Уловка для чести

                                         Будь осторожен, вымолвил отец перед уходом, зная, что когда Атрей со своими друзьями, то осторожность никогда не помешает. О, как он прав.       — Ты не можешь быть серьезным, когда говоришь такое, — Ангрбода посмотрела на парня приподняв бровь, и скривилась. Атрей звонко фыркнул в ответ, но шел следом, не отставая.       Они путешествовали уже довольно долго, и он знал, что она устала, поэтому все корзины с овощами нес сам. От длительных разговоров его это не спасло, ведь теперь, когда руки свободны, подруга с удовольствием займётся чем-нибудь приятным для нее.       — А теперь ты недовольна, отлично.       — А как я могу быть довольна, Атрей? Нет, правда, скажи мне, — даже ее длинные русые кудри недовольно подпрыгнули, когда она вновь повернулась к нему лицом. — Ты вернулся почти два года назад. Два года, Атрей.       — Это уместно? Мы были заняты другим, помоги мне. И да, я помню, — отрезал парень, продолжая наматывать канат, помогая деве выбраться из добротной лодки, сделанной отцом для их прогулок. На душе потеплело. — Я, кстати, спешу.       — Да что ты говоришь. А я вот думаю, что нет, — Атрей смешливо увернулся от цепких рук, почти сразу попадая в ее ловушку, запутавшись в длинных лентах, обвязанных ею, вокруг его лодыжек. — Славно, что решил остаться.       — Ангрбода.       — Атрей.       Она смотрела на него сверху вниз серьезно, больше не язвила и не шутила. Была опечалена, когда подала ему руку. Он тяжело вздохнул, принимая помощь, уверенно оправляя задравшуюся ткань накидки, оголяющую его руки и узкие кисти, покрытые темной вязью символов. На улице вечерело.       — Ты не будешь со мной говорить, да?       — Я знаю, что ты хочешь знать. И прошло достаточно лет, чтобы начать забывать. Чтобы открыться. Но в этом вся проблема, милая, я не хочу возвращаться туда. Больше не хочу.       — Было тяжело, я это вижу. Ты повзрослел. И я просто рада, что мой друг вернулся. Но ты шел путем великана. Моим путем. Что ты видел от останков наших предков?       — Ты знаешь ответ. Он не изменился.       — Конечно, — девушка кивнула, задумчиво вглядываясь в очертания дома. Вдалеке не было видно, был ли Кратос уже рядом, ждал ли или ещё не закончил дела в Ниспельхейме. Мимира тоже было не слышно.       — У этого вопроса нет срока давности, да?       — Да. Извини.       — Не извиняйся. Ты прав, это был твой путь, и ты его прошел ценой... Всего. Всего, что было в тебе от великанов. Я не понимаю. Вероятно никогда не пойму, пока сама не отправлюсь туда, — она неуверенно кинула смешок и затихла, красивая, и сильная. Ее кожа была белой, густые волосы волной укрывали спину. Атрей желал ей только счастья, и если оно для нее в прошлом их семьей, то ей необходимо найти его самостоятельно. Этого он не озвучил, зная, что она и сама поняла, умная девочка.       — Я так и не решалась спросить раньше. Ты часто был с семьёй, и я понимаю. Жаль, что я так много раз... Задавала неудобные для тебя вопросы. Но наверное мне это было нужно.       — Не извиняйся, — хитро улыбнулся он, немного наклоняясь, заглянув в ее большие синие глаза. — Я рад, что ты их задавала. Напоминала мне о том, что я нередко большой придурок.       — Да, тебе это нужно!       Они ещё немного помолчали, пока шли к дому Атрея. Их тишина была глубокая и не такая печальная.       Атрей не мог поверить, что прошло столько времени, как он вернулся. Что он уже... так давно пережил это.       Когда они подошли к знакомым проросшим дубам, за самим домом, обсудив предстоящую официальную встречу с Труд и Тюром они услышали прорезавшийся крик.       Кричали не очень громко, но было сразу ясно, что от боли. Голос был мужской, но лёгкий, бархатный. Звучал на грани безумия.       — У тебя гости? — испуганно пробормотала девушка, хватаясь за огнестрельные краски.       — Возможно у отца. Иди домой.       Она не спросила у него, уверен ли он, и не стала говорить, что может дать отпор, что она тоже не хрустальная, как кажется юноше перед ней. Но она впервые слышала такой его голос.       Атрей ли это? Кратоса она слышала отчетливее.       Она подчинилась беспрекословно, исчезая в ближайшем от дома портале.       Надеясь, что помощь им не понадобится.       Как только девочка ушла, сберегаемая родной долиной, поспешив к своей семье, Атрей выхватил верный лук и уже через мгновение оказался за домом, подкрадываясь большой кошкой, отстранённо отмечая, что к нему кто-то идёт. Шумели сверху. Он слышал голоса отца и Мимира. Последний был в ужасе. Отец только что-то говорил тихо-тихо и Атрей нечасто слышал нежность в его речи. Боже мой, что происходит?..       С ревом раненного животного прямо к его ногам спал с навеса кто-то в белых, когда-то ранее, одеяниях. Его туника пропитана кровью и рвотой, отчётливо проступил запах железа и сладости. Аромат весны, тумана, поздних сумерек пропитанных благородной мятой и вишней, сухой жимолостью и терпким абрикосом. Женский аромат.       Хеймдалль схватился за его голени, падая на колени, взвыв.       — Не подходи, брат! — окрикнул с порога Мимир, и голос Атрею не понравился. Его добрый верный друг дрожал, слышалось, как отец бродит по навесу быстро что-то перебирая. — Я сказал это не в рекомендательной форме, Атрей. Оставайся там.       Атрей не послушал.       Хеймдалль словно не увидел его, пораженный и поражающий. Атрей осторожно отступил, заботливо придержав чужие плечи, опуская молодого мужчину на доски, чтобы отправиться к своей семье, и Бог солнца даже не вскинул брови, в излюбленной манере, о которой Атрей запомнил ещё с тех давних времён.       Он почти не изменился. Даже под этим гримом из человеческих останков он был таким же юным, и прекрасным. Только глаза...       Атрей вздрогнул и заставил себя не отшатнуться.       Его глаза были словно пролиты. Сирень и ландыши, ночным небом его радужка расплылась, вытекая вниз, к щекам, оставляя после себя глубокую черноту с примесью настоящего золота, его вкраплений, которых было почти не видно.       Он не стал звать его, убитого горем и потерявшегося, он поспешил к отцу и да. Да, Мимир, как и всегда был прав.       Не стоило.       Первое, что он увидел, это труп. Девушка, молодая. Волосы волнистые, длинные, богато рассыпанные по доскам, совсем испачканные. На ней была черная кровь и кажется вспорото горло. Нож ещё был вставлен, он остался по другую сторону, ему было плохо видно.       Он знал ее.       Скульд, младшая норна, мертвыми шоколадными глазами, крошками янтаря, смотрела в небо, и было заметно, что помогать больше некому. Но Мимир продолжал бороться, говорить мантру, глаз, что был ослеплён беврестом светился ярче, богато облюбованный фиалковым и туманно-золотым. Отец сделал перевязь на ее ключице. Ближе к рёбрам парень заметил жгут, а на ногах ткань, всю пропитанную желчью.       — Милая, все хорошо.       Атрей был обескуражен. Кратос убаюкивал тело вкрадчиво, осторожно и очень учтиво, трогал правильно, не желая оставить синяков, навредить больше, чем есть.       Они встретились глазами.       — Сын. Ты знаешь что делать.       Атрей знал.       Он быстро вбежал в дом и набрал все что было из чистых тканей, достал все свои припасы с подпола, травы, много розмарина и клюквы, все мази, что они заготавливали на крайний случай. На чердак пришлось чуть ли не взлететь, ладони мокли, стёртые о каркас лестницы, он бежал и срывал последние сухоцветы, которые только мог найти в своих тайниках, зная, что все это не поможет.       