Мимир
Бальдр – Атрей
Бальдр в детстве часто делал помосты для муравьев, ужасно беспокоясь об их передвижениях. О, она помнит об этом, как вчера. — Ты не представляешь. Сын обожал их. Боялся всех остальных насекомых, бегал от них, как ужаленный, но стоило увидеть муравейник и его было не оторвать. — Да уж, госпожа, я застал это время. Ненавижу его, это время, оно слишком скоро. Юный господин был поистине любознательным, когда не пытался разрушить империю Асгарда, — Фрейя посмотрела на друга укоризненно, но не сдержала улыбки. Мимиру пришлось постараться сильнее, но он проиграл, рассмеявшись. Заметил мягче: — Было хорошо. — Да, — подтверждает мечтательно. Они с Мимиром остались на заднем дворе их с Кратосом дома, пока последний запаздывал от Синдри, Рататоска и Лунды. Вокруг них было тихо, вкусный зелёный чай разбавлял их вечер. Она поила Мимира осторожно, бережно, незаметно выдохнув от воспоминаний. — Жаль, что Атрея уже нет с нами. Мимир осторожно, еле заметно замер, задумавшись. Глаза его остекленели, но он понял сразу: она не намекала на пророчество, не знала больше него и Кратоса. Атрей жив, он знает. И тогда он встретился взглядом с Эйр. Валькирия смотрела непроницаемо. Но они поняли друг друга. Фрейя назвала сына именем Атрея. Это вышло случайно, и не несло в себе умысла. Ведьма осторожно продолжила заваривать чай для Эйр и Гюннр, которые неподалеку заботились о цветниках, которые сама Фрейя разбила у дома нового Бога Войны. Мимир хрипло сглотнул и немного прочистил горло, привлекая внимание. Фрейя посмотрела на него прекратив напевать, удивлённо приподняв аккуратную бровь. — Милая. Ты нечаянно произнесла другое имя, — Мимир ласково-ласково напоминает, что это было намного раньше. Не с Атреем. И говорит ещё немного о том, что в этом нет ее вины. Так случается. Даты стираются. Имена забываются. Но сердце, сердце не оставит за собой пустоты, ей не стоит бояться. Валькирии притихли, лишь взглядом спрашивая, а нужно ли было это уточнение? А так ли необходимо оставлять этот след, когда ещё многое не зажило. Но Мимира беспокоит другое: Фрейя, казалось, оставила его речь без внимания.Сигрун
Один – Атрей
Она не могла поверить! Вот же глупость, отправиться в Вальгаллу не предупредив никого. Они могли не вернуться, глупые мальчишки. — Нет нужды беспокоить свою душу, госпожа, ты знала, с кем связывала себя узами дружбы, — улыбается глазами ее верная подруга. — Да, Сигрун, я знаю, знаю. Но с этим все чаще труднее мириться. — Ничего. Ничего, дорогая, — они шли по дороге жизни, спрятанной между Ванахеймом и Асгардом. Их путь шел через буйную реку, что звенела кристальными всплесками и гулом подводных жителей. Сигрун осторожно коснулась чужого плеча. — Ты в порядке? Только скажи. Я еще могу остановиться. — О нет. Нет, в этом нет никакой необходимости. С чего ты взяла? — Сигрун слегка приподняла свой шлем, открывая красивые миндальные глаза, и Фрейя улыбнулась, устало опуская руки. — Ладно. Есть тревоги, но у кого их нет? Ты должна идти, Королева. Я никогда бы не попросила тебя остаться. — Я знаю. Потому прошу сама. — Нет. Сигрун склонила голову к плечу, по птичьи, совсем показавшись Фрейе молоденькой девочкой. Ей будет не хватать ее. Она не скажет, но терять так, не зная увидишь ли ещё или нет – оказалось сложнее. — Ладно. Королева, — хитро прыснула Валькирия, передразнив, и сразу отвернулась, продолжая путь. Фрейя идёт следом, широко улыбаясь. Она отпускает свою подругу, провожая ее до границ Девяти миров и они тепло прощаются, пообещав хранить все, что у них есть, что осталось. И если Сигрун наставляет присмотреть за Мимиром и Кратосом, за ее верными подругами Валькириями, то Фрейя... — Пожалуйста, если вдруг в путешествии свидишься с Атреем, то передай мне весточку, ладно? — Сигрун послушно кивает, скрывая лицо, поправляя латы. Фрейя добавляет, увлекшись, немного с ухмылкой: — Ведь мой муж будет беспокоиться, как бы не говорил обратное. Сигрун тепло посмеялась. Она удивлена, но шутливо дает свое благословение, обрадовавшись тому, что Фрейя уже признает свои новые симпатии. — Но, пожалуйста, не спиши. Кратос ещё не готов к новой любви. Ты же его знаешь, — Сигрун подмигнула и ласково ее пожурила, наставила, что не стоит бежать вперед, что Кратосу и правда необходимо время. Сигрун обняла богиню ещё раз, крепко, на прощание, и отвернулась, расправляя крылья. Фрейя отшатнулась, поражённая. Сигрун не увидела, но она словно в ледяную воду опущенная, неуверенно улыбнется и проститься молитвой, провожая Валькирию взглядом, оставшись. Испуганная и одинокая. Она говорила о муже. Не Кратосе. Причем.. тут он? Она думала об Один. Но... Он мертв. Он. Мертв?..Лунда
