Об одиночестве, травмах головы и лихорадке

      Райли ещё перед сном чувствует неладное. Ощущение специфическое, словно он уже спит, даже не закрывая глаз. Засыпает он с тяжёлым сердцем.       Пробуждение не отличается от сна, и он не чувствует себя пересёкшим грань, даже поднявшись на ноги.       Он переругивается с ребятами, пытающимися привлечь его к какой-то виртуальной игре, почти автоматически, не регистрируя этого: его беспокоит потеря чувства времени. Последнее утекает сквозь пальцы. Он на всякий случай держит КПК совсем близко, чтобы хотя бы знать, который час.       Удар сотрясает «Аврору». Райли ни мгновения не раздумывает о том, что делать – просто запрыгивает в спасательную капсулу, плавно, без дёрганья, совсем как на учениях по технике безопасности. Без единой мысли о том, что будет дальше.       Наступает небольшой промежуток времени, когда ничего не происходит помимо тряски, и он успевает немного испугаться собственной инертности.       Затем в воздух взмывает оторвавшаяся дверца от панели электропитания, и он цепляется за неё взглядом, безмолвно наблюдая за её движением. В этот момент он теряет не только время, но и чувство реальности.       Эта самая дверца влетает ему в голову, точно как нечто – в «Аврору», и он до кучи теряет и сознание.       Забавно, но удар приводит его в чувство, и когда он приходит в себя – он приходит в себя полностью, избавляясь от ощущения сна. Его посещает неминуемая паника следом: капсула горит!       Кресло под ним не раскрывает защитных ограничителей, будто хочет удержать его в прежнем состоянии наблюдателя, но электронику, к счастью, размыкает, и он может схватить огнетушитель.       Чуть позже он, ожидая включения КПК, заводящегося издевательски долго, ощупывает голову, холодея: могло и проломить... К счастью, в спасательной капсуле есть аптечка, и он обрабатывает ушиб, нависая над КПК и читая всё, что последний может ему предложить из полезной на текущий момент информации. Безопасные отмели, значит... А за бортом столько живности слышно, что он невольно ставит под вопрос эту самую безопасность. Или это местные... чайки?       Не рискуя спрыгнуть сразу в воду, он выбирается через верхний люк, спугивая парочку летунов, похожих на помесь чайки и ската, и его взгляду является «Аврора», наполовину погружённая в воду. Да и вообще – вокруг одна вода. Смутно виднеются два острова, но Райли приблизительно может оценить расстояние (и он знает, что цифра, о которой он думает, на самом деле больше раза в полтора – как минимум). И без транспорта туда и направляться нечего.       Вода гостеприимно принимает его в свои объятия. Первым делом ему кажется, что гостеприимность эта обманчива. Следом вода расслабляет напряжённые мышцы, приносит некоторое облегчение голове, хоть разбитый лоб и начинает щипать, и первый световой день он проводит, спешно исследуя ближайшую местность на предмет доступных ему материалов и натаскивая этих самых материалов в спасательную капсулу.       Ночь он проводит без сна, не в силах уснуть под звуки окружения; он уже различает, что из этого издает хищник, а что – добыча, и чувствует себя последней без толкового оборудования. Без элементарного фонарика остаётся только изучать крохи восстановленной информации в повредившейся базе данных КПК. Какое счастье, что сам прибор цел...       Днём он первым делом плывёт к полям кроваво-красной травы, в которой хорошо видно белые обломки «Авроры», и до посинения ныряет, потому что находит остатки «мотылька». Вот теперь можно строить какие-то планы. Компаса только не хватает.       Ещё ему очень хочется разобрать кресло в спасательной капсуле, которому он с некоторого времени не доверяет, но в строительный инструмент такая идея не заложена. Увы.       Он строит себе базовый отсек, похожий на просто отрезок коридора, чтобы нормально поспать, потому что в спасательной капсуле ему не удаётся сомкнуть глаз. Чертёж кровати забыт его КПК как страшный сон, и вторую ночь он проводит на жёсткой скамье, не чувствуя, впрочем, ни последнего, ни ног, ни остального организма. По крайней мере, сон приносит ему облегчение.       Утром он пытается подплыть к «Авроре» и слишком увлекается подбором припасов из выпавших ящиков хранения; заплывая довольно далеко от беспечно оставленного «мотылька», он слышит... очень неприятный звук из той стороны.       