***
Сегодня Чонин облачен в отпаренный черный костюм, отлично подчеркивающий его стройную талию и выделяющий широкий разворот плеч. Честно говоря, выглядит он на все сто, но чувствует себя... Едва ли на пятерку (шкала все еще стобалльная). Ему так неуютно на светских мероприятиях, что он хочет как можно быстрее свалить. Но нельзя — он глава своей собственной компании, переданной ему под управление Госпожой Председательницей на двадцать первый день рождения. И, самое ужасное, все об этом знают. Чонин и так чувствовал себя всю жизнь изгоем, теперь же, получив компанию, занимающуюся здоровой едой внутри большого холдинга Госпожи Председательницы, он слышит только толки о том, что он любимчик. Это так, но именно благодаря его грамотному управлению компания поднялась на первое место в своей сфере. К отчуждению со стороны «родственников» Чонин привык, но сегодня на вечере впервые сталкивается не с ненавистью сквозь улыбку, а с ненавистью сквозь лесть. Он очень жалеет, что не смог дольше находить стоящие отговорки для Госпожи Председательницы, чтобы не посещать официальные мероприятия. Это вроде как является благотворительным, и Чонин уже сделал взнос в фонд (и попросил не фотографировать его на ковровой дорожке, потому что благотворительность должна быть тихой), но все тут обсуждают только сплетни и дела бизнеса, а вовсе не детей с заболеваниями, как было заявлено. Чонину тошно. Новые ботинки натирают, галстук душит, а от обилия чужих сладких запахов и фальшивых улыбок его тошнит. Тошнит от елейных комплиментов, тошнит от того, что все остальные видят его товаром, а не личностью, но все равно интересуются его персоной куда больше, чем детьми, для которых деньги в этот вечер и собираются. Молодой, красивый детдомовец, чьей патронессой является сама Госпожа Председательница. Сколько слухов вокруг их отношений ходит, причем не выгодных ни ей, ни Чонину. Потому покровительница всячески намекает парню, что ему стоило бы найти красивую невесту с идеальной репутацией (даже подарила два кольца — чтобы одно из них он отдал своей избраннице, теперь Ян их не снимает). Но и на девушку без прошлого, при условии, что Чонин ее полюбит и она не будет угрожать его имиджу, Председательница согласна. Какая милость с ее стороны. Чонин сжимает рукой ножку бокала слишком сильно, думая о том, как же ему не хватает Минхо. Его секретаря и лучшего друга, который всегда был рядом, за его спиной, готовый прикрыть и отпустить едкий комментарий. Минхо всегда мастерски умел отбривать навязчивых людей, которые вечно доставали Чонина, пытаясь поговорить с ним «о делах» чуть ли не на каждом шагу. Но именно благодаря тому, что Минхо сейчас работал, Чонин мог распивать шампанское, довольно дрянное, стоит признать, на этом псевдоблаготворительном вечере. Он не слушает монолог напудренной дамы явно за тридцать, пытающейся ему понравиться слишком сильно. Возможно, она даже не охотница за его деньгами, а подослана Председательницей, так что Чонин не грубит и улыбается вежливо, когда извиняется за то, что ему нужно отойти. Он сворачивает в безлюдный коридор и поражается тому, сколько вокруг мрамора. Удивительно, что людей совсем нет, почти мистически. Но в жизни Чонина самым подходящим под это слово — мистический — был момент, когда он, будучи очень сонным, обнаружил в пустой пачке две сигареты. Потому он не обращает внимания на помигивающий как в фильмах ужасов свет: проблемы с проводкой бывают даже в шикарных отелях. Но потом в конце этого длинного пустого коридора появляется долговязая фигура, и Чонин пару раз моргает, пытаясь прогнать морок. Но ему это не удается. Хван Хенджин действительно идет по коридору прямо на Чонина. Где-то на полпути они встречаются, и Хенджин закрывает собою проход. На нем снова пальто, но на этот раз графитово-серое, очень красивый цвет, отлично подчеркивает оттенок его глаз. — Господин Ян, — приветливо кивает Хенджин, расплываясь в яркой улыбке. Он все-таки дьявольски красив, думает Чонин. — Не помню, чтобы называл вам свое имя, — кивает Чонин в ответ. — О, знаете, несложно прогуглить. Вы ведь сделали со мной то же, когда я представился тогда в университете. Кстати, почему мы теперь на «вы»? Конечно имея полное имя, Чонин прогуглил его. Хенджину, согласно