Разводы на твоём сердце

Приходя домой, Сигма видел лишь пустую квартиру. Родители почти никогда не бывали дома. Вечно в офисе или в командировках, они тут толком и не появлялись. Сигма был предоставлен самому себе большую часть своей жизни. Что такое для него дом? Уж точно не эта квартира. Обычное хоть и со вкусом обставленное помещение. С ним не были связаны счастливые детские воспоминания. Они ни раз переезжали с места на место, но ни одну квартиру парень не запомнил. Все слишком одинаковые. Дорогие, роскошные, но совершенно пустые. Не звучал в этом доме никогда детский смех, не горели чьи-то глаза, не слышно было даже голосов, если повезёт — лишь уставший шёпот кого-то из родителей, кто всё же соизволил проведать сына. Сигме не нравилось в школе. Но всё же там было лучше, чем дома. В коридорах было слышно чей-то смех, разговоры и крики. И никогда в одиночестве учащийся остаться не мог. Это позволяло забыться, раствориться в толпе, забыв о собственной пустой квартире. О тех, кого в ней не было. Длинные двухцветные волосы колышет осенний ветер, а серьги, напоминающие внешне настоящие пули, позвякивают, стоит их хозяину повернуть голову в сторону. Необычный видок, как для парня. Но никто никогда не задавал ему вопросы касательно внешности. Из соображений толерантности, или всем было просто плевать — не понятно. Но так даже лучше. Нельзя было назвать Сигму изгоем. Нет, скорее он просто неприметный, и даже необычная внешность не помогает. Тихий и застенчивый мальчик, хорошист, пишущий шикарные сочинения, но никогда не отвечающий на уроках устно. Сколько не пытались его спрашивать, не выходило. В конечном итоге его просто перестали вызывать, да и в принципе его существование стало довольно призрачным. Но всё же два человека из его класса были не прочь поболтать с Сигмой. Уже с начальных классов Николай Гоголь и Фёдор Достоевский завербовали мальчика к себе, приняв в свой круг общения, которое не прерывалось вплоть до старшей школы. Никто не знал, почему им приглянулся именно он. И сам парень этого не знал. Дружба вообще всегда складывается непредсказуемо, и казалось бы совсем разные люди могут стать товарищами. Из года в год, в первый день нового учебного семестра Сигму встречал весёлый голос на пороге, и рука Коли неизменно трепала его двуцветные волосы. — Сигмааа, приветик!! Чё не отвечал в чате? — налетел на него с расспросами Гоголь, расплываясь в клоунской улыбке под красноречивое хмыканье извечно молчаливого Фёдора. Сыромятников замешкался, недовольно поправляя потрёпанные пряди. — Собирался. Не увидел сообщений. Это не было ложью или отмазкой. Парень и правда почти не заглядывал в телефон, быстро собираясь и стремясь как можно скорее покинуть родительский дом. А достав сейчас свой телефон из кармана, Сигма понял, чего это его Николай донимает. Кажется, какой-то неизвестный номер добавили в чат их класса. Неужели всё таки к ним кто-то новенький перешёл? Интересно, какому идиоту понадобилось менять класс, когда на носу экзамены и выпускной. Бред полный. — Кто это? — спрашивает Сыромятников, с любопытством рассматривая аватарку нового участника, подписанного как "Устал от жизни". Это петля, что ли там? Странный выбор, однако. Интересный у них новый одноклассник. — Один мой знакомый из соседней школы к нам в этом году решил перевестись. Странный тип, на любителя мягко говоря. — наконец подал голос Достоевский, равнодушно облокачиваясь на колонну и листая что-то в телефоне. Николай захлопал в ладоши, вновь расплывшись в улыбке и подпрыгивая ближе к лучшему другу, чуть не выбивая у того из рук смартфон. — Фе-едь, а ты познакомишь нас с ним? — пропел Гоголь, покручивая в руках свою белую косу, на что Фёдор лишь устало вздохнул. Какие же они всё таки разные. — Да сами познакомитесь, в одном классе всё же учиться придётся. Сигма лишь неопределённо повёл плечами. Желания знакомиться с каким-то таинственным знакомым Феди не было, да и вряд ли такого как он вообще заметят. Он не Коля, чтобы моментально выделяться из толпы и приковывать к себе взгляды своим шумом и чувством юмора. Не загадочный гений Фёдор, равнодушный к большинству вещей шахматист с невероятным умом. А просто обычный одиннадцатиклассник, с которым и сидеть никто