Черт возьми, неужто он и правда, как единожды обмолвился Мимир, сделал неправильный выбор? Ушел зря? Что с ними всеми произошло...       Хеймдалль, дерзкий и гибкий, он змея без хвоста, затаившийся гепард в облучении, он был так силен, и так смел. Они говорили с ним довольно давно, Атрей многое позабыл. Но они... Они расстались хорошо. Когда все закончилось, когда он ещё не решил отправиться в путь и решить то, что было оставлено на них с Ангрбодой.       Он же был полон надежд. Он был упёртым! У него была цель. Атрей вдруг схватился за руку, ослабленно рассматривая дрожащие пальцы. Все было по-другому, шепчет обескровленными губами, ранимо глотая воздух и стараясь взбодриться, встряхнувшись.       Тогда почему они все ранены, когда он нашел их?       Обратный путь он не запомнил. Очнулся, когда уже укладывал чужую ладонь к себе на бедро, чтобы перевязать перелом, осмотреть рану, внимательно отслеживая, как Кратос пользует его заготовки, уверенно и чуть медлительно собирая их в правильном порядке, продолжая напевать девушке о скором спокойствие, которое все не наступало.       В горле был ком, якоря перетянули все его естество, слезы были в потайных местах, о которых знали только близкие, и он был не готов с этим возиться. Атрей зло сжимал свои пальцы, царапая, не давая себе выйти из строя.       Юная дева была словно после взрыва. Столько колотых ран, осколочных порезов и душа ее была не на месте, совсем ослабшая, бессильная, и она, она плакала, Атрей слышал. Сердце не билось, она не была с ними, но грудная клетка смешалась от рыданий.       Тело было мертво, пораженное, но внутри мозг ещё функционировал, у них было время. Отец кивнул ему и стал проводить легочную реанимацию, он поддерживал сердце, точными ударами принимая всю отдачу на свои ребра, пока сам Атрей уже ощутимо дрожал, проверяя пульс, постоянно встречаясь взглядом с Кратосом и дергано мотая головой. Нет, нет, ещё нет, пульса нет, я не чувствую, не чувствую..       — Я тоже, — совсем не успокоил его отец, он видел метания, они до этого не говорили, но он видел, как и прежде, всегда. Мужчина приостановился, и уверенно положил ему окровавленную ладонь на солнечное сплетение, останавливая его собственную дрожь только лишь взглядом. Словно вечность они смотрели друг на друга. — Ты в порядке. Мы в порядке.       Да. Это не они умерли.       Атрей благодарно кивнул, отступая, обозначая, что верит. Кратос коснулся губами его лба, и пока Атрей болезненно наблюдал, как тот сразу вернулся к девушке, и все качал, качал ее сердце, смотрел на ее лицо, такое юное, расслабленное, оно словно не знало боли и агонии, уже совсем далёкое, нездешнее. Он вдруг. Подумал. Что он ещё юн. Не готов. И путь не сделал легче, заставил его научиться принимать решения, но... То как отец решал проблемы, как смотрел, как вел за собой. Ему этого очень не хватало. Так не хватало.       — Нам нужна Фрейя, братец, — Атрей оставил поврежденную конечность и в мгновение зашептал заклинание призыва, выдыхая духовную магию в ветер, что трепал их волосы, терпел их метания и не верил в их подвиг. Насмехался. Она неживая, смеялись сосны. Вороны, так похожие на тех, что служили Всеотцу праздновали скорейший пир. А ветер все заставлял шелестеть листья, осенние листья, что красным, оранжевым, жёлтым вихрем окутал их остолб, повергая их в водоворот красок и жизни.       — Да, маленькая, все верно, ты жива, — у Мимира не дрожал голос, он направлял, как и прежде, как всегда, и Атрей отключился. Посмотрел на все со стороны. Так был полезнее. А Мимир продолжал окутывать ее голову мороком из своих сил, держа ее здесь, не давая уйти в мир мертвых. — Я знаю твоих некровных мать и бабушку. Мы видели их не в лучшее время, но они обязательно будут рады узнать, что мы спасли тебя, да, крошка? Живи только, глупая.       — Их нет, — они оборачиваются на скрип, и Атрей только хотел открыть рот, может спросить о чем, может отругать его, но все как-то стало неважным. Ему вдруг совсем не хватило слов. Но губы дрожали и веры не хватало. Труп постепенно синел. Хеймдалль тоже. — Никого нет. Не судеб. Ни мамы и бабушки. Ничего нет..       — Замолчи. Будь человеком! Щенок.       — А что сделает мне старый мудрец? — заулыбался дико молодой мужчина. Он не смотрел на Мимира, и словно вообще никого из них не видел. Атрей обхватил его за пояс, заметив, что тот все больше накренялся к земле. — Что ты сделаешь, выродок? Ублюдки, они словно знают, что мне нужно. Что вообще мне хоть кто-то сделает? Кто-то хоть есть, чтобы что-нибудь сделать! Почему никто ничего не делает! Почему я все еще, я все ещё, я, о боже, я ненавижу! Как я вас всех ненавижу!       — Уведи его! — оборвал чужой бред отец, буквально поймав парня на лету, и откинув его дальше за пределы двора. Мимир зарычал, но Атрей не слушал, он оставил юную леди на близких, обхватывая Хеймдалля под руки, поднимая его со спины. Он умолчал, что ему тоже была необходима помощь.       — У него жар! — прошипев, брюнет с силой отследил пульс, и прослушал лёгкие, не заметив ничего странного, ни хрипов, ни болей.       Хеймдалль не был ранен. На него не нападали.       — Этого мало. Для такого ублюдка, — оповестил Мимир тихо.       — Мимир, — охладил его пыл Кратос, но заметно, что был согласен. Он с напряжением оглянулся в сторону незваного гостя. — Что с норной?       Хеймдалль подавился кровью и слюной, и ещё очень долго смеялся, захлебываясь, но не останавливаясь.       Атрей нахмурился, но уверенно поднял его, и потащил дальше, ближе к дереву, чтобы дать ему опору, а себе передышку. По позвонкам строились мурашки и холод. Хеймдалль безумно хохотал, и его грязное лицо было все в разводах крови. На зубах был осадок чужой плоти. Пожалуй это одно из страшных видений после смерти матери и Одина.       Он не хотел спрашивать свихнулся ли его знакомый, потому что догадывался, что любой ответ его не устроит.       На крыльце девушка продолжала лежать, хладная и уже не беспокоящаяся.       — Я встретил его в глуши ночи, ближе к полуночи. Только тень, но она показалась мне знакомой. Позже, когда добрел до дома, после встречи, ничего не было.       Атрей слушал отца внимательно, удерживая Хеймдалля за плечи, но в этом не было необходимости, он не шевелился, и почти не дышал, его лицо больше было невыразительным, сломанным. Мимир тише подсказывал Кратосу настои, чтобы намазать их в верной последовательности, ведь было очень много синяков и ссадин, которые только наливались. Придет ли время, когда они рассосутся? Будет ли ей вообще что-то когда-то нужно?       — Мы встретили ее на пороге. Она была окровавленная, сильнее, чем сейчас, горло было распорото и смерть наступила именно из-за этого, нож посодействовал, — сухо отрапортовал Мимир, он казался безучастным, именно тем, кто им был сейчас необходим. Но Атрей наметил взгляд давно, Мимир сдерживал себя, чтобы не выплевывать слова с ядом и злой горечью. — Молодая дева не дышала довольно давно. Сразу была мертва, несмотря на то, что кровь ещё разливалась под давлением.       — Что с норной? Я не люблю повторять, Бог, — Хеймдалль запрокинул голову до хруста и Кратос осекся.       — Бог, — вымолвил Хеймдалль невнятно, и Атрей сжал его челюсть, опасаясь, что тот захочет откусить себе язык. Глаза мужчины смотрели в небо, на слизистой собрался кофейного цвета осадок. — Да уж. Бог.       — Я не знаю, что произошло с тобой, — Хеймдалль среагировал на слова мудреца, Атрей видел. Он повел в его сторону головой, едва заметно. И это было невероятно, даже спустя столько времени, Мимир продолжал оставаться тем, к кому прислушиваются. В этом нет ничего удивительного, но не для аса. Особенно для аса. — Но знаю, что могу помочь. Мы можем. Что с тобой, Хеймдалль? Скажи.       