Википедии, было двадцать семь и он был владельцем небольшого фонда, а также шоу во главе со звездой Кореи — Ли Феликсом, который был мастером гомгиму. — А разве мы же на ты? — вскидывает брови Чонин, подмечая, что Хенджин его выше. В первый раз он как-то не обращал внимания, потому что и не смотрел на него толком, но теперь изучающий взгляд карих глаз, в которых словно затаилось что-то кроваво-красное, ощутимо посылал мурашки по позвоночнику. — Ваша госпожа так настаивает на браке? — улыбается Хенджин. — Или вы так ей покорны? Пока нет, мы не женаты, но мы могли бы, если бы это было вашим желанием. — Каким желанием? За которое можно продать душу? — Именно, — подтвердил Хван. — Не думаю, что вам сейчас стоит идти в уборную. Вы же пошли сюда для того, чтобы выбраться из змеиного логова и подышать свежим воздухом. Так почему бы нам не выйти покурить? Чонин пожимает плечами, соглашаясь. Он не против, компания Хенджина сейчас — лучшее, что случилось с ним за сегодняшний вечер. — Только вам придется стрельнуть мне сигарету в этот раз, потому что я не курю. — Бросил? — Хенджин больше не заботится о формальностях, как будто они снова встретились в курилке университета. Чонин не возражает: Хенджин старше, так что пусть он задает тон беседы. — Пришлось, — грустно вздыхает Чонин, — нельзя быть одновременно главой компании, продающей здоровую еду, и курильщиком. Они выходят на балкон, и Чонин радуется, что мероприятие проходит на одном из верхних этажей небоскреба, так что он может не переживать о том, что его сфотографируют папарацци с сигаретой. — Мило. — Что? — То, что ты так серьезен со своей работой, — он прикрывает сигарету от ветра ладонями, но поджечь ее не получается несколько раз. Тогда Чонину приходится накрыть руки Хенджина своими, чтобы пламя не сдувало. Он подмечает черный лак на чужих ногтях. Невозможно привлекательно. Хенджин поджигает сигарету, пока ее кончик у него во рту, а потом просто берет и всовывает ее в рот Чонина, но тот даже не возражает, снова накрывая чужие руки ладонями. Хван поджигает сигарету и для себя, благодаря легким поглаживанием по указательному пальцу Чонина. Парень делает пару затяжек, а потом понимает, что у них с Хенджином только что был непрямой поцелуй. Почему думать об этом так приятно? — Спасибо, — говорит Чонин. Из-за ветра весь дым, который он выпускает в вечерний воздух, летит ему обратно в лицо. Но думает он только о том, что с этим умалишенным — ну или у него очень странный юмор — ему куда приятнее, чем в пустом обществе. — А ты здесь почему? Тоже кто-то заставил? — По работе, — и снова затягивается, куря немного в сторону. — Основной работе или работе демона? — ехидно уточняет Чонин. Хенджин же напротив — при своем ответе выглядит абсолютно серьезно. — По обеим, — он пожимает плечами. — И что... много сделок сегодня заключил? — Если захочешь все-таки продать душу, то будешь первым. Я забирал долги сегодня. Чонин кивает так, будто что-то понимает. Ему немного холодно, но он не подает виду. Первая сигарета спустя столько времени ощущается просто божественно. И почему-то что-то внутри екает от того, что этот момент он разделяет с Хенджином. Спустя какое-то время, когда Хенджин тушит сигарету о перила и бросает окурок в пепельницу, он говорит: — Теперь-то я понимаю, почему ты не захотел продавать душу за власть или богатство. Ты знал, что это у тебя будет и без того. — Да, — Чонин улыбается уголками губ, — и предложение про увеличение члена меня тоже не интересует. — Это хорошо, — в голосе слышится приторная сладость. Чонин только пожимает плечами, бросая потухшую сигарету в пепельницу. — Но грустно, что мне придется искать кого-то другого, готового продать душу. — О, уверен, что на этом вечере их множество, — заключает Чонин, когда Хван склоняет голову как бы в поклоне, прощаясь. Он отвечает тем же и отворачивается, чтобы не предложить в отчаянии Хенджину чего-то странного. Поехать к нему домой продолжить вечер? Чонин не отказался бы, каким бы странным ни был Хенджин, он чертовски привлекателен. И набирает в глазах Яна все больше очков в этот вечер, потому что Хенджин если и не искренен, то хотя бы забавен. Позднее вечером Чонин готов поменять свое решение, потому что в тот момент, когда Хенджин очевидно находился в туалете, там умер человек от сердечного приступа. Поэтому он намеренно увел Чонина от туалета? «Не думаю, что вам сейчас стоит идти в уборную». Так может, Хенджин не такой уж и сумасшедший? Или его безумие передается воздушно-капельным путем? Почему-то Чонину все еще приятно от мысли о косвенном поцелуе, даже если Хенджин убил человека прямо на благотворительном вечере. Или забрал его душу.***