не хочет. Да, определённо знакомство не имеет смысла. Длинноволосый засовывает руки в карманы и слегка откидывает голову назад, смотря на небо, затянутое тучами. Погода как всегда прекрасна, а главное, непредсказуема. Будто он не видел всё тоже самое на протяжении уже вот как месяца. Старшеклассников гонят на футбольную площадку, чтобы построить всех для линейки. Бред тот ещё, но за столько лет учёбы привыкаешь. Уже наизусть Сигма выучил всегда одинаковую речь директора, и развлекал себя только тихими перешёптываниями с Достоевским и Гоголем. Тоска смертная. Но здесь хотя бы шумно. Не слышно своих мыслей. Пока внезапно кто-то не врезается Сигме прямо в спину, отчего тот, потеряв равновесие, уже было почти упал, но руки Фёдора всё же удержали товарища от падения, и парень испуганно посмотрел на того наглеца, который, по-видимому, был реактивным самолётом, а не человеком, уж очень болезненным получился удар. На него удивлённо уставился высокого роста мальчишка, навскидку примерно одного возраста с Сигмой, с каштановыми, слегка потрёпанными волосами и бинтами на запястьях. Он виновато рассмеялся, почёсывая затылок. — Извини, так торопился на линейку, что случайно врезался. Не сильно больно? У этого парня был высокий как для мужчины голос, с какой-то извечной ноткой веселья, но всё же не такой, как у Николая. Тот скорее был похож на безумного клоуна с гиперболизированными эмоциями, а стоящий перед ним нарушитель спокойствия казался той самой "душой компании", которого, конечно, любили все. — Да никуда ты не спешил, Осаму. Как всегда три часа возился со своими сраными бинтами, а потом решил как всегда испортить кому-нибудь жизнь. Фёдор помог встать на ноги Сигме, и смерил Осаму презрительным взглядом. — Да, и как вы поняли, это тот идиот, о котором я говорил. Наш новый одноклассник, и моя головная боль. — А, так это твои друзья, Федь? Я Осаму Дазай, из 104-ой к вам перешёл. — темноволосый лучезарно улыбнулся, сверкая карими глазами и полностью игнорируя мероприятие, которому возможно мешал своим чересчур громким тоном голоса. Так вот какой он, этот знакомый Достоевского. Шумный мальчишка, у которого, судя по бинтам, ещё и какие-то свои счёты с жизнью. Определённо не лучшая опция на четвёртого участника их небольшого круга общения. — Не наш что-ли? Фамилия странная какая-то, забавно звучит. — подметил Николай, кружа вокруг нового знакомого, лишь косичка развевалась на ветру. Но Дазая это ничуть не поколебало, он расслабленно развёл руками и картинно прикрыл глаза, наслаждаясь получаемым вниманием. — У меня вроде корни откуда-то из Японии, ха-ха. А вообще нормальная фамилия, не докапывайся. Коля подпрыгнул обратно к Фёдору и потряс его за руку. — Фе-е-едь, ну можно мы его оставим? Он забавный! Достоевский только устало вздыхает, а Сигма всё также молча наблюдает. Всё таки он в какой-то степени лишний тут. Слишком тихий, чтобы подать голос и высказаться насчёт нового человека. Но когда Осаму подходит уже к нему, с любопытством рассматривая цветные пряди, Сигма растерянно моргает. — А тебя я раньше не видел. О Николае мне Федя рассказывал, а вот тебя не помню. Выглядишь прикольно, волосы такие двуцветные, ещё и эти серёжки, на пули похожи! Бинтованный безумно улыбается, трогая рукой одну серёжку, но его одёргивает за запястье чужая рука. Дазай удивляется, видя в серых глазах Сигмы страх. Чего боится то? — Рад знакомству, Осаму, но не трогай мои серьги, пожалуйста. На темноволосого уставились две пары глаз. Достоевский даже неодобрительно покачал головой и вздохнул. — Дазай, прекрати доставать людей. Особенно Сигму. Он не любит прикосновения. Сигма отвёл глаза и передёрнул плечами, перестав обращать внимание на друзей и принялся рассматривать вечно серьёзное лицо директора. Не любил он, когда диалог заводили о его слабостях. — Ой, Сигм, извини. В общем буду рад общению с тобой! — весёлым тоном произнёс Осаму, заслужив недоверчивый, если даже не насмешливый взгляд собеседника. Впервые за эти минут десять, что они были знакомы, губы парня с длинными волосами, похожими на двухцветные пирожные, тронула лёгкая улыбка. Только было в ней что-то тоскливое, режущее душу словно осколок стекла. Но долго об этом никто задумываться не стал.