Атрей махнул подбородком, давая понять, что вероятно ответа они не дождутся, бог был в предобморочном состоянии и Мимир умолк в ответ, не желая получать ответы, которые ему тоже не понравятся. Кратос держал чужие ребра, и кажется они все слышали треск, когда он снова и снова заводил чужое сердце, которое не желало биться. Реанимация не приносила плодов, а время уходило все стремительнее, вскоре они не смогут спасти клетки мозга, нервную систему, щитовидку и тогда... Тогда они..       Фрейя ворвалась на поляну в снопе сизых искр. Со свистом бури, Эйр опалила несколько деревьев и края шелковистой травы, оставляя после себя сажу и пепел, но все было неважным, когда две целительницы поспешили на помощь к Скульд.       Атрей затрепетал, и сильнее обхватил чужие плечи, растерянно-счастливый. Счастье было не явным, больше похожим на облегчение, на мирозданный подарок. Хеймдалль под руками не шевелился, и голова его все также была запрокинута, кожа остыла.       — Все будет хорошо, эй, ты слышишь? — шепот не действовал, Хеймдалль словно был не с ним, да и он сам не чувствовал себя уверенным в словах, что бросил на ветер. Но отец, несмотря на пару заботливых рук Валькирий и помощь Мимира, продолжал лелеять безжизненное тело, восстанавливая и отдавая свои силы, оберегая девочку от ещё большие боли. От напастей. Одну из них Атрей держал за латы и промокшую от чужих останков одежду.       Фрейя, с поддержки Эйр, закрывает рану на боку, господь, откуда она, Атрей не заметил, и Кратос, с позволения, поднял деву на руки. Они быстро скрылись в глуби дома, Фрейя взяла все необходимое вместе с Мимиром и испарилась в том же направлении. На секунду наступила страшная тишина.       Атрей устало привалился к чужому, явно вывихнутому, плечу, случайно, пока глаза бегали по знакомым местам в забвении. Он наткнулся взглядом на корзины с овощами и травами, которые ему передала подруга.       — Хеймдалль, послушай, мне нужно отойти, ладно? Подожди меня здесь.       Но это было излишним – мужчина даже не шелохнулся. В глазах его словно кочевала ядовитая нефть, в них почти не было заметно его силы, биврест был замутнен.       Атрей медленно отстранился, подставив ладони, неуверенный, что Хеймдалль сможет удержаться без его поддержки на коленях. Он смотрел по-прежнему вверх, руки повисли плетями, и не было в его чертах ни грамма осознанности. Пока. Атрей то знал, что шок не приходит надолго.       — Я быстро, — все же бросил он напоследок и правда, как и обещал, бегом рванул в сторону подношений, забирая всю ношу разом, поспешив в дом.       Девочка уже была на столе, Эйр уже достала нож, и кровь лилась и лилась, но целительница пережимала артерию, наложила шину, держала ее здесь, и, кажется, что уже никто не следил за сердцем.       Отец закрыл ему обзор спиной и обхватил его голову, мягко попросив не смотреть.       — Не нужна помощь, — голос его уставший, вымотанный, но он совершенно точно в порядке. Атрей обнял его в ответ, просто прижался носом в чужую грудь, и пережидал. Папа понял. Гладил его по пушистым волосам и молчал, не прогоняя.       — Братец, — мальчик медленно посмотрел, вымотанный. Он погладил руки отца и отстранился, подошёл к Мимиру слегка наклонившись. Не смотря на стол и чужую работу. — Ты молодец.       — Я плакал.       — И я плакал. Я бы ещё и блевал, если бы мог. Смерть это не легко. Помощь это нелегко. Ты живой, и ты чувствуешь. Переживания это тоже нелегко, — Атрей слегка рассмеялся и шутливо щелкнул старика по носу. — Ты слышишь меня?       — Я всегда тебя слышу, — Мимир прикрыл глаза. Уставший, пока Атрей прижался в благодарности к его лбу своим. — Что мне ему сказать..       — Я тебе верю. Ты найдешь слова.       Больше он ничего не слышал. Фрейя ассистировала, и Кратос помогал ей, сосредоточенный. Они совсем не обсудили, а нужно ли помогать. Это не богиня. Не та, кто помогал когда-то Одину, и не та, кто его же и предал, отвергнув. Это просто человек. Эйр была очень хорошим врачом, и Атрей отступил. Мимир тепло пререкался с Валькирией, пока они буквально вытаскивали девочку с того света.       У него тоже есть работа.       Хеймдалль ждал его там же. Атрей помог ему устроиться лучше, осмотрел тщательнее, помог зафиксировать локоть, стёр большую часть крови с лица, и напоил его, просто вливая дождевую воду ему в глотку, пока сам мужчина даже не мог осознать, что его заставляют делать.       Они оба другие. Атрей возмужал и посерьёзнел, оголенный провод. У него лишь одна надежда, что он все также может дать дельный совет, как когда-то давно, когда они были беззаботней, увереннее.       — А я ведь думал, что получится, — Атрей не услышал и половины слов, но все равно догадался о чем он. — Я думал. Что исправился: стал лучше.       Хеймдалль положил ему голову на плечо. Или она просто упала, отяжелевшая.       Атрей прижался к нему виском. Они оба смотрели на дом, в окнах которого двигались лишь силуэты и теплился огонь свечи.       — И что же? С твоим улучшением.       — Не вышло.       Атрей закрыл глаза и позже зажмурился, когда рассказал Хеймдалля стал затягиваться. Наверное, он не хотел бы ничего слышать, только все забыть.       Парень хрипло бормотал в забытье, что нашел ее. Он долго искал. И ещё дольше не шел. И когда стало понятно, что стоит сделать над собой усилие, когда он понял, что время неумолимо уходит, он пришел слишком поздно.       Норны были атакованы или прокляты, или это кара от Всеотца, но когда он прибыл в обитель душ он не смог помочь. И кажется сошел с ума.       — Она ещё дышала, — Хеймдалль запнулся и тихо, ослабленно заплакал, огорченный. Они сидели на заднем дворе, почти под крышей, когда лучшие спасают жизнь младшей богине под присмотром ошеломленно взволнованного Мимира.       — Что бы не случилось, это не твоя вина, — он сжимает чужое плечо, и взгляд его заострённый, Хеймдалль отворачивается, заплаканный. — Нет, послушай, ты не виноват.       — Нет.       — Что? — Атрей замирает. Хеймдалль отталкивает его и заваливается сам, падая на землю, жёстко сталкивая голову с почвой. — Прекрати!       — Ты не понимаешь! — кричит он с надрывом, вновь ударяясь о камни, но Атрей держит его крепче, обхватывая плотнее, и с ужасом, беспокойством, заглядывая в чужое лицо.       — Что ты сделал? — с ужасом пытается выяснить он, замирая. Что тот сделал. Что он, черт побери, сделал.       Ничего хорошего.       Что-то произошло. По лентам судеб к ним спустилась сила, импульс. Кто-то напал на них. Кто-то знал где они.       Они оба знали, кто именно знал.       Когда он смог пробиться в купол, то у старшей богини уже не было руки по плечо, она истошно кричала, ее лицо сморщенное и старое искривилось от боли и натиска энергии, и она не видела его. Она уже ничего не видела. Средняя была в лечебном сне под присмотром самого мироздания и его нитей судьбы. Она была подвешена в своде, головой вниз, ее волосы обрамляли красивое, исказившееся лицо, и из ее вспоротого живота свисали скрепки чужих свитков. Послания и письма, ветхие заветы, все знания, что были накоплены вселенными. Этот сон обещал ей забвение. Из него обычно не выходили прежними. Стражи норн кормили рыб за пределами купола. Никого не было, остался только запах крови. Амора была ранена, но ещё дышала после смертельной атаки введенных игл. Они повздорили. Она не могла встать, но ясно дала понять: никуда оттуда не денется. Попытается спасти тех, кто спас ее. Хеймдалль просил ее идти с ним. Применил силу. И кажется перерезал ей горло.       