✟
Август. Он жгучее солнце, он хрупкие бабочки, он яркая поляна, залитая сиянием. Такими картинками покрывается это слово, попадая в воображение. Но я прямо сейчас вижу его совсем другим. Чёрствый, промозглый этот август. Он сговорился гулять на пару с проливным дождём. Крупнокалиберные капли с прошлого утра непрерывно стреляют в землю, выращивая длинные наглые лужи на пепельном асфальте. Эти капли являются отражением в моих зелёных глазах. Мой взгляд падает на распахнутый гроб, в который положили молодую девушку. Мою девушку. Мои дорогие черти, прошу, не стоит ко мне жалости… Говорят, дождь в день похорон — очень хорошее знамение для усопшего. Это значит, покойник был хорошим человеком. Природа его оплакивает, обрушивая живым на головы жёсткие, говорю же, точно пули, капли воды. А, так это… Действительно происходит? Тело под чёрным шёлком строгой рубашки мёрзнет от ветра. Тонкие покрасневшие пальцы держат ручку крупного чёрного зонта. Скоро температура моего тела будет близка к температуре тела покойницы… Если это продолжится в подобном ритме. Уши собирают тихие рыдания. Они окружили меня как окружали бы меня деревья, если бы я обернулся и понял, что стою посреди леса. Наблюдаю за процессией с усиливающимся ощущением искусственной замедленности. Беру минуту за десять. Плакать не хочется. Но скоро слёзы покатятся с глаз от томительности этого торжества и надоедливого воя скорбящих. Итак… — Твоя очередь прощаться. — доносится со стороны. И ноги сами делают шаг, два, три, принося моё тело к ящику, в который положили точно такое же настоящее тело, только уже не живое. Правда настоящее? — Всего хорошего. Жаль, когда ты вернёшься в этот мир, мы больше не встретимся. Очень жаль. Это как говорить с ней, пока она спит. Она не слышит, а я могу не оставлять свои мысли при себе. Было бы так чудесно говорить о них. Я бы посадил её на стул, сел рядом, а она бы впитывала в себя мои долгие слова, повесив голову к низу… Но только не при условии, что тело само себя уничтожает. При жизни не так заметно, а вот после смерти очень замечательно видно… Она любила говорить о смерти, мечтала о ней. Я не знал, что она это несерьёзно. Мне теперь жить с этим, а она улыбается. Улыбается и открывает свои яркие, пронзительные глаза. Корчит мне вдруг какую-то глупую рожицу, которая заставляет улыбнуться. Она не перестаёт, а меня через секунду сгибает пополам от выразительного хохота, рвущего горло. А люди вокруг с осуждением косятся, перешёптываются, мысленно обдирают с меня кусочки кожи. Как и должны. Меня это не печалит, я их прощаю. Ведь я уже давно знаю, что эти «люди» — сложные программы с простыми скриптами. Другой реакции от них ждать нельзя. Так что, если бы, скажем, эта ситуация случилась только гипотетически… Да, если бы меня спросили: «Вот как ты, парень, думаешь, что люди бы сделали тут же, подойди ты к гробу и начни смеяться?», то я бы ответил: «Подрядили бы меня в сумасшедшего, ясен-красен, и были бы очень замечательно правы». Разные голоса, шепчущие, смешиваются в один и становятся громче. Начинается настоящий хаос. От них я могу отделить только тот, что принадлежит моему близкому другу. Настолько близкому, насколько только может иметь человек вроде меня. Его зовут Стас, он тонкий бледный человек чуть ниже меня ростом. И не мудрено, ведь не знай я о существовании зеркал, решил бы, что я фонарный столб, судя исключительно по моей длине. Но я вообще не важен. Вот, что касается Стаса, ведь именно он вырывается из ряда восковых людей, одетых в чёрное, и хватает меня за плечо как умалишённый. У него, у Стаса, лицо очень фактурное… Скуластое, глазастое. А его рыжие волосы почему-то всегда отдают персиковым оттенком при соприкосновении с солнечными лучами. — Она… Совсем как живая, — спешу объяснить сквозь нестерпимый смех, чтобы он не брал меня за дурака. Но этот секрет доверяю только ему. — Она улыбается мне. — Тише, — выстрелом шепчет Стас и хватает второе моё плечо, а потом ровно меня встряхивает, словно я пакет с кефиром, вытащенный из холодильника поздним вечером. — Сейчас же заткнись. Это похороны. Да будет тебе известно, на похоронах нельзя смеяться. Такое бывает! — он поворачивается к гостям траурного мероприятия, и его шёпот щелчком меняется на повышенный тон. — Это нервный смех, организм так справляется с потрясением! Кажется, в механических лицах, праведно извергающих слёзы в дань доброй традиции, появляется доля понимания. Не во всех, но в некоторых. Одна длинная сухощавая женщина с крючком вместо носа и совершенно не к месту напудренная, смотрит на нас точно голодный коршун. Она стискивает в морщинистых пальцах безвкусную шляпу с поддельными павлиньими перьями и ужесточает свой взгляд по мере развития какого-то внутреннего конфликта. Это мать покойницы. И прямо сейчас она наверняка желает, чтобы вместо её дочери в землю зарыли меня, несносного поганца, посмевшего хохотать возле лежбища усопшей. Возможно, она даже готова оставить лопату без работы и закидать меня землёй своими же жилистыми руками. Вот же повод злиться, я не пойму такой снобизм! Впрочем, она меня всегда не выносила и теперь будет не выносить ещё больше. Но раз она взялась меня ненавидеть, ей придётся отстоять длинную очередь. Их со Стасом взгляды мнимо сражаются без единого звука наяву, пока я отхожу от своего странного наваждения. Придётся к слову, она мать не только хозяйке торжества, но и Стасу тоже. Так что у них личные счёты, и я здесь лишь одно из яблок раздора, наполняющее целую корзину таких же. Я становлюсь на прежнее место. Проходит всего несколько мгновений, и вот я точно вижу, как сладенькое, но блеклое от смерти лицо с рыжими косами высовывается из гроба и продолжает гримасничать. Она со мной заигрывает, ей всё весело. И ни тени тоски в светлых озорных глазах. Они после смерти чуть потускнели, но совсем не потеряли девичьей непосредственности. — Прекрати, — шиплю одними только губами. — Во имя антихриста, веди себя прилично на своих же похоронах, Нина. Ведь ещё и дураком меня выставляет. Я могу её понять. Представляя себя умершим, я также представляю и осознание того, что мои дни сочтены. Я бы ни за что не упустил возможность в последний раз повеселиться. Она лишь корчит мне рожицы, а я точно бы учудил что-нибудь поистине эпичное! Но сейчас я выше этого, так что нарочно игнорирую из ряда вон выходящее поведение покойницы. Стас стоит рядом весь мокрый. Частично это из-за нервного холодного пота. Но, по большей части, он стал мокрым после того, как я выронил зонт, укрывавший нас обоих. Это его зонт, так и зря он мне доверил его держать. Я вообще не понимаю, зачем нужны зонты, когда можно просто промокнуть и не переживать. Похоронная процессия продолжается так, словно труп не выпрыгивает из ящика как чёрт из табакерки и не глумится над собственной кончиной. Нонсенс! За такое расхлёбанное поведение на празднике в честь своей смерти всегда следует какое-нибудь вредное наказание! — и только я об этом подумал, как над гробом нависает тяжёлая двухметровая тень, являющая собой потустороннее нечто. Я начинаю к нему присматриваться, и оно обрастает пугающими деталями. Бедняжка, у него не чересчур симпатичная внешность. Я тоже чудовище, но у меня хотя бы за смазливое лицо есть шанс выкрутиться. А это отборное пугало разве что бледному человеку из Лабиринта Фавна в друзья сгодится. Не знаю, кто свыше похитил мои мысли о наказании для Нины, но сейчас же прекрати и отзови это чудище обратно… Пожалуйста. Если это Недоразумение теперь суждено ей новым женихом в загробном мире, то она меня с того света достанет и изведёт. У него пустые как ничего глазницы, будто глаза из них кто-то украл. Зато зубов с лихвой, аж в три ряда, и все акульи. Мне это замечательно видно, потому что его полуоторванная челюсть свисает с морды и держится на оголённых нервах. Вместо кожи у него очевидно некое подобие… Будто его кто-то освежевал, и чтобы скрыть этот изъян, громоздкое чудовище спёрло с бельевой верёвки чью-то простыню и пришило её себе на мясо. Я похоже угадал, где-то замечаю швы. Как непрактично, очень бросается в глаза, что полотно уже испачканное и поношенное. Не помешало бы его постирать и выгладить. Постирать, желательно, с очень хорошим цветочным кондиционером. Наверное, ему нелегко живётся, потому что руки и ноги у него такие, словно он — членистоногое. Выглядят склизкими и волосатыми. Хотя их всего две пары, точно как у людей. Но изгибы неаккуратные, будто рваные. Пальцев нет… И пока Нина заливисто смеётся, не замечая огромной потусторонней твари у себя за спиной, а я её, эту тварь, пристально разглядываю… Сволочь опаляет меня выразительным взглядом и безумно усмехается. Ни к чему хорошему явно. Какой я рассеянный. Нина в своей пышной белой сорочке подобна ангелу, и её следовало бы определить в вечный рай. Но это чёрте-что определённо намерено утащить её в преисподнюю для долгих мучений. Я не могу этого допустить. Торопливо оглядываюсь по сторонам, все стоят истуканами. Стас тоже. Ну ещё бы. Человек, смеющийся у гроба — это недопустимая дикость. А мистическое непонятно что со ртом акулы и руками паука — в целом, вполне приемлемый визитёр похорон, пока не вспомнит какой-нибудь анекдот. Оно тянет к ней свои