Когда Чонин выходит с чтения завещания Госпожи Председательницы, он чувствует себя скорее воодушевленным. Он уже написал сообщение Минхо о том, что ему, вероятно, теперь понадобится дополнительная охрана, потому что... Потому что Председательница оставила все ему. Правда, с одним условием. От этой женщины всегда надо было ждать подвоха, и даже после смерти она не переставала удивлять. Наверное, по-своему Чонин ее даже любил. Она была добра к нему, проявляла больше внимания, чем к собственным детям — он был уверен, что дело в том, что он был куда способнее их. И Госпожа воспитывала его как своего идеального наследника, готового проявить жесткость тогда, когда это нужно, но также быть справедливым и честным. Насколько это возможно в крупном бизнесе. Чонин не уверен, любила ли его Председательница как собственного сына, может, просто привыкла к его молчаливой фигуре где-то рядом. Но сердце все-таки обливается нежностью, подпрыгивая внутри, когда семейный нотариус зачитывает строчки из завещания: «Йенни, я не хочу, чтобы ты был одинок как я, так что для того, чтобы вступить в наследство, тебе надо заключить брак. Хотя хорошую вещь браком и не назовут, я надеюсь, что это сделает тебя более счастливым». Не «жениться». Именно «заключить брак». Пока родные дети голосят, заявляя, что это нечестно и невозможно — что Чонин, сирота (никого не волнует, сколько усилий его отец приложил к основанию компании и в первые годы ее существования), получает все, — сам парень размышляет о том, в какой момент она узнала, что он гей. Ведь точно же узнала, уж слишком она была помешана на контроле, чтобы не знать. Ведь Чонин не то чтобы скрывался — в любом случае, от ее ищеек спрятаться было невозможно. Но, кажется, Чонин даже благодарен ей, и это отсутствие осуждения и посмертное разрешение греют ему душу. Хотя он понимает, что даже это сделано из расчета: на девушке ради наследства он ни за что бы не женился. Удивительно, насколько яро Госпожа Председательница не хочет подпускать собственных детей к своей компании. Уголки губ от этого ползут вверх, и Чонин впервые с вызовом смотрит в глаза старшему сыну Госпожи. Он уже убелен сединами, высох от старости, и в его взгляде столько ненависти, взращенной годами в тени собственной матери, в ожидании ее смерти. Кажется, сначала он не воспринимал Чонина всерьез, называл братом, теперь же он, разбрызгивая слюну, убеждает богатейшего наследника Кореи в том, что именно он должен встать во главе компании матери, ведь он — кровь от крови, плоть от плоти Председательницы. Но Чонин знает, что за дверью дежурит его охрана, что «брат» вряд ли сможет ему что-то сделать, потому что Ян, хоть и ниже, но в полтора раза шире в плечах и имеет преимущество из-за молодости. Он чувствует свое превосходство, и ему это нравится. Ему нравится смотреть сверху вниз на людей, относившихся к нему с презрением долгие годы. И даже душу продавать не пришлось. Какой же он везунчик. До драки не доходит, потому что адвокат успокаивает сына Председательницы, а Чонин молча покидает кабинет. Он отпускает Юнхо и Минги, хотя решение и не совсем логичное, но сегодня последний день, когда Ян Чонин может позволить себе безумства. Вызывает такси, оставляя свою машину на парковке у особняка. Он знает, что больше здесь появляться ему не захочется, потому пишет Минхо, чтобы тот забрал его машину. Затем добавляет, что ему стоит усилить охрану. В такси играет спокойная музыка, Чонин просит отвезти его в один из неплохих баров в центре города. Подальше от этих лощеных особняков элиты Кореи. Осознавать, что Чонин уже давно ее часть — все еще чертовски странно. В баре приглушен свет, играет какая-то джазовая мелодия, и Чонину кажется, будто он в каком-то фильме про эпоху Сухого закона в Америке. В стакане виски, именно такой, какой любила Госпожа Председательница — и хотя Яну алкоголь не