Он... Он не хотел.       — О, Хеймдалль...       — Я не хотел, — Хеймдалль чеканил слова резко, словно готовый драться за них. — Нет. Она кричала! И я хотел, чтобы она прекратила. Я хотел помочь... Ей нельзя было вставать.       — И поэтому ты сделал все по своему, — закончил Атрей за него, чувствуя как в груди не осталось воздуха. Он сжал чужую руку в своей хватке крепче и посмотрел, как и его друг, наверх. В бескрайнее-бескрайнее небо.       — Да. Но я не думал, что все будет так. Когда мы всплыли, она уже. Не дышала.       — Почему не пришел сразу?       — Я хотел. Клянусь. Я уже был рядом, но я... Ее сердце ещё билось.       — И ты дождался, когда и это прекратилось?       — Тогда я вышел из забвения. Я пришел к вам.       — Поздно.       — Поздно, — повторил за ним Хеймдалль одними губами.       Атрей не стал больше говорить. Кажется это не их метод.       Он просто сжал его руку в своей и они ещё долго смотрели на небо, и хоть Атрей и боролся с чужой дрожью, накинув на парня свою накидку, они все равно молчали, прижавшись висками и вглядываясь в небосвод, так и не подобрав правильных речей.       Прошло несколько часов. Минут? Фрейя вышла медленно, она опиралась о стену и сильно щурилась. Солнце успело показаться. Атрей встрепенулся, нечаянно разбудив осунувшегося, испуганно вскинувшегося Хеймдалля. Уже следующее утро?..       — Все.       — Все?       — А что ты от меня ждешь? — Фрейя смотрела недовольно, и под глазами у нее были круги заметно темнее, чем были в момент ее прихода. — Я не знаю, что произошло, расскажи мне.       — Не сейчас, — Хеймдалль и Фрейя вскинули на него глаза. Атрей не дрогнул, уверенно продолжая смотреть только на ведьму. — Есть кое-что поважнее. Вероятно, Тюр сейчас отлавливает двух оставшихся норн, ведь его храм неподалеку, он должен был слышать взрыв.       — Взрыв? — глаза Фрейи расширились ещё сильнее, но она сохранила самообладание, задумчиво кивнув. — Доверяюсь твоему чутью, Атрей.       — Госпожа?       — Да, Эйр, мне нужна твоя помощь. И вероятно Гюннр. И Биргира, он силен, его мощь пригодится, чтобы выдержать остаточную магию от того места, что норны называли своим пристанищем.       — Но сперва, вероятно, надо проверить, есть ли хоть кому-то возвращаться в это пристанище, нет?       — Эйр, — тяжело опустила Фрейя, но Валькирия-лекарь только отмахнулась, подмигнув Атрею. Он слабо улыбнулся ей. — Нам пора.       — Тебя ждут, — Кратос подошёл к ним, вытирая руки небольшой шкурой. Он не выглядел печальным, уверенный, уже не взвинченный. Атрей незаметно выдохнул. Все таки если бы они потеряли девочку на руках... Он не знает, как Кратос бы пережил это. Не напомнило бы ли это о прошлом. — Дева спрашивала о тебе.       — Не может быть, — проглотил слова Хеймдалль, полностью опираясь на плечо Атрея.       — Не может конечно, она говорить то толком не сможет в ближайшее время. Спасибо ножу и твоей меткости.       — Мимир, прошу, — заумолял Атрей, и мудрец смягчился.       — Она в порядке, юный ас. Не все связки задеты, — Хеймдалль вздрогнул и Мимир встрепенулся, уже не зная, что сказать, чтобы не довести это чудо природы до сердечного приступа. — Боже, просто иди!       Пока Спеки, вернувшаяся раньше других волков с охоты, маленькая лентяйка, помогала Хеймдаллю дойти до порога, Фрейя успела связаться с Сиф, Гюннр и Биргиром, готовая отправляться с Эйр дальше спасать то, что оставил после себя Один и его ненависть. Тюр не отзывался, но и не было причин волноваться раньше времени.       — Мы пойдем с ними?       — Лучше бы. Не хочу говорить деве, что её наставницы погибли.       — Боже, ты прав, — пробормотал Атрей ему в шею, только сейчас выдыхая. Расслабился, целуя чужое лицо, медленно, мягко, он никуда не торопился, и глаза были скрыты дрожащими ресницами, и все было не так. Он хотел бы снова стать маленьким, чтобы все было немного проще. Чужая ненависть, оглушающая тишина, опостылевшее одиночество. С этим он знает, как работать.       Смерть, срыв, ответственность, боль – пожалуй, это не то, к чему он хотел быть готовым.       — Я слышу, о чем ты думаешь.       Кратос пригрел рукой его лопатки и осторожно приподнял подбородок заглянув в глаза. Атрей зажмурился и с дрожью поцеловал его пальцы, благодаря за все. Отец подарил ему поцелуй в губы, и они замерли. Ещё пару секунд. Ещё совсем немного. И они отправятся вслед за остальными, на поиски Тюра, Урд и Верданди. Только мгновение в чужих руках.                                   Чужой дом был для него черной дырой. Было темно, и ему отчётливо слышался запах рыбного супа. Запах дома, костра, углей и дыма.       Она лежала разбитая, не заметно, что склеенная. Шея была скрыта, да и в целом ни одной части тела не было открыто, даже лицо, его нижняя часть были перебинтованы, закрывая один уголок губ.       Никаких ножей. Никаких звуков.       Хеймдалль сдался рядом с постелью. Упал у края, шарнирный и совсем не такой, каким казался, когда защищался. Он боится, но берет ее тонкую косичку, заплетенную на виске, не уверенный, что даже это не принесет ей боли. Погладил слипшиеся волоски, перебрал порванные священные верёвочки, которые были сплетены из черных нитей судеб, которым ещё не суждено было родиться.       — Скульд. Будущее. Красивое имя, — неловко прохрипел он, легонько сжимая ее косичку, наблюдая, как вздымается ее грудь, как бьётся вена на виске. Как медленно она качает кровь, как не спешит, совсем, не в силе. Боже.       Он растер свое лицо, сжал виски и надавил на глаза, то ли стараясь забыть все, что было, то ли мечтая выдавить их у ее ног. — Ты... Ты для любого хорошее будущее, Скульд. Я тогда не сказал. Не успел. Или. Ты знаешь. Не захотел говорить.       Он прервался, замерев, но ничего не произошло. Она оставалась неподвижной и все ещё неживой в его глазах. Он дёрнул головой. Разметав свои собственные косы, не желая, чтобы последняя мысль сохранилась в его голове.       — Я тогда не сказал, что это отличный путь, Скульд. Ты выбралась. Освободилась и пошла правильной дорогой. Я всегда тобой гордился.       И вдогонку, с всхлипом: — Прости меня, — шепчет, и сам себя не слышит, почти отключившийся от ужаса. — Прости меня.       Тишина. И за окном все больше разгоралось солнце, ещё негреющее, но уже безжалостное, оно несло с собой отголоски пения птиц и запахи ещё нескорой зимы. Был очень погожий день, и все, что было до, казалось страшным вымыслом и наговором.       Наверное, дальше будет лучше.       — Амора.       Сердце Хеймдалля остановилось.       — Мое. Имя.       Губы почти не шевелились. Горло хрипело, выталкивая воздух с натягом. Она не открывала глаз. Но губы были приподняты. Немного, но она. Она улыбалась.       — Да, — промычал он, быстро вытирая глаза, кивнув. Положил голову на часть ее подушки, прижавшись лбом к перине, с силой потираясь лицом о ткань. — Да. Амора. Верно.       — Хейм. Спасибо.       Она не знала. Она не знала, что он-       Она уснула раньше, но он ещё немного соврет, в последний раз ей, и больше никогда вообще. Скажет, что уснул, и отдохнул, но мокрая подушка конечно же выдаст его тайны, предательница, оставив в себе всю боль, и радость, всю соль и просто влагу.       Так иронично.              Сможет ли он хоть когда-нибудь сказать ей честно, что именно произошло? Какой ценой он спас ей жизнь. И спас ли вообще.              Некоторые виды магии, вызванные чувствами бога, настолько мощны, что в умелых руках могут во имя спасения убить человека; плата за это могущество огромна. Вечное Одиночество.