скользкие лапища. Я не выдерживаю, срываюсь с места. Храбро кидаюсь на чудовище и не думаю о последствиях, оно тут же истошно вопит и пытается от меня отделаться. — Слава, что ты творишь?! — и снова Стас выскакивает первым, чтобы прекратить драку. «Слава». Это вроде моё имечко. Стало быть, меня позвали. Знаю, слово очень многозначное, но за двадцать лет жизни я разучился отличать контексты. К этому моменту становится поздно, потому что чудовище атакует меня в ответ. Я уже успел подивиться его бездействию, но холодный удар в переносицу выбивает из моих глаз звёздочки и заставляет немного остыть. Пока я прихожу в себя, чудовище переворачивается обычным мужиком, в котором можно узнать отца Нины и Стаса. Вот же дрянь! Вот оно как выглядит, будто я взял и ни с того, ни с сего бросился колотить её отца! В этой семье все, все до единого между собой более чужие, чем незнакомцы, которые едут друг с другом в автобусе ранним утром буднего дня. Вот, что мне известно. Однажды беспробудно пьющий мужчина и очень нелюдимая женщина связали себя узами брака, а потом сколотили под совместной крышей двоих детей. Из этих детей одна лежит в гробу, а второй вытаскивает меня из драки, которую я устроил возле этого гроба. Чудесная семейка, образцовая. — Я тоже его ненавижу, но не прямо же сейчас это делать, — рычит Стас мне на ухо. Может, после того, как всё прояснилось, я был бы уже не так горазд сражаться, но теперь нападаю не я, а нападают на меня. Так что прости, Стас, но драке быть! Фигуры в чёрном отмирают, толпа выплёвывает человека на подмогу Стасу. Оторвать нас друг от друга оказывается едва ли не сложнее, чем петербургские мосты от берегов Невы. В две пары рук — такая же бессмысленная идея, потому что ненависть между нами только вскипает. Вокруг все взмокли от напряжения, а я дышу тихо и натужно, как дышит бешеный пёс, посаженный на цепь. В бой больше не рвусь и никаких миражей не вижу, хотя этот проспиртованный родитель по-прежнему кажется мне поразительно похожим на настоящего монстра. У него вздутый нос, фиолетовый как слива, залежи синяков под глазами и всё лицо в целом напоминает не очень аппетитный сухофрукт. А самое главное, мне известно, какая уродливая у него душа. Нина теперь, как и полагает, смирно лежит в гробу, сомкнув веки. Естественно, настроения на карикатуры после такой стычки у неё больше нет. — Что на тебя нашло? — Стас придирчиво осматривает моё разбитое лицо, вертит мою покалеченную голову в руках как Гамлет череп Йорика. — Ты мне уже порядком надоел. — Я и себе надоел. — гордо вырываюсь и с украшенным кровавыми дорожками лицом стремлюсь прочь. Все были бы запредельно восторженны, если бы я ушёл и мучительно растворился, но Стас вымаливает, чтобы мне позволили остаться на поминки. Скупо напоминает, что я вложил деньги в торжество. Это работает. Какое всё-таки нехорошее дело он совершает. Уже за столом этот двойной агент легонько пихает меня в плечо, а в другой руке держит рюмку водки, которую поднимает в воздух. Не чокаясь. — Как ты? — спрашивает он обеспокоенно, глядя на меня. А как я? Со стороны, наверное, не очень. Сижу с обрывком окровавленной салфетки в носу и с лицом, достойным обложки журнала с кричащим названием «НЕНАВИСТЬ». — Презираю кутью. — отвечаю настолько тихо, будто ещё тише эта реплика могла прозвучать только в моих мыслях. Стас, очевидно, просто хотел убедиться, что я успокоился и не собираюсь неожиданно перевернуть стол вместе с гостями поминальной трапезы из-за очередного навязчивого образа в голове. Мой ответ кажется ему вполне приемлемым. Я сижу и очень хорошо не обращаю никакого внимания на косые взгляды, перешёптывания со всех сторон. Сижу с рассечённой бровью, с подбитым носом, ковыряюсь вилкой в тарелке и плохо изображаю, что ем. Я расстроен, что в драке потерпел больший урон, чем мой противник. Это никуда не годится. Мне нельзя так плошать. Был бы на месте Стаса другой мой друг, и это бы позднее превратилось в капитальный позор. Стас знает, что я не страдаю из-за смерти Нины. Когда я понял, что её больше нет, мне стало немного страшно, но это чувство быстро исчезло. Я попытался поискать, но не нашёл настоящих причин для расстройства. Мне не стыдно, потому что Стасу тоже плевать на её смерть. Вообще-то, это уже немного странно. Но он смотрит на мир другими глазами, и в его объективе Нина не была нежной хрупкой розой с каплями утренней росы на пышных лепестках. Стас терпеть её не мог всю свою жизнь, и сегодня он чувствует себя так, будто избавился от тяжкого недуга. Кто такая Нина? Она была жутко обаятельная девушка, такая красивая, будто её нарисовали. В лицах у них со Стасом отмечалось приличное сходство, так что и у неё были выразительные скулы и большие миндалевидные глаза волшебного цвета. Очаровательная фея, не человек была — звёздочка, упавшая с неба прямиком на мягчайшую перину. Нежная, точно хлопок, с выдавленным из гортани тончайшим голоском и очень щадящим словарным запасом. Стас убеждает меня, что жил в тени блеска холодной звезды. Что она наяву была кровожадным монстром, спрятанным под хрупкой оболочкой мистической принцессы. Я никогда не замечал в ней всего ужаса, который он описывал, но я склонен полагать, что никто из нас не знает мир, в котором живёт. Бесполезно стало бы спорить, кто из нас на самом деле видит правду, а кто ложь. Я просто могу выслушать его, если понадобится. А потом пересказать, что их общая создательница презирает весь мужской род, и к дочери всегда относилась более благоговейно, чем к сыну, который по умолчанию потенциально опасен, потому что не имеет женских признаков и женского разума. Что ж… Мы ушли чуть раньше окончания. Буквально сразу после того, как отогрелись и пришли в себя в поминальном зале. Оба даже доедать не стали, хотя стол от страшного изобилия деликатесов не ломился, и огромных гор нам в тарелки не накладывали. Мне очень захотелось покурить, и я вытащил сразу две сигареты. Для себя и для своего дорогого друга. На улице действительно холодно. Это сделало похороны ещё более мерзкими. А-то нам не хватило этих замечательных гостей, которые не столько люди, сколько сосуды, переполненные зелёным ядом. Скользкая земля вся утопла в лужах, ледяной порывистый ветер кусает щёки, а ливень идёт куда-то сплошной стеной. Я скоро начну подозревать, что это не дождь, а сразу организованная армия, замышляющая войну или целый апокалипсис. Я уже сравнивал его с пулями, так ведь? В таких условиях никакие процессии проходить не должны. А они ещё и затягиваются. Натурально панический бред. — Как все были счастливы, когда я ушёл, — сатирично усмехаюсь, чиркая качественной зажигалкой с рельефным рисунком дракона. — Чуть пятно мне на рубашке не выжгли своими выпученными глазами. — Разве ты не счастлив ещё сильнее? Что мы сбежали от этих сумасшедших родственников, — Стас натянуто улыбается, но сигарета даёт ему настоящее удовольствие. — Я рад, что всё закончилось. Последние дни вышли напряжёнными, но теперь станет легче. — Нине там будет лучше, — заявляю убеждённо, руку с зажжённой в ней сигаретой чуть мотает. — Я имею в виду… Наверняка, тот мир не такой херовый, как этот? — Срать, — отзывается Стас немногословно. — Мне правда нет никакого дела до того, как она будет чувствовать себя в могиле. Меня моя жизнь больше волнует. — Это всё не стоит ни копейки. — коротко отзываюсь я и замолкаю. Мою фразу можно трактовать по-разному, и мне эта мысль понравилась. Но я точно не имел в виду, что слова Стаса звучат жестоко или эгоистично. И Стас это знает. — Какие планы? — интересуется он после недолгой тишины. — Не хочешь зайти в алкомаркет и опрокинуть по паре дешёвых коктейлей из жестяных банок? — Можно, — киваю я, бросая незатушенный окурок в урну. — Машина подъехала. Я веду его взгляд своим в сторону плывущего по обочине Мерседеса. Это такси. На самом деле, у меня даже есть своя машина, но я не слишком охотно выезжаю на ней по делам. Устроить незаконные гонки с бессовестным нарушением всех существующих правил я готов всегда. А вот раз нужно проехаться из точки А в точку Б, соблюдая скоростной режим и прихоти пешеходных переходов, пускай это сделает кто-то другой. В подобных случаях я, бывает, вовсе говорю, что не припомню, чтобы у меня была машина. К тому же, водительских прав у меня нет и с моими нездоровыми взглядами на мир быть не может. После того, как мы культурно выпили, вечер решил прогуляться по земному полушарию, и Стас поспешил домой, чтобы закончить день без потрясений и лишних нервов. Если это вообще могло быть возможным, учитывая, какой размашистый отпечаток от похоронной процессии остался у него на груди. Мне тоже понадобилось домой. У меня есть моё личное время, которое я провожу вполне обыденно. Иногда я переступаю порог квартиры, и переодевшись в домашнее, принимаюсь смотреть фильмы на плазменном экране или играть в приставку. Может, это и звучит глупо. Как и многие из моих успехов, они все выглядят ничтожно. Другие люди не понимают. А для меня это очень важно. Я держусь за всё, что делает меня реальным. Кто я вообще такой? Я понятия не имею. Когда я подхожу к зеркалу, я могу безжалостно убить сразу несколько часов своей жизни. Не потому что я такой красивый. А потому что я долго смотрю на