нравится, он использует его как отличную возможность помянуть свою... А кем, собственно она была? Никак кроме покровительницы назвать ее язык не поворачивается. Что ж. Чонин цедит виски, несколько меланхолично вспоминая те моменты, которые связывали его с этой властной женщиной. Когда она впервые его похвалила, приехала за ним в школу лично в тот единственный раз, когда он подрался. Пожалуй, ее смерть сделала его чуть более одиноким. Забавно, что скончалась она от рака легких, потому что курить ему хочется нестерпимо. Обхватить фильтр губами, сделать затяжку, вдыхая сигаретный дым, пропуская его через легкие. Давно он не курил, с того вечера, который запомнился всем инфарктом какого-то чиновника прямо на туалете. Чонину же — панорамой вечернего города, пробирающим до костей ветром и теми мгновениями, когда он украдкой посматривал на чертовски красивого Хван Хенджина. В момент, когда Чонин отдается воспоминаниям, на плечо ложится тяжелая рука, и парень вздрагивает. Пугается. Какой-то знакомый парфюм, запах табака и мягкий голос: — Ну привет, наследник. На стул рядом с Чонином приземляется Хван Хенджин собственной персоной. В этот раз на нем нет пальто, он в пиджаке на голое тело, и взгляд Чонина сам собой тонет в V-образном вырезе. Хенджин всегда появляется тогда, когда его совершенно не ждешь. — Мои глаза выше, — улыбается Хенджин, подзывая бармена жестом и прося повторить. Клубничный дайкири. Почему Чонин не удивлен? — Привет, — чтобы посмотреть в глаза Хвану над собой, приходится сделать ощутимое усилие. — А как ты..? Завещание читали в кругу семьи, и Чонин был почти уверен, что никто не будет объявлять его содержания хотя бы какое-то время. Телефон в кармане пиджака жжется. Ему не стоило ставить его на беззвучный? Уже все знают о том, что он получил контрольный пакет акций? — Не кипятись ты так, — лениво подмечает Хенджин чужое состояние. — Всего лишь демонические штучки. — Так тот человек действительно умер... с твоим участием? — Я просто пришел и забрал долг, — пожимает плечами Хенджин весьма цинично. — Кстати, так я и узнал про наследство. Кое-кто хотел продать свою душу, чтобы я наложил на тебя венец безбрачия. Хенджин салютует бокалом. — Я думал, меня скорее закажут какому-нибудь киллеру. — Это тоже, но он приедет только через, — он смотрит на часы, — четырнадцать минут. Меня очень часто просят убрать противника, но я за такое не берусь. — Кодекс чести? — Нет, скучно слишком, — строит из себя крутого демона Хенджин. Чонин ведь не знает, что, если демон убьет человека, то самовоспламенится. — Зачем кому-то насылать на такого красивого парня венец безбрачия куда интереснее. И, может, этот красивый парень сможет предложить мне что-то более интересное? На несколько мгновений между ними повисает тишина. Чонин залпом допивает виски. — Ты выйдешь за меня? Хенджин приподнимает одну бровь в удивлении. — Ну если это твое желание, то почему нет, — пожимает плечами, почти сразу подавляя внутреннее волнение. — Только распишись для меня тут. Он подталкивает к Чонину салфетку и протягивает непонятно откуда взявшуюся ручку. Тот берет ее и расписывается, пожалуй, как-то слишком просто. Как будто заключает очередной договор о сотрудничестве, а не продает свою душу демону. В обмен на брак с ним. Ситуация полна такого абсурда, что Чонину хочется расхохотаться. — Ну что, чаги-я, теперь твоя душа моя? — Теперь ты будешь постоянно звать меня «душа моя»? Хенджин смеется. — Чаги-я идет тебе куда больше, — он дует губы. — И где мое кольцо? Я хочу свое кольцо! Тогда-то Чонин и вспоминает, что носит на руках два одинаковых кольца уже несколько лет. «Никогда не знаешь, когда захочется сделать предложение» — сказала ему Председательница, когда подарила их. И теперь Чонин понимает, что они оба слишком большие для женского пальца. Знала ли Госпожа Председательница уже тогда, что у его избранника не будет миниатюрных ручек? Чонин торжественно снимает с одного из своих пальцев кольцо и надевает Хенджину на безымянный. Песня в баре удивительным образом меняется на свадебную, и Хенджин хихикает, когда видит вытянувшееся лицо бармена. — И в горе, и в радости, — заявляет Хенджин, прежде чем притянуть своего жениха за лацканы пиджака для поцелуя. Его губы отдают табаком и приторной