Главное, ребята, сердцем не стареть,
Песню, что придумали, до конца допеть.
В дальний путь собрались мы, а в этот край таёжный
Только самолётом можно долететь.
Пульчинелла считал себя уже давно немолодым: морщины давно расчертили его лицо целиком и полностью, круглые маленькие очки блестели на переносице, седые усишки щекотали нос, а такие же седые волосы прятались под высокой синей шапкой. Он был объективно стар, был давно не в той форме, чтобы хвастаться пред сверстниками своими любовными похождениями. Да и нечем было: жены не имел, детей, собственно говоря, тоже. Потому и воспринимал всех Предвестников будто своих детей: то Чайльда в шарф замотает, то Дотторе отчитает за грязь в лаборатории, то Панталоне скажет не перетруждаться и принесёт ему чай и тёплый плед, то Колумбине каких-то бантиков принесёт. В общем, пусть многие и были физически старше него, всё равно относились как к своему дедушке, а тот и рад. Наверное, благодаря лишь ему и его отношению к коллегам, между Предвестниками ещё царил какой-никакой мир. Этот прекрасный старичок сглаживал углы всех ссор, не давал Предвестникам полностью уйти в трудоголизм и заботился о здоровье "молодых людей". Тёплая чашка чая перед уходом с работы стала чем-то обыденным и комфортным для Панталоне; Тарталья с радостью носил красный шарфик везде, где только мог; Колумбина всегда восторженно ахала, когда получала новый милый розовый бант; Арлекино сдержанно улыбалась, глядя на то, как Пульчинелла ладит с детьми из Дома Очага; Сандроне кучу раз благодарила старичка за множество новых механизмов и деталей для них; Капитано заливисто хохотал от каждой шутки мэра; Дотторе стал невольно прибираться каждый раз после неудачных экспериментов. И Пьеро был рад. Пьеро не мог сдержать ласковой и нежной улыбки каждый раз, когда Пульчинелла вновь умудрялся позаботиться обо всех и забыть о себе.***
Вступил Цыплёнок на роль мэра уже в преклонном возрасте – пятьдесят четыре года. В пятьдесят два его завербовали в Предвестники. Сейчас ему было уже восемьдесят семь. Не такой уж и большой возраст, если знать о его происхождении и о среднем возрасте в Предвестниках. Можно было даже считать его одним из самых молодых. – Ещё партейку? – Пьеро расставлял шашки на доску, пока Пульчинелла заботливо наливал в обе чашки чай из самовара. – Ещё спрашиваешь, дружище! – Пульчинелла посмеялся, отчего усы под его носом забавно задёргались. – Баранки, конфеты будешь? – старичок, налив чай, спрыгнул со стула, быстрым шагом подходя к старенькому шкафу, доставая из нижних полок один мешочек с баранками и вазочку с конфетами. Он молча протянул еду Пьеро, а последний послушно поставил её ближе к самовару, чтобы не мешала играть. Комната наполнилась теплом и сладким запахом баранок, стуком шашек о доску и заливистым, немного хриплым смехом.***
Никто и не заметил, как простые "друг", "дружище" и "товарищ" перекочевали в поцелуи в нос, заботу друг о друге и совместное проживание. Но никто особо и не возражал, не желая ничего менять. – Пьеро, не дай Царица я тебя ещё раз увижу без шапки! Ты ж уже не молодой, здоровье надо беречь! – маленький кулачок ударил Педролино по ноге, отчего он айкнул, а потом захихикал, видя как другая рука тянет ему шапку. – Надевай давай, а не смейся! – Хорошо-хорошо, – Пьеро встал на колени, сравниваясь ростом с мэром, нежно и так по-доброму улыбаясь, что Пульчи даже почти забыл о своей злости, однако всё равно сохранял недовольный вид. Цыплёнок натянул шапку-ушанку на голову, стараясь не задевать маску лидера. Заботливо пригладив мех, поправив головной убор и натянув побольше на уши Пьеро, он аккуратно завязал ушки за завязки в небольшой бантик. – Теперь не простудишься. Не могу же я тебя отпускать к нашему Доктору на лечение. А то не дай Царица... – Дотторе хороший доктор, Пульчи. Ты ведь знаешь, сколько