Он оборачивается, чтобы увидеть, как его новый маленький друг, мотаемый левиафаном ещё более неприятного телесного цвета, разваливается на части. Райли крепко, до боли сжимает нож... и даёт дёру к спасательной капсуле как пискун, глотая обиду. Больше ничего не остаётся: у него только одна жизнь. Конечно, имей он «Краб» с буром в наличии – можно этого левиафана вдоль и поперёк драть... но пока что имеют только его.       Следующий день приносит ему весть о том, что двигатель «Авроры» нестабилен, и через несколько часов ожидается деструкция последнего. То есть, двигатель рванёт, пачкая радиацией всё в округе. Приходится бросать всё и срочно добывать материалы для защитного костюма. КПК, сволочь, молчит, не пытаясь сгенерировать ему чертёж наперёд, как будто двигатель может просто решить взять и не взрываться, но предварительно он знает, что ему нужны свинец и основа; остается надеяться, что для последней подойдёт обыкновенное синтетическое волокно.       Двигатель взрывается. КПК наконец изволит выдать из тормознутых электронных мозгов чертёж противорадиационного костюма, который годится для изготовителя; Райли уже около последнего, готовый загрузить все требуемые материалы. Однако заторможенность эта ему не нравится. Очень. Искусственный интеллект ведь прекрасно знает о последствиях...       С этого момента он перестает всецело доверять КПК. Видимо, повреждена не только база данных.       Через несколько минут он, налегке – возле «Авроры», пытаясь спрятать новый «мотылёк» в щель поуже. Этого визита ему никак не избежать: он и без ехидных подсказок КПК способен додуматься, что резервуары с рабочим веществом могут быть повреждены. И их нужно попытаться закрыть, чтобы не набраться радиации под завязочки. Некоторое время он этим и занят (все кожухи, к счастью, подлежат починке), а потом, когда ему любезно сообщают, что уровень радиации в окружающей среде понижается – сидит на решетке над уровнем воды, отдыхая от возни в бассейне, в котором больше не плавает ни одна кусачая тварь. Укус ему, правда, достаётся – отсюда и решение сперва всех перебить, – и он после некоторого раздумья достает сканер, собираясь заняться самоанализом. А то мало ли...       Сканирование показывает, что он заражён чем-то неизвестным.       – Не верю, – цедит он, придерживая разболевшуюся голову. Голос эхом отражается от шлема, и он морщится от этого звука, ощущая желание больше не раскрывать рта вовсе.       Пособия по тому, что в такой ситуации делать, нет. Посоветоваться тоже не с кем. Заключение КПК о продолжении наблюдений он, недолго думая, советует тому запихнуть в собственную электронную задницу. После вот этого вот инцидента он, между прочим, испытывает к устройству ещё меньше симпатии: он, конечно, не специалист по защитным одеяниям, но он подозревает, что полностью прошитый свинцом костюм не должна прокусывать мелкая рыбёха. А если прокусила – значит, в свинцовом экране серьёзные бреши. И, значит, неплохо бы поторопиться...       Следующее, что он делает – идёт сканировать «Крабов»: после недавнего хочется почувствовать себя в безопасности при передвижении. Остаётся натащить к себе уйму ресурсов для постройки такого.       В конце концов, он решается заглянуть в жилые помещения. Морально он готов ко всякому... но не к полному отсутствию человеческих следов.       Ему впервые становится по-настоящему страшно. Сначала он принимает этот страх за рациональный – значит, КПК, на входе стращая его информацией об остатках человеческих тканей в желудке у пещерных ползунов, честен... и сперва он следует рациональной линии размышлений. Тот же КПК сообщает ему, что эти существа, похожие на плоский торец батарейки на ножках – падальщики. А ведь противно чирикающие говнюки кидаются на него, едва он появляется в поле зрения, хоть он ни капли не агрессивен, ему только нужно шастнуть туда и обратно. Мало того... что здесь делать пещерным ползунам? Что-то здесь пещер нет. А в тех впадинах, которые рядом, таких гадов тоже нет; были бы на куске суши, куда капитан, кажется, пытался уронить «Аврору» – так корабль тут кусок ландшафта просто стёр с лица немногочисленной надводной поверхности, и живность бы тут не выжила. Нехорошо пользователя обманывать, между прочим...       