* * * * *
Юнги и Су проснулись на следующий день. Их тела болели, каждый сустав и мышца отзывались тупой, ноющей болью, несмотря на постоянные большие дозы обезболивающих. Но сознание у обоих оставалось ясным, словно боль отступала на второй план перед невыносимой тяжестью их морального состояния. У обоих оно было убито. Трагедия оставила незаживающие раны в их душах уже во второй раз, но Су держался молодцом ради Юнги. Он знал, что их связь, их любовь была единственным, что могло помочь им пережить это страшное время. Су не мог позволить себе сломаться, потому что знал, что Юнги нуждался в нём как никогда прежде. В палате царила тяжёлая тишина, наполненная немыми криками их боли и утраты. Свет утра проникал через окна, разливаясь пятнами по белым стенам, но даже его свет казался холодным и безжизненным. Каждая минута нового дня напоминала им о том, что они потеряли, и каждый вдох был пропитан горечью и тоской. Как только Юнги проснулся, он увидел, что Су уже бодрствовал. Его глаза были устремлены в окно. Альфа тихо позвал его: — Су, как ты себя чувствуешь? Омега медленно повернул голову к мужу, его лицо было усталым, но он попытался улыбнуться. — А как ты, выспался? — спросил он в ответ, забота в его голосе звучала искренне и тепло, несмотря на боль, которую они оба испытывали. Юнги коротко ответил, что болит всё тело, но это не имело значения. Ему было важно сказать мужу то, что терзало его мысли ещё со вчерашнего дня. — Я знаю, что это может звучать странно, но я не сошёл с ума. Ребёнок… тот малыш, он действительно был там. Я держал его на руках, я слышал его плач. Он был завёрнут в одеяло с пингвинами. Это не могло быть галлюцинацией. Понимаешь?! Су смотрел на Юнги, его глаза были полны непонимания и боли. Он хотел верить своему мужу, но реальность происходящего казалась слишком запутанной и страшной. — Юнги, — тихо произнёс Су, стараясь найти правильные слова, — я верю тебе… Если ты говоришь, что видел ребёнка, значит, он был там. Мы выясним это… — Это не может быть случайностью, понимаешь? — настаивал Юнги. — Мы должны принять этого ребёнка, если его родители мертвы. Может, это знак. Может, судьба. Но я чувствую, что это будет правильно… Су уже был согласен со всем. В его душе царило отчаяние, и казалось, что они прокляты, обречены на то, чтобы никогда не иметь своих детей. Слёзы наворачивались на его глаза, когда он смотрел на мужа, чувствуя ту же невыносимую боль. — Я согласен с тобой, абсолютно согласен, — тихо сказал он дрожащим голосом. — Если это то, что мы можем сделать, если это поможет хоть как-то заполнить ту пустоту, которая сейчас в наших сердцах… Давай попробуем. Может, мы действительно сможем подарить ему ту любовь, которую потеряли вместе с нашим малышом. В скором времени пришёл врач на обход и сообщил, что ребёнок действительно был. Его оформлял другой доктор, и поэтому он сам не знал о нём, так как смена того доктора тогда закончилась. — Мы хотим на него посмотреть! Можно? Он здоров? С ним всё в порядке? — взволнованно спросил Юнги. Врач подтвердил, что малыш здоров. Су, напряжённо глядя на врача, спросил о родителях. — Родители были в машине и погибли на месте. Сейчас идут поиски родственников, но пока никого не нашли. Эти слова повисли в воздухе, обдавая их холодом и как будто надеждой. Юнги и Су переглянулись, их мысли и эмоции были едины. В душе Су царило отчаяние, но он знал, что они могли бы подарить этому ребёнку ту любовь и заботу, которые сами так отчаянно хотели дать своему малышу. Юнги попросил посмотреть на ребёнка. Врач нахмурился, оценивая их состояние. — Вам нужен покой и никаких движений, — сказал он, стараясь звучать строго, но