отражение и пытаюсь узнать что-нибудь из всего, что мне так необходимо. Я никогда не нахожу ответов на свои вопросы. Самая популярная из моих теорий заключается в том, что я выдумал самого себя. Я какая-то абстрактная фигура, не имеющая чётких граней. В этом земном мире у всех много социальных ролей, приземляющих существование к самой сути. Но для меня это всё только усложняет. Если мыслить критически, то мы кровь и плоть, внутри которой заключён необъяснимый феномен. Но фигурально, мы нечто большее. Как же мне ломает голову то, что я не могу объяснить наличие у себя же личности! Как, например, осознают себя животные? Осознают ли? Что такое инстинкты, и как они руководят существом на подсознательном уровне? Почему мы, люди, значительно отличаемся, как так вышло и стоит ли искать в этом недоразумении сакральный смысл? Эти вопросы убивают меня, жадно едят, жуют, я прямо чувствую! Я могу перечислять эти вещи, не поддающиеся контролю разума, бесконечно. Если не зарекаться об эфемерности времени и понятии бесконечности… Как с этим всем уживаются те, кто меня окружает? Неужели им не хочется убить себя от мысли, что нет ни единого шанса раскрыть для себя все сокровенные тайны человечества? Итак, меня зовут Вячеслав Шеметов, мне двадцать лет с одним годом, и я… Ступор. Порой я задумываюсь и над тем, что было бы, сложись моя жизнь иначе с самого начала. Представьте себе маленького мальчика в возрасте от трёх до пяти лет. Каким он выглядит в вашей голове? Опустите как неважность его смешную одежду, в которую выряжают всех детей, опустите лёгкий беспорядок на голове, перейдите сразу к самой сути. Что он делает, этот мальчик? Бегает, кричит, бедокурит? Может, даже издевается над девочками-сверстницами, которые открыли воображаемое кафе, сидя в песочнице? Отлично. Что бы вы себе ни представили, этот мальчик — это не я. Вернёмся в незапамятное прошлое. Незапамятное для меня, для моих родителей оно, скорее всего, случилось где-то неделю назад. Именно их глазами мы, наверное, на всё это безобразие лучше и посмотрим. В таком случае, теперь вы — приличные воспитанные люди, которые неоспоримо состоялись в жизни. У вас есть успешная карьера и крепкие узы брака, основанные на истинной любви. Вы долгое время мечтали, чтобы Бог подарил вам ребёнка, но чуда никак не случалось. И вот, наконец, отчаяние сменилось на новости о скором пополнении. Проходит отведённое природой время, живот надувается, и на свет появляется ваш долгожданный малыш. Ваши дни и ночи наполнились бессонницей, пелёнками, памперсами, вы чертовски измотаны, но неоценимо счастливы. Время летит незаметно, и вот он уже говорит своё первое малоразборчивое слово, неловко встаёт на ноги, осваивает маленькие пластиковые столовые приборы, учится читать. Должно быть, вас одолевают счастье и гордость, ведь вы получили здорового малыша, о котором так долго грезили. Но вскоре радость смывается очевидными странностями в его поведении. Этот ребёнок ненавидит других детей. Он не хочет с ними играть, старается быть подле вас, но не идёт на эмоциональный контакт. Он погружён в себя, сдержан в чувствах, держится отстранённо и тихо. Это настолько несвойственно любому ребёнку его возраста, что вас начинает раздражать отсутствие шумных разрушительных игр по всему дому. Экспансивная шизоидная психопатия. Моя жизнь уничтожилась, не начавшись. И самое обидное, что никто в этом даже не виноват. Если только не судьба, волей которой я приговорён быть неудавшейся единицей общества. Говорят, это не приговор, с этим можно неплохо жить. А мне удалось очень натурально влиться в общество. Ну да, только никто при этом не упомянет, что это взгляд со стороны. Если мы имеем в виду стороннее впечатление, то оно не всегда выглядит также дерьмово, как сегодня. Галлюцинации — необязательный пункт из обширного списка симптомов, но у меня есть ещё и этот подарок судьбы. Когда они меня не мучают, я вполне похож на здорового человека. Но только похож. Я чувствую свою обособленность от прочего мира. Мне кажется, все люди чувствуют примерно одинаково, но я не вхожу в категорию «все». Я — то неприятное исключение, которое имеет совсем другую начинку. И меня серьёзно ранит тот факт, что я не волен понимать других людей. Их чувства кажутся мне глупыми, мысли — несуразными. И они испытывают то же самое по отношению ко мне. Я никогда не могу сказать, что являюсь частью чего-то, потому что будь я хоть в самом центре, а всё равно меня отделяет невидимая стена, которую я почти могу потрогать. Врачи и родители сделали всё возможное, чтобы интегрировать меня в социум, по максимуму сгладив все острые углы. К примеру, до рокового момента они полагали, что я пойду на хоккей или плаванье как все мальчишки. Но в четыре года меня отдали на фигурное катание. Потому что людей с моим недугом преследуют неуклюжесть и угловатость, а они хотели, чтобы я вышел гибким и освоил координацию движений. В десять лет меня отправили на актёрское мастерство, чтобы моё лицо перестало быть пустым и безжалостным. И прочее. Но я другой. И для меня это означает кромешное одиночество. Я не уверен, что мне тяжело без людей. Но я также трезво оцениваю невозможность полной эмоциональной близости, которую все ищут в своих спутниках жизни. Это значит, что моя семья, если она появится, не будет счастливой. Я не смогу дать им достаточно любви, потому что во мне её очень мало. Помимо того, что эмоции — редкие гости моего безжалостного сердца, я ещё и в постели полный отстой, потому что концепция половой близости кажется мне несколько нелепой. Так что, вряд ли какие-то из моих отношений рискуют дожить до брака. Если только она не будет немой и лишённой конечностей, что помешает ей сбежать от меня или попросить о помощи. Может, это даже и не плохо. Я должен направлять себя в другое русло, и я это знаю. Пока все остальные мечутся между поиском призвания и семейной идиллией, я заранее понимаю, что всё предрешено. Мне не нужно мучиться. Каждое утро я помню об этом. Потому что захожу в ванную, открываю таблетницу, выскабливаю из неё лекарства, запиваю их проточной водой из-под крана и невольно задеваю взглядом большое настенное зеркало напротив, изумляясь тому, что могу видеть там себя. Мне постоянно мерещится, будто в нём видно кого-нибудь другого. Потому что я не могу выглядеть именно так. По моим личным ощущениям, я — ничего. При восприятии себя я больше откликаюсь на описание, которым объясняют, кто такие призраки. У меня есть глаза. Они созданы для того, чтобы я видел, что происходит вокруг. Согласно замыслу природы, обзор зрения не должен вызывать вопросов. Но я и здесь отличился. Иллюзорно ощущаю себя какой-то тенью, окружённой пространством. У моего отражения есть гораздо больше. У него есть глаза, нос, рот, брови, подбородок, уши! Всё это я могу потрогать и на себе, но это не даёт мне определённой уверенности в том, что эти части тела выглядят также, как у отражения. Могу ли я вообще верить, что оно показывает всё как есть? С чего я должен? Подхожу к зеркалу по пояс голый и подозрительно смотрю на того парня, который отделён от меня осязаемой стеной. Он неплохо мне подражает, поспевает за всеми движениями. Ничуть не отстаёт. Мне это нравится. Я медленно расставляю руки в стороны, начинаю их хаотично сгибать. Стараюсь запутать беднягу. Не получается. Копия меня, и всё тут. Я весело смеюсь и корчу ему рожу. Перестаю, как только вспоминаю похороны. Становлюсь очень серьёзным. В чём мы ещё скоро станем неотличны, так это во вшитом под кожу рисунке черепа, сквозь который проползает ядовитый крайт. Если честно, я очень долго добивался этого и не могу дождаться следующего дня. Когда мне его набьют. Теперь моя жизнь хотя бы не будет долгой. Интересно… Там, за зеркалом, в мире Отражения, его тоже оберегает это фирменное клеймо? Я открываю холодильник, чтобы перекусить перед выходом из дома. Внимательно смотрю в его душу, вытянув руку, которую обнимает белогубый питон по кличке Опал. Отчётливо ощущаю постороннее присутствие. Гад воздушный. — Баше! Снова ты… Какое же потрясающее отсутствие такта. Как можно ходить по гостям без приглашения? Я ядовито захлопываю дверь холодильника, не обнаружив там ничего толкового. Зато прямо за закрывшейся дверью стоит безликая зубастая тень с размытыми очертаниями длинного человека. Я смотрю недовольно. Этот чудак постоянно меня подставляет своими нежданными визитами. Он зовёт меня своим другом, но я уверен, что мы не друзья. Ведь он даже не говорил мне своего имени. Я решил звать его Баше. — Неужели ты не рад меня видеть? — Нет. У меня нет на это времени. — Пока тебя не было, я присмотрел за твоими змеями. — Чудесно, друг. Только это они сами за собой присмотрели. Потому что тебя не существует. Так что прекрати улыбаться и растворись в воздухе. — Как грубо… — Смотри-ка, Баше. Я ухожу. И если по возвращении в моём доме не достанет золота, тебе несдобровать. Понял? — Разве у тебя в доме есть золото? — Нет. Но когда я вернусь, я обвиню в этом тебя. Я застёгиваю свободную кожаную куртку и шнурую массивные прорезиненные ботинки. Под курткой водолазка в обтяжку, на ногах брюки карго. Проверяю всё самое необходимое. Сенсорный телефон модели, которой лет десять отроду, кладу в правый