И, между прочим, он не видит никаких человеческих останков. Может, никто и не мёртв сразу после крушения, этого он знать не может, но это было бы чудом...       Следом страх всё же переходит в иррациональный. Неужели только он здесь жив? Если всем удаётся отсюда уйти – где эти все? Где ещё выжившие?       Он снова осматривает все хоть сколько-нибудь жилые места. Страх смазывает все личные фотографии в шкафчиках в одно лицо, сразу вылетающее из памяти по исчезновении с глаз: он сосредоточен на доказательствах хоть чьего-то пребывания здесь, которые словно смыло водой.       Но везде чисто. «Аврора», прошедшая сквозь огонь и воду, стерильна.       Возвращается он с заледеневшими внутренностями. В голове вертится журнал виртуальной игры, к которой его так и не сумели привлечь: «игрок-два купил мушкет за тридцать кредитов; игрок-три был дважды ранен в голову во время сна»... Ему не нравится идея быть убитым. Ни ради абстрактного кокоса, ни будучи принятым издалека за опасность. Идея умерщвления человеческой рукой вообще вызывает у него гораздо большее отторжение, хоть рассудком он знает, что смерть есть смерть и мёртвому уже нет разницы.       Он мелко дрожит, когда прибывает обратно к спасательной капсуле. Хочется обосноваться подальше от последней – вдруг она сейчас и всё прошедшее время транслирует радиосигнал не только для него. Радио-то – вот оно, на стеночке...       Собираясь с духом, он включает воспроизведение вороха записанных сообщений.       Спасательная команда далеко. Неописуемо далеко.       Сигнал от другой спасательной капсулы.       Ещё сигнал. Искажён.       И ещё один.       КПК внезапно оживает (у него чуть не толкается в горло сердце, когда раздаётся голос) и сообщает о зарегистрированных неподалеку следах пребывания команды «Дегази», прилагая вполне приличное описание.       Первым делом Райли выпрыгивает из капсулы и переносит своё отдельное пристанище в виде крохотного отсека подальше от этого места. Если хоть кто-нибудь с «Дегази» жив... страшно подумать, каким здесь может сделаться человек. Ему хочется найти нору поукромнее, но пока что он не может себе этого позволить: ему нечем эту самую нору запитать. Хорошо бы термоэлектростанцию, да нет ни чертежа, ни ресурсов...       Спать он укладывается с мыслью о том, что не один на планете, которая пугает его больше, чем радует, и с холодным комом в желудке, похожим на застрявший внутри кусочек льда.       Ему снится, что его рвёт меленькими пискунами, уже примелькавшимися ему до ряби в глазах, и он просыпается в холодном поту, от контекста сна теперь боясь оказаться Рипли, а не Райли – он-то чётко знает, что не справится так же хорошо. Лоб у него горит, и он списывает сон на подскочившую температуру; последнее же списать не на что, и он хватается за сканер. Ничего нового. Всё ещё чем-то заражён, но конкретики нет.       День он проводит, запасая еду, а затем в отдыхе и ручном самоанализе: у него есть подозрение, что его не должно пугать то, что он не один. Встреча с людьми должна быть для него радостным событием. Почему?       Мозг довольно легко выдаёт ему ответ: потому что в критических условиях человек начинает меняться и выявлять не лучшие качества практически сразу. Далеко не лучшие. И он не хочет с этими качествами сталкиваться.       Ещё он немного боится перемен в себе. Особенно тех, которых не заметит.       После наступления темноты он решается метнуться на «мотыльке» к базе «Дегази», легко ориентируясь на дно по ярко-красным пастям песчаных акул, хорошо видимым в темноте: он начинает ко всему привыкать. Последнее тоже подспудно его тревожит; привычка – страшная вещь, загоняющая в порою несуществующие рамки.       Найти маленькую базу среди здоровенных светящихся грибов оказывается нетривиальной задачей; однако он справляется... и вид этой самой базы незамедлительно приносит ему облегчение: по крайней мере, видно, что здесь жили люди. Так что тут картина для него складывается более доверительная.       Он возвращается обратно: он устал, на руках у него – обновлённая база данных и информация, которую нужно обдумать; он бы и рад заняться последним, но организм требует отдыха, и он отключается, обещая себе сделать утром нормальную комнату и человеческую кровать.       