в глазах читалось понимание. Юнги и Су снова обменялись отчаянными взглядами, и врач, видя их боль, смягчился. — Хорошо, — вздохнул он, понимая, что они только что потеряли своего ребёнка. — Я приму вашу сторону. Я организую, чтобы вы могли увидеть малыша, но только на короткое время и под моим присмотром. Супруги с благодарностью кивнули, чувствуя, как в их сердцах зажглась маленькая искра надежды. Они сидели в креслах-каталках, рядом с ними находились врач и медсестра. Все четверо стояли у большого окна, сквозь которое они смотрели на новорождённых и грудничков, которые были совершенно одни. Маленькие, беззащитные существа мирно спали, окутанные теплом одеялок. Юнги, не отрывая взгляда от одного из малышей в одеялке с пингвинчиками, сказал: — Мы хотим его забрать. Что для этого нужно? Врач выглядел немного растерянным, но постарался сохранить профессионализм. — На днях должен прийти работник из социальной службы, — ответил он. — Тогда вы сможете поговорить с ним на эту тему, признаться я не знаю всей процидуры. Но знаю, что такие случаи уже бывали. Как ваш. … Юнги и Су за несколько дней, что приходили смотреть на ребёнка, уже распланировали свою жизнь до старости. Они решили, что чуть позже, возможно, возьмут ещё одного ребёнка из детского дома. На пятый день, стоя у окна и глядя на малютку, которого уже считали своим, они заметили, как к ним подходят врач с социальным работником. Социальный работник, омега лет пятидесяти, обратился к ним: — Вот эти герои, да? Врач повернулся к Юнги и Су и пояснил: — Это социальный работник. Пара расплылась в улыбках, надеясь, что сейчас им скажут, что нужно сделать, чтобы начать процесс усыновления. Но работник продолжил: — Его семья вам очень благодарна и признательна. Они уже едут за ребёнком. Эти слова разом разбили их мечты, и улыбки медленно исчезли с лиц супругов. Су еле выдавил: — С-семья?.. — Да, семья! — подтвердил социальный работник с улыбкой. — У него бабушки и дедушки с обеих сторон, два старших брата, тёти и дяди. Они недавно переехали в Японию, а сюда пара с ребёнком приезжала в гости. Так что, родственники найдены и уже на пути за ребёнком. Спасибо вам, что проявили участие и позаботились о малыше. Эти слова звучали как приговор, разрушая их надежды и планы, которые они строили с такой любовью и трепетом. Юнги молча кивнул, а Су, глядя в пол, тихо произнёс медсестре: — Я хочу в палату. Отвезите, пожалуйста. Когда они вернулись в палату, Су разрыдался, его отчаянные рыдания разносились по комнате, заполняя её глухим эхом. Он плакал так, словно изливал всю свою боль и разочарование, каждую мечту, которая разбилась о жестокую реальность. Но спустя несколько минут, словно что-то внутри него надломилось, он резко перестал плакать. Су уверенно вытер глаза и высморкался. Его лицо было бледным, но выражало уверенность. Он посмотрел на Юнги, его голос был твёрдым, но наполненным горечью: — Я не хочу больше детей. Не хочу даже думать о них. Просто мы созданы не для родительства. Давай уже перестанем заёбывать себе мозг этой темой, я устал! Я больше так не могу! Юнги, мы, очевидно, созданы только для проблем на свой зад и для дикого безудержного траха. Всё! Всё, я больше ничего не хочу. Хочу жить в своё эгоистичное удовольствие! Тема детей закрыта! Слова омеги были как нож в сердце не только для Юнги, но и для самого Су. Его отчаяние было настолько глубоко, что он решил отказаться от мечты, которую они так долго лелеяли. В его глазах больше не было надежды, только пустота и решимость оставить все попытки позади. — Ладно я дефектный, блять! Вначале забеременеть не мог, потом сохранить. Так даже, сука, усыновить не