карман куртки вместе с розовым ножом-бабочкой. Потому что я правша, и мне будет удобнее всего достать эти предметы именно из правого кармана. По той же причине кобура находится справа. В левый карман пихаю ключи, жвачку и скромный кошелёк с наличными, банковских карт с собой не ношу. Дождь продолжает злобно колотиться в окна. Я затаённо надеюсь, что мне не придётся гулять по улице… Убежище Крайта. Пару месяцев назад я окончил университет, но продолжаю искать своё место в жизни. Я очень хорошо учился в школе, поэтому мог не сомневаться, что меня примут в любое высшее заведение, в которое я решу подать документы. Уже в детстве вместо сказок я читал классическую литературу, хотя и не понимал её как взрослый, конечно. Но меня интересовали исключительно родительские книги. Из детских я вырывал страницы и делал оригами, как бы показывая, что читать там особенно нечего. Получив медаль отличника, из своего маленького города я решил перебраться в Петербург. Полагая, что здесь меня будет ждать нечто грандиозное. Я не ошибся. Моя студенческая жизнь вышла чрезмерно насыщенной даже по меркам нормального человека. Теперь я сажусь в матовый тюнингованный Subaru и прячусь за тонированными окнами. На такой машине сложно не привлекать внимание, особенно при включённой неоновой подсветке, но если ты хочешь что-то спрятать — спрячь на самом видном месте. У меня ещё не было серьёзных проблем из-за моей малышки. Заброшенный завод может очень здорово преобразиться, если ему выпадет удача попасть в хорошие руки. Сложно даже представить, сколько денег было съедено этим громадным монстром. Но всё точно не зря. Он определённо себя окупает. Теперь здесь есть парочка приличных баров и клубов, в одном из них даже показывают стриптиз. Его, конечно, приличным назвать язык не повернётся. Я знаю, что там творится помимо обворожительных танцев, и мне неприятно об этом думать. Но это место приносит владельцам чуть ли не самые огромные доходы. Их выручка за ночь пятницы — самые большие деньги, которые я держал в руках в своей жизни. Номинально, так оно и есть, но фактически самая крупная прибыль исходит от неприметного бара, куда приходят поиграть в бильярд или в дартс. Или в казино. Только это секрет. Днём здесь тоже кипит жизнь, но более спокойная и размеренная. Функционирует вполне легальная арт-студия, открыты магазины дизайнерской одежды с безбашенно завышенными ценами, настежь распахнуты двери уютных кафе быстрого питания, большая часть из которых закрывается после заката от греха подальше. Где-то на окраине даже открыли круглосуточный роллердром, от которого уже через три дня оттирали брызги крови. Каюсь, я там побывал. Теперь он работает только до десяти вечера по выходным, и только до восьми — по будням. Это ещё не всё, что здесь есть. Впервые оказавшись здесь, я был уверен, что мне целой жизни не хватит, чтобы обойти все примечательные места. Но я это сделал. Мои фавориты — тату-студия, корейская рамённая и змеиный питомник. Это большой творческий кластер, которым владеет несколько безбожно богатых людей. Никогда не видел их лиц. Может, никогда и не увижу. Но я просто рад, что где-то есть место, похожее на меня. Яркое, разнообразное, сумасшедшее и очень жестокое. Ансамбль из зданий связан худыми улочками, которые выглядят очень печально и пусто под проливным дождём. Свет горит в разрозненных окнах. Видно, что все выжившие сбились в кучки и сидят по своим углам. Я бросаю машину чуть поодаль, нехотя раскрываю зонт и шагаю к огромной гаражной двери, разрисованной граффити. Она приоткрыта, и тьма расступается перед светом, вываливающимся из помещения вместе с оглушительным грохотом гитарного усилителя. Вся прелесть этого мира в том, что им заправляет молодое поколение, ходящее под мудрым руководством старших. Вы встретите здесь волшебство, свободу, творчество, вредную еду и громкую музыку. И ни за что не заподозрите, что всё намного глубже. В этом и заключается гениальность властвующих умов. Я проникаю в свободное помещение. Высокие потолки отдаляют от меня ослепляющие прожектора. В моём восприятии сходу смешиваются запахи аэрозольной краски, курительной травы и спирта, заливистый женский смех и грубые мужские голоса. Вижу несколько человек на диване, который выглядит несуразно на бетонном полу. — Вы только гляньте, кто пришёл! — прилетает в меня со свистом. — Эй, Торнадо, славная погодка, а? Я мрачно смотрю на человека, которого готов сейчас же заколоть зонтом за такие шутки. Я промок даже с этой громоздкой конструкцией в руках. Прежде, чем успеваю высказаться, с нелепого дивана встаёт другой человек, который до этого был окружён девушками из Джии. Может, диван и нелепый, но эти люди — нет. Раскованные, звонкие, броские. Девочки из стриптиз-клуба постоянно забиваются по нашим берлогам и курят шмаль перед сменой, иногда курят что похуже. Многоликие и с точёными фигурами, которые спрятаны в огромных кофтах, пока никто не заставляет раздеваться, они заливисто хохочут и грязно сквернословят, отрываясь за рабочие часы, в которые вынуждены носить маски. Любой мотылёк летит на свет, и пусть нас окружает кромешная тьма, они знают, чего хотят. Впрочем, того же, что и мужчины — денег и уважения. А мало ли кто-нибудь их этим угостит. Будь моё зрение чуть похуже, я бы подумал, что все они — девушки из Джии. Но мне удалось вовремя заметить, что посредине только что сидел знакомый мне парень. Именно его лёгкая рука докасается сейчас до моего плеча. Просто он очень похож на девушку. Гламурный и изысканный, будто не родился в трущобах под пьяные песни соседей. На нём я вижу лёгкую хлопковую рубашку с хаотичным узором и пыльную вельветовую куртку. На его ногах потёртые кеды. Выглядит, навскидку, просто и бедно. Романтичную натуру выдаёт только то, что кеды белые, а длинная чёлка убрана за ухо и держится при помощи крупной бликующей заколки. И в данном случае, эта заколка действительно способна вызвать восхищение. Нежные и женственные черты лица, такие как объёмистые губы цвета спелой вишни, грустные брови и большие наивные голубые глаза — уже повод для унижения. А на нём ещё и заколка. И он не стесняется её носить, потому что с его навыками выживания и аксессуар для волос легко послужит орудием безжалостного убийства. Его наивные глаза, голубые как море, кстати, главное его оружие. Самая точная ловушка. Они всегда выглядят не то беспомощно уставшими и обречёнными, не то бессовестно обдолбанными. Но иногда он умеет смотреть очень страшным взглядом, под которым всякий прогнётся покладистой кошкой. Его называют Клео, и я знаю, он ненамного старше меня. Здесь он тоже недолго. Но я думаю, что в этой жизни он видел гораздо больше, чем я. Про заколку я не шутил. Как-то раз я правда видел, как Клео проткнул ею шею человека, убеждённо говорившего о том, что мужчина не должен выглядеть лучше половины женщин в мире. Я полагаю, тому человеку было немного стыдно обнаружить, что он возбудился не на женщину, оттого и были эти речи. Сейчас уже не важно. Клео мне ослепительно улыбается своими крупными зубами, и мы тепло здороваемся. Он весь сияет как начищенное серебро. — Слушай, Торн, поздравляю! Я безумно счастлив, что теперь ты официально часть семьи Крайта, — тянет Клео торжественно, потряхивая меня за плечо. Глаза у него такие возбуждённые, будто он, псих, сейчас возьмёт, да обнимет меня от радости. — Слышал, ты убрал своих соперников быстрее, чем кто-либо из них дочитал молитву Господу Богу. Как думаешь, что заживает скорее — ножевое или татуировка? Ах, да. Я ищу своё место в жизни. И я подхожу к этому настолько ответственно, что смотрю даже в самых нежелательных местах. Семья Крайта — самая настоящая русская мафия. Под их солнцем находятся многие ниши прибыльной незаконной деятельности. Их изощрённая особенность, безотказно меня приманившая, заключается в изысканном сочетании консервативных норм и свежих веяний. Каждая ступень иерархии пропитана классическими, традиционными понятиями, но на новый лад. Я уже говорил, что молодёжь находится у штурвала, уверенно двигая судно по собственному маршруту? Не сказал бы, что связался с мафией целенаправленно. В один из своих параноидальных периодов я искал, где бы выцепить пушку без разрешения. Мне казалось, что без неё я не выживу. Я до сих пор переживаю, что мой сосед точит на меня зуб. Дело в том, что я отлично владею оружием с детства, но с моим недугом мне запрещено играть в такие игры. Собственно, это одна из причин, почему теперь я заодно с семьёй Крайта. Правильные, законопослушные граждане запрещают мне водить машину, владеть оружием и играть на стороне закона. Словно моя жизнь — демо-версия, и я вынужден просто это признать, если хочу быть среди всех. Для меня одного в этом тесном мире слишком много ограничений. Слишком много замков, от которых ключи есть у всех, кроме меня. Это заставляет меня чувствовать себя изгоем. И это причина, по которой я влюбился в параллельный мир, где с меня сняли смирительную рубашку. Кажется, будто я маленькая незрелая ягода на их огромном бескрайнем поле. Крохотная шлюпка посреди океана. Но я могу зайти в любые двери, какие только хватит храбрости открыть. То есть, мои амбиции не ограничены. Впервые всё зависит от меня и моих