***

Сигма мог часами наблюдать за людьми, словно за аквариумными рыбками. Такие далёкие, непонятные, совершенно чужие ему. Были люди спокойные, как Фёдор. Были застенчивые, как Ацуши Накаджима из параллельного. Были ребята весёлые, как Коля. А теперь появился новый тип в голове парня. Осаму. Его нельзя отнести ни к одному из этих видов. Он буквально воплощал в себе нестабильность, и мог быть всеми и сразу. Играя с Достоевским в шахматы (откуда они их достали?) он был похож на гениального подростка с видом, будто он само воплощение Бога, о котором говорил Федя. Мог веселиться и безумно хихикать вместе с Николаем, дразня какую-то девушку из их класса. А мог притвориться застенчивым или смущённым, хотя по личным подозрениям Сигмы, таковым не был. Чувствовалась какая-то фальшь во всём, что он делал. Мягко говоря, странный тип. Постоянно говорит о желании покончить с собой, мечтая найти красивую девушку для двойного самоубийства, что вызывает у длинноволосого чуть ли не сердечный приступ. Тема суицида для него — глубоко личная, страшная, как бескрайний колодец, и то, о чём он не хочет вспоминать лишний раз. Зачем я появился на свет? А Осаму говорит это с такой лёгкостью, словно прогноз погоды пересказывает. И его это веселит. Аж в дрожь берёт. Но в целом, если закрыть глаза на его наклонности, то даже терпимо. Он нагло уселся за одну парту рядом с ним, чего не делал никто уже года два или три. Странное чувство. Одновременно и некомфортно от присутствия человека рядом, и чувствуется причастность к коллективу, с которым он знаком с началки. Видимо, Дазай и правда душа компании. Он мгновенно затмевает своей харизмой существование Сигмы, который задумчиво покручивает в руках ручку, пока к нему не обращаются: — Сигм, а ты чем увлекаешься вообще? На него с насмешкой смотрит Осаму, одной рукой пытаясь стащить ферзя из рук Феди, но тот держит крепко, и наглецу желаемого не даёт. А Сигма только серыми глазами хлопает, да крутит в руке ручку. Что ответить на этот вопрос? Да так, смотрю сериалы весь день, сплю больше чем бодрствую, да пытаюсь понять своё место в мире и обществе? — Пишу произведения. Так, для души. Немного рисую. И дома сижу в основном, только иногда с Колей и Фёдором куда-нибудь вылазим. — неуверенно произносит Сыромятников, поправляя прядку за ухом. Наверное, сейчас разочаруется, как и все остальные, поняв что он до жути скучный. Как обычно. — Офигеть, ты пишешь? А напишешь мемуары моей бренной жизни? — напирает на соседа по парте суицидник, отчего Сигма нервно отшатывается. — Ладно-ладно, шучу Сигм. Просто хочу с вами троими как-нибудь затусить, куда вы там обычно ходите? Гоголь и Достоевский принялись подробно объяснять лучшие варианты своих дружеских посиделок. Снова сероглазый чувствовал себя лишним, хотя и избыточное внимание его жутко пугало. Сложно понять даже самого себя. Парень морщится, когда забинтованная рука приобнимает его за плечо в товарищеском жесте и её обладатель широко улыбается. Они знакомы один школьный день, чёрт возьми, чего он к Феде так не сунется? — Пойдёмте в качестве пробной прогулки после школы в парк! Плюньте вы на эту домашку и экзамены, будем веселиться!! Да, год обещает быть очень весёлым.