет их на землю. Феликс хохочет, затем кричит торопливо про правило пяти секунд и съедает мясо прямо с пола. Чанбин выглядит неприкрыто и безнадежно влюбленным. Минхо хочется сдохнуть. Целый год эти двое ходили друг возле друга на цыпочках. Феликс, как его зверька и обязывает должность, упорхал восвояси чуть только адреналин от того, что его поймали, выветрился. Съемки Kingdom стали откровенным мучением, ведь все вокруг от мала до велика были очарованы Феликсом с первого же взгляда, и Чанбин счел это за повод поворчать и подуться. Минхо бросает возмущенный взгляд на Чана, который должен был сейчас проявлять свою чуткость, но вместо этого набивает полные щеки рулетиками с листьями периллы. Неужели больше никто не улавливает эту гадкую атмосферу? Сынмин, стоящий рядом с Минхо, деликатно покашливает. – Чанбин-хен, прекрати строить Енбоку глазки пока я ем, пожалуйста. Что ж, с горечью думает Минхо, пока Чанбин что-то кричит и брызжет слюной, а Феликс безучастно моргает, у него хотя бы есть захватывающая компания в виде многострадального Сынмина. Радость то какая. В этот момент Чан отрывает глаза от тарелки и поднимает полный любопытства взгляд. Джисон тут же шепчет что-то ему на ухо, и Чан, протянув «А-а-а», сразу возвращается к еде. Минхо хмурится. Странно. Джисон явно избегает зрительного контакта. Еще более странно. Минхо уже собирается громко окликнуть его, когда кто-то остро тычет ему пальцем в ребра. – Время и место, – шепчет Чонин. Минхо разворачивается к нему и хмурится. Чонин указывает на его тарелку. – Хочешь еще супа, хен? Минхо прищуривается. – Нет, спасибо, пацан. Чонин на это показывает язык и возвращается к еде. Минхо снова медленно поднимает свои палочки, чувствуя себя совершенно выбитым из колеи. На его вкус все вели себя слишком подозрительно, кроме разве что Хенджина, который радостно поедал мясо с рисом и предпочитал не болтать, только иногда между гигантскими укусами бормоча что-то о том, что у него вылезут прыщи от такого количества масла. Рано утром следующего дня они должны отправиться на съемки, и Минхо решает, что ему стоит взять пример с Хенджина и поскорее заканчивать с едой, чтобы можно было вернуться в комнату и собрать вещи. Он бросает последний взгляд на Чанбина и Феликса, сейчас спокойно кушающих и уже не таких отвратительных. Так-то лучше. Завтра они с командой окажутся одни на курорте в горах для съемок эпизода Song Camp. Завтра Минхо собирается быть настолько яростным «вторым пилотом», что у этих двоих не останется иного выхода, кроме как все обсудить или просто потрахаться. Он посмеивается про себя, не обращая внимания на обеспокоенное лицо Сынмина. Завтра все это закончится.***
Он чистит зубы в ванной, когда раздается стук в дверь. Минхо выплевывает пасту в раковину и ставит на паузу видео, которое смотрел на телефоне, лежащем на полке под зеркалом. – Занято, – кричит он. – Ты просто чистишь зубы, – раздается бесподобно раздражающий голос Чана. – Ханни занял другую ванную. Минхо прищуривается, гоняя во рту пену от зубной пасты. Еще один стук, а затем еще, и вот Чан уже выстукивает мотив Feel Special с обратной стороны двери. Минхо прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Чан начинает напевать себе под нос. – А ты настойчивый, да? – огрызается Минхо, распахнув дверь. Чан улыбается, широко и совершенно бессовестно. Он поднимает руки в знак капитуляции. – Приходится, с тобой иначе никак. – И что, блядь, это значит? – хмурится Минхо на Чана, который с довольным видом обходит его и встает возле унитаза. Минхо быстрее молнии разворачивается, включает видео, чтобы заглушить писающего Чана, и продолжает чистить зубы. Такое положение не кажется слишком уж странным. Они все парни, и два человека в этой меньшей из двух ванных комнат, в которой есть только душ, были вполне обычным делом, когда Хенджин, или даже иногда Чанбин, вдруг решал, что ему, как принцессе, надо