навыков, а не от моего диагноза, на котором обычно свет клином сходится. Никто не указывает, где предел моих возможностей. Это подкупает. Вообще-то, я чрезмерно удачливый. Меня без продыху преследуют сомнительные приключения. Поэтому я не нахожу ничего удивительного в том, что около года назад вместо написания курсовой я занимался угоном фуры с автозапчастями, чтобы понять, для меня ли создан Трики-Хаус. Дело в том, что семья Крайта владеет несколькими Домами. Маленькие люди, претендующие на членство в семье, обязаны попробовать себя в каждом из Домов, чтобы доказать свою полезность. В свою очередь, члены семьи по призванию приколочены выполнять определённые обязанности в Домах, в которых состоят. «Домами» здесь называются различные виды незаконной деятельности, если что. Для обозначения одного Дома обычно используется сразу два названия, состоящих из кодового заголовка и символического имени змеи. Например, я полноценно состою в трёх домах. Армори-Ярд, Фейри-Лэнд и Трики-Хаус. Армори-Ярд — это «оружейный двор». Моя пушка на поясе появилась у меня после знакомства с ними. Второе название дома — Тайпан. Что убивает мгновенно, если не огнестрельное оружие? Укус тайпана считается самым смертельным укусом среди сухопутных змей. От него, примерно как и от пули, погибает каждый второй человек. Фейри-Лэнд обозначает наркокартель. Мы предпочитаем считать, что привносим в унылые жизни людей щепочку волшебства, так что «страна фей» — уместное название. Второе имя дома не столь позитивное и разноцветное — Королевская Кобра. Эта змея самая большая. Рекордный размер кобры здесь символически ссылается на то, что наркобизнес — самый обширный бизнес. Трики-Хаус или «коварный дом» ответственен за любого рода крупное мошенничество. Чёрная Мамба — таково альтернативное имя коварного дома. «Крупная, ядовитая, агрессивная и жестокая» — а ещё, самая быстрая. Вы — бригадир строительного отряда, который не дождался фургона с итальянским мрамором за несколько дней до сдачи проекта? Вероятно, вам насолил Трики-Хаус. Ваш брат таинственным образом исчез или умер после того, как занял у Вас крупную сумму денег на погашение задолженности перед игровыми автоматами? Это однозначно Трики-Хаус. Мы не причастны лишь к пустым лотерейным билетам. И то нельзя сказать наверняка. Для меня в этом мире всё ещё слишком много неизведанного. Вполне возможно, что кто-нибудь из нас воровал с лотерейных билетиков выигрыш силой мысли. Я знаю, мама с папой не стали бы гордиться, узнав, что я влился в плохую компанию. Но мне здесь нравится, и я чувствую, что нахожусь на правильном пути. Для меня он единственно-верный. Эти люди хоть немного меня понимают. Я не вызываю у них осуждения. Они помогают мне быть полезным. Даже если эта польза, которую я приношу, весьма субъективна. Для меня здесь легко. И это потрясающе, потому что я вижу, как многие люди вылетают из игры, не успев пройти и парочку базовых уровней. Да, для меня преступный мир чем-то сильно похож на увлекательную игру. Кто-то отдаёт свою жизнь за мнимый шанс стать частью этого. Все приходят сюда по разным причинам, но их можно глобально классифицировать. Деньги, уважение, влияние — вот, какую рыбу ловят в этом море. Здесь оказываются отъявленные изгои, выросшие в выгребных ямах, или наследники опытных бандитов, чьи имена заведомо дают сыновьям дополнительные очки авторитета. Но я здесь ради интереса, ради идеи. Деньги — лишь приятный бонус. Попробовав, я понял, что мои уверенность, равнодушие и жестокость являются замечательными проводниками в противозаконную деятельность. Мой подход — делать грязь также автоматично, как и домашние дела. У меня холодный мозг, дурные мысли, чёрствое сердце. Я впервые здесь почувствовал, что меня не считают неправильным. Особенности моего мышления где-то даже вызывают у сторонников восторг. Всё, что забраковано в «приличном» обществе, я делаю с воздушной лёгкостью. Здесь находится достойное применение моим качествам. Старший по прозвищу Гром, ответственный за семейные татуировки и, по совместительству, лидер одного из Домов, во время комиссии сказал про меня так: «Он ходит по борделю впервые в жизни, но с таким лицом, будто всё здесь уже видел. Это поразительно, насколько он холоден к женщинам и даже к юношам. Его просто невозможно зацепить ни одной коварной совратительнице. Такие союзники для нас дороже золота». Итак, недавно я официально стал частью семьи. Скоро мне набьют татуировку с черепом и крайтом в знак того, что я обязуюсь посмертно хранить верность кодексу молчания. Пути назад нет. Моя кровь скрепила клятву. Обряд инициации довольно символичный и интригующий. В процессе неизбежно приходит осознание глобальности содеянного. Либо ты будешь принят в семью, либо умрёшь как дворовая собака. Для начала, немного о том, как устроены ступени власти в семье Крайта. 1 — «Друзья Семьи» — или сообщники. Они никогда не будут носить семейные татуировки, но это те люди, которые покрывают деятельность Крайта перед законом. То есть, своего рода, посвящённые, близкие. Обычно это крупные бизнесмены, политики и высшие чины полиции, имеющие большое влияние в чистом обществе. Эту группу я нахожу любопытной, но для меня она не важна. Это не те люди, с которыми я на одном уровне. До недавних пор я принадлежал к следующей группе. Которая, хотя и находится на уровень выше, на самом деле, обозначена так лишь потому, что потенциально претендует на членство в семье. 2 — «Маленький человек» — он же «Бамбино». Иногда их также снисходительно называют «Джентльмен», но относительно семьи они скорее что-то вроде несмышлёного младенца. Вопреки символическому восприятию, никто не будет подтирать бамбино сопли и следить, чтобы он не убился, изучая злой преступный мир. Потому что он — пушечное мясо, а не член семьи. Его основная цель — доказать, что он достоин братского плеча. А задачи, через которые лежит путь к цели — самые грязные и опасные поручения. Маленького человека, который «смог», ждёт, так называемся, «комиссия» под гнётом железных глаз важных персон. На комиссии он знакомится с Капо, который проводит собеседование, назначает испытание и принимает решение о вступлении в семью. Что касается испытания, оно у каждого маленького человека может быть разным. Но почти всегда это связано с убийством. Я своё испытание прошёл. Меня не мучает совесть. После успешно пройденного испытания настаёт торжественный этап. Маленький человек произносит клятву с остальными членами комиссии и закрепляет её каплей крови, которая должна упасть на мушку оружия Капо. Эта капля служит своеобразной «подписью» кодекса. Конечно, договор найма здесь никто не подписывает. Это не страховая компания и даже не сделка с дьяволом, хотя и выглядит как что-то между. Но какая-то документация у них, наверное, есть. Поскольку Капо также решает, в какой из Домов определить нового члена семьи. И складывается ощущение, будто здесь имеется строгий протокол. Пока ты маленький человек, ты обязательно знакомишься с каждым Домом и берёшь на себя самые грязные обязанности. На самом деле, это отличный шанс обзавестись связями. Тебе представляют лидера Дома, хотя нельзя надеяться проводить с ним бок-о-бок много времени. Часто дают напарников на дела, среди которых не только другие маленькие люди, но и «младшие» или даже «старшие» члены семьи. У них можно перенять какой-то опыт. Если выйдет подружиться — заручиться благосклонностью, которая непременно поможет на инициации. Если за тебя на комиссии скажут позитивное слово старшие, это будет очень замечательное знамение. Всё это ради того, чтобы подняться на следующий уровень и официально присоединиться к семье Крайта. 3 — «Младший» — уже тот счастливчик, которому удалось это сделать. В глазах семьи младший, в сравнении с бамбино, вырастает примерно на пару лет. Теперь можно рассчитывать на поддержку и взаимопомощь. Это даёт заметные привилегии, я их уже чувствую. Помимо семейной татуировки, я смогу похвастаться тем, что моё имя что-то, да значит. Здесь меня зовут Торнадо. Но иногда дразнят и Принцем. Якобы, я запредельно высокомерный. А у меня просто нет инстинкта самосохранения. Я — тот, кто в лицо самому Капо сказал «не надо со мной так общаться». Мне не понравился его тон. Капо для младшего становится крёстным отцом. У меня также появились старшие братья, которые пристально за мной следят. Но теперь не столько для того, чтобы избежать риска интриг и предательства с моей стороны, сколько для того, чтобы помочь мне влиться в жизнь семьи. И наконец, становясь младшим членом семьи, необходимо выбрать Дом, в котором понравилось сильнее всего. Во время комиссии лидеры Домов по очереди высказывают своё мнение о новом члене семьи, определяясь, согласны ли принять его к себе в команду. К примеру, если вам приглянулся оружейный промысел, но вы показали себя не очень хорошо в этом деле, лидер Армори-Ярд может высказаться против вашего желания вступить в его Дом. И наоборот, если вы заимели безупречную репутацию в Трики-Хаус, но не заявили, что хотите в него вступить, лидер Чёрной Мамбы может замолвить словечко о ваших успехах и самостоятельно пригласить вас в свою команду. Можно стать членом как одного Дома, так и нескольких. Чем больше домов принимает вас к себе, тем быстрее вырастает репутация, которая может помочь подняться до старшего члена семьи. Так или иначе, заключительное решение принимает Капо, и он всегда прислушивается к лидерам Домов, а не к новым членам семьи. Что вполне логично. Наверное, я столько раз упомянул старших и Капо, что пора бы рассказать и о них. 4 — «Старшие» — это те опытные и знающие члены семьи, которым уже беспрекословно доверяют. Они хорошо ориентируются в преступном мире, могут быть ценными наставниками для младших и надёжной опорой для Капо. Можно сказать, это дети-подростки, которые достигли достаточной самостоятельности. 