получается! Нет… Когда-то это должно было закончится. Вот, эта попытка только что стала последней! Юнги отозвался тихим вопросом. — А если ты забеременеешь? Или… ты вообще не хочешь больше?.. — Я не то, чтобы не хочу. Просто я устал думать и вариться в этом. Если получится забеременеть, если получится выносить, если получится родить и вообще выжить во всей этой агонии — круто! Я буду счастлив. Но желать, гореть и мечтать этим я устал. В жопу! На хер все попытки. Заебался. И в подтверждение своих слов о том, что тема закрыта, Су продолжил: — Давай позвоним Тэхёну, расскажем ему подробности и узнаем, как у них дела. А то ему тогда только врач позвонил, передал, что я просил: что мы попали в аварию и что машина в смятку. Су пытался переключиться на что-то другое, отчаянно цепляясь за ниточки нормальности и привычности в их только что окончательно разбитом мире. Он знал, что Тэхён будет волноваться, и это давало ему хоть какую-то цель, что-то, на чём можно сосредоточиться, чтобы не погружаться снова в пучину своего отчаяния. Юнги последовал за мужем и тихо сказал, прикрыв глаза: — Я согласен с тобой насчёт детей. Вообще со всем согласен, солнце.* * * * *
Лили стояла у окна, глядя на серые тени вечера, и на то, как Минхо садился в машину. Видела, как он уехал. Её мысли невольно перенеслись на двадцать пять лет назад, когда всё было совершенно иным. Она вспомнила, как они с Минхо познакомились на спортивном соревновании между школами. Ей было всего семнадцать, и тот день запечатлелся в её памяти навсегда. Они встретились взглядами на стадионе, и Лили почувствовала, что её сердце пропустило удар. Это была первая любовь с первого взгляда. Воспоминания о том, как всё начиналось, нахлынули на неё, словно это было вчера... Школьный стадион был заполнен шумом болельщиков и криками игроков. Лили, стоя на трибунах, увидела Минхо, который в тот момент забивал решающий гол. Их взгляды встретились, и она почувствовала, как её сердце затрепетало. Птичкой забилось в маленькой клетке, ища выход. А после игры они познакомились, и с того момента всё изменилось. Они проводили вместе каждую свободную минуту, наслаждаясь беззаботностью юности. Трепетная влюблённость быстро вспыхнула в первую обжигающую своей силой любовь. Когда Лили исполнилось восемнадцать, сразу после школьного выпускного она узнала, что беременна. Они с Минхо были счастливы, несмотря на страх перед будущим. Они мечтали о том, как будут растить ребёнка вместе, но их мечтам не суждено было сбыться. Когда Лили была на четвёртом месяце, одна встреча с Минхо для неё стала последней. На встрече он сказал, что они расстаются. Сказал, что ему очень жаль, что так вышло. И ни на один вопрос девушки он не дал внятного ответа. Просто виновато сунул конверт с деньгами ей в руки и поторопился уйти. Слёзы наворачивались на глаза Лили, когда она возвращалась в настоящее. Её взгляд стал твёрже. Прошлое нельзя изменить, но она знала, что будущее её сына должно быть защищено от человека, который уже совершил самое страшное предательство в жизни, которое только можно совершить.* * * * *
Двадцать пять лет назад Отец Минхо сидел в своём кабинете, когда молодой человек признался, что скоро сам станет отцом. Лицо мужчины было искажено гневом. Это был момент, который Минхо запомнил на всю жизнь. — Ты что, с ума сошёл?! — прорычал его отец. — Беременная?! Ты позволил этой девчонке забеременеть от тебя?.. Минхо попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Отец не дал ему возможности оправдаться и объяснить, что это не какое-то мимолётное чувство или увлечение, а любовь. Именно та, которую называют настоящей. — Ты немедленно прекратишь