Он не просто спит – его нет. Измученный температурой мозг не изволит показывать ему сны и просто отключает его.       И экстренно включает обратно, когда отсек бодает какая-то крупная рыбина, проснувшаяся не с того плавника. Последнее характерно и для Райли – и он снова срывается с места, разбирая базу, чтобы собрать её в другом месте. Зато теперь с нормальной кроватью. Будь он один – сделал бы себе окно, но у него нет такой уверенности.       Затем он сидит, угрюмо завернувшийся в одеяло, изучает материалы с разрушенной базы «Дегази», навёрстывая сведения, более половины которых раньше пропускал мимо ушей... и теперь он не совсем рад тому, что на последней есть следы чьего-то присутствия: база у «Дегази» здесь не одна. И если эти Пол и Барт, отец с сыном, его не слишком беспокоят, то наёмница Маргарет – напротив. Тётка суровая, судя по всему. И если она всё ещё где-то здесь...       Он снова разбирает базу и подплывает поближе к суше, которую он видит. Там – точка встречи выживших с «Авроры», и сейчас он предпочитает иметь дело с ними, нежели с наёмницей. Но проблема ещё и в том, что в журналах «Дегази» упоминается ещё одна их база... и радиосигнал указывает на тот же остров. Как эти трое принимают гостей?       Ему кажется, что на склоне горы, вершиной которой является остров, кто-то стоит, и его дёргает. Однако когда он осторожно взбирается туда – там никого нет. Нет даже следов на земле или в траве. Что это такое? За ним и впрямь кто-то следит, или это просто обман зрения? Галлюцинация?..       Он нервно сканирует себя; КПК не отпускает никаких ремарок ни по поводу его физического состояния, ни о температуре, ни даже о паранойе.       Безрезультатно задаваясь вопросом о природе вида тёмной фигуры, остающегося в его сознании, он обыскивает весь остров. Находит ту самую базу «Дегази», следов жизни на которой немного меньше, чем на предыдущей, но они всё же есть. В отличие от следов пребывания выживших с «Авроры». Последнее его беспокоит.       Он разбивает привал прямо на острове, в местечке поукромнее, но уснуть не может: его раздражает чириканье пещерных ползунов. В голову невольно лезут мысли о том, что эти твари могут и расправиться с ним, пока он спит, хоть он знает, что титан им не по зубам. Ну... как минимум на протяжении ночи?.. Только ли невоодушевлённая природа замешана в том, чтобы титановой постройке дойти до виденной им степени разрухи? Или всё-таки...       Вопрос о том, есть ли тут ещё другие люди или какие-то в достаточной мере разумные существа, застревает у него в голове. В общем-то, поэтому ночное сообщение о скором прибытии «Солнечного луча» и не будит его – он и так не спит.       Ему хочется сразу же сорваться к точке ожидания, но он ловит себя на мысли о том, что здесь может быть что-то не так (может, это его так с островка прогоняют или заманивают туда – почему нет?), и заставляет себя усидеть на месте.       На рассвете он, на всякий случай плотно позавтракавший (хоть одна радость – здесь вкусные дыни), выдвигается по новым координатам. Время немного поджимает, и он выжимает из «мотылька» всё лучшее, ловко лавируя между рифами, коралловыми трубами и особо крупными видами местной фауны; поездка эта даже доставляет ему удовольствие: он чувствует себя живым в приятном контексте этого выражения.       А следом приходит неприятный: он видит прибытие «Солнечного луча» и видит, как последний сбивает огромное местное ПВО, которое на первый взгляд кажется просто обычным зданием чужой архитектуры. Ему становится дурно и от мысли о том, что здесь действительно кто-то есть помимо него, да ещё и настолько развитый, и от отчаяния. Чувство это вызвано сигналом, зафиксированным его КПК: его любезно уведомляют, что объект сбит, а сканирование снова запускается. Всё это может значить только одно: здоровенная пушка сбивает всё, что оказывается в атмосфере планеты. Вероятно, так же подбили «Аврору».       Вероятно, это означает, что он сам не сможет отсюда убраться.       Отчаяние подталкивает его к исследованию всего этого сооружения (вдруг удастся отключить эту штуку), и он незамедлительно натыкается на силовое поле, закрывающее вход. И холодеет. Здесь всё-таки кто-то есть...       