5 — «Капитан» или «Капо» — связующее звено между низом и верхушкой. Он гораздо менее уязвим перед законом, потому что больше приближен к командующим, чем к исполняющим. То есть, в семье имеются «младшие» и «старшие» дети, а Капо — это уже не ребёнок, а родитель. Что находится ещё выше, я осознаю весьма смутно. Но мне и не нужно знать больших подробностей. Если я когда-нибудь сам стану Капо, то, возможно, я увижу Дона и его приближённых. Но сейчас наивно на это надеяться. Кстати, все пьют за меня. Я довольно долго шёл к дню своей инициации, и за это время успел наладить кое-какие отношения с ребятами примерно моего уровня. Например, помимо Клео у меня здесь есть ещё несколько приятелей. С одним из них меня объединяют кудрявые волосы натурального шоколадного цвета и любовь носить байкерские кожаные куртки на строгие белые рубашки. Его зовут Бэби, и я знаю, что он в нашей среде подольше. Формально, он среди младших, но ему удалось выстроить такие доверительные отношения с каждым членом семьи, что его мнение всеми и каждым считается значимым. Днём он время от времени подрабатывает в арт-галерее, куда периодически выставляется и как художник. Но ночью светится в Джии, где его присутствие считается практически незаменимым. Для сети борделей, которые крышует Крайт, Бэби — ценнейший кадр. Я слышал, он выстроил прекрасную дружбу с девушками. А это замечательно, потому что они часто бывают недовольны своим начальством. Он оплачивает им венерологов, наркологов и психологов, помогая заблудшим душам вылезать из психологических ям. Улаживает рабочие конфликты, когда девушки жалуются, что сутенёр снова обращался с ними ненадлежащим образом. Бэби — тот человек, который безвозмездно схватит руку любого утопающего. Но он же и тот человек, который может отрубить эту руку по локоть. В основном, он действует как мозг или как связующее звено между двумя сторонами какой-нибудь сделки. Потому что его умению проникать в душу собеседника можно позавидовать. В его присутствие даже самые провальные переговоры становятся успешными. Но этот мир полон ублюдков, поэтому любому, кто хочет выжить, необходимо уметь быть одним из них. Так вот, Бэби это умеет. Хотя, как мне кажется, не очень любит. Грязную работу он как может на себя не берёт. Единственный дом, в котором он состоит — это Лав-Хаус. Мошенничество, наркотики, оружие и казино — это не его стихия. Лав-Хаус или Дом любви — индустрия проституции. Он же — Пеламида. «Одна из самых красивых ядовитых змей» — такое название обусловлено тем, что публичные дома под командованием Крайта предлагают клиентам самых красивых девушек. Которые крайне ядовиты для их кошельков. Может, звучит так, будто он не слишком полезен. Поверьте, хотя Бэби не захаживает в Зелёную Поляну, где под покровом ночи раскидывают карты и фишки, у него есть свои козыри в рукаве. Мне известно только об одном из них. У Бэби есть подружка, которая как-то тесно связана с поставками полусинтетических наркотиков. Если быть точным, она — талантливый химик, а её отец — наркобарон. В этом случае, Бэби является мостом связи между семьёй Крайта и крупным контрабандистом, который регулирует ввоз кокаина и героина за черту нашей прекрасной страны. Его истории слушать всегда интересно, а когда он становится твоим напарником, солнце на небе светит ярче. Жаль, теперь мы будем пересекаться не так часто. Как я уже сказал, официально Бэби не состоит в Фейри-Лэнде, хотя фактически он плотно связан с наркотиками. Это единственный Дом, где мы могли бы пересекаться, но он старается избегать этого места. У меня есть и ещё парочка знакомых, но их здесь что-то не видно. Ничего, уверен, я с ними встречусь позже. Я хватаю бутылку холодного пива из портативного холодильника, наполненного льдом, яростно открываю её зубами и начинаю выслушивать последние новости. Меня забавляет история, рассказанная Бэби. Он в близких отношениях с Громом, а Гром, напомню, бьёт семейные татуировки. Так что мы слушаем про одного придурка, который спросил, нельзя её набить на ягодице, а не на плече, как полагает. Ну и кретин! Кто бы это мог быть? Даже мне в голову такая идея не придёт. — Ещё тебя хотели видеть старшие, — Клео кусает уголок аппетитной губы и загадочно улыбается. — Подготовили тебе очередное испытание. — Чудно. А то я уже было подумал, что всего лишь хотят меня поздравить. Кто-нибудь мне скажет, сколько их всего? Испытаний. Каждый раз я слышу, что «это важнейшая миссия, которая докажет, достоин ли я…», — пренебрежительно цокаю языком и жадно глотаю ледяное пиво. — Что на этот раз от меня хотят? — Никто не в курсе. Но Арахне и Скорпион просили передать, чтобы ты зашёл. Через полчаса они будут в Гринглэйде, так что сразу стартуй туда. — закончил за ним Бэби, поджигая толстый сативный косяк. Ни разу не наркоман, скорее тонкий ценитель. Как и все мы. Бумага, из которой скручен косяк, странно напоминающий сигару, по цвету очень подходит к его коричневой кожаной куртке. И к шоколадным кудрям, свисающим на лоб. Они с Клео сегодня похожим образом вырядились, словно куда-то собрались вместе. Впрочем, они довольно хорошо общаются, так что не удивлюсь, если их связывает не только работа. Но, как я и говорил, Бэби со всеми здесь дружит. — Ты сегодня пустой? — слышу тонким женским голосом прямо себе в спину. Оборачиваюсь и вижу светловолосую девушку из Джии. Они все для меня просто «девушки из Джии», правда. Они меня знают, я их — нет. Джиа — так называется местный стрипклуб, в котором базируется Лав-Хаус. У каждого Дома есть своя база, и все они находятся в пределах кластера. Далеко не факт, что там сосредоточена вся криминальная деятельность — это было бы весьма опрометчиво. Но неоспоримая правда, что «на базе» чаще всего можно встретить участников Дома. Если снова проводить параллель с игрой, то база — место, куда можно приходить за новыми миссиями и квестами. Так вот, я знаю, что в Джии работают девушки, которых зовут Настя, Рита, Вика… И я не знаю, кто из них кто. У них тоже есть свои прозвища, которыми они пользуются на работе. Полагаю, что сутенёры и обычные управляющие вроде Бэби знают их как по именам, так и по кличкам, но мне это запоминать незачем. Кажется, эту зовут Настя, но я бы не поставил деньги на этот вариант. Я смотрю на неё выразительным хмурым взглядом и плавно наклоняю голову вбок. Ничего такая у неё витрина, но хорошенькая внешность — не счастливый билет. Здесь нужно чего-нибудь из себя представлять. Некоторые девушки взяли моду таскать мои наркотики так, будто я им должен. Я не очень понимаю, почему она решила, что я добрый щедрый принц. Но достаю из носка четыре розовых таблетки, перемотанных пищевой плёнкой. О, конечно, это не всё. У меня при себе всегда несколько видов какой-нибудь дряни, которая перепадает мне за так после хороших сделок. Мы работаем с оптовыми поставками, где несколько граммов или пара таблеток не имеют такого значения. А то, что не достаётся бесплатно, можно купить по себестоимости. Для тех, кто с этим не близок, я просто чёртов ходячий маркетплэйс. Экстази в носке, парочка шишек под резинкой брендового белья, полграмма амфетамина в потайном кармане куртки. И сегодня я налегке, к слову. — Что можешь предложить взамен? — смотрю на неё жадными глазами и поддеваю кончиком розового ножа острый подбородок. Держу её на расстоянии вытянутой руки, заставляя выпрямить спину. Не люблю, когда сутулятся, это непривлекательно. Она, чертовка, облизывает кончик лезвия, очевидно намекая на то, что мы можем уединиться. Не боится меня. А стоило бы. — Слишком скучно, детка. Деньги тоже не торт. — Так ты торт хочешь? — она щурит аккуратные синие глаза, прикрывая их ровными бровями, цвет которых выдаёт, что она на самом деле не блондинка. В этих глазах я вижу наивную веру в то, что сегодня здесь никто не умрёт. Наверное, так оно и есть. Я просто хочу развлечься. — Может быть, — бесцветно гадаю я, очерчивая взглядом каждую мелочь в её бесстыдном лице. — Принеси мне мармелад. В сахарной обсыпке. Такой, чтобы во рту таял. У тебя пятнадцать минут. — Мармелад за наркоту, серьёзно? — изумлённо спрашивает девушка из Джии, и от удивления у неё даже брови подскакивают вверх. — Тебе больше нравится сосать член, чем покупать мармелад? Ищи другого барыгу. Не трать моё время. — резко отнимаю нож от её лица, убираю его в карман вместе с таблетками. Я уже говорил, что не пленник полового влечения. Девушки здесь голодные и безжалостные, каждая готова падать в ноги. Мне это противно больше, чем льстит, хотя я и знаю, что моя внешность подкупает их на безвозмездное желание. Они будут разочарованы, если