хорошенько поваляться в ванной, чтобы снова почувствовать себя человеком. Никто из них не может себе позволить такую роскошь, как принимать душ дольше десяти минут, уже довольно давно. Скоро начнутся съемки, и почти сразу после них будет работа с Mnet, а затем и промо нового альбома. Минхо пятится и с низким стоном откидывает голову назад, его суставы уже начинают поскрипывать в тревожном предчувствии грядущих тяжелых дней. – Ты от чего так стонешь? – оживленно спрашивает Чан, подходя ко второй раковине, чтобы помыть руки. Минхо чуть не проглатывает зубную щетку. Он высовывает ее из рта, ощущая покалывание, и злобно выплевывает пену в раковину. – От работы, – кисло произносит он. – А ты от чего такой бодрый в хуй знает сколько вечера? Чан смеется и тянется через него за своей щёткой. – Еще только одиннадцать. И я не знаю, – он выдавливает немного пасты и начинает усердно чистить зубы. – Может быть, я влюбился. Минхо впивается в него взглядом в попытке отделить зерна от плевел. Чан встречается с ним в зеркале глазами и радостно улыбается, но это мало что объясняет. Минхо продолжает смотреть, ощущая, как неопределенность начинает покалывать в его ступнях, поднимаясь по позвоночнику прямо к голове, где она вероятно обратится взрывной мигренью ровно в ночь перед длинными съемками. Тем временем Чан, по-видимому, уловил витающую в воздухе враждебность, потому что он прекращает чистить зубы и разворачивается, глядя прямо на Минхо, чуть приоткрыв полный пены рот. В уголке блестит пятно зубной пасты. Минхо поджимает губы. – В кого? – требовательно спрашивает он. Чан шире распахивает глаза и, к величайшему недовольству Минхо, проглатывает полный рот пены. – Почему ты спрашиваешь? – с нотками благоговения в голосе задает вопрос Чан. Минхо кладет свою щетку на край раковины, пальцы его другой руки начинают сжиматься и разжиматься. Все вокруг кажется будто срежиссированным: занятая ванна, тот факт, что никто из оставшихся шести обитателей общежития не стучал с просьбой пустить их внутрь, тот факт, что Чан здесь, на расстоянии вытянутой руки, говорит Минхо, что он влюблен, и не начинает смеяться, и не говорит, что это была шутка. Такое чувство, будто этот момент был создан по индивидуальному заказу, специально для принятия плохих решений с разрушительными последствиями. Вот почему то, что он тянется вперед и целует холодные от пасты губы Чана, чувствуется предрешенным событием. Видео уже давно закончилось, и без включенного автовоспроизведения в ванной не раздается ни звука. Глаза Чана тут же зажмуриваются, но Минхо продолжает смотреть, пытаясь понять, что вообще заставляет его рисковать дружбой и, возможно, даже карьерой, ради того, чтобы слизывать мятный вкус ментола с губ Чана. Спустя пару секунд щетка Чана падает на столешницу, и он нерешительно целует в ответ. Минхо делает вдох и позволяет себе закрыть глаза. Чан ощущается на вкус как зубная паста и неминуемое сожаление. Неминуемое, потому что его пока нигде не видно. Может оно и прячется где-то за углом, но пока еще не видно. Чан низко стонет, мягко и неуверенно, его руки осторожно скользят на талию Минхо, и тот думает Какого черта, тут же вжимая Чана в столешницу. Резкий выдох Чана заглушает то, как его пальцы притягивают Минхо ближе за резинку штанов, и Минхо приходит в голову, что в конце концов его могут и не уволить. Он проводит рукой по щеке Чана и чувствует, как чужие бедра сжимают его крепче. Затем прикасается губами к уголку губ Чана, к его щеке, прежде чем прижать нос к коже прямо под челюстью, медленно втягивая воздух. Проходит мгновение. Руки Чана все еще обхватывают талию Минхо. Тот немного ошеломленно моргает, чувствуя, как ресницы задевают кожу на горле Чана. Проходит еще несколько минут, тишина вокруг кажется густой будто мед. – Эм-м, – начинает неуверенно Чан, – мне нужна зубная нить? Эх. Минхо отстраняется и отходит к своей раковине, ощущая в голове