***
Три дня спустя Эймонд не мог сдержать улыбки — в этот момент он был уверен, что выглядит как идиот. Находиться с Висеньей было не сравнить ни с чем из того, что он делал раньше, просто быть рядом с ней делало его счастливым и более спокойным. Висенья умела заставить его почувствовать себя важным, словно все его проблемы были не такими уж и большими. Поцелуи с ней не могли сравниться ни с чем, он предпочитал поцелуи своей маленькой племянницы, постели с любой другой женщиной. После дня, проведенного на острове, он еще несколько раз целовал Висенью: пробирался по коридорам и хватал ее, когда она проходила мимо. Если бы кто-нибудь увидел, как глупо и по-детски он себя ведет, то подумал бы, что он дурак, и в каком-то смысле так оно и было, по крайней мере, в отношении Висеньи. — Я не видела тебя несколько дней, — Эймонд напрягся всем телом, когда до него донесся голос матери. — Я уже начала думать, что ты избегаешь меня. — Я не избегаю тебя. — Во всяком случае, не сильно. Он повернулся к матери и натянуто улыбнулся. — Я был занят, как новый десница королевы я имею несколько обязанностей, которые требуют моего внимания. — Да, мне так сказали. — Она закрыла дверь и двинулась глубже в его покои. — Входит ли Висенья в число этих обязанностей? — Висенья? — Эймонд притворился, что не понимает, о чем она говорит: если его мать хотела обвинить его, то должна была действительно сказать, что она имеет в виду. — Какое отношение Висенья имеет к моим обязанностям? — Это то, о чем я спрашивала себя. — Улыбка матери была не приятной. — Ты проводишь много времени с принцессой, сопровождаешь ее в город, катаешься с ней на драконах и даже время от времени гуляешь с ней в садах. — В этом нет ничего плохого. — Эймонд пожал плечами. — Она моя племянница, и у меня никогда не было возможности познакомиться с ней. Она совсем не похожа на вестеросских дам. — Да, потому что она не ведет себя как леди, размахивает мечом и обучает солдат. -Его мать сверкнула глазами, словно то, что сделала Висенья, было непосредственно его виной. — А еще она одевается, как шлюха. — Осторожно, — прошипел Эймонд и посмотрел на мать. — Не забывай, о ком ты говоришь. — Я помню, но, похоже, ты забыл. — Мать подвинулась и встала перед ним. — Эта девушка такая же, как ее мать, они не разделяют ни наших убеждений, ни наших богов. — Ты имеешь в виду ваших ложных богов? — Глаза Алисенты расширились, и Эймонду захотелось рассмеяться от удивления матери. За все эти годы она уделяла ему так мало внимания, что даже не заметила, что он не следует семи. — Я следую за четырнадцатью. Моими богам и богам моих предков. — Эймонд. — Она смотрела на него так, словно он был самым большим разочарованием в ее жизни, и мальчику в нем хотелось побежать к ней и сказать, что он не имел этого в виду. Что он неправильно рассуждал. Пусть она и не была лучшей матерью, но она была единственной, кто у него был, и он любил ее, но это не означало, что он будет слепо следовать за ней и делать все, что она прикажет. — Семеро — истинные боги, а тому дикарю, который прервал твою церемонию, верить не стоит. — Ты сошла с ума или начала верить в собственную ложь? — Его всегда удивляло, как его мать умудряется изрыгать ложь, словно это правда. — Ты такой же человек, как и все остальные. Настоящий бог объявил перед всеми, что семерых не существует, что есть только четырнадцать и старые боги. И теперь ты хочешь, чтобы я проигнорировал слова Арракса и поверил тебе? — Да! Потому что я твоя мать! — В том, что она кричала, не было ничего нового: он привык, что она расстраивается, когда кто-то делает не так, как она просит. — И ты позволил этой глупой девчонке отправить меня в черную камеру на целую ночь, ты не сделал ничего, чтобы помочь мне. — Трудно помочь тому, кто отказывается помочь себе сам. — Эймонд покачал головой. — А чего ты хотела от меня? Тебя несколько раз просили покинуть зал Малого Совета. Тебе говорили, что будет, если ты останешься, и ты знала, что тебе там не место. — Конечно, мне там место. — Его мать махнула рукой, словно могла просто игнорировать реальность, и все станет так, как она захочет. — Для королевы всегда найдется место. — Но