сладостью клубники. Они крупные и влажные, а язык демона действительно очень умелый, тщательно исследует рот Чонина, и парень начинает чувствовать, как его пробирает возбуждением. А еще курить хочется. — Поехали ко мне, — зовет Чонин. — Пора бы, — соглашается Хенджин. Но вместо того, чтобы потащить Чонина к выходу, Хенджин тянет его к туалетам, используя галстук как поводок. Чонин не возражает. Не возражает он и тогда, когда Хенджин толкает его прямо к двери. Когда демон использует ее в качестве портала в квартиру Чонина, необжитую и темную, человек решает не удивляться. Он сделал демону предложение — а значит, должен быть готов ко всему. Киллер, отправленный за молодым наследником, заходит в бар через пару мгновений после того, как Хенджин с Чонином исчезают.***
— О, у того, чтобы быть демоном, довольно много преимуществ, — говорит Хенджин, прежде чем материализовать смазку буквально из воздуха. Чонин улыбается и снова чмокает его. Он расстегивает жилет, а затем приступает к рубашке, когда Хенджин снова тянет его к себе за галстук, такой же черный, как все остальное одеяние. Хорошо, что это не траурная одежда, которую он перестал носить, к счастью, еще неделю назад, а то заниматься сексом в ней слегка кощунственно. А заниматься сексом с демоном, пожалуй, вдвойне. Хенджин прослеживает взглядом за тем, как Чонин расстегивает пуговицы на рубашке и улыбается. Он легким движением сбрасывает ее с мускулистых плеч. — Чаги-я, у тебя такие красивые пальцы, — Чонин готов смутиться, его определенно заводит то, сколько ленности в тоне демона. — Хочу, чтобы ты меня ими довел до оргазма. Справишься? — Но... — удивляется Чонин, — ты хочешь, чтобы я был сверху? — Ммм, да — Хенджин выглядит как сытый кот, избавляя себя от верха щелчком пальцев с выкрашенными в черный ноготками. А еще у него проколот пупок, и Чонину хочется коснуться украшения языком. — Ты дважды отказался от увеличения члена... — Ох, — выдает Чонин, когда чужая рука берет его за возбуждение прямо под дорогой брючной тканью. — Неплохо... — улыбается Хван, облизывая губы. Выглядит он при этом до того греховно-невинно, что Чонину кажется, что такое в принципе невозможно. Но он напоминает себе, что перед ним демон, настоящий. — К тому же я думал о твоих пальцах с первой нашей встречи. Чонин ехидно вскидывает одну бровь. — Да неужели? — Да, — просто пожимает плечами Хенджин. — Бессмертие учит быть терпеливым, и я знал, что рано или поздно ты захочешь загадать желание. — Но как? — Я просто чувствую отчаяние людей, — длинный влажный язык широким движением лижет в районе кадыка. Чонин, если честно, не так уж далек от того, чтобы поступиться своей гордостью, если ему это нужно для того, чтобы трахнуть этого парня с потрясающе длинными ногами. Они так хорошо будут смотреться на его плечах. Или плече, сведенные вместе. — Или жажду власти. — Так вот что тебя влечет, — Чонин медленными движениями расстегивает чужой ремень. Первому оголяться не хочется. — Так может, тебе просто хочется самому стать отчаянным и жаждущим? Хочется, чтобы кто-то сделал тебя таким? Хенджин издает довольный звук, перехватывая и сжимая одной своей рукой (той, на которой татуировка) два перевитых выделившимися от напряжения венами предплечья, и Чонин чувствует, что ни на дюйм не может сдвинуть руки. — А тебе хватит сил? — улыбается совершенно по-дьявольски. Хенджин ведет свободной рукой по торсу, нависающему над ним. Гладкая грудь, довольно объемная — очевидно, господин Ян продолжает придерживаться своей политики здоровой жизни, регулярно посещая зал. Ведет ниже, по кубикам пресса, особенно выделившимся от напряжения. С довольством подмечает напрягшиеся мышцы плеч и рук. — Выглядит вкусно. Чонин только хочет переспросить, что тот имеет в виду, как Хенджин быстро подминает его под себя, потянув за галстук, и укладывает на лопатки, намеренно притираясь задницей к паху. — Может оставить галстук на тебе, а? — запястья Чонина оказываются прижаты сверху одной рукой — все такой же неподъемной. — Использовать вместо поводка. Или, хочешь, могу материализовать ошейник с твоим именем. Он пригнулся, изящно выгибая спину и снова прильнул к чужому телу, вдыхая аромат кожи и дорогого парфюма Чонина. Прикусил рядом с соском, помечая, заставляя Яна