невыносимую легкость. Он поднимает свою зубную щетку, промывает ее и закрывает колпачком, прежде чем достать из шкафчика ополаскиватель и стаканчик. Он буквально кожей может чувствовать ошарашенный взгляд Чана, его тапочки скрипят по кафелю, когда он начинает топтаться с ноги на ногу. – Минхо? – Хм? – Минхо яростно трясет бутылку ополаскивателя и наливает немного в стаканчик. После чего разворачивается лицом к Чану, держа ополаскиватель как шот с алкоголем. Чан хмурится: – Ты… Он встревоженно морщится, когда Минхо опрокидывает содержимое в рот и начинает агрессивно его полоскать, будто пытаясь этим что-то сказать. –… в порядке. Минхо очень надеется, что шота антисептика хватит, чтобы вымыть вкус Чана изо рта. Он сплевывает жидкость в раковину, ополаскивает стаканчик и убирает все в шкафчик. Чан продолжает просто стоять, молча наблюдая за выполняющим привычные процедуры для кожи Минхо. Только что произошло нечто знаменательное, но Минхо совершенно не хочет думать об этом. Завтра утром ему надо работать. Он берет свой телефон и покидает ванную, даже не оглянувшись.***
Учитывая все обстоятельства, дни сейчас были очень приятные. На улице светит солнце, и они приехали на горный курорт в паре часов от Сеула. В метре-другом от греющегося на плавучем жирафе Минхо, закрыв глаза, плавно покачивается на воде Феликс, обхватив руками шею единорога, которого он выбрал сразу, как только им показали разные варианты. Между ними болтается в центре надувного круга в виде арбуза Чанбин. Никто из них особо не настроен на болтовню, под мягкими солнечными лучами всех одолевает дремота, как ящериц на теплых камнях. Это было бы похоже на настоящий отпуск, если бы не съемочная группа, расположившаяся вокруг бассейна. – Ребята, десятиминутная готовность, – произносит режиссер. Минхо низко стонет и тянется за своим клубничным лимонадом, но тот стоит слишком далеко. Чанбин видит его тщетные потуги и подплывает ближе. Но раньше, чем Минхо успевает поблагодарить его, он берет напиток и, закрепив его на надувной подставке, отправляет по воде еще дальше от Минхо. Тот оглядывается по сторонам, проверяя, не включены ли еще камеры, и вскидывает руку, чтобы наугад врезать Чанбину куда попало. Инерция чуть было не скидывает его с жирафа. Минхо решает обойтись старым добрым ругательством. – Иди нахуй. Чанбин хлопает ресницами. – Правда можно? Минхо брызгается в него водой, и он заливается хохотом, отплывая подальше, чтобы теперь начать доставать бедного Феликса, который пребывает где-то на грани безмятежного сна. Из дремоты его вырывает пинок, и после нового покушения на свою жизнь Феликс начинает бороться в ответ, утаскивая Чанбина с собой под воду. Минхо проводит языком по внутренней стороне щеки в попытке сдержать улыбку. Они такие отвратительно милые. Но он бы скорее поджарил собственные кишки на раскаленном камне, чем признал это вслух. Режиссер кричит о минутной готовности, и Минхо старается собраться с мыслями. У него на сегодня есть миссия, и если он не заставит Феликса и Чанбина поцеловаться до конца дня, то … Ну, это будет неловко. И им же хуже. В любом случае, это позволяет Минхо сфокусироваться на чем-то кроме непрочитанных сообщений в разряженном (по его словам) телефоне, который он отдал кому-то из координаторов.***
До сих пор Минхо свалился в воду ровно один раз, но и тогда ему удалось устоять. Так что он мокрый только до середины груди, а его прическа все еще идеальна. Чанбин включает демо-версию песни их юнита, и они немного рассуждают о ее настроении. Тем временем Минхо вооружается водяным пистолетом, пока Феликс подплывает поближе и говорит что-то о создании счастливых воспоминаний. После этих слов в голову Минхо приходит идея, которая может значительно ускорить выполнение его задачи. – Это напоминает о том дне, когда мы ездили на Ханган, – произносит он со всей полагающейся тоской, – вы еще тогда поцеловались. Феликс тут же