***
— Вот же блядь!.. Если бы у Пэнси спросили, к чему именно относилось это восклицание: к кому-то из действующих лиц или всей ситуации в целом, она не смогла бы ответить. Она была возмущена, изумлена, обескуражена — и чертовски, просто невероятно, зла. Нет, Пэнси понимала, что Малфой давно равнодушен к ней, и даже, как ей казалось, смогла с этим смириться. Её не трогали явные признаки его мимолетных связей, не волновали слухи о том, что он переехал в маггловскую квартиру, чтобы быть поближе к любовнице, которую поселил рядом — в конце концов, все это ровным счетом ничего не значило. Но Грейнджер!.. Назначать свидание какой-то грязнокровке, да еще так нагло, так бесстыдно — посреди чужого бала, за спиной у её любовника!.. О, как же она теперь понимала Дафну!.. Пусть бы это был кто угодно — но не эта… не она! Иметь в соперницах грязнокровку было не просто нелепо — это было унизительно. Впрочем, всему можно найти разумное объяснение — и даже вполне правдоподобное. Пэнси отлично помнила, как Грейнджер страдала по нему в женском туалете. Наверняка влюблена, как кошка, а он… Малфой просто решил воспользоваться наивной дурочкой, чтобы обзавестись нужными связями и продвинуться в карьере. Только и всего. Что ж, если это и в самом деле так — она не станет вмешиваться. Пусть он берет все, что сможет, а Грейнджер… Грейнджер сама виновата! Мало ей рыжего предателя крови, мало избранного Поттера — решила замахнуться на чистокровного, влезть туда, где ей не место!.. Но если все же нет… Если она ошиблась, и Малфой попался, как последний дурак — она не позволит. В конце концов, у него есть перед ней кое-какие обязательства. И, возможно, все же придется предъявить этот счет к оплате. Решительно утерев злые слезы, Пэнси повернулась и направилась обратно к переливающейся огнями площадке. Её и без того долго не было, а сейчас совсем не время губить остатки собственной репутации — она еще может пригодиться.***
Шаги приближались, и Гермиона нервничала все больше. Что, если это Лестрейндж? Что, если двери оранжереи были каким-то образом зачарованы — и теперь он идет сюда, точно зная, что где-то прячется нарушитель? Что она ему скажет?.. А может, ничего не говорить — просто оглушить из-за угла, пока он её не увидел, и быстро сбежать? А потом они с Гарри что-нибудь придумают… Она огляделась по сторонам, выбирая удобную позицию для удара. Но тут заметила тёмную неприметную дверцу — туда-то он вряд ли догадается заглянуть!.. И, недолго думая, Гермиона проскользнула внутрь. Дверца, как оказалось, вела в чулан — крошечный, да к тому же заваленный какими-то мешками, лопатами и прочим садовым инструментом. Стараясь ничего не задеть и не обрушить, она осторожно развернулась и уже собиралась аккуратно приоткрыть дверь и попытаться рассмотреть, что происходит снаружи — как вдруг та распахнулась, и её чуть не сбил с ног… кто-то. Гермиона и пискнуть не успела, как дверь снова закрылась — и она оказалась в кромешной тьме плотно прижатой к чьему-то телу. Судя по размерам и запаху — мужскому. Запах показался знакомым, и не понадобилось много времени, чтобы вспомнить, откуда именно — не так уж много мужчин ей довелось нюхать за последнее время. Чтобы проверить свою догадку, она сжала покрепче древко волшебной палочки и мысленно скомандовала: «Люмос!» — Малфой?! — изумленный возглас вырвался сам собой. — Погаси немедленно! — прошипел тот. — Хочешь, чтобы нас нашли?! Этого Гермиона, разумеется, не хотела — и свет послушно погасила. Но какого, собственно, черта?! Она уже открыла рот, чтобы произнести последний вопрос вслух, но Малфой, будто угадав её намерения, стремительным движением закрыл ей рот ладонью. — Молчи! Ни звука! Поразмыслив, Гермиона пришла к выводу, что его предложение, пусть и высказанное не очень-то уважительным тоном, вполне разумно, и согласно кивнула. Сложно сказать, смог ли он разглядеть это в темноте, но, видимо, почувствовал — потому что руку убрал. Постепенно до её сознания начала доходить вся пикантность ситуации. Малфой нависал над ней, тесно прижимаясь всем телом — она ощущала на своей коже его дыхание, чувствовала, как вздымается его грудь и даже — как бьется сердце. Его проклятый запах обволакивал её со всех сторон, просачивался в легкие, забивался в глотку. В чуланчике вдруг стало очень жарко — и ни отодвинуться, ни повернуться, ни каким-то другим