снизу зашипеть от боли. Хенджин тем временем принялся второй рукой расстегивать ремень на чужих брюках, вылизывая рельефный торс и оставляя следы от зубов. — Почему ты просто не поступишь с моими штанами как со своей рубашкой? — спрашивает Чонин, потому что Хенджин продвигается слишком медленно, только мучая и распаляя его. — Потому что тогда будет неинтересно, Йенни, — Хван смотрит ему прямо в глаза. Темные зрачки Хенджина по-настоящему демонические, отсвечивают красным или это так свет на них играет? — Хочу распаковать тебя как долгожданный подарок. Он убирает спавшие на лицо волосы широкой ладонью, и, учитывая, что та его рука, которая покоилась на затянутом в ткань штанов члене Чонина, все еще осталась на своем месте, Ян освобождается. Он реагирует почти мгновенно, садясь на кровати и приближаясь к Хенджину, чтобы поцеловать его. Чонин зарывается одной рукой в волосы Хенджина на затылке и потягивает так, чтобы сделать приятно, а другой скользит к паху. Он оказывается куда более успешен в расстегивании, легко заканчивая с чужим ремнем. Парень почти уверен, что на самом деле ему лишь позволяют отвлекающий маневр и ситуацию контролирует демон, но отказаться от еще одного поцелуя он просто не может. Губы Хенджина все еще отдают дайкири и табаком, но теперь вкус не такой насыщенный, а поцелуй гораздо грубее. Хван борется с ним за главенство, и Чонину приходится сильнее оттянуть его за волосы, чтобы сделать более податливым. Это приводит к еще одному довольному полустону, тонущему во влажных звуках от соприкосновения губ. — Тебе ведь куда больше нравится подчиняться, верно? — прищуривается Чонин, смотря на демона перед собой. Сейчас он кажется ровесником, если не моложе: шальной взгляд, растрепанные волосы. Он прекрасен. Чонин запускает пальцы в штаны Хенджина, неудобно изгибая руку, чтобы обхватить его текущий член. — Тяжело быть тем, кто контролирует чужие жизни, да? — легонько тянет за волосы. — Хочется, чтобы кто-то контролировал тебя. Последнее предложение не вопрос, а утверждение. Демон внутри Чонина наслаждается тем, что Хенджин выглядит немного разбитым, и его член в руке с длинными пальцами дергается. Чонин чувствует, что рука затекла. — Хочу уже твои пальцы в себе, — заявляет Хенджин так, будто это не он только что смотрел на Чонина умоляющими глазами. Этот человек делает с ним что-то странное. — Поторопись. Он укладывается на постели, сбрасывая с себя брюки вместе с трусами окончательно, потом стаскивает носки (он, честно говоря, не любитель секса в носках). Откидывается на руках, демонстрируя себя жадному взгляду Чонина. Пирсинг в пупке поблескивает, привлекая внимание. — Я не могу терпеть, так что просто вставь сразу два, это безопасно, — командует Хенджин, пока Чонин смазывает пальцы. — Но... — Демонические штучки, помнишь? — улыбается Хенджин уголками губ, чувствуя высшую степень довольства, когда длинные пальцы приближаются к его нутру. Он ощущает холодную смазку кожей вокруг входа. Чонин явно не поскупился, потому что лубрикант стекает на разгоряченную кожу Хенджина. Ян предельно осторожен, двигается медленно, хотя пальцы входят свободно. Сразу два. Хотя Хенджин мог бы принять больше, он хотел бы принять больше. — Ну же, — требует демон, подаваясь назад и постанывая от наслаждения, когда Чонин довольно быстро находит простату и начинает ее стимулировать. — А теперь можешь сказать еще что-нибудь горячее, чтобы мы поскорее перешли к основному блюду. — Горячее? — Чонин словно бы задумывается, постепенно добавляя третий палец. — Я не знаю, что тебе нравится, Чаги-я. Он сводит и разводит пальцы внутри, при этом постепенно наращивая темп. Вторую руку Чонин помещает на возбужденный член, чувствуя удовлетворение от того, что на животе скопилось немного предэякулята, прямо под украшением в пупке. — Люблю... Ах, — выдает он, когда Чонин размазывает естественную смазку по головке. — Когда меня хвалят... — Хенджини мало хвалили? — ехидно спрашивает Чонин, не прекращая стимулировать постанывающено от удовольствия Хвана. — Но он ведь такой хороший демон. Отлично справляется со своими обязанностями, много сделок заключает? — Да... — Умница, — в голосе столько одобрения, что Хенджин действительно готов развалиться на части. — Уверен, что большинство