прочищает горло, не ведясь на провокацию, но Минхо этого и не ждал. – Мы не целовались, – произносит доверчивый дурачок со своего арбузного круга, а затем указывает пальцем на Феликса. – Это он меня поцеловал! Любопытное обвинение. Он что, в землю закопал воспоминания о том, как всосал щеку Феликса, будто какой-то пылесос? Прежде чем Минхо успевает его поправить, Феликс резко садится прямо. – О боже! – восклицает он. – Это ты поцеловал меня! Съемочная группа с удовольствием поглощает происходящее. Несколько нун прикрывают рты руками, беззвучно смеясь. Дурачась со своим водяным пистолетом, Минхо наблюдает, как Феликс и Чанбин играют в этот психологический пинг-понг. Спустя секунду Чанбин указывает на себя пальцем: – Я поцеловал? – Давайте сегодня сделаем наоборот, – объявляет Минхо, а затем добавляет: – в честь песни юнита. Феликс смеется в ответ, и эта особая атмосфера так же быстро пропадает. Ну и ладно. Еще только девять утра. У Минхо впереди целый день.***
Направленные на их лица камеры означают, что им нужно следить даже за такими простыми вещами, как разговоры друг с другом. Однако некоторые вещи не способен скрыть даже целый паноптикум из включенных камер. – Хочу, чтобы ты написал мелодичный рэп, – обернувшись через плечо произносит Чанбин Феликсу, а затем тут же разворачивается и со стеклянным взглядом тянется к ногам Минхо, которые свисают по обе стороны его надувного жирафа. – У тебя такие милые ноги. Минхо пихает их ему в лицо. – Сороковой размер. С искренним благоговением на лице Чанбин чрезвычайно осторожно поглаживает ноги Минхо. Тот украдкой бросает взгляд на Феликса, который и не думает реагировать, продолжая рассуждать о своем рэп-куплете. И даже когда он наконец смотрит на них, то кажется пугающе безразличным. – Значит, текст должен быть о пляже, – произносит тот, не обращая внимания на то, что любовь всей его жизни тут средь бела дня проявляет откровенный интерес к ногам Минхо (а в самом деле, что это за прикол был про ноги?), все продолжая и продолжая болтать о своем творческом видении. И в очередной раз Минхо впечатляет умение Феликса держать себя в руках вне зависимости от обстоятельств. Тем временем Чанбин начинает обсуждать стиль подачи и строки Минхо, а тот уже почти начинает волноваться, что у него ничего сегодня не выйдет. Феликс, ни на секунду не меняясь в лице, откидывается на своего единорога и снова начинает плавать вдоль края бассейна. Спустя некоторое время Чанбин просит перерыв на поход в туалет, а Минхо тем временем спрашивает команду, который час. Полдень. Все еще куча времени, чтобы все расставить по местам. Когда съемки возобновляются, их просят поваляться в бассейне и отдохнуть, чтобы снять пару расслабленных кадров. Минхо напряженно размышляет, раскачиваясь вперед-назад на своем надувном жирафе, когда Чанбин вдруг решает раз в жизни проявить инициативу и начинает торопливо пробираться к Феликсу, который приоткрывает глаза и, несмотря на приказы Чанбину не приближаться, светится от радости. Чанбин только хохочет и доплывает до него как раз в тот момент, когда Феликс начинает предаваться ностальгии. – Вспоминаю наши дни в Австралии, – произносит он, пока Чанбин разворачивает его круг, – когда мы ходили на пляж… Чанбин перехватывает обе его лодыжки. – У тебя очень маленькие ноги. – Ага, у меня очень маленькие ноги, – смеясь, Феликс отпихивает его от себя. – Нет! Хватит! Может быть, попытки их свести – не такая уж и хорошая идея. Слегка обеспокоенно Минхо наблюдает, как Феликс просит отправить ему напиток, и Чанбин осторожно толкает его по воде, приговаривая Доставка единорогов! Долгий миг они продолжают строить друг другу глазки. – Отправь мой тоже! – кричит Минхо, успешно прерывая это непотребство. – Пальмочка!***