эти отношения, — продолжил жестокий отец, его голос был холоден и решителен. — Я уже подыскал тебе подходящую партию — дочка моего бизнес-партнёра. Это выгодная сделка, и я не позволю, чтобы какая-то сирота разрушила мои планы и провалила сделку всей моей жизни! И тебе не позволю! Минхо почувствовал, как мир стал рушиться. Он любил Лили, любил её всем сердцем. Но отец был непреклонен. — Если ты не прекратишь эти отношения, если ты хоть как-то будешь поддерживать связь с ней, материально или ещё хоть как-то будешь связан с этой девкой, я лишу тебя всего, — сказал отец. — Но я на этом не остановлюсь. Я лишу твою Лили и твоих детей абсолютно любой возможности на нормальное существование. Эти слова пронзили Минхо, как нож. Отец поставил его перед невыносимым выбором: либо он отказывается от Лили и даёт ей возможность на жизнь, либо не отказывается и обрекает её, себя и их будущих детей на ужасное существование. Минхо знал, что отец не шутит. Он видел, как тот разрушал жизни тех, кто стоял у него на пути. Он не мог позволить, чтобы это случилось с Лили и их детьми. С тяжёлым сердцем он принял решение прекратить отношения с Лили, надеясь, что это даст ей шанс на нормальную жизнь. Тот день стал для Минхо одним из самых трудных в его жизни. Встреча с Лили, её слёзы и боль на её лице, когда он сказал ей, что они расстаются. Он не мог дать ей внятного ответа на её вопросы, просто сунул ей в руки конверт с деньгами и ушёл, чувствуя, как его сердце разрывается на куски. Время шло, и Минхо, конечно, пытался найти Лили, как-то связаться с ней, не то чтобы через третьих лиц — через десятых! Но каждый раз, когда он начинал поиски, отец пресекал их на корню. Он контролировал все действия сына, следил за каждым его шагом, беспокоясь о репутации и бизнесе. Спустя пять лет Минхо решился на отчаянный шаг: нет, он не виделся с Лили и абсолютно ничего не узнавал о её жизни, но он решил влиять на события в жизни Лили через посредников — как бы случайное выгодное предложение подработки, как бы случайно более выгодное предложение по аренде квартиры. Минхо казалось, что он обыграл отца. Но как же его разрывало чувство вины и боли, когда отец ему в шутливой форме сообщил, что Лили лишилась работы и аренда её жилья стала для неё стоить почти в полтора раза выше. — Минхо, — с театрально доброй улыбкой произнёс отец, — как же ты не понимаешь, что на любое твоё действие всегда будет следовать моё — ответное. И у тебя законная супруга очень уважаемого человека! Ты в своём уме, что ты творишь! Ты должен всеми силами сохранять ваш брак, потому что это — часть сделки с ей отцом, идиот! Если ты забыл, то я напомню тебе: если она подаст на развод, то семьдесят процентов всего нашего дохода от бизнеса будет получать она и её семья! Ваш брак — гарантия нашего партнёрства! Очнись уже, идиот: нет семьи, нет любви, нет ничего! Есть только дело, которым ты занимаешься и твоё положение в обществе. Всё! Пошёл вон теперь. И когда сын с поникшими плечами уже практически вышел, отец его окликнул в дверях. — Минхо, в следующий раз, когда ты постараешься с ней хоть как-то связаться, это будет в последний раз. Минхо прекрасно знал, что это не пустая угроза. Поэтому он оставил всяческие попытки. С годами он погряз в своей семье, но мысли о Лили и их детях никогда не покидали его. Он жил с образами и воспоминаниями о них. Помнил и думал о них все эти годы.* * * * *