научных достижений он свершил? – Плевать я хотел на эти научные достижения! Он не может о себе позаботиться, о своей лаборатории! Антисанитария полнейшая! Постоянно за ним присматривать нужно... – возмущался Пульчинелла, активно жестикулируя ручками. – Понимаешь, у него сейчас тяжёлый период, – голос Пьеро был спокойным. Не таким, как на собраниях, не как с другими Предвестниками. Пульчинелла лишь смог отвести взгляд, пошевелить усами в знак раздумий и оставить лёгкий поцелуй в нос Пьеро, отчего последний тихонько рассмеялся и зажмурился, целуя мужчину в нос в ответ. – Пошли? – Пошли. Педролино поднялся с колен, отряхиваясь, а после открывая дверь, пропуская Цыплёнка вперёд.***
Прогулки у них с Пульчинеллой были обычным делом. Идти по заснеженному лесу, тихо разговаривать о чём-то, смотреть на то, как медленно падают снежинки с неба, как какой-то зверь пробежал, задевая кусты. Пульчинелла часто говорил о достижениях Тартальи, на что Пьеро хмыкал и кивал, иногда рассказывал истории из молодости, коих было немного. Шут же говорил о прошлом практически постоянно, ибо не только его юность, но и уже достижение преклонного возраста выпали на Кэнри'ах и его падение. Потому он с увлечением повествовал Пульчи об умершей нации, о счастливых днях молодости и о страшной катастрофе. После таких прогулок они с радостью возвращались домой, отогревались рядом с камином, пили горячий чай с бубликами и конфетами, наслаждаясь либо молчаливой компанией друг друга, либо травя анекдоты и шутки.***
Порой Пульчинелла заглядывал к Панталоне, чтобы выпить с тем чашечку чая и проследить, что тот не переусердствует, подписывая очередные документы сверх меры. – Мой дорогой, – из небольшого чайничка полился кипяток с заваркой из засушенных лесных ягод. – Поверь, тебе не стоит так нагружать себя. Ты ведь не хочешь потом оказаться на столе у Дотторе? – взгляд прищуренных и осуждающих глаз был направлен на неловко улыбающегося банкира, что прыснул в кулак от двузначности данной фразы. – Я сейчас говорю без этого вашего молодёжного пошлого смысла! – строгий голос стал звучать чуть громче, с видимым укором. – Вот сейчас ты сидишь допоздна с документами, а потом – хвать! И приступ, и сердце останавливается! – старичок взмахнул руками в стороны, чтобы показать весь масштаб ситуации. – Как Снежная без тебя продержится? Ты не думал об этом? – Господин Пульчинелла, не стоит так преувеличивать негативное значение дополнительных часов работы, – спокойно ответил мужчина, отпивая немного чая из своей чашки. – Всё-таки если бы я столько не трудился, то навряд ли бы сейчас сидел рядом с Вами и пил чай, верно? – Я понимаю! Я прекрасно понимаю, Панталоне, – голос старичка стал почти что жалобным. – Но как же я без вас-то? Вы ж мне... Вы ж мне все как дети, как внуки родные стали! Я ж не переживу, ежели с вами ещё что-то случится! Сначала Синьора, потом – ты... Подумай о том мне, о Пьеро подумай! О Дотторе, в конце-то концов! – Пульчинелла поправил съехавшие на кончик носа очки, устремляя взгляд обратно на банкира, что ласково улыбался. – Хорошо, господин Пульчинелла. Я постараюсь больше не изводить себя работой, – он кивнул, отчего чёрные прядки сползли на лицо. Всё-таки этот старичок умел переубеждать.***
– Скажи Дотторе, чтобы он за Панталоне следил, – уже будучи ночью в постели произнёс Пульчинелла, откладывая очки на прикроватную тумбочку со светильником. – Опять покушение? – немного сонно произнёс Пьеро, отрываясь от какой-то книжонки. – Да. Он сам на свою жизнь и покушается, – недовольно буркнул Цыплёнок, укладываясь поудобнее. – Опять перерабатывает и изводит себя. – Хорошо, я постараюсь с ними двумя поговорить об этом, – Педролино отложил книгу и зевнул, выключая светильник, видя, что Пульчинелла уже почти спит. – Спокойной ночи, Пульчи. – Спокойной ночи, Пьеро.