Спустя еще несколько падений в бассейн, импровизированный урок по плаванию для совершенно не заинтересованного Минхо и еще какие-то дурацкие водные активности, они наконец-то уселись в саду для небольшого пикника. Феликс засыпает, Чанбин голоден, а Минхо взбешен. Все возможные идеи уже исчерпаны, он понятия не имеет как их свести, и ему уже начинает казаться, что не такой уж он и хороший второй пилот. Он никогда раньше не занимался сводничеством, и, возможно, такие упрямцы, как Чанбин и Феликс, не особо подходили для пробного забега. Но у него все еще оставался один козырь в рукаве. После выбора названия их юнита Минхо убирает в сторону стеклянную табличку с их именами. – Здорово. Раз с этим мы закончили, я тут кое-что приготовил, – он достает длинную картонную коробку и ставит перед немного растерянным Феликсом. – Что? – сонно спрашивает он. – Дженгу, – объявляет Минхо. То, как Чанбин и Феликс в унисон вздыхают, даже немного смущает. Минхо игнорирует их и решает сосредоточиться на выполнении своей задачи. – Тот, кто опрокинет башню, будет ending феей, – произносит он, полностью осознавая как бредово это звучит. У него не было времени, чтобы придумать интересное наказание, учитывая, что исход этой игры был откровенно не важен. Однако Феликс пытается решить это ментальное уравнение, глядя на коробку и часто моргая, пока Чанбин поедает фрукты. – Тот, кто опрокинет? То есть, это наказание? – Да, – беззаботно отвечает Минхо, а Феликс оказывается достаточно сонным, чтобы просто уступить. Но, к сожалению, в этот момент Чанбин тоже решает провести некоторые логические рассуждения. – Разве мы не должны хотеть быть ending феей? Минхо продолжает складывать башню. – Нет. – Но что, если ты окажешься в итоге ending феей? – Ну ладно. Чанбин поворачивается к Феликсу. – А ты? Феликс опускает голову, скрывая зевок. – Да мне как-то все равно. – Давайте начнем, – прерывает их Минхо, и Феликс торопливо достает брусочек. Прежде, чем он успевает прочитать задание, вмешивается Чанбин с совершенно умопомрачительным заявлением. – Теперь я вспоминаю, как мы поцеловались тогда. Растерявшись, Минхо бросает взгляд на Чанбина. Феликс тоже смотрит на него сквозь мокрую челку, затем так же озадаченно произносит: – Это было давно, я не помню. Это еще что за дела? Не он ли не далее как три часа назад настаивал на том, что это Чанбин его поцеловал? Минхо рассматривает его блондинистую голову, пытаясь определить, насколько серьезный вред мог нанести смешанный с осветлителем хлор. Чанбин по другую сторону от Феликса дуется. – Ты ранишь мои чувства. – Я хочу, чтоб вы это повторили, ребята, – произносит Минхо, отчаянно пытаясь устранить последствия, однако его никто не слышит. Феликс читает надпись на своем брусочке и роняет челюсть. Он поднимает взгляд на Чанбина, и тот смотрит в ответ с поистине отвратительным выражением. Что ж, Минхо определенно не о чем было волноваться. – Выберите двух человек, которые должны поцеловаться, – зачитывает Чанбин и самодовольно складывает руки. – Ты выбираешь. Феликс морщится, покрасневшее лицо удачно скрывается благодаря ссутуленной спине и длинным волосам. Минхо открывает было рот, чтобы что-то сказать, но, подумав получше, решает просто наблюдать. – В прошлый раз было то же самое, – произносит Чанбин в попытке освежить воспоминания Феликса. Он все еще ухмыляется этой своей ужасной ухмылкой, будто готов заняться с Феликсом неназываемыми вслух вещами, стоит только тому проявить хоть грамм интереса. К несчастью для Минхо и к удивлению для Чанбина, Феликс переполнен интересом. С игривой улыбкой на губах он поднимает голову и произносит тоненьким и ужасно застенчивым голосом: – Хочешь опять? Наступает довольно продолжительное молчание, во время которого Чанбин красуется, Феликс кусает губы, будто какая-то девочка из аниме, а Минхо просто хочет утопиться в бассейне за их спинами. Затем, наконец осознав присутствие Минхо и еще пятнадцати камер вокруг их любовного пузыря, Феликс произносит какую-то шутку, которую тут же подхватывает Чанбин, и напряжение спадает. Минхо