Приемный сын Тор – Атрей
— Черт побери, сукины дети, я ненавижу его даже после смерти. Да когда же он все это понасобирал?! — взрывается гномиха, с силой бахнув старинным артефактом об стену, сдувая челку. Фрейя подаёт ей руку, помогая выбраться из-под стола, бывшего рабочего места Одина, мягко приговаривая: — О, теперь ты меня понимаешь, забавно. Я терпела это годы! — И я поражена, милая богиня! Ты святая? — Лунда приняла руку и выбралась, с ужасом осматривая предстоящую работу. Вокруг них не было ни души, мало кто ещё мог вернуться на земли Асгарда. Да и осталось здесь немногое, так, память и немного рухляди. Лунда вызвалась прибираться в старом склепе, под домом Одина, неслучайно. Мимир, конечно, говорил ей, что Фрейе нужна помощь. Она никого не звала, гордая, но это не значит, что маленькая компания была бы ей помехой. Она пошла за госпожой, как сделал бы каждый. Но Фрейя не позвала каждого. Никого не позвала. Славно, что Лунде не нужно было приглашение. Они собирали старые записи, наработки и личные дневники, видели даже старинный архив, но сожгли, беспокоясь, что он кому-то достанется. У Фрейи мелко дрожали руки, но она не подавала вида, благодарная доброй подруге. Лунда отвлекала ее старыми рассказами о том, каким она знала Одина, и что тот делал пока был в уме, но им пришлось прерваться. Лунда говорила, а Фрейя смотрела на старые маленькие пинетки. Детские. Они были неотёсанный, мальчиковые, скрытые под самым занавесом, почти в камине, и как только пережили обвал... Фрейя взяла их и покрутила на свету, под бликами зажжённого костра. Она знала чьи они. Сбереженные. Неозвученные его чувства к своему собственному единственному сыну. Любимому и возненавиденному до самой смерти. Она знала Тора таким только по его воспоминаниям. Сама она помнила его печальным, безнаказанным ребенком, которого не смогли понять. Которому было не суждено понять других. Но он был уже не здесь. Его убили чужие сравнение и нереализованные ожидания. Один, ее мужчина, выбрал сына не по крови, а по духу. Атрей был ему ближе того, кого он должен был любить не за что-то, а вопреки. Она ничего не сказала Лунде, да и что тут скажешь; как и та ничего не сказала в ответ, не заметив чужой заминки. А в Фрейе вдруг что-то громко треснуло.Хильдисвинни
Биргир и Чарли – Атрей
Везде было тихо, никакой музыки и радостных пений, этот праздник много веков проходит только с согласия природы: пение ветра, музыка листьев, гости, жители природы, а благословение: небесное, благодаря благосклонному шару света и его же согревающих лучей. — Обожаю этот праздник, — не сдерживается Труд, и Фрейя с Сиф скрывают смешки. — Да-да, знаю, я праздную его впервые. Но! Мне нравится! Они в Ванахейме, готовят пир в честь дня святого духа зимы, что прощался с ними, покидая всех, на оставляя и капли памяти о Фимбулвинтере, оставаясь лишь в своем истинном доме – Мидагрде, улегшись до лучших времён. Фрейя все же прыскает и они смеются с Сиф и Хильдисвини, и Фрейя улыбается сквозь нервозность, которую сама не примечает. Они делятся новостями, замечают Кратоса, глубокого и задумавшегося, что помогал маленьким асам вырезать фигуры из дерева под добрым присмотром осунувшегося Синдри, что впервые за долгое время вышел, и Мимиром с молодыми подругами Валькириями. Эйр задорно, играючи распихивала малышню и пряталась за широкой спиной Кратоса, зная, что он благосклонен к юной проказнице. Гюннр была неподалеку, разливая настойку себе, Мимиру и Синдри, недовольно замечая, что ее подруга далеко уже не юная. Но ее было плохо слышно за детским смехом (и хохотом Мимира), и громкими выкриками Труд, что пыталась вести детей за собой, пока самые ответственные находились под влиянием Кратоса и его умением вырезать из дерева буквально все что угодно, чем он и заворожил маленьких ванов и асов. — Неужели мы запамятовали, просто необходимо, чтобы наш серьезный воин был с нами в этот светлый день, — довольно просит Хильдисвини, поймав за руку одного из посыльных, чтобы отправить кого-то из их племени, ответственно выслав в след за Биргиром. Было важно навестить его и Чарли, и пригласить к празднеству. — О, пожалуйста, не стоит. Я