я перестану отказывать. По боле того, я сегодня похоронил свою возлюбленную. Можно иметь хоть каплю сострадания, даже будучи проституткой. Она надевает куртку без капюшона и растворяется в уличной темноте, пропав под дождём. Клео и Бэби хаотично посмеиваются с этой ситуации, между собой обсуждая сюрреалистичность моего поступка. Я пронзительно смотрю на Клео. Видимо, у него сегодня нет ничего, кроме травы. Он всегда делится с девушками, если имеет что-нибудь в запасе. Но мы замечаем, что он делает это также равнодушно. — Закинем по половине? — Клео обворожительно улыбается, облизывая губы. Конечно, с ним я поделюсь и без мармелада. Кард-Хаус или «карточный дом». Символизирует Тигровую змею. С этой рептилией их объединяет мастерство маскировки — «чтобы раздразнить, надо сперва заметить, а это очень сложно». Тем не менее, в азартном бизнесе тоже достаточно яда. Не знаю, почему так повелось, но старшие любят собираться в бильярдном клубе «GreenGlade», под которым находится казино. Это база Тигровой змеи. Феноменально, но обычно в дверь этого бара заходит больше людей, чем сидит в зале. Интересно, куда они испаряются? Схема простая. Своих чаще всего знают в лицо, другим вход в потайную дверь, замаскированную под настенную панель, только по кодовому слову. Казино небольшое и строгое. На входе охрана, которая ещё раз спросит кодовое слово — другое кодовое слово, дабы избежать случайных казусов. Вдруг кто-нибудь ненароком услышит это слово возле бара и сунет нос, куда не следует? В общем, всё стандартно. Плечистые мужики при пушках, в поле их зрения касса, раздевалка, уборные и барная стойка, прямо за ней небольшой игорный зал. Мне здесь дышится тяжело. Площадь сжатая, окон нет, под потолком постоянно скапливается дым от импортных сигар и марихуаны. Так даже и не скажешь, что в таком маленьком месте водится столько денег, потому что на этом казино для типичного обывателя заканчивается. Вот она, прямоугольная комната с красными стенами и слабыми лампочками. Несколько ломберных столов, обтянутых зелёным сукном — по одному для блэкджека, рулетки, крэпса и баккары, два для покера. Скромная ниша с игровыми автоматами и колесом фортуны. Даже жаль, что в нашей стране казино находятся под строгим запретом. К примеру, бордель очень легко замаскировать. Для него нужны только девушки, которых можно назвать массажистками или стриптизёршами. А вот стол для игры в рулетку тяжело выдать за обеденный. Наркотики, к примеру, можно спрятать в вагоне со свежими помидорами при перевозке, а при хранении фантазия и вовсе не знает границ. Но для казино необходимо более-менее постоянное помещение, которое должно иметь обширную клиентуру, но оставаться инкогнито. Слишком много неприятных тонкостей. В конце зала неприметная дубовая дверь, посторонним вход воспрещён. Там находится комната для приватной игры и личный кабинет Капо, его частенько можно найти именно в казино. Но только не факт, что всякого к нему просто так пустят. Я нахожу Арахне и Скорпиона сидящими на мягких стульях за столом для покера. Возле них стоит дополнительная охрана: два чёрных галстука с бесцветными лицами. Как только я подхожу к столу, они встают наизготовку, чтобы подвинуть меня в сторону. Видимо, выгляжу слишком молодо и несуразно, чтобы приближаться к таким людям. Арахне поднимает в воздух руку, согнутую в локте, чем пресекает волнение телохранителей. Даёт им отбой. А мне дружественно улыбается. Да, это уже серьёзные ребята. Не то что я, клоун-петрушка. Арахне имеет несколько угрюмый вид. У него очень крупное телосложение. Он нередко надевает кофты и свитера по фигуре, позволяя видеть его крепкие мышцы и опасаться конфликтов с ним. Вопреки внешнему впечатлению, Арахне довольно миролюбивый и компромиссный. Особенно когда носит свои странные футуристические костюмы, все до одного — полностью чёрные. Его одежда любит ремни, потёртую кожу, геометрию. И думаю, упомянуть его одежду важно, поскольку она всегда создаёт ощущение, что Арахне вышел из портала в потусторонний мир. У него скуластое лицо с грозным изгибом бровей, широкий волевой нос, холодные глаза и длинные волосы. Чёрные как смола, прямые как водопад. Он также носит длинные серьги, массивные перстни и странные браслеты, похожие на этнические. Арахне является лидером коварного дома, и меня это нисколько не удивляет. Я слышал, что он в преступном мире с раннего детства и вхож во все его сферы. Помимо этого, он состоит в Кард-Хаусе. В карточных играх и искусстве блефа ему нет равных. Его родители были бандитами, а когда их посадили, Арахне отправили в детский дом. И по этой истории очевидно, что его жизнь не могла сложиться иначе. Он определённо на своём месте. И при такой биографии, меня даже удивляют его задорный нрав и живая мимика. Он немногий из старших, с кем свежему мясу можно пообщаться без осторожности и формальности. В контраст ему идёт Скорпион. Человек, на котором кожаная куртка или шляпа-федора выглядят как знамение, предвещающее кровожадное убийство. Хотя шляпы, особенно этого фасона, он носит постоянно. Ещё одна деталь, которую я заметил — чёрная нитка, обвязанная вокруг его правого запястья. Всегда при нём. У Скорпиона скульптурное лицо с густыми бровями, длинным благородно-горбатым носом и необычными губами — верхняя по толщине превосходит нижнюю. Взгляд у него извечно предосудительный и бесчувственный. О прошлом Скорпиона лично мне ничего не известно. Он молчаливый и угрюмый, не любит разговаривать и постоянно выглядит утомлённым. Более того, новеньких не переносит на дух и никогда не считается с мнением того, кто в деле меньше него хоть на день. Арахне и Аид — единственные, с кем он близок. Этим людям Скорпион готов уступать, но порой, бывает, даже самого Капо он ругает как малого ребёнка, не стесняясь нарушать субординацию и перечить начальнику. Насколько я знаю, Капо дал ему запрет на убийство членов семьи, и запрет этот связан с историей, которая повторялась в прошлом как минимум несколько раз. Мне нетрудно поверить в то, что Скорпион душил своих подчинённых в прямом смысле этого слова. Он лидер Фейри-Лэнда, и я уже успел поработать под его руководством. Скажу так: проще вынести девять кругов ада, совершив при жизни все смертные грехи и незначительные прегрешения. Итак, Арахне и Скорпион соперничают в покер. Возле них толстодонные стаканы с виски. По правую руку от Скорпиона лежит шляпа-федора, по левую — стоит пепельница с дымящейся сигарой. — Присаживайся, Торнадо. — фантомно обсыпая меня льдом, велит Скорпион. Он даже не поднимает на меня взгляда. Тон у него всегда пугающе певучий, тихий и спокойный. Но меня это не сломает. Арахне отодвигает для меня стул. Надеюсь, что экстази возьмёт меня не раньше, чем я закончу с ними беседовать. — Прежде всего, Торн, поздравляю, — бледного лица Арахне коснулась слабая улыбка. — Теперь ты с нами, и тебе предстоит твоё первое дело в качестве члена семьи. — Дело? Не испытание? — переспрашиваю придирчиво, подозрительно сощурив взгляд. — Вся наша жизнь — испытание, — философски выносит Скорпион, исподлобья измеряя меня колющим взглядом. — Что за скепсис слышится мне в тоне, инфант? Неужто ты чем-то недоволен? — Остынь, Скорп, — Арахне непродолжительно смотрит на него, гипнотизируя, затем возвращает взгляд на меня. — Может, ты хочешь выпить? — Нет. — отрезаю равнодушно. Пить мне ни к чему. Я уже налакался пива с Бэби и Клео, да и закинулся таблеткой. Правда, я не уверен, что половины хватит, чтобы почувствовать что-то внятное. Я употребляю запрещённые вещества каждый день, не знаю своей жизни без них. Быть трезвым — не моё хобби. — Это будет дело, причём очень важное, — продолжает Арахне, когда я отказываюсь пить. — Аид ждёт тебя в своём кабинете. Он всё расскажет. Я немного удивляюсь, но вида не подаю. Не думал, что меня отправят прямиком к Аиду. Если снова приложить на мир мафии трафарет настоящей семьи, то можно заметить, в каких местах сходятся сравнительные метафоры. Капо — работящий отец, который участвует в жизни своих детей только по праздникам. Поэтому, да, я не должен видеть его часто. Но за эту неделю мне предстоит уже третья встреча с ним. Ещё несколько дежурных фраз, Арахне спрашивает, как я чувствую себя в новой роли, достаточно ли тепло меня приняли. Разговор заканчивается, и я попадаю в тесный кабинет, в котором значительно светлее, чем в прочих помещениях. Щурюсь, пока взгляд привыкает. Здесь очень мало места, от двери два шага до величественного стола и кожаного кресла, за которым находится вмонтированный в стену шкаф. Я не могу быть уверен, но судя по тяжести двери, которую я открыл, в этой крохотной каморке хранятся секретные документы, которые для семьи Крайта по важности сравнимы с яйцом Кощея. На стене замечаю бумажную карту города, забитую булавками и бумажными стикерами. Не вижу, что на них написано, но уверен, что, если прочту, не пойму ничего. Наверняка, здесь ещё есть парочка секретных бронированных сейфов или типа того. Я просто знаю, что любое место, облюбованное семьёй, на самом деле является матрёшкой. Мне известно о таких тайниках, которые даже под кислотой себе сложно выдумать. И это заставляет меня предполагать, что раз мне уже открыто нечто подобное, есть и