медленно переводит дыхание, которое, как оказалось, задержал. Еще раз, чья идея была собрать вместе этот саб-юнит? Он бы гораздо охотнее предпочел потеть в сауне, слушая, как едва одетые Хенджин и Чан обсуждают свою похабную песенку… Хотя вообще-то нет. Нет, он бы предпочел пойти в лес с остальными детьми. – Давайте в этот раз поменяемся, – вырывает его из задумчивости голос Феликса. Минхо моргает и немного бледнеет. – Нет, нам не надо… Но Феликс, одурманенный до этого момента сном и солнцем, цепляется за панику в голосе Минхо, как собака за кость. Он широко ухмыляется и тычет Чанбина в плечо. – Чанбин-хен должен поцеловать Ли Ноу-хена. Минхо замирает на секунду, а затем замечает, как Чанбин корчится и дуется. Пока он продолжает избегать зрительного контакта, Феликс начинает хохотать. Ложка меда, думает Минхо, радостно чмокая воздух возле щеки съежившегося Чанбина. Не плохая компенсация за все то, через что они заставили его сегодня пройти.***
К тому моменту как Минхо дотащил себя из столовой до их номера, Феликс пошел мыться. Уже почти девять вечера, и Минхо совершенно измотан, он падает на одну из кроватей и облегченно вздыхает. В целом день прошел весело, но успеха Минхо так и не достиг. Видимо, ему придется просто свыкнуться с тем, что два его коллеги не способны проявить инициативу и делают из этого проблему для всех остальных. Его телефон звонит, и он разворачивается, чтобы выключить звук и забросить его в сумку, стоящую у кровати. Дверь ванной открывается, и появляется Феликс, вытирающий свои волосы. Увидев это, Минхо цокает языком. – Прекрати их так тереть, они только сильнее будут сечься. Феликс тепло улыбается и делает как ему сказано. Минхо же снова прикрывает глаза в попытке заставить свое тело подняться и пойти в ванную. В этот момент кровать рядом с его головой проседает, и прохладная рука Феликса проводит по его блестящему лбу. Минхо нетерпеливо ноет, а затем удовлетворенно протяжно хмыкает, когда Феликс принимается перебирать его волосы. Кончиками пальцев он начинает барабанить по вискам Минхо, и тот практически мурлычет в ответ, вызывая у Феликса смех. – Приятно? – спрашивает Феликс подозрительно слащавым голосом. Минхо решает подыграть. – Мгм, очень приятно. Продолжай в том же духе, и я усну. – Тебе нужно помыться, – укорительно произносит Феликс и пихает Минхо в плечо. – Давай, поднимай свою задницу, старик. – Эй! – протестует Минхо и вслепую бьет Феликса по голове, после чего лениво открывает глаза. – А теперь давай говори, что собирался сказать. К его чести, Феликс выглядит немного смущенным. Он почесывает затылок и заливается краской. – Эм-м, я хотел спросить, не против ли ты пожить в номере с менеджером-хеном? – наконец осторожно спрашивает он. Минхо непонимающе моргает. – Зачем? Феликс прочищает горло, только усиливая настороженность Минхо. – Чтобы… чтобы дать нам немного времени вдвоем. Слова даются с трудом, но тут же приводят в движение тело Минхо. Он вскакивает так быстро, что темнеет в глазах, и обвинительно тычет пальцем в Феликса. – Охренеть! – пронзительно кричит он. – Наконец-то, ебать! Феликс поджимает губы со смешанными эмоциям на лице. Минхо дает ему пару мгновений, чтобы собраться с мыслями. В конце концов тот произносит: – Ага, мгм, наконец-то, да. Минхо торжествующе хмыкает и начинает собирать свои вещи, чувствуя необыкновенную гордость за себя. Все-таки это была его заслуга. Эта затея выжала из него все соки, но оно того стоило. Он шагает к двери со своей сумкой на плече и на пороге оборачивается. – Не забывайте об осторожности, – он вздыхает и позволяет себе улыбнуться, тепло и искренне. – Я очень рад за вас, Енбокки. Феликс, просияв, кивает. Минхо постукивает пальцами по двери и покидает комнату, довольный.***