За месяц до аварии Юнги и Су Минхо вернулся домой поздно вечером, усталый и измотанный — всё его время он отдавал работе. Дом был погружён в полумрак, и только тусклый свет торшера из гостиной озарял пространство. Он сразу почувствовал запах алкоголя, наполняющий воздух. Минхо вздохнул, предчувствовав, что вероятно сейчас всё пойдёт по уже известному сценарию. Войдя в гостиную, он увидел свою жену, которая сидела на диване с бокалом вина в руках. Её глаза были красными и воспалёнными, а руки дрожали. — Снова пьёшь? — спросил Минхо, стараясь не выдавать своего привычного разочарования. И не только от ситуации. Она подняла на него взгляд, полный горечи и обиды. — Да, пью. А что, тебе какое дело? Как будто тебе вообще до этого есть какое-то дело, — её голос был пропитан сарказмом и злостью. Минхо присел напротив неё, чувствуя, как напряжение клубилось в воздухе. — Что случилось? — тихо спросил он, хотя в глубине души уже знал, что этот разговор не принесёт ничего хорошего. — Что случилось? — она горько рассмеялась. — Ты хочешь знать, что случилось? Я тебе расскажу, Минхо. Я расскажу тебе всё, что ты так упорно не замечал все эти годы! Она сделала два больших глотка вина, и её глаза блеснули каким-то безумным огнём. — Ты испортил мне всю жизнь, понимаешь?! Ты — ужасный супруг! Ты отвратительный! Ты думаешь, я счастлива с тобой?! Да я ненавижу тебя! С самого дня нашей свадьбы у меня был любовник, Минхо. Двадцать лет! Двадцать чёртовых лет я встречалась с ним за твоей спиной! Я его люблю! Он — моя семья, а не ты! Слова о том, что она испытывала по отношению к мужу, не были новостью, это и так чувствовалось. Но вот новость о любовнике очень неприятно задела что-то внутри. Минхо по какой-то причине не мог оторвать взгляда от лица жены. — Ты вообще слышишь меня? — она кричала, её голос становился всё громче и отчаяннее. — Ты вообще меня слышишь?! Ты вообще хоть раз меня слышал?! — Женщина резко замолчала, а потом тихо добавила: — Наш ребёнок… Он не от тебя, Минхо. Он от моего любовника. Он от моего любимого мужчины. Я не сделала аборт только потому, что наши отцы бесконечно твердили о ребёнке… Они постоянно давили и говорили, что нужен наследник. Она со всей силы и отчаянием бросила бокал на пол, и он разлетелся на тысячи мелких осколков. Минхо сидел неподвижно, не в силах двигаться или говорить. Каждое её слово било его, как молот, разбивая остатки его души. — Ты слышишь меня, Минхо? — она плакала, её голос дрожал. — Как же я тебя ненавижу! Как же я ненавижу свою жизнь! Минхо почувствовал, как его сердце сжимается от горечи. В голове у него звучали её слова, не давая ему покоя. Он хотел кричать, хотел броситься прочь, но не мог. Всё, что он мог сделать, — это сидеть и слушать, как его жизнь рушится кусок за куском вокруг него. Слёзы текли по лицу его жены, её плечи содрогались от рыданий. Но Минхо уже не видел её, не слышал. Он был погружён в свои мысли, в свою боль. Вспоминал Лили, свою первую любовь, и то, как он пожертвовал всем ради неё. Ради их будущего, которого так и не случилось. И теперь, сидя в этом холодном, тёмном доме, он понял, что потерял всё: Лили, их детей, свою жизнь. Всё было разрушено. … Не обращая внимания на глубокую ночь, Минхо сорвался с места и поехал к отцу. Сердце бешено колотилось в груди, ярость кипела в его венах. Он едва держал себя в руках, каждый мускул его тела был напряжён до предела. Когда он вошёл в кабинет отца, тот спокойно сидел за своим массивным дубовым столом, разглядывая какие-то бумаги. Минхо был уверен, что отец не спал, он всю жизнь ложился глубокой ночью. — Что ты здесь делаешь в такое время? — спокойно спросил отец, не поднимая глаз. Минхо почти трясло от ярости. Он подошёл к столу и ударил по нему кулаком так, что бумаги разлетелись в стороны. — Я хочу развестись! Я подаю на развод! — выпалил он, не сдерживая гнев. — Она мне только что призналась, что у неё двадцать лет был