соглашаются на сделку только потому, что демон такой красивый, такой очаровательный... — Еще, — требует Хенджин, но как-то жалобно. — Что «еще»? — приподнимает одну бровь Чонин. — Еще один палец, — Хенджин постепенно начинает раздражаться, но Чонину слишком нравится играть с огнем. — Пожалуйста. Настала его очередь требовать. Хенджин молчит и дует губы немного по-детски, выглядя презабавно. Чонину нравится мысль, что Хван растянут его пальцами изнутри. — Пожалуйста... — «Пожалуйста» что? — Я превращу тебя в лягушку. Нет, в жабу! — Демоны и так умеют? — изгибает одну бровь Чонин, добавляя мизинец и продолжая стимуляцию. Вместо ответа Хенджина протяжно стонет, и Чонин продолжает в том же темпе воздействовать на него изнутри, хотя запястье уже почти что сводит судорогой и плечо той руки, которой Ян все это время дрочил демону, почти отваливается. Кончает Хенджин красиво. Так, как делает все в принципе: улыбается, курит, уходит с места преступления (если так можно назвать возвращение долга. Пожалуй, да — ведь в процессе погибает человек). Какое-то время он приходит в себя, все еще сжимая в себе чониновы пальцы. Тот не хочет тормошить Хенджина, но аккуратно выходит, потирая уставшую руку. Кажется, завтра запястьем будет пошевелить очень сложно, но Ян ни о чем не жалеет. Хенджин приоткрывает один глаз и требует: — Раздевайся. И Чонин в одно мгновение ощущает то, насколько же долго его собственное возбуждение томилось под жесткой брючной тканью. А он, слишком завороженный красотой Хенджина, шел у него на поводу, совсем позабыв о себе. Зато теперь он точно знает, что Хенджин идеален для него. Он отлично принимал его пальцы, отлично примет и его член. — Тебе надо как-то помочь? — участливо спрашивает Чонин. — Просто трахни меня уже, а. О да, он точно идеален. Это могут быть неплохие десять лет, определенно. Или сколько там отводят на жизнь после продажи души? Чонин полностью раздевается, ничуть не смущаясь наготы и смотря в глаза демону, постепенно отходящему от оргазма. Член Хенджина приподнимается в заинтересованности, когда Чонин нависает над ним. Он выглядит очень довольным от этого обстоятельства или, может, оттого, что уже завтра весь Сеул будет у его ног? — Хм, — хмыкает Хенджин. — Я надеялся на большее. Ян Чонин достаточно уверен в себе, чтобы проигнорировать эту фразу. — Надейся на лучшее, готовься к худшему. — так некстати вспоминает одну из любимых фразочек Председательницы Чонин. Он умелым движением раскатывает презерватив по члену, все-таки внутри себя подмечая, что вовсе он и не выглядит маленьким. Даже в его большой ладони. Чонин знает, что он больше среднего, и его совсем не должно волновать, что о его члене думают его сексуальные партнеры. Даже если он сделал предложение и они обменялись кольцами. В конце концов он не должен чувствовать себя жалким, если Хенджин окажется королевой размеров. Это все-таки менее странно, чем тот факт, что он, ну, демон. Самый настоящий. Но когда Чонин входит, Хенджин все равно морщится. То ли это от недавнего оргазма, то ли от того, что член немаленьких размеров. Ян входит до конца и замирает, давая время партнеру привыкнуть. — Чаги-я, уж не думал, что именно ты решишь трахнуть демона в миссионерской позе, — Хенджин кусает сильное плечо, оставляя там очередной свой след. — И часто демона трахают? — спрашивает Чонин, начиная двигаться. В нем столько энергии, столько возбуждения от близости Хенджина и скопившегося нервного напряжения. Хван стонет. — Или обычно демон не позволяет себя трахать и он такой хороший только для меня? Мне нравится второй вариант куда больше. Хенджин снова прикусывает плечо и стонет. Чонин продолжает свои движения, выполняя всю работу самостоятельно. Но ему не сложно, потому что Хенджину хочется делать приятно. И если даже тот бессмертная тварь, забирающая чужие души и отправляющая их в ад, то своими полными мольбы и страсти глазами, дурацкими подколами и дорогими сигаретами, Хенджин приводит Чонина к мысли о том, что он готов отдать демону не душу, а сердце. Может, это просто предоргазменное помутнение? Наверняка. — Я скоро, — выдыхает Чонин, — прикоснись к себе. Кажется, реальный Хенджин куда более чувствителен, чем тот образ, который он пытается создать. Потому что уже спустя пару