ты не королева! — На этот раз крикнул он, и глаза матери расширились, она сделала шаг от него. — Забудь о прошлом, его больше нет. Ты не королева, а мой отец не король. Ты больше ничем не управляешь. — Но все может измениться. — Эймонд сузил глаза и мягко улыбнулся. — Я могу снова стать королевой, а ты — наследником. Когда Рейнира умрет, ты сможешь править. — Ты забыла о Висеньи? Она наследница Рейниры. — Это можно решить. — Мать прижалась к его лицу. — С ней может произойти несчастный случай, или она погибнет в одной из тех схваток, которые ей так нравятся. Обучение стольких новых стражников может быть опасным. Кровь Эймонда застыла, а тело превратилось в камень, когда он уставился на мать. На женщину, которая всю жизнь игнорировала и издевалась над ним. Человека, которому он хотел угодить, но так и не смог. Она забрала у него все, пока он рос, — его уверенность в себе, его убеждения и все остальное, что не принадлежало ей. А теперь она хотела забрать Висенью, единственное хорошее, что у него было. Человека, которая смотрела на него, как на луну, которая смотрела на него с нежностью и любовью, а Алисенте хотелось забрать и ее. Ведь, по словам его матери, все, чего Эймонд хотел, она должна была забрать. — Полагаю, это недоразумение. — Эймонд обхватил запястье матери и крепко сжал его, пока она не вздрогнула и не попыталась отстраниться, но он не позволил ей этого сделать. — Если ты тронешь Висенью, если хоть один волос на ее голове пострадает из-за тебя, я убью тебя. Потом я убью Отто, а затем отправлюсь в твою чудесную септу и разнесу ее камень за камнем, после чего отправлюсь в Старомест и искупаюсь в крови твоей семьи. Я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты родилась. — Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — Эймонд отпустил ее руку, наблюдая, как она потирает больное запястье. — Я — твоя семья, а она — просто… — Она — единственное, что имеет значение. — Эймонд убедился, что его мать поняла, что он говорит серьезно. — Боль, которую я обрушу на тебя, если ты прикоснешься к Висеньи, сделает то, что случилось в Крепости, детской забавой. — Эймонд… — Она вздрогнула, когда он сделал шаг вперед. — Нет, уходи. Не колеблясь, она повернулась, побежала к двери и вышла из его покоев так быстро, как только могла. Эймонд отказался от многого, чтобы угодить матери, но Висенья — это не то, чем он мог поступиться.***
3 недели спустя — Он продолжает проигрывать. — Висенья указала жестом на одного из десяти мужчин, за которыми они с Деймоном наблюдали. — Он оставляет обе стороны открытыми, его легко убить одним ударом. — Да, в некоторых вещах он стал лучше, но драка явно не входит в их число. Если он до сих пор не научился одному из самых простых приемов, то вряд ли когда-нибудь научится. — Деймон критически оглядел мужчину, что было легко сделать с балкона. Они сами тренировали новобранцев в течение нескольких часов, а затем перебрались на балкон, где могли видеть всех новобранцев и их успехи в различных тренировках. — Может, выгнать его? Висенья критически оглядела мужчину: он был одним из простого народа и всего на несколько лет старше ее. Он никогда не брал в руки меч, пока ему не дали один, но он не продвигался вперед так быстро, как следовало бы. Он не был бы хорошим пехотинцем, но кое-что она могла бы с ним сделать. — Нет. — Она покачала головой и посмотрела на Деймона. — Он проявил способности к луку и стрелам. Мы должны обучить его основам, чтобы он мог хотя бы уметь обращаться с мечом, не будучи тут же убитым, и отточить навыки стрельбы. — Ты хочешь использовать его только как лучника? — Нахмурился Деймон. — Конечно, нам всегда пригодится больше лучников. — Висенья оглянулся на мужчину, все еще пытавшегося одержать верх над своим противником и терпевшего неудачу. — Он может стать одним из стражников, охраняющих верхние стены и башни. Не каждый будет хорошо владеть мечом, главное — найти свой талант и отточить его. — Это то, что они делали, когда обучали тебя? — Деймон выглядел по-настоящему любопытным. — Они нашли то, в чем ты хороша, и стали обучать тебя этому? — Да, меня учили, что дело не в том, какое оружие ты используешь, а в