любовник! И наш ребёнок не от меня! Отец поднял глаза и, казалось, даже не был удивлён. — И что? — холодно произнёс он. — Это к бизнесу не имеет никакого отношения. Главное — бизнес и доход. Всё остальное вторично. Успокойся, истеричка. Не по-мужски себя ведёшь. Минхо почувствовал, как волна ненависти захлестнула его. Он сжал кулаки, пытаясь не сорваться. — Ты ничего не понимаешь! — прокричал он, голос дрожал от эмоций. — Я так больше не могу жить! Я хочу развестись! Я не могу жить с человеком, который предавал меня все эти годы! Отец только усмехнулся, его взгляд был презрительным и даже унижающим. — Ха-ха, — фыркнул он. — В сорок лет решил найти свою Лили, что ли? Минхо был на грани, он с трудом сдерживал слёзы ярости и боли. — Да, отец, — сказал он, голос стал тихим, но твёрдым. — В сорок лет я хочу наконец-то узнать, что такое, когда ты живёшь, любишь и любим. Да, отец, я хочу узнать, что такое семья. Отец посмотрел на него долгим, холодным взглядом. — Ты просто идиот, Минхо. Был идиотом и остался таким. Бизнес — вот что действительно важно. Всё остальное — это сентиментальные глупости. Минхо почувствовал, что в этот момент, после слов отца окончательно разорвал все связи с отцом. Ненависть, которая кипела в его сердце, достигла своего пика. — Теперь я понимаю, почему мама умерла так рано… — добавил шёпотом, — она просто не выдержала… — Рот закрой! Отец спокойно сложил бумаги в стопку и, наконец, полностью поднял взгляд на Минхо. Его лицо оставалось холодным и бесстрастным. — Ты забываешь, что это невозможно, — сказал он ровно и безэмоционально. — У нас договор с бизнес-партнёром и, по совместительству, твоим тестем: если наши дети разводятся, «брошенная сторона» забирает семьдесят процентов бизнеса и доходов от него. И это было гарантией вашего брака и нашего бизнес сотрудничества. Минхо почувствовал, что эти слова обрушились на него, как ледяной душ. Он знал о существовании договора, но никогда не думал, что это станет таким непреодолимым препятствием. — Ты не можешь разрушить всё, что мы строили десятками лет, из-за своих сентиментальных глупостей или каких-то обидок, — продолжил отец с раздражением. — Бизнес, репутация и положение в обществе — вот что действительно важно. Всё остальное не имеет значения. Минхо чувствовал, как внутри него всё кипит. Он был на грани взрыва, его руки сжались в кулаки, а дыхание стало прерывистым. — Значит, вся моя жизнь — это просто часть вашего бизнеса для тебя? — прошипел он, глаза горели гневом. — Мои чувства, моя боль — всё это не имеет значения для тебя? Отец поднялся со своего кресла, его мимика оставалась спокойной и не выражала ничего. — Как тебе угодно. Если хочешь слышать такой мой ответ, получай: именно так, — холодно ответил он. — Ты — часть семейного бизнеса. И ты должен выполнять свою роль, нравится тебе это или нет. Эти слова были последней каплей. Минхо понял, что никакие уговоры и объяснения не изменят мнение отца. Он был пленником этого бизнеса, этой семьи, и чтобы освободиться, ему нужно было разорвать все связи. — Мне плевать на ваши договоры и гарантии. Я найду Лили и построю свою жизнь, настоящую жизнь, где у меня будет настоящая семья, а не вся эта бутафория. Отец только покачал головой, его лицо выражало разочарование и презрение. — Ты совершаешь огромную ошибку, — сказал он. — Но если ты так решил, я не стану тебя останавливать. Просто помни, что пути назад не будет — у всего есть свои последствия. И ты прекрасно знаешь, что я не шучу. Минхо развернулся и направился к двери. Его шаги были твёрдыми а, сердце билось в груди как сумасшедшее. Когда Минхо уже почти вышел из кабинета, отец неожиданно кинул