Оглядываясь назад, можно предположить, что во всем этом был какой-то космический замысел. Эта история началась, когда он заглянул в студию к Чанбину, и то, что именно там все и разрешится, было вполне справедливо. Чанбин позвал его послушать запись вокала, прежде чем они закончат работу над остальными частями песни. Минхо заходит в студию и видит Чанбина, сидящего на своем рабочем месте, Феликс устроился у него на коленях, время от времени вставляя свои предложения и комментарии и усиленно кивая. Знакомая картина, а также новый профессиональный риск в обществе этих двоих. Как бы то ни было, прежде чем Минхо успевает начать их материть, он замечает, что в комнате они не одни. Чан снимает наушники и откатывается на кресле, показываясь из-за Чанбина, за которым скрывался. Затем мягко, но немного виновато улыбается Минхо. – Привет, – произносит он. – Привет, – твердо отвечает Минхо. Феликс поднимается с колен своего парня и берет в руки куртку. Чанбин смотрит на Минхо с извиняющейся улыбкой. – Мы оставим вас не на долго поговорить, – произносит он и похлопывает Минхо по плечу, покидая студию. Феликс идет вслед за ним, на секунду останавливаясь, чтобы коротко обнять Минхо. За ними захлопывается дверь. Проходит несколько долгих секунд. Минхо переминается с ноги на ногу, глядя на что угодно, кроме Чана. – Мило здесь, – произносит он, замявшись. – Ты хорошо все обставил. Чан мягко смеется, и Минхо вдруг понимает, что не слышал этого звука уже больше двух недель. Он бросает взгляд на отброшенные наушники. – Хэй, – зовет Чан. Следы улыбки все еще играют на его губах, когда он указывает на диван, стоящий возле его кресла. Нехотя Минхо опускается на ближайший его конец. Чан поднимается с кресла и занимает место на противоположном. – Нам нужно кое с чем разобраться, – осторожно произносит он. Увидев, что Минхо не собирается отвечать, он продолжает: – У нас совсем скоро начнутся концерты, и будет лучше, если мы… – Не нужно меня оскорблять, – огрызается Минхо. Он разворачивается и смотрит на Чана. – Я профессионал. – Я знаю, – тут же отступает Чан, затем потирает затылок и тяжело вздыхает. – Прости, я продолжаю говорить что-то не то и делаю только хуже. Я не это имел в виду, Минхо, я знаю, на что ты способен, и я бы мог доверить тебе свою жизнь. У Минхо сжимается горло. Он с трудом сглатывает. – Что ж, значит ты идиот. Я бы скормил тебя собакам за кусок торта. Улыбка Чана становится все шире и шире, пока на щеках не появляются ямочки. Сердце Минхо колотится где-то в ушах. Он отворачивается и впивается взглядом в противоположную стену. – Все в порядке, – сдавленно произносит он и прочищает горло. – Я все понимаю. Я не должен был злиться на тебя за то, что ты выстраиваешь границы. Прежде всего, я хочу извиниться за свои действия, это было неуместно. Что-то дергает его за руку, он оборачивается и видит, как Чан тянется к нему, спрашивая позволения. Минхо нерешительно кивает, и тот подается вперед, затем берет руку Минхо в свои и укладывает к себе на колени. Минхо чувствует, как тепло разливается от его шеи к ушам. Чан разглядывает его руку, нежно поглаживая костяшки подушечкой большого пальца, еще сильнее раздувая лесной пожар, бушующий под кожей Минхо. Когда Чан начинает говорить, чары во мгновение ока рушатся. – Во-первых, ты совершенно не прав. Минхо хмурится. Чан поднимает на него взгляд, самодовольно улыбаясь. Он постукивает по виску Минхо указательным пальцем. – Столько всего крутится здесь, и столько всего не по делу. – Так, ладно, – резко отвечает Минхо и начинает отстраняться. Чан смеется и тянет Минхо назад, обхватывая локтем за шею, на что тот вопит и кусается. Чан взвывает, и Минхо тут же вскакивает на ноги, весь красный и задыхающийся. Чан сжимает свою укушенную руку и поднимает глаза, широко распахнутые и влажные. – Прости, – жалобно стонет он. – Прости, ладно? Дай мне объясниться, на этот раз без шуток. Минхо пристально смотрит на него, но остается стоять. Чан только вздыхает и принимает, что есть. Он чешет затылок, пытаясь найти нужные слова. – Как я уже сказал, ты