Золотая грёза

Все жители Пенаконии видели сны. Яркие, красочные, живые. Конечно, их грезы были им неподвластны, только гостям Семьи были доступны рукотворные миры, но все же… Миша любил их. Свои сны. Даже если они и оборачивались кошмарами, лабиринтами одиночества без выхода, где комнаты его детства сменялись коридорами отеля, а каждая дверь вела обратно в детскую или мастерскую. Во снах, если ему везло, он мог снова поговорить с дедушкой. Подлезть ему под руку, выпрашивая историю или урок. Но часто он даже не выходил из комнат, потому что с каждым месяцем память тускнела, и дедушкин образ становился все более невнятным, готовым рассыпаться на осколки. Поэтому он просто наблюдал, глядя в замочную скважину, как когда-то в детстве, как дедушка возится с часами, а потом засыпал на ковре среди подушек, под щелчки инструментов, чтобы проснуться в маленькой каморке для персонала на кровати собранной из дверец шкафа. Горничные, особенно из тех, что не были коренными жителями Пенаконии, часто восторгались местным снам. Шептались о том, что только здесь начали видеть самые сладкие грезы, самые яркие сны о мечтах, а сны самого Миши постепенно выцветали. Месяц за месяцем он помнил все меньше деталей и во снах его дедушка больше не работал за своим столом, а комнаты их старой квартиры сократились до детской, за порогом которой перестраивались темные коридоры отеля. Напиток из местных вод и ирисов, что многие из работников пили на ночь, тоже помог ненадолго и вскоре, все, что Мише осталось это блуждать по коридорам своей памяти в поисках, кричать в пустоту комнат надеясь найти хотя бы еще один осколок. И все же, даже пустые коридоры, ведущие все, как один, в его детскую, он бы не променял ни на одно из самых ярких сновидений, о которых шептались горничные и лакеи за работой, в своих снах он был дома. Сегодня вечерний чай особенный. Миша отмеряет из жестяной коробочки совсем немного, ровно на одну чашку, заливая круглое ситечко кипятком. Вздыхает, способ приготовления напитка кощунственный. Увидь то, как Миша заваривает драгоценный напиток, кто-то разбирающийся в церемониях — не обошлось бы без выговора, но… у Миши есть лишь одна кружка, одно ситечко и старенький чайник. А отказаться от напитка он не может. Это шанс, снова во сне увидеть дедушку. Хотя бы еще один раз. Миша часто дежурит у лифтов, помогая гостям, и там же, совсем рядом, есть небольшая чайная. Чай там подают на местной воде и из местных сортов, выращенных специально для гостей «Грёз», чтобы их погружение в рукотворные миры проходило как можно приятнее и ярче. Чтобы мечты во снах обретали четкость и плоть и походили на реальность. Миша лишь слышал рассказы, цены на напитки подобного качества были ему совершенно не по карману, но этот достался ему в подарок за хорошую работу. Господин Воскресенье всегда был вежлив с персоналом, за помощь или быстро выполненное поручение, бывало, дарил безделушки или оставлял щедрые чаевые… вот и Мише, за расторопность, досталась внезапная награда. Коробочка с особенным чаем в фирменной коробке с узнаваемым гербом. Готовый напиток пах медовой сладостью, а после того, как чашка закончилась, всего минут через пять, потянуло в сон. Заматываясь в плед и опуская голову на небольшую диванную подушку, Миша улыбался. Улыбался он и во сне. Обычно и уже привычно темная детская была, впервые за многие месяцы, залита закатным солнцем, а стоило выйти, как оказалось, что дверь вновь вела в гостиную, из которой в приоткрытую дверь был виден дедушкин кабинет. Миша на цыпочках прошел к входу, заглянул в проем. Дедушка сидел за столом, хмурился, перекладывая детали. Миша с удивлением заметил, что занят он был не привычными в его работе часами. Такие, что Миша видел в его руках сейчас, дедушка, занимавшийся обычно напольными или настенными версиями, никогда раньше не чинил. Эти часы были карманными и на вид очень… знакомыми? Круглая крышка, матовый металл, на котором бликовал герб. Такие часы носил лишь один знакомый Мише человек — господин Воскресенье. И он же сидел в гостевом кресле у окна, дожидаясь окончания дедушкиной работы, меланхолично оглядывая закатный мегаполис за окном. Но откуда он здесь? Его сны никогда не отличались разнообразием, и в этом была своя, особенная, прелесть. Привычный и любимый мирок, пусть с каждым днем сужающийся, но все же дом. — О, Мишенька. Вернулся? Как учеба? У нас, как видишь, гость. Миша, оказывается, так навалился на приоткрытую дверь, что та скрипнула и дедушка его заметил. Дедушка — его — заметил! Поднял голову от работы, улыбнулся в усы так, что у глаз собрались «гусиные лапки». Позвал по имени, как не делал во сне очень-очень давно, спросил… Миша выдохнул гулко, закусил губу, удерживая всхлип. Улыбнулся дедушке, шагнул вперед, к его столу, как делал всегда, интересуясь работой. И тут же выпрямился, пусть сон, пусть все это лишь игра его разума и Грёзы, но вежливость никто не отменял. И огромную благодарность тоже. Ведь это господин Воскресенье подарил Мише этот чай. Благодаря ему Миша сейчас снова увиделся с дедушкой, снова услышал, как тот зовет его по имени. И пусть господин Воскресенье в его сне воображаемый, Миша хочет его поблагодарить. Наверное, поэтому во сне Миши господин и стал гостем дедушки. Потому что в реальности он ни за что — ни за что не решился бы. Не то что принести господину слова благодарности, просто подойти и обратиться, отнять хоть полминуты его драгоценного времени. Но здесь ведь можно? Это ведь сон. Грёза. Ведь именно поэтому люди со всех обитаемых систем так стремятся побывать на Пенаконии, в отеле Грёзы — потому что, погрузившись в воды Мира, могут исполнить свои желания. Увидеть родных, которых нет уже давно, вернуться в детство, признаться в чем-то, побывать там, куда невозможно попасть иначе… Конечно, грёза не исправит реальность, это невозможно, но краткое облегчение или таким образом, закрытый гештальт — способны сделать жизнь ярче и легче. Придать сил или смелости прожить следующий день. — Доброго вечера, господин. — Миша улыбнулся, легко и благодарно, поклонился приветственно, повернулся к дедушке. — Останетесь на ужин? Миша мог бы рассыпаться в благодарностях, сказать «спасибо» прямо, но… это бы разрушило момент, уничтожило волшебство грёзы. Напомнило, что все здесь во сне нереально. И дедушка, и господин Воскресенье. Мише нравится сегодняшний сон. Он живой, живее, чем сотни предыдущих. Он хочет окунуться в его иллюзию поглубже, выдыхает медитативно, ныряя глубже в грёзу, позволяя ее иллюзорным водам заполнить его легкие, а за ними и разум. Это не опасно, но новичкам не рекомендуется. Вызывает привыкание, у не местных в десятки раз быстрее, но Миша родился на Пенаконии, так что может позволить себе разок забыть о реальности до звонка будильника. Отдаться на волю вод памяти полностью, забыть во сне, что это сон. Не самый плохой выбор. Да. На следующий день Миша просыпается отдохнувшим, глаза открываются сами, за пять минут до будильника. Щеки горят, конечно, и какое-то время Миша тратит на то, чтобы продышаться, уткнувшись лбом в подушку, но на душе поразительно светло и свободно. Он собирается на работу, умывается, мурлыча себе под нос что-то ритмичное, быстро завтракает, просматривая ленту сообщений персонала, что накапала за ночь, и только потом вспоминает, что у него сегодня выходной. Первая мысль после — лечь досыпать. Можно даже не раздеваясь из формы. Упасть и закрыть глаза. Вернуться в грёзу, туда, где ждет дедушка, и улыбается ему. Где господин Воскресенье с интересом наблюдает за тем, как Миша собирает механизм его часов — под дедушкиным наблюдением, конечно, но все же. Но так же Миша знает, даже в рукотворных грёзах, что предлагает Семья гостям Пенаконии не рекомендуется находиться более суток. А сны естественные, не контролируемые ложем, чаще даже притягательнее рукотворных миров, особенно сны под стимуляторами — такова природа Пенаконии. Таковы правила жизни на планете где даже воздух полон грёз. Все местные с детства знают — Часы не просто так один из символов их Мира — они ограничение. С самого детства все знают правила — не спи дольше восьми часов, не злоупотребляй снотворным, живи реальностью. И все из них не так уж редко видели тех, кто потерялся на просторах собственных фантазий. Ушел в грёзы и не вернулся. Кто-то добровольно, кто-то, убегая, а кто-то просто заблудившись и утонув, не имея достаточно сил выплыть обратно. Миша жалел их, один-два раза в месяц, посвящая свои дни помощи Колыбелям. Местам, где спали, под капельницами с питательными растворами, и умирали во сне потерянные. Редко кто из них действительно просыпался, по правде один из ста. Миша взглянул на часы телефона. Смахнул рабочий мессенджер, открыл вкладку с волонтерским чатом. Написал, что у него есть пять свободных часов после обеда и попросил поставить его в график. Получив ответ, выслал подтверждение и отправился за ведром и тряпкой. До обеда вполне можно было прибраться в квартире. Ничто так не избавляет от глупых мыслей, как физический труд.