движений собственной руки по члену, он кончает себе на живот с блаженным стоном. Чонин заканчивает через несколько толчков, изливаясь в презерватив и шумно, загнанно дыша. Он чувствует, как Хенджин время от времени снова сжимается вокруг него. Это ощущение пускает мурашки по позвоночнику. Парень выходит из Хенджина, и тот, помогая переползти на бок, щелчком пальцев избавляет их от использованного презерватива и подсыхающей спермы. — Удобно, — хмыкает Чонин. — А то. Чонину хочется объятий, хочется, чтобы Хенджин остался, но он боится показаться наивным. Но вместо него говорить начинает Хенджин: — Слушай, а для человека ты не так уж и плох. — Спасибо. Они молчат какое-то время, Хенджин вроде как никуда не собирается, но Чонин все равно нервничает. — Ну спрашивай, я не кусаюсь, — закатывает глаза демон. — У тебя можно курить? Чонин пожимает плечами. — Ты кусаешься, — он указывает на многочисленные следы зубов на своем теле. Хенджин выглядит чрезвычайно довольным. — Я не кусаюсь, я мечу территорию, — объясняет как глупому он. — Тогда, получается, ты останешься? — Чонин очень надеется, что его голос не звучит жалко. Черт. Ему не следует раскрывать свои карты. — В первую брачную ночь я не сбегаю. К тому же, нам еще надо подать заявление. И я хочу свадьбу. Действительно не сбегает. Вместо этого он левитирует к себе штаны, выуживая из кармана портсигар и зажигалку-зиппо. Прикуривает сигарету прямо в постели и тянет Чонина на себя, укладывая его голову к себе на грудь. Демон теплый и немного пахнет дымом, пóтом, сигаретами и запахом отсыревшего дерева. Приятное сочетание. — Будешь? — Хенджин явно предлагает Чонину взять сигарету из портсигара, но тот вместо этого чуть сползает и обхватывает губами фильтр уже тлеющей сигареты. В конце концов супруги ведь должны делить все на двоих, верно? — Так тоже можно. Они лежат так какое-то время, пока Чонин не начинает засыпать, постепенно сползая на подушку. Хенджин хихикает, помогая ему нормально улечься. — Ты хорошо постарался для меня, — он целует его в нос. Вкус табака ощущается на языке. — Хочу еще, — снова поцелуй. Когда Чонин, приоткрывает один глаз, Хенджин продолжает. — Не сегодня, но скинь мне свое расписание, я хочу почаще оказываться рядом. — М? — Люблю приключения, — зарывается рукой в темные волосы. — У тебя наверняка есть большой кабинет с широким столом? Да, большой начальник? — За мной везде следует охрана, — Чонин вспомнинает о том сообщении Минхо. Наверняка тот прислал ему анкеты на выбор. — И теперь ее должно стать больше, потому что я почти получил наследство. — Можешь их всех увольнять, — отмахивается Хенджин. — Куда круче иметь в телохранителях демона, не так ли? Или просто иметь. Чонин легонько стукает его по плечу: — А как же твоя работа? — Ну... Довольно много моих должников ты встречаешь каждый день, не переживай, они не помнят моего лица. — Пожимает плечами так, будто говорит о чем-то максимально обыденном, а не о заключении сделок, ценой которых является человеческая душа. — С делами фонда справится Бинни, а Феликс уезжает вместе с театром на полугодовые гастроли. Так что я полностью могу посвятить себя семейной жизни. Рука как-то сама собой оказывается на чониновом бедре и ощутимо сжимает. — Думаешь, десяти лет со мной тебе хватит? — спрашивает Чонин, чувствуя, как нестерпимо жжет белое золото кольца. Все-таки бизнес-империя и прекрасный Хван Хенджин, пожалуй, стоят его бессмертной души. Это правильное вложение. — Сделка подписывается кровью на пергаменте, Йенни. То, что ты расписался на салфетке, ничего не стоит. — Черт. — За то, что я сказал тебе это сегодня, а не через десять лет, ты должен мне неделю завтраков в постель, — заявляет Хенджин безаппеляционно, нежно сжимая рукой с кольцом на безымянном пальце чонинову. — Хотя я сомневался сказать ли тебе «да» до тех пор, пока ты не заставил меня кончить во второй раз. А теперь давай спать, хочу свой завтрак как можно скорее. И Чонин определенно готов заплатить такую цену, чтобы этот красивый, немного раздражающий, чертовски привлекательный демон был рядом. И чертовски сексуальный. Особенно, когда закрывает все жалюзи в переговорке для того, чтобы хорошенько отсосать своему — уже — мужу, или умело уходит от погони на бронированной машине.