Снаружи есть что-то вроде замочной скважины, но он, не пытаясь приложить к ней найденную им на острове скрижаль (та лежит в одной из пещер, выглядя почти как приглашение), осторожно осматривает подводную часть здания, избегая странного существа, вьющегося поблизости. Есть ещё вход, но и тот перекрыт силовым полем. Что ж...       Он не решается заглянуть внутрь. Вместо этого он ищет обломки «Солнечного луча» (вдруг сканирование даст ему какую-то существенную информацию) и не находит ничего. Тогда он плывёт дальше в том же направлении... и обнаруживает то, что его КПК окрещивает мёртвой зоной. Край. Просто... край. Он, конечно, пробует сунуться ниже, туда, где ещё мельтешит рыба, но скоро местность и впрямь теряет любые признаки жизни, и он заворачивает обратно, понимая, что там делать нечего.       Когда он разворачивает «мотылёк», рядом мелькает здоровенный хвост какого-то левиафана, выглядящий слегка потусторонне, почти призрачно, и «мотылёк» в короткой петле разворота впечатывается в того боком. Райли, всем собой чувствуя отдающийся по корпусу удар, вжимает газ: левиафан не призрачный и не медузно-желейный, а неиллюзорно прочная и крепкая тварь!       – Не возьмёшь, – шипит Райли, не собирающийся отдавать на произвол второго «мотылька», с которым уже сроднился, и вихляет, стремясь избежать столкновения: ещё одного транспорт просто не выдержит.       Он уносит ноги (и весь прочий организм, к счастью) с ощущением того, что за ним никто не следует уже после десятка метров от края. Это... странно.       Остаток дня и часть ночи он проводит, ещё раз осматривая «Аврору» и все найденные её обломки. Он думает. К сожалению, он не может сказать, высока ли температура лазера орудия ПВО настолько, чтобы испарить всю органику при попадании. И он просто решает остановиться на этой мысли, потому что у него теперь хватает поводов морочить себе голову.       Следующие два дня он проводит, ощупывая край мёртвой зоны. Результат его обескураживает и пугает: он делает полный круг, а это значит, что он находится в замкнутом пространстве. Он здесь заперт.       Мало того, он проводит эксперимент, результаты которого оказываются весьма занятными; он притаскивает к мёртвой зоне сборщик транспорта, строит ещё один «мотылёк» и... заклинивает в нем управление на полный вперёд. И наблюдает. Левиафан появляется словно бы из ниоткуда и следует за уносящимся вдаль транспортом, и, более того, внимательно наблюдающему Райли кажется, что около грани, где ещё можно разглядеть белую корму «мотылька», мелькает ещё один левиафан – точно такой же.       Выводы, которые он может сделать, ему не нравятся.       Только сделать ему с ними нечего.       Последующие несколько дней он проводит, составляя себе карту этого места. Здесь есть совершенно разные биомы и микробиомы, словно кто-то некогда культивировал здесь различные виды растений; мысль о рукотворности всего вокруг гонит по его спине неприятную, колючую волну мурашек. Находит он и ещё строения иной цивилизации; парочка открыты, и он, колеблясь, ужом юркает в одно из них. Внутри – ничего интересного, кроме обновлений в базе данных КПК, но в закрытые он всё не суётся, хоть у него есть на руках чертежи ключей и даже парочка самих ключей. Пока не суётся. Его на протяжении последних дней пугают по радио, так что у него нет уверенности в том, что сейчас стоит.       Зато чуть позже он, собравший стазис-винтовку, стоит с ней в руках у одного из таких закрытых входов. У него есть пресловутая винтовка, нож, и он не постесняется пустить в дело даже лазерный терморезак, если придётся.       Однако внутри не оказывается никого живого. Он задаётся вопросом о том, изначально ли тут никого нет, или отсюда просто убираются до его прибытия (что несложно, если установить за ним наблюдение)... но всё так же не находит ничьих следов пребывания.       Наконец, он решается пробраться в строение под пушкой ПВО – и сперва точно так же не обнаруживает ничего живого.       А потом оживает механизм, к панели которого он решается приложить ладонь, и хватает его. Он жутко пугается, потому что из него ещё и изымают немного крови, и он сперва решает, что в него собрались что-то впрыснуть – но ему всего лишь сообщают, что он заражён, и что контроль ему над местной охранной системой не дадут. Райли только фыркает: зря руку продырявили.       Остается ему немногое: проверить другие такие здания, а потом...       