что-то покруче. Выглядит по-идиотски, если честно. Я более чем уверен, что Аид здесь часами играет в телефон, пока никого нет. Аид — имя, которое носит Капо. Он далеко не самое высшее звено в этой ржавой цепи греха. Но для нас, для мелких незначительных зёрен, нет никого более главного, чем Аид. Он такой же холодный, как его блондинистые патлы. У него решительное авторитарное лицо, грубый низкий голос и коллекция строгих изысканных пиджаков. Аид кажется мне очень сложным и непредсказуемым человеком. У него горячий темперамент, и учитывая его абсолютную власть, это может иметь непредвиденные последствия. В основном, он сохраняет звенящее спокойствие, но его несложно вывести на агрессию. Здесь Аид достиг впечатляющих результатов, потому что продолжил дело своего отца и преумножил его авторитет. Кажется, у Аида ещё был старший брат, но с ним связана какая-то тёмная история. Впрочем, здесь у каждого есть такая. Даже жаль, что у меня не найдётся интересного загадочного прошлого. Моё поведение не имело никаких предпосылок, я просто больной на голову. В общем, формально Аид является лидером Кард-Хауса. Бильярдная Гринглэйд — исключительно его собственность, так что на стороне закона Аид является честным бизнесменом с безупречно чистой репутацией. Наверняка, денег у него столько, что носовые платки теряют всякий смысл. Но, по сути, он руководит деятельностью всех Домов. Я склонен полагать, это сделано для монополизации власти. Наверное, Аид — изящная марионетка, которой управляют безликие тени. Серые кардиналы во все времена занимали самые выгодные позиции. Потому что тот, кто работает лицом, всегда рискует. И всё же, у него слишком много обязанностей, так что у каждого другого Дома есть свой официальный лидер. Который действует согласно политике Аида. Что действительно имеет место быть в сетях Крайта — разграничение по возрасту. Уверен, тем, кто занимает верхушку пирамиды, не меньше тридцати пяти лет. Но речь пойдёт не о них. К примеру, среди младших я вижу своих ровесников. Им всем примерно от двадцати до двадцати четырёх. Старшим от двадцати пяти до тридцати с небольшим. Скорпион не любит говорить о своём возрасте, но мне известно, что ему слегка за тридцать. Арахне вроде около двадцати восьми. Но наш Капо младше их обоих. Аиду столько же, сколько и Курту Кобейну. Для его уровня это слишком юный возраст, но он справляется. Хорошая почва для размышлений. Это, как минимум, говорит о его медвежьей хватке и холодном расчётливом уме. На входе я уважительно преклоняю голову, как меня учили. Затем сажусь в гостевое кресло по приглашению. У Аида очень цепкий взгляд. Когда он смотрит на меня, я чувствую, будто в меня входят нож и вилка, отрезающие кусочки плоти. — Рад видеть тебя среди наших, Торнадо. Как ты? — заботливо интересуется Аид, проницательно разглядывая моё лицо. Я без слов киваю. Чувствую, как притворно натягиваются струнки его голоса, когда он изображает, будто я ему небезразличен. Но ему необязательно выглядеть честным. — Я знаю, ты ждёшь завтрашнего дня, чтобы получить свою татуировку. Но я вынужден тебя огорчить, сеанс не состоится. — Вы передумали? — ровно поднимаю бровь, бесстыдно рассматривая Аида холодными глазами в ответ. Если это так, то мне терять нечего. — Отнюдь. Не передумал, — Аид качает в руке стакан с коньяком и примеряется к нему губами. Его глаза прочесть сложно, поэтому я готовлюсь слушать. — Скажи мне, Торн, знаешь ли ты, что семье Крайта уже три десятка лет? В начале девяностых основатели взяли этот город под контроль и навели здесь свои порядки. Многие группировки считались с ними и ходили под их руководством. Те, кто смел выступить против, пали смертью жалких и ненужных. Мой отец погиб за наше общее дело, мой брат погиб за наше общее дело, и я тоже… Погибну за наше общее дело, если понадобится. Мы — больше, чем просто бизнес. Это дело чести. — Дело чести… — сухо повторяю я, облизывая губы, и утвердительно киваю. Комната вокруг начинает легонько шататься. — Религия создана с целью укрепления аппарата управления. Кодекс мафии — тоже, своего рода, религия. Удобно принуждать людей верить в идею, чтобы целое дело не прогорело, когда стражи закона ловят одного из множества подельников. — Знаешь, эти подельники, верующие в идею, также сделают всё возможное, чтобы ты не попался стражам закона. Если бы каждый был сам за себя, мы все прожили бы на свете ещё меньше, чем нам суждено, так не будем уходить в демагогию, — мрачно осаждает Аид, впрочем, заставляя меня согласиться с ним. — Слышал ли ты что-нибудь про Небесный Легион? — Это… Какая-то игра? Аниме? — переспрашиваю невнятно и рассеянно щурюсь, потому что таблетка плавно меня накрывает. — Их было бы проще игнорировать, будь они вымышленными, — Аид в едва уловимом напряжении приставляет костяшки пальцев к губам и утомлённо выдыхает. Видно, терпит какое-то жгучее чувство безысходности. — Это наши противники, Торн. Они ещё зовут себя Ангелами, и в основном Ангелы занимаются наркоторговлей. На нашей территории. Как ты, наверное, понимаешь, нам важно контролировать циркуляцию запрещённых веществ, чтобы оставаться на коне. Это одно из самых денежных ремёсел. Несколько раз мы пытались наладить контакт с Ангелами и взять их под своё крыло, но они непреклонны. И помимо того, что Ангелы не желают сотрудничать, они также постепенно переманивают на свою сторону наших союзников, откусывая от торта нашей прибыли непозволительно наглые куски. Надо бы найти на них какую-нибудь управу. — Вы хотите, чтобы этим занялся я? — предвзято дёргаю бровями, обмозговывая эту животрепещущую историю. Полагаю, Ангелы всё же достаточно влиятельны, раз их нельзя просто грубо толкнуть с дороги. Аид не упоминает об этом прямо, но даёт понять, что это так. — Именно, — Аид смотрит на меня свысока, но старается обозначить, что я вроде выгляжу довольно важным. Вздор и лесть, но я внимательно слушаю. Сейчас ему важно зацепить меня. — Хорошо, что ты понимаешь серьёзность вопроса. Необходимо проделать искусную работу; внедриться в их коллектив и выведать слабые места, на которые можно надавить. Следовало поручить это тому, у кого больше опыта. Но, понимаешь ли, наличие татуировки Крайта делает любого из наших лёгкой добычей, поскольку они в любой момент разденут догола, лишь бы убедиться, что перед ними не член вражеского альянса. Ты единственный член семьи, у которого ещё нет татуировки. Ты уже прошёл испытание на доверие, уже кое-чему научился под нашим руководством, и уже кое-что узнал. Но тебя ещё не клеймили. И пока не поздно, я намерен воспользоваться этим. — Понятно. Думаю, шпионить не очень сложно, — говорю я пресно, не выражая никаких эмоций. В моей голове образовывается всепоглощающий вакуум, и это последние минут десять, когда я ещё воспринимаю какую-то информацию. Хорошие таблетки… Очень. — Этого Вы от меня хотите? — Верно, — утвердительно кивает Аид. Его мысль выглядит немного затянутой. Словно он внутренне репетирует перед тем, как что-то сказать. — Я хочу, чтобы ты приносил мне любую ценную информацию, которая поможет скомпрометировать их. За каждый вещественный факт, за каждую рассекреченную мелочь их работы ты будешь получать очень приличные деньги и жирные плюсы к твоей репутации. Которые, как ты знаешь, помогут тебе пробиться к свету и получить повышение. Ты можешь рассчитывать на тактическую, финансовую и вещественную поддержку семьи, но большую часть работы должен будешь проделать сам. Справишься? — Либо справлюсь, либо умру. — констатирую я, равнодушно пожимая плечами. — Чудесно. За такой подход мы тебе и рады, — Аид ровно улыбается. Ещё бы его это не радовало. — Если тебя рассекретят, то либо попытаются убить, либо попытаются купить. В любом случае, доложи мне. Поверь, старый-добрый Крайт сможет дать тебе намного больше, чем кучка напыщенных ублюдков, возомнивших себя главными. — Деньгами меня не купить, — напоминаю украдкой, становясь предельно строгим. — Но, если что, я постараюсь сделать вид, будто это возможно. Я понимаю, почему Аид так аккуратен в выражениях. Он переживает, что меня могут переманить. Если бы он мог отправить на это кропотливое дело кого-нибудь, в чьём доверии грешно сомневаться, он чувствовал бы себя более вольготно. Но такой возможности у него нет. Есть только вариант наивно поверить в то, что зелёный новобранец окажется достаточно благородным, чтобы доблестно выполнить своё поручение. Наверняка, его волнует и то, что он уже знает, какой я человек. Верность, честь и порядочность для меня мертвы. Я сам себе на уме. Деньги мне безразличны. Смерти и пыток я не боюсь. Я играю на интерес. И если мне станет интересно с Ангелами, то меня можно будет не искать. Конечно, я знаю не так много. По крайней мере, уж точно не столько, чтобы благодаря моему длинному языку рухнула целая подпольная империя. Но если Небесный Легион пробудит моё любопытство, то Крайт элементарно сядет в лужу; останется без шпиона, а на внедрение такого у них всего одна попытка. Что ж, я честно постараюсь вести себя правильно и играть за тех, в чью команду вступил раньше. Может, я не проникаюсь этими сентиментальными чувствами, но действовать по протоколу в целом умею. Был бы только в этом смысл, который мне так важно найти.✟