ему в спину: — А ты знаешь, я не против… Минхо остановился, он медленно повернулся и посмотрел на отца с недоумением. — Единственное, я отпущу тебя в том случае, если ты окажешь кое-какую услугу для нашего тестя, — продолжил отец, его голос снова стал холодным и расчётливым. — Есть у него одна проблема, которую он никак не может решить. Если ты сделаешь это, я отпущу тебя. И делай, что хочешь. Минхо смотрел на отца, пытаясь понять, не шутит ли он. Но по выражению лица было видно, что это не шутка. Отец предлагал сделку, которая могла дать ему свободу, но по какой цене? — Что за проблема? — спросил Минхо, чувствуя, как его сердце снова начинает биться быстрее. Отец скрестил руки на груди и сделал шаг вперёд. — Да… Я предлагаю тебе сделку: решишь его проблему — и живи как хочешь. Он давно не может её решить, и это серьёзно мешает ему в развитии. Если ты справишься, я выполню свою часть договора — отпущу тебя. И тогда он не будет против продолжать наши дела в равных долях. Минхо внимательно смотрел на отца, пытаясь разглядеть в его глазах хоть малейший намёк на обман. Но в глубине души он понимал, что это его единственный шанс на свободу и безопасную жизнь с Лили и их детьми в будущем. — Хорошо. Я согласен. Что это за проблема? Отец усмехнулся, его глаза блеснули хитростью. — Присаживайся. … Минхо сидел в своей машине, припаркованной неподалёку от дома Лили. Вдалеке он ясно увидел знакомый силуэт, она говорила по телефону. Сердце его билось учащённо, и мысли роились в голове, как разъярённые пчёлы. Он принял решение, что не будет пока искать детей и ничего узнавать об их жизнях. Пока он не выполнит задание отца, он не может позволить себе вмешиваться в их судьбы. Это было слишком опасно. Он знал, что если начнёт погружаться в их мир, то уже не сможет уйти. Ему нужно было выполнить задание и только потом он себе разрешит думать о будущем с его по-настоящему важными и значимыми людьми. Но он не смог сдержаться. Он не мог не приехать к Лили, не увидеть её, не задать несколько вопросов. Столько лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Ему было необходимо почувствовать её присутствие, заглянуть в её глаза хотя бы на секунду. Это было всё, что он позволял себе на данный момент. Минхо набрал её номер, но как услышал голос, не смог произнести ничего. Он медленно вышел из машины, его сердце билось как сумасшедшее. Он сделал несколько шагов к дому Лили, его ноги дрожали, а в голове ни одной мысли, кроме одной: «К чёрту весь план и рассуждения, не могу больше без неё». Это было так безрассудно, но абсолютно неконтролируемо. Когда Лили уже вставила ключ в замочную скважину двери своего дома, за её спиной раздался голос: — Добрый вечер, Лили. Женщина резко обернулась, её взгляд пересекся с взглядом привлекательного мужчины. Его улыбка, наполненная обаянием, вызвала у Лили неприятный холодок по позвоночнику. — Добрый, мы знакомы? — произнесла она, стараясь скрыть волнение. — А… значит вот так? — мужчина улыбнулся ещё шире. — Тогда… давайте познакомимся! Я — Минхо.* * * * *
Вечер накрывал город не только темнотой, но и сильным дождём, когда Юнги и Су прощались с Тэхёном и Чонгуком. Оранжевый свет уличных фонарей бросал длинные тени на асфальт, создавая всё-таки уютную атмосферу. Юнги и Су сели в машину, но едва закрыли двери, как Су скривился, его лицо исказилось от отвращения. — В ней воняет до сих пор пирогом, — жалобно сказал Су, прикрывая нос рукой. — Меня точно будет всю дорогу выворачивать. Юнги нахмурился, озабоченно глядя на мужа. — Давай тогда возьмём такси, — предложил он. — А машину завтра заберём у Тэхёна. — Совсем сдурел?! Там вонь вообще несусветная! И