Думать о «потом», о том, что будет, если он не получит ничего существенного, до странного некомфортно, и он пока что откладывает эту мысль. Сперва – проплыть по оставленным им радиомаякам и осмотреть все найденные места, где присутствуют признаки иной цивилизации. По пути он решает навестить вообще всё, что есть ныне на его компасе – проверить, нет ли где свежих следов. Человеческих или нет – уже не столь важно; если кто-то прячется от него, избегает – это его враг. О присутствии которого следует быть осведомлённым.       Осознание того, что никто не станет жить в обломках «Авроры» под водой, не мешает ему проверить надводную её часть. Корабль всё ещё потряхивает, противно чирикают пещерные ползуны, но от первого и второго возможно абстрагироваться, так что он не исключает возможности того, что тут может кто-то укрываться иногда.       В раздевалке его стопорит: он не может вспомнить лиц коллег. Ни одного. И сколько бы он ни проверял – на всех шкафчиках приклеено одно и то же фото. Одно и то же лицо. Почему?..       Рассудком он понимает, что так не должно быть. Рассудок говорит ему, что фото должны быть разными, приводит очевидные аргументы, и это совершенно ему не нравится – потому что это означает, что у него проблемы с головой.       Это беспокоит его настолько, что он временно сворачивает с курса и мчится к сегодняшнему своему жилищу. Чертёж аквариума у него есть, так что он может кое-что проверить. К фауне-то у него тоже вопросы имеются.       Через некоторое (приличное, на самом деле) время он смотрит на выстроенный аквариум, полный одинаковых обитателей, и думает о том, что сначала следовало поспать, а потом уже проверять всё на свете.       Рыбёхи одинаковые. Абсолютно. Все.       Райли знает, что так не бывает. Природа-мать (а здешние твари размножаются естественным путём) даёт детишкам определённое разнообразие, которого он не видит. Форма, окрас, выражение глуповатых глазок – всё одинаковое... Это значит, что у него и впрямь проблемы с головой. И последнюю нужно лечить. Как можно скорее.       Спится ему и в самом дело скверно, хоть ему нужен отдых и нужны силы. Точнее, не спится вообще никак: он всё ощупывает голову, словно можно нащупать так место, с которым что-то не так, словно можно всё исправить стандартной аптечкой; баюкает её в попытке изгнать мысли о внутренних повреждениях и их характере, но никак не засыпает.       Свет дневного светила заставляет его подняться – другого времяпрепровождения у него всё равно нет; либо сон, либо продолжать прервавшийся вояж. А так как ему не спится...       Он не находит ничего существенного, однако КПК сулит ему спуск глубже. Идея эта ему не нравится: чем глубже, тем сложнее выжить. Он боится спускаться глубже. Он уже знаком с существами, способными устроить его приборам блэкаут, а от электричества зависит генерация кислорода и, следовательно – его жизнь.       Впрочем, других занятий у него всё равно нет... а местные документы (если его КПК не сочиняет) указывают на то, что у того, чем он болеет, есть какое-то лечение. Голове это, правда, не поможет, но он хотя бы физически почувствует себя лучше. Да и... не сидеть же сложа руки, в конце-то концов.       После тщательной подготовки он спускается ниже прежнего (и гораздо ниже привычного). Глубина давит на него. Давит на голову. Ему кажется, что из мутноватой, пересыщенной солями воды вот-вот покажется чья-то огромная распахнутая пасть, которая станет последним, что он увидит. Ещё ему кажется, что где-то на глубине сидит что-то очень, очень большое и столь же страшное и терпеливо ждёт, когда он спустится пониже.       В темноте мелькают яркие безобидные скаты... и серо-зелёные спины хищников. Последние не слишком велики, чтобы бояться; стайного поведения тоже не наблюдается, так что...       Впереди показывается бок вальяжно заходящей на разворот твари, которую он моментально узнаёт: сложно не запомнить призрачный, почти потусторонний вид этого создания.       Он тут же выключает фары, прижимается к стенке пещеры, царапая об неё «мотылёк», и осторожно, затаивая дыхание, выглядывает в лобовое стекло, чувствуя себя самым маленьким глазастиком; наблюдает, выжидая, когда сможет двинуться.       