совершенно не прав, – произносит он и быстро добавляет: – Ты нравишься мне. Очень. Минхо продолжает сверлить его взглядом. Чан кивает и бормочет себе под нос справедливо. Затем тянется к своему столу, берет в руки флешку и протягивает ее Минхо. Тот вопросительно поднимает бровь. Чан вздыхает. – На ней пять песен. Даты создания покажут, что я работал над ними больше двух лет, за исключением одной, ей только две недели. Когда Минхо не реагирует, он настойчиво трясет рукой и низко стонет. – Они для тебя, – произносит он многозначительно, затем берет руку Минхо и вкладывает флешку ему в ладонь. – Для меня? – переспрашивает Минхо. Он смотрит на небольшой блестящий носитель и хмурится. – Две недели назад… – Когда ты едва не трахнул меня у одной из наших общих раковин, да, – кажется, будто Чан чувствует облегчение, наконец произнеся это вслух. Он замирает и протягивает раскрытые для объятий руки. У Минхо в трепете сжимаются все внутренности, и подкашиваются колени. Он отстраненно думает, что ему стоит сказать что-то, задать больше вопросов, убедиться еще в нескольких вещах, но Чан тянет его за запястье, и Минхо безропотно позволяет себе опуститься к нему на колени. Одна рука Чана придерживает его затылок, и Минхо роняет голову Чану на плечо, долго и тяжело вздыхая, прежде чем обнять его в ответ. Пальцы Чана нежно вырисовывают круги между его лопаток, мягкие губы слегка касаются его уха, и Минхо понимает, что чувствует внезапную сонливость в час пополудни. – Все так разозлятся, когда узнают про нас всего через пару дней после Чанбина и Феликса, – бормочет он, уткнувшись в воротник толстовки Чана. Чан не отвечает. Его рука продолжает двигаться, но Минхо чувствует напряжение его щеки возле своей собственной. Нахмурившись, он отстраняется и видит, как Чан безуспешно пытается скрыть улыбку. Он хмурится еще сильнее, когда Чан поджимает губы и начинает часто моргать. – Выкладывай, – приказывает Минхо. Подбородок Чана подрагивает, прежде чем он расплывается в беспомощной улыбке. Глаза Минхо распахиваются шире, и он хлопает рукой по груди Чана с громким и полным ужаса возгласом. – Эти засранцы! – пронзительно вопит он, лишь смутно улавливая, что его удары совершенно не мешают Чану продолжать ухмыляться этой дурацкой ухмылкой. Ее стоит как-то увековечить. – Феликс же говорил тебе, что признается, если чувства не пройдут, – услужливо отвечает Чан и драматично взвизгивает, когда Минхо тычет его пальцем в живот. Такого предательства Минхо еще не испытывал. – Когда? Чан моргает. – На прошлое Рождество, – Минхо жалобно хнычет, и Чан со смехом обнимает его за талию, не давая упасть со своих колен. – Ребятам было интересно, сколько времени тебе понадобится, чтобы догадаться. Минхо на секунду перестает хныкать. – Вы делали ставки? Пауза – Да. – Ты участвовал? – Да. – Ты выиграл? Чан лезет к себе в карман за телефоном. – Хороший вопрос, нужно написать Сынмину, чтоб он закрыл спор и отдал мой выигрыш. Минхо низко стонет. – Ты поставил на то, что я глупый? Остальные возлагали на меня слишком много надежд? В этом был их просчет, да? Чан судорожно набирает сообщение, с маниакальной улыбкой глядя на экран телефона. Затем блокирует его и убирает в сторону, притягивая Минхо ближе к себе. – Я поставил на то, что ты не догадаешься, пока я не признаюсь тебе в чувствах. Поверь мне, остальные были уверены, что я продую. Отчаянно краснея и цепляясь за последние капли своего достоинства, Минхо обнимает Чана за шею, не сводя глаз с его губ. – А ты самоуверенный, да? – бормочет он. Руки Чана обвивают его талию, затем проходятся по спине и обхватывают лицо Минхо. Он льнет ближе и прижимается к губам Минхо в легком поцелуе. – Приходится, с тобой иначе никак, – произносит он, отстранившись. Минхо вздыхает, чувствуя, как внутри все сжимается от приятного тепла, и снова его целует. («5 песен, Енбокки. 5.» «Это не соревнование.» «Теперь соревнование.»)