могу и сама. — Ты уверена, госпожа? Ты давно не ходила на земли Мидгарда. В дом. Фрейя нежно журит его, обещая, что справиться сама. Ведь она так давно не навещала война и доброго старого друга, что хранили ее жилище. Она причитает, что так и не поблагодарила Биргира за то, что он спас Чарли. Хильдисвини умолкнет и немного замнется, удивленный, неуверенный, но все же напомнит, что спас его не он. А Атрей. Детский смех разрезал паузу и Сиф с прытью дергает слугу богини за собой, умоляя о помощи, ведь. Эти. Дети! Все эти непослушные дети! И Мимир. Он подстрекает их. И даёт за это деньги! Хильдисвини расхохотался и поцеловал ладонь своей непревзойденной богини, пообещав, что как освободится сразу вернётся к дорогой Фрейе. Он лишь надеется, что она найдет чем себя занять в его отсутствие. Все пойдет своим чередом, а Фрейя. Фрейя вдруг медленно опуститься на добротное крыльцо, не зная почему намокли ресницы. Отчего все плывет. Сиф упорхнула дальше не заметив, как рука воина выскользнет из ее. Хильдисвини поймет Фрейю с полувздоха и опуститься перед ней на колени, возьмёт холодные руки. Коснется лбом кистей и замрёт, конечно, никуда не уходя. Не оставив ее одну. Никто ничего не заметит, но она вдруг станет совсем другой, нежели секундами ранее. Когда она... последний раз была дома? А был ли он.. у нее.+ Кратос
Фрейер – Атрей
Спустя все последние месяцы все вдруг стало очень сложно. И не вспоминалась победа, и не было мыслей о новом будущем, и все пути вдруг смылись, оставляя после себя только песок и пепел. И вдруг она поняла, куда вели все ее дороги. Куда ей было просто необходимо попасть, но она вдруг просто решила забыть, чтобы не сойти с ума от разрыва, как Синдри. Она навестила брата в лунную ночь. Хати сопроводил ее, пока Сколь бежал на небе, волк ласково прижимался к нежным сухим рукам, разморенный своей работой и приятной компанией. Фрейя убирает с его могилы пыль и грязь, помогает распуститься цветам. Она воркует с ним, и говорит, что любит его и по сей день. Вспоминает его героизм, свое настоящее, делится делами назавтра. Ворчит мягко волк, поддерживая голос доброй бедной волшебницы. Она говорит, что рада, что Фрейер был любим, когда ещё был жив. Что он любил так сильно, что его любили в ответ. Она останавливается. И опускает руки. И глазам открывается правде: Фрейер же не любил. Он был чудесным, но очень эгоистичным. Добрым, очень, но он не умел любить, так, как об этом пишут, слагают и вспоминают. Атрей любил. И его любили. Она ведь не видела Фрейера многие годы. Столетия. У него ничего не было. Не осталось. Она ничего не знала о своих близких. Один забрал все ее годы и память. И осталась только боль. Волк заскулил, пока она не могла. Подняла сломанные глаза: небо темное. Не из-за ночи, из-за нависших туч. Совсем невыносимо. Голову начало сверлить, где-то внутри натягивались тонкие струны так, что нельзя было сделать вдох. Настало время горевать. Это больше не была обжигающая смесь, грозившая прожечь изнутри, язва, раскалённый металл по венам, а нечто… другое. Нечто за гранью ответа на простое «тебе лучше?». Не было лучше, не было хуже, было по-другому. Теперь уши застилает волна бессмысленного шума: ветер, шелест. Больше ведь ничего и не осталось. Кратос находит ее у могилы и гладит по слегка спутанным волосам, разделяя горе, как настоящий верный друг. Она подняла голову, разбившаяся, и так и не смогла ничего сказать. Волк прижмется со спины, грея ее снаружи, раз внутри нечему. А Кратосу не нужны слова. Кому, как не ему, они точно были не нужны. Они обнимутся, и ещё долго мужчина будет молчать, пока не подскажет: — Все, кого ты потеряла, будут ждать по ту сторону, — Фрейя всхлипнула громче, но Кратос разобрал, что: «ты не можешь знать наверняка». — О, они ждут; как и меня. Он убрал с глаз ее волосы, природный шелк, и заглянул в больные глаза, поддерживая ее за плечи. Уверенный. Сопереживающий. Кратос вздохнул: — Но нам, вместе, сейчас, ещё есть ради чего жить. Хильдисвини, Мимир, Валькирии, Синдри, Лунда, Биргир, Чарли, Волки. Ваны. Асы. Атрей. Фрейя молчала скрытая чужой уверенной аурой и бережным терпением. Оплакивая прошлое, под присмотром друга, она решительно кивнула. Но это не значит, что пришло время встать и идти. Кратос помог ей спрятать заплаканное лицо у себя на плече, шепнув, что горевать не страшно. Он будет рядом. На утро, наконец, хоть у кого-то все будет в порядке.