Когда выдаётся момент, он тихонько направляет «мотылёк» дальше, не включая фар: он уже привык к тусклому свету от растений и раповых источников. Сейчас освещение ему нужно лишь для того, чтобы видеть две вещи: стены подводной реки (то бишь, куда он может поплыть, а куда – нет) и тускло светящееся тело призрачного левиафана; потребность в ориентации и понимания того, где он и откуда, разом превращается в роскошь. В излишество.       Когда он сворачивает в один из коридоров, следовать по которому сейчас безопасно, зрение у него мутится, и сперва ему кажется, что у него излишне поднялась температура, потому что следом он видит какую-то страхолюдину. А затем в уши, словно кто-то совсем рядом и сразу у обоих, ввинчивается чужой голос:       – Что ты такое?       Он едва не кричит от ужаса: слуховая галлюцинация у него впервые, и оказывается, что это страшно; затем к нему приходит мысль о том, что с ним так пытается что-то пообщаться, возможно, что-то внизу, чего он и боится, и это ещё страшнее. Выругавшись, он резко разворачивает «мотылёк», включает фары, плюя на предосторожности, и даёт деру отсюда. Сейчас – куда угодно, только бы подальше, и ему нужно видеть путь (и в частности пещерный свод).       Призрачный левиафан ожидаемо реагирует на движение и вибрацию в среде и поразительно ловко для такой огромной твари разворачивается.       Райли почти видит будущее; перед глазами у него стоит картина того, как траектории «мотылька» и левиафана пересекаются, и первый сминается в пасти последнего. И тогда он, безошибочно ведомый инстинктом выживания, немного сворачивает и мчится прямо навстречу.       А затем выворачивает капельку выше, донышком «мотылька» проезжая левиафану по темечку. Прямо перед этим он всего несколько мгновений видит сквозь лобовое стекло громадный глаз, сдвигающийся следом за ним, чтобы проводить его взглядом, – и уносится вперёд: он выиграл себе капельку времени, чтобы оторваться.       Он ругается, уносясь по обратному маршруту (приблизительно) и периодически тычась в свод в поиске выхода, и ругается даже найдя последний – долго, с удовольствием, выбрасывая стресс, до тех пор, пока КПК не сообщает ему, что норма дыхательных упражнений выполнена на день вперёд. Тогда он замолкает, мрачнея. Обратно ему совсем не хочется... В принципе, у него есть другой выход. В чертежах его КПК имеется довольно любопытная штука, называющаяся пусковой платформой «Нептуна», и он подозревает, что где-то в этой электронной начинке есть и чертежи элементов непосредственно «Нептуна». Только как их достать...       Для начала он решает построить платформу – и после этого КПК выдаёт-таки ему кусочек чертежа. Он терпеливо собирает ресурсы, строит и это – и ему нестерпимо хочется расколоть собственное устройство, бросающее ему кусочки информации, как колбаску собачке, об ближайший камень. Но он терпит. Он хочет улететь отсюда. Очень хочет. Настолько, что снова спускается на глубину за никелевой рудой, нужной для постройки... а потом, шипя и ругаясь, ползёт туда же за кианитом. К счастью, больше никто не пытается с ним связаться.       Достроив «Нептун», он залетает внутрь, не чувствуя под собой земли (и лестниц), и проверяет готовность к запуску.       Ему сообщают, что никто никуда не полетит, пока работает местное орудие ПВО.       Райли зло, нехорошо ухмыляется: он изобретателен. Он что-нибудь придумает. У него уже парочка идей начинает вырисовываться...       Первым делом он плывёт к тому самому орудию, чтобы ещё раз взглянуть кое на что. На денек-другой придётся прижиться здесь, так что он привычно организовывает себе комнатушку прямо на берегу и начинает обчищать окрестности, стаскивая к себе весь титан, который только возможно добыть. И хватает все проплывающие мимо пузыри: на берегу водоочистная станция (кто бы мог подумать) не работает, и ему нужна вода.       Ночью он сидит на песке, глядя на орудие ПВО, возвышающееся на фоне медленно плывущих по небу спутников как большой неприличный жест в окружающее космическое пространство. Прошедший день ощущается жутко коротким из-за беготни, и ему не спится, хоть этого требуют и тело, и разум. Поэтому он смотрит на волны, пытаясь себя убаюкать, на небо, размышляя о том, сколько здесь уже загубили человеческих душ, и на пушку ПВО, задаваясь вопросом о том, отчего её нельзя просто разобрать строителем. Всё было бы гораздо проще.       Засыпает он утром. Оказывается, утром здесь спать приятно...       