Будни Смешариков

       Громко-громко зазвенел будильник. Стрелка часов указывала ровно на двенадцать дня, и минутная стрелка туда же. Нежно-розовое копытце лениво потянулось к чашечке будильника с целью прекратить сей вопиющий, сотрясающий весь дом, звук. Нюша откинула одеяло и сладко потянулась, а потом взглянула в окно, услышала, как чирикают птички, как журчат весенние ручейки, почувствовала, как ветер доносит в комнату сладкий аромат мимоз, и единственное желание, которое озарило ее голову, это «задернуть шторы, закрыть окна и двери, никого не слышать, и никого не видеть».        — Как же я устала от всего, — тяжко вздохнула Нюша в попытке продрать заспанные глаза. Тут ее взгляд застопорился на книжку, словно вписанную в пол раскрытыми страницами. А книжка эта называлась «В стиле продвинутых модниц, выпуск 341».        Нюша немедля ухватила с пола глянцевый журнал, и окинула глазами странички, на которой он был раскрыт. Побегав по страницам глазами туда-сюда секунду-другую Нюша как закричит:        — Да нет у меня столько шелка! Я где Вам его, из-под земли может достать должна? Или у меня папа, по-Вашему, арабский шейх? Где я возьму эту ткань-то Вам? Вот у Джуши есть, — Нюша указала копытцем на свинку-модель из журнала, — у Хруни тоже, а у меня?!        — Свинство какое-то! — и журнал полетел в сторону стены, захватив по пути вазу с георгинами. Журнал шмякнулся, ваза упала, хоть и не разбилась, чего нельзя сказать о состоянии Нюши. Свинка чувствовала себя не на шутку разбитой и подавленной. Ей все время казалось, что она совсем ничегошеньки не стоит по сравнению с теми журнальными модницами.        «Какое-то время назад я обладала минимальными ресурсами», — начала рассуждать про себя Нюшу, вынув самый нижний ящик из тумбочки из зеркалом, в котором вперемешку собрались все прелести Нюши: и заколки, и бигуди, и клипсы в форме сердечек, и бисер из перламутра, и тушь, и помада, и тени, и настолько еще много всего, что Нюша не понимала, за что хвататься.        «Да, у меня было все, благодаря чему я всегда оставалась верна последнему писку моды», — рассуждала озабоченная Нюша, — «ну а бывало, что все-таки чего-то не хватало, конечно. Но я не вешала пятачок, я всегда находила выход из самых неординарных ситуаций».        Нюша осмотрела вдоль и поперек лоскуток в пурпурный горошек на лаймовом фоне — когда-то это были шторы, не только гармонично сочетавшиеся с общим интерьером второго этажа домика, но и спасающих помещение от пресловутого солнечного света. А теперь… Ныне это что-то с чем-то…        — Платье у меня из этого тогда так и не получилось, — самокритично подчеркнула Нюша, — значит я никогда не соответствовала запросам светских львиц?        — Кляц-кляц, — в окошко кто-то постучал, — Нюша. Нюша узнала этот голос — голос, который она узнает из сотни других: ее кличет Бараш. Она насупила брови, поджала нижнюю губу, и направилась к окну. Страшно было представить, что учудит в следующую долю секунды раздосадованная Нюша.        — Что-о? — она открыла окно и раздраженно уставилась наружу, растворившись пятачком в пучине нежных лепестков роз, тюльпанов и хризантем.        — Ой, — Нюша закатила глаза, только собралась закрыть окно, да не тут-то было.        — Пошли погуляем, — с наивностью и простотой в голосе предложил Бараш, нацепив на физиономию не менее наивную улыбку и подперев окно букетом, — я цветы принес.        — Во-первых, я терпеть не могу розы… — начала Нюша.        — Тут тюльпаны есть, — подметил Бараш.        — Их тоже, — отрезала Нюша, — и еще…        — Так может?.. — не унимался Бараш.        — Я терпеть не могу, когда на меня смотрят не причесанную! — возгласила Нюша и резким движением копыт закрыла окно прям перед носом отчаянного романтика. Только алая, как Нюшина щека, розочка бумкнулась на кровать, отлетев от стебля.        Нельзя не отметить, что в глубине души свинка сожалела о том, что так бесцеремонно выставила прочь друга. Но это лишь скоротечное мгновение: хоп и все забыл. Вот так произошло с Нюшей.        «Работа над собой важнее» — заключила свинка, задвинула пинком обратно в комод нижний ящик и брякнулась на пол, посмотревшись в зеркало.        — Это же… Это уродство, — прошептала Нюша в изумлении, выпучив глаза, ощупывая и лоб, и щеки, и косичку, — и вот такой меня видел Бараш?!        — Н-н-не! — карманное зеркало повторило траекторию глянцевого журнала, расколовшись на кусочки.        Ежик корпел сегодня на славу: пот тек градом со лба, очки уж давно запотели, а трудолюбивый (или из необходимости) еж усердно наседал на ручку насоса, стараясь надуть такой красивый, такой мягкий и такой большой батут в форме гриба. То ли Ежик готовится к открытию детского парка аттракционов, то ли он сам решил погрузиться всей головой и иголками в пучину детства: как-никак, а Ежик уже был подростком.        Мимо Ежика, словно тень, тащился Бараш, а за ним тащились стебельки цветков, так жадно покидая букет, цепляясь то за колючую траву, то за копыта опечаленного поэта.        Бараш подошел к Ежику, и спросил напрямую, совершенно не контролируя себя и не репетируя речь, как это обычно бывает у него:        — Тебе еще не надоело работать на Кроша как заговоренный? Такие слова как резкий подзатыльник осенили Ежика.        — А… — он обернулся на голос, а через пару секунд включил режим «думай, что ответить». Но только Бараш по глазам прочитал намерения Ежика: много лет уже знакомы, как никак.        — Не надо ничего говорить, — сказал Бараш, опередив ежа. Голос его был грубее рычащего двигателя в ангаре Пина.        — Ты совершаешь крупную ошибку, — заключил Бараш, будучи уверенным на все сто процентов в заявленном вердикте, а потом всунул в руки Ежика общипанный, полулысый букет.        — Спа-а-асибо, — протянул Ежик, все еще ожидая от Бараша хоть какого-то объяснения его поведению.        А Бараш пошагал дальше: ответ Нюши не на шутку поддел состояние поэта. Мало того, что он вчера самолично собирал на полянке и в лесу каждый цветочек, так еще и полночи не спал, тщетно стараясь нацарапать хвалебную оду в пятистопном амфибрахии. А встретили его…        «Как последнего оборванца, как позорника…» — сетовал про себя Бараш, — «ну ладно, Нюша, я все понял. Теперь я понял». Тем временем раздражение, недовольство, циничность и даже злоба куда-то враз улетучились у Нюши: свинка вытащила в свой придомовой садик стул, тумбочку, которую заставила различными косметическими вещичками, а сама обдувала себя и болтающуюся прядь волос веером: сегодня жарко, а вдруг тушь растечется? Этого допускать нельзя. Но погода преподносила Нюше свои сюрпризы, словно нарочно провоцируя модницу: нежданно-негаданно задул ветер, правда теплый. Помня с уроков ОБЖ Кар-карыча, что проблему проще предотвратить, чем возиться с ее последствиями, Нюша взяла с тумбочки лак для волос и сбрызнула им копну пышных волос, собранных на голове в форме рогалика.        — Чтобы не испортилась прическа, — довольно хрюкнула Нюша, и отложила веер в сторону.        — Ну почему никто не приходит? — спрашивала себя свинка, оглядываясь то туда, то сюда, подсознательно ожидая возвращения того же Бараша, — теперь-то можно подходить, можно смотреть на меня, и… Я бы даже сказала «нужно»!        Но так долго продолжаться не могло: отсутствие какой-либо души в окрестности вновь стало раздражать Нюшу. Вновь все возвращается на круги своя. Только-только она состроила из себя ту самую конфетку из журнала, с которой постоянно себя сравнивала, как все разбежались. Где же те, кто должен лицезреть сию роскошь, красоту и шарм?        — Ну… ну… пока я буду здесь ждать сидеть, у меня же прическа потеряет форму, а блеск на губах не будет таким выразительным… — запаниковала Нюша. Но не прошло и часа, как ее прекрасную головку озарила блистательная идея. В прямом смысле блистательная!        Нюша, нацепив на талию нежно-салатовый тюль и подвязав его ленточкой от подарка (некая имитация платья), вальяжно расхаживала по лесной тропинке, каждые пять секунд придерживая зеркальцем прическу все с той же самой целью — с целью сохранить себя в наилучшем виде, чтобы встретить хоть кого-нибудь. По всей поверхности тюли мерцали в свете яркого солнышка блестки, которые Нюша на скорую руку нацепила, и неважно, что половина из них по тропинке-подиуме опали.        — Здесь есть кто-нибудь? — спрашивала в пустоту Нюша, имитируя походку и стан тех модниц из глянцевого журнала.        Все бы было хорошо, но сначала блестки на платье-тюли перестали мерцать, затем прядь волос на голове Нюши стала колебаться, а потом…        Посмотрев наверх, Нюша увидела черные, такие тяжелые свинцовые тучи.        — А зачем сейчас? — пролепетала Нюша, словно обращаясь к этим самым тучам, — нельзя хотя бы немного попозже? Ну почему сейчас?!        И опять по накатанной: Нюша всхлипывала и ужасно паниковала.        — Штормовое предупреждение! — зафонил голос Лосяша в радио-колоколах, примощенных к стволам елок и осин, — штормовое предупреждение! По моим расчетам в ближайший час ветер поднимется до… О-о-о-ой!        И на этом звук окончательно пропал: вероятно, Лосяш попал в пучину разбушевавшейся погоды.        Словно невидимая спираль, ветер подхватил Нюшу, распотрошил ее рогалик на голосе так, что свинка перепуталась в собственных волосах, а после, попятивишись вслепую в сторону, оступилась и покатилась кубарем куда-то вниз. Внизу Нюшу поджидал ужасная, грязная лужа. Свинка плюхнулась в нее. Сейчас Нюшу ничего не интересовало, больше ничего не беспокоило и ничего не тревожило, кроме острого желания прекратить то, что сейчас творится, и вернуться скорее домой.        По прошествии часа Нюша, вся растрепанная, без макияжа, без блеска на губах, сидела в домике у Ежика и пила горячий чай — надо же отогреваться. Что было «до» отчаянная модница не помнит.        — Почему заранее не предупредили об этом… о штомровом предубеждении… — выдавила из себя вялая Нюша, да и то мимо букв. Ну так и состояние у нее сейчас не самое удобное для связной речи.        — Лосяш прозевал, его вина, — ответил Ежик, суетящийся с фантиками, которых раскидало по всему домику злополучным ветром, — когда он только объявил о плохой погоде, на улицу уже и выйти страшно было. А ты чего делала в это время?        Глотнув чаю, Нюша сказала:        — А я-то… Я гуляла. Время шло… Нюша отогрелась, умылась, причесалась, пусть и не самой удобной расческой из домика Ежика, заплела косичку, и вот теперь поняла, что проблема так и не осталась решенной.        Пока Ежик спокойно поливал кактусы, Нюша брела, уставшая, по домику. В одном уголке горшок с кактусом, в другом уголке еще один горшок с кактус, в третьем уголке так и не надутый батут валялся — все как обычно. Но стоп! Внимание Нюши привлекла ваза. А в вазе той полустоял-полулежал тюльпан, да пара поникших роз. Это был уж очень знакомый букет, и свинка сразу догадалась, что это тот самый букет от Бараша.        — Зачем тебе Бараш его принес? — спросила Нюша, указав копытцем на вазу.        — А, заходил Бараш, да. Я сам не понял, зачем. Я взял, поставил в воду, чтобы не засохли, — спокойно объяснил Ежик.        — Почему так? Я столько раз стремилась к тому, чтобы стать похожей на моделей из своего любимого журнала, но постоянно натыкалась на какие-то препятствия. Как будто передо мной невидимая стена, — рассуждала Нюша, — даже сегодня. Если бы ты видел, насколько я была сегодня красивой до ветра… Я… А что теперь толку, — и она утерла пятачок, — ты всего равно этого не видел.        — Зачем ты хочешь быть похожей на каждую из этих модниц? Нюша, ведь то, что у тебя, нет у них. Вы разные! — подчеркнул Ежик, поддерживая подругу, — ты должна быть самой лучшей и самой любимой не для того, с кем ты, возможно, никогда в жизни не пересечешься, а в первую очередь для себя. Ты ведь у себя самая любимая, и самая красивая. Ну, и для нас тоже.        Напоследок Ежик заскромничал: Нюша это сразу заметила. Несмотря на то, что подобные слова ей было слышать очень приятно, еще бы приятнее ей было получить подобное от Бараша, и потому она подошла к вазе:        — Ты не против, если я заберу эти цветы?        — Уверен, что они тебе и предназначались, — улыбнулся Ежик, скромно подправив очки.        — Да, — приятно выдохнула Нюша, — меня ценят за что-то другое, за нечто более глубокое, чем я могла себе предположить. Мне это надолго запомнится.        И беззаботная, довольная, словно заново родившаяся, Нюша упорхнула из домика на улицу, где лучи солнца уже пробивались сквозь рассеивающиеся тучи.