том, как ты его используешь. Человек может владеть самым лучшим мечом в мире и не уметь прихлопнуть им муху. Большой меч — не мое оружие, даже сделанный из валирийской стали. Я могу им пользоваться, но он неудобен и слишком громоздок для меня. Из-за него я двигаюсь медленнее, а вот два коротких меча — в самый раз. У меня в каждой руке по оружию, и я могу двигаться быстрее, чем мои противники. — Висенья пожала плечами. — То же самое произошло, когда мой тренер понял, насколько хорошо я целюсь. Если с луком и стрелами я справляюсь хорошо, то с ножом или кинжалом — великолепно. Я никогда не промахивалась мимо цели. Даже когда я тренировался верхом на лошади, к тому времени, когда они решили обучить меня метанию с лошади, я уже был лучше большинства всадников моего возраста. Это неудивительно, учитывая, кто меня обучал. — Кто тебя обучал? — Улыбка Деймона была приятной, и она впервые за все время разговора с отцом не захотела его убить. — Это был Лейнор? — Нет, — покачала головой Висенья. — Это был Каффо, он один из дотракийских воинов, которые служат моей матери. — Кажется, я его не встречал. — Нет. Он остался в Валирии с моим аве, помогая ему решать некоторые проблемы с триархией. — Было видно, что ее мать одинока. — Он должен быть здесь через несколько минут, он был на корабле, посланном моим аве. Он и его кхаласар охраняют людей, которых я послала строить новую канализационную систему. Висенья едва успела закончить говорить, как ворота открылись и появилась свита, которую прислал ее аве. Вошли Каффо и сотня его воинов, а за ними — люди, за которыми послала Висенья. Она не смогла сдержать улыбку, когда вновь увидела кхала. Она спускалась по лестнице, Деймон шел за ней, когда Каффо заметил ее. Улыбка появилась на его лице, когда он раскинул руки и заключил ее в огромные объятия. — Вот и мой маленький воин. — Он поцеловал ее в макушку. — Надеюсь, ты не забыла все, чему я тебя учил, пока ходила вокруг твоих мягких лордов? — Конечно, не забыла. — Висенья тайком улыбнулась ему. — Я пугала их, забавляясь игрой в дикого ребенка, которым они меня считают. — Вселяя страх в сердце врага? — С весельем спросил Каффо. — Конечно. — Улыбка Висеньи не сходила с ее лица. — Иначе я бы никогда не веселилась. Высокий кхал разразился громким смехом, забавляясь ее поведением и желанием посеять хаос среди людей. Висенья позвала нескольких стражников, приказав им отвести дотракийцев и других мужчин туда, где они будут жить, а еще один стражник отвел Каффо в покои ее матери — именно там находилась ее мать. Как только мужчины ушли, Деймон снова обратился к ней. — Должны ли дотракийцы отчитываться перед твоей матерью? — Висенья вопросительно посмотрела на него, и Деймон указал на удаляющуюся спину Каффо. — Мне казалось, что дотракийцы здесь, чтобы защищать людей, за которыми ты послала. — Так и есть, все остальные кроме Каффо. — Висенья жестом указала в сторону, куда ушел кхал. — Он здесь ради моей матери. — Ради твоей матери? — Деймон нахмурился. — Я не знал, что в Новой Валирии есть какие-то проблемы. — Нет. — Висенья в замешательстве смотрела на Деймона, пока не поняла, что он не знает, о чем она говорит. Она перешла на валирийский, не желая, чтобы окружающие поняли, о чем она говорит. — Каффо — любовник моей матери. Они вместе уже много лет. Мы не предполагали, что останемся здесь, когда пришли сражаться с триархией. Мы верили, что вы, люди, сможете оттеснить их, пока мы не вмешаемся и не убьем их всех. Но поскольку к моменту нашего прибытия они уже захватили Вестерос, моя мать увидела возможность и воспользовалась ею. Мы знали, что в конце концов нам придется послать за Каффо, но не представляли, сколько времени это займет. — Деймон просто уставился на нее, его глаза расширились. Висенья покачала головой и улыбнулась ему. — Неужели ты верил, что она всю жизнь будет плакать по тебе? Она красивая женщина, умная, смелая и свирепая, и она — императрица. Мужчины всегда хотели ее. Она увидела опустошение на его лице, глаза потемнели от боли. Он ничего не сказал, развернулся и поспешил прочь. Она хотела бы сказать, что ей больше понравилась его реакция, но в груди возникло ощущение пустоты.