способом прервать это мучительное положение. Вдруг он пошевелился. Что-то коснулось её щеки, потом — волос; что-то выпуклое — видимо, плечо, проехалось по груди. Заколыхалась юбка — попытался переставить ноги. Бог знает, чего он хотел добиться, но каждое движение лишь заставляло их прижиматься все теснее друг к другу, так, что между ними не оставалось ни миллиметра — и теперь их тела разделяли слои ткани, и только. Она должна была чувствовать отвращение, должна была сгорать со стыда. И Гермиона в самом деле сгорала — вот только с ужасом понимала, что стыда не было вовсе. Сердце отбивало причудливый ритм, дыхание сбилось — а откуда-то из глубины, из самого нутра, поднималось жаркое, истое желание оказаться еще ближе, прижаться еще теснее, почувствовать его руки с этими длинными белыми пальцами на своих плечах, спине, бедрах… Губы невыносимо кололо, голова кружилась, и казалось — еще немного, и она просто не выдержит этого шторма неправильных, непозволительных, но таких сладких, таких пьянящих ощущений, сводящих с ума… Тут Малфою наконец удалось извернуться и слегка приоткрыть дверь — всего на пару дюймов, но этого хватило для того, чтобы Гермиону с ног до головы окатило ледяным страхом. — Что ты делаешь?! — Тихо! Хочу проверить, ушла или… Оба затаили дыхание и прислушались. В наступившей тишине Гермиона слышала лишь, как шумит кровь в ушах — но, сделав над собой усилие, все же смогла уловить и что-то еще. Стук… или цоканье… как будто каблуки?.. Это женщина? Женщины можно было не бояться, хотя Гермиона скорее умерла бы, чем вышла бы сейчас из этого чулана вместе с Малфоем на глазах кого угодно. Но можно было бы разойтись по очереди… А почему, кстати, он прячется от женщины? И вообще — что он тут делает?! Проще всего было спросить, но тут снова раздался перестук шагов — отчетливее и громче, но приближался он с другой стороны. Да это не оранжерея, а проходной двор какой-то!.. — Гонория!.. Крошка! Ты здесь?.. Гермиона вздрогнула. Голос — резкий, громкий — окончательно вернул её в реальность. И это имя… Где-то она его слышала — такое не забудешь! Вот только где?.. — Да, мама, я здесь, — раздался другой голос, моложе, но не намного приятнее. — А вот его здесь нет! В последней реплике отчетливо прозвучала досада, и Гермиона без труда догадалась, кого именно здесь ожидала найти обладательница этого голоса. — Как же так? — удивилась вторая. — Я была уверена… — Очевидно, ты ошиблась, мама. Что ж, это даже к лучшему. По всей видимости, он гораздо более серьезный и достойный молодой человек, чем о нем принято думать. Не какой-нибудь легкомысленный юнец! Не тратит время на бессмысленные танцульки, не ищет легких развлечений, работает… Да, Драко Малфой действительно способен составить мне достойную партию! При этих словах Малфой дернулся всем телом — Гермиона отлично это почувствовала, и даже отчасти поняла. Неприятно, когда тебя обсуждают вот так, словно… словно коня на рынке. И все же любопытно: судя по содержанию разговора, эти дамы рассчитывали застукать Малфоя за чем-то... легкомысленным, если пользоваться их же терминологией. Это что же, он назначил здесь свидание кому-то? А где же, в таком случае, его дама? Прячется в другом чулане? — Все это так, моя дорогая, но способен ли он осознать свое счастье… — с сомнением заметила мамаша, и Гермиона снова прислушалась. — Осознает! — с пугающей решимостью в голосе заявила та, что звалась Гонорией. — Уж я умею добиваться своего! Надо вернуться, мама. В обстановке всеобщего разврата даже самый разумный молодой человек может наделать глупостей — и наша задача его от них уберечь! — Да-да, дорогая, конечно… Каблуки зацокали, на этот раз — вместе. Звук их постепенно стихал вдали, пока, наконец, не хлопнула дверь.***
Меньше всего Драко ожидал, что в вожделенном чулане кто-то есть. Того, что этим кем-то окажется Гермиона, мать её, Грейнджер, он не ожидал вообще, никогда и ни при каких обстоятельствах. Он бы с удовольствием поразмыслил о том, какие неисповедимые пути привели её в чулан в закрытой оранжерее в самый разгар бала, но условия, увы, к размышлениям не располагали: ноги запутались в каких-то тряпках, локтем он врезался в угол полки, а в поясницу неприятно впивался черенок, кажется, лопаты — хорошо бы, если не грабель. Вспыхнувший где-то внизу свет осветил печальную панораму неудачно сложившихся обстоятельств во всей красе: он, Грейнджер, куча хлама и количество свободного пространства, стремящееся к нулю. — Погаси немедленно! — рявкнул он, в последний момент вспомнив о необходимости понизить голос до шепота. — Хочешь, чтобы нас нашли?! Вот только этого ему не хватало — чтобы его застукали в таком пикантном положении с… с ней. Свет погас, но положение от этого лучше не стало. Оно, можно сказать с уверенностью, даже несколько осложнилось. При полной бесполезности зрения все прочие чувства обострились — и Драко вдруг очень ясно понял, что прижат вплотную к женскому телу — и тот факт, что это тело принадлежало Гермионе Грейнджер, враз оживившийся организм почему-то напрочь отказывался принимать во внимание. Её дыхание обжигало шею, вздымавшаяся при каждом вдохе грудь бесстыдно прижималась к его груди, а бедра… Короткий полувздох он то ли почувствовал, то ли услышал. Ясное дело: чертова заучка собиралась засыпать его градом самых уместных в сложившейся ситуации вопросов. Не успев подумать, что делает, Драко моментально закрыл ей рот ладонью и прошипел: — Молчи! Ни звука! Ну, положим, нужного результата он добился. Вот только не учел, что теперь он не только точно знал, где в этой темноте находится её рот — но и чувствовал, как её губы касаются его ладони, и это знание отнюдь не способствовало сохранению спокойствия. Ему вдруг захотелось провести по ним большим пальцем — с усилием, сминая, растягивая, размазывая помаду, а потом повторить все то же самое языком… Будто угадав его далеко не самые благородные намерения, Грейнджер дернула головой — и он поспешил убрать руку. Слишком поздно: процесс уже был запущен и необратим. Ситуация осложнялась тем, что еще бродивший по венам после приступа адреналин требовал выхода, и этот выход был прямо здесь, почти под ним — даже руку протягивать не нужно, и мысли об этом стремительно заполняли и без того не склонную к благоразумию голову... Остатками трезвого рассудка Драко смог осознать, что нужно выбираться отсюда как можно скорее, пока он снова не получил по лицу — и на этот раз более чем заслуженно. Но можно ли?.. Для этого нужно как-то выяснить, что происходит по ту сторону двери. Он попытался дотянуться рукой до дверной ручки, но почти сразу же понял, что так ничего не сможет увидеть. Придется развернуться. В процессе этого маневра он разве что чудом не оттоптал Грейнджер обе ноги, проехался плечом по её груди — и отлично успел прочувствовать полное отсутствие белья под корсажем платья, был вынужден прижаться задницей к её бедрам, но, в конце концов, смог приоткрыть дверцу и осторожно выглянуть в щель, стараясь не замечать жгучего желания отнюдь не целомудренного толка, растекавшегося по венам. — Что ты делаешь? — раздался душераздирающий шепот за спиной. — Тише! — шикнул на неё Драко. — Хочу проверить, ушла или… Для столь изнурительных усилий результат оказался, мягко говоря, не слишком впечатляющим. Он не увидел ровным счетом ничего — хотя, прислушавшись, смог различить тихий звук шагов. Откуда-то справа… затем к ним присоединились еще одни — с противоположной стороны. — Гонория, крошка! Ты здесь? — Да, мама, я здесь, — ответила «крошка». — А вот его здесь нет! Чем дальше Драко слушал разворачивавшийся диалог, тем большая дурнота его охватывала при мысли о той опасности, которой ему чудом удалось избежать. Застукай матушка Гонории свою дочурку наедине с ним в полутемной оранжерее — и все, конец! Плакали его пятьсот галлеонов, а вместе с ними — молодость, свобода и последние имевшиеся радости жизни. Просмотрев в режиме ускоренной перемотки кадры несостоявшейся семейной жизни с Гонорией Лукастой Булстроуд, он уже было хотел возблагодарить Мерлина и всех Основателей за чудо спасения, как до его сознания добрались последние фразы: — Да, Драко Малфой действительно способен составить мне достойную партию! Его передернуло от ужаса — и одновременно недобрых предчувствий; мама была права. Если уж такая, как Гонория, вобьет что-то себе в голову — отвязаться будет ох как непросто!.. Вновь зазвучали шаги. На этот раз, слава Салазару, по направлению к выходу. Но, чем тише они становились, чем призрачнее и эфемернее становилась опасность, тем острее он чувствовал — спиной, телом, всем своим существом — непозволительно близкое присутствие Грейнджер. И что-то подсказывало, что легко ему отсюда уйти не удастся.