Последующий день похож на предыдущий как две капли воды: он мечется, собирая титан и стаскивая в одно место. Только вместо пузырей он, следуя новой идее, прихватывает куски кварца. Кварца ему тоже нужно много, поэтому он проводит за сбором ресурсов ещё два дня. Затем он принимается строить.       На следующий день возле пушки высится лестница к дулу; на ней – Райли, с научным любопытством заглядывающий внутрь. От взгляда, естественно, ничего не случается, не срабатывает никакой сигнализации или охранной системы, не звучит предупреждений. Огромное орудие просто безмолвно пытается его пересмотреть единственным глазом. Так как состязание это бессмысленно, он, загадочно усмехаясь, отводит взгляд и отходит за первой порцией ресурсов. С собой у него строитель, парочка батареек и идея... и вскорости внутрь отправляется кучка стульев и столиков: то, что он может без особых усилий поднять и забросить в дуло пушки. Следом отправляется куча свежевыплавленного стекла; Райли снова ухмыляется, думая о том, как чудесно это всё сплавится в итоге.       По крайней мере, ему хочется в это верить.       Хочется даже тогда, когда он заглядывает в дуло пушки и ничего не видит. Он утешает себя мыслью о том, что там просто очень темно и глубоко, а никакой системы самоочистки внутри нет.       Немного позже, после того как он, не ощущающий сна ни в одном глазу, производит ещё один такой заход захламления, он заглядывает внутрь дула ещё раз, и ночь даёт ему возможность не просто разогнать мрак фонариком, но и видеть что-нибудь без мешающего дневного светового фона.       Внизу что-то смутно белеет.       Спит Райли без задних ног, успокоенный увиденным. Ему не очень хорошо (кажется, у него подскакивает температура от интенсивной беготни), но спит он крепко, сил набирается, и у него хватает силы воли, чтобы продолжать в том же духе.       Впрочем, всё затягивается на большее время, чем он изначально предполагал, и каждый вечер он чувствует себя Сизифом, хоть теперь он видит весь сброшенный им хлам даже днём и уже безо всякого фонарика. У Сизифа, однако, не было времени, чтобы посидеть и полюбоваться звёздами, теша себя мыслью о том, что последние он в жизни больше не увидит с этого ракурса, как и оба спутника. Мысль прекрасна. Ещё он подумывает о том, когда ему прекращать, но это уже сложнее: с одной стороны, он понимает, что прослойка нужна серьёзная, чтобы действительно задержать выстрел, с другой – его донимают прежние соображения о том, что тут есть кто-то помимо него. Мало того... у него нет никакой гарантии, что та... то, что с ним заговорило внизу, в русле подводной реки, в какой-то момент не выползет наружу. Вообще никакой.       Ещё через несколько дней он всё же решает, что уже достаточно, и возвращается к «Нептуну»: теперь время заставить того закрыть рот насчет ПВО и делать что велено.       Когда он с собранными в дорогу припасами поднимается к управлению ракетой, «Нептун» заводит ту же песню, что и раньше – никуда, дескать, не полетим. Ухмыляясь, он снимает панель, под которой – переплетение проводов, и замыкает парочку из последних. После этого «Нептун» продолжает трепаться, однако без проблем заводится; отчитывается ему сквозь собственное нытьё про всё ещё работающую ПВО...       И наконец отрывается от пусковой площадки.       Райли ликующе скалится.       – Обнаружен мощный энергетический всплеск на поверхности планеты, – просыпается его КПК после длительного молчания.       – Ой, да заткнись, – бросает Райли, ленясь даже взглянуть в окошко: сам факт того, что КПК может воспроизвести эту фразу до конца, а он – её услышать, означает, что выстрел капельку задержан. Последнее даёт ему возможность оторваться на высоту, на которой отходящая ступень ракеты примет на себя луч лазера, а он, скрытый за ней, а затем за облаком от взрыва, вырвется дальше и выйдет за пределы атмосферы. Есть ещё определённая надежда на время перезарядки орудия.       Однако высоту он набрать не успевает. КПК всего через десяток секунд начинает повторять сообщение, на половине которого прерывается.       Райли погибает всё ещё ликующим и немного удивлённым. Последнее, что он успевает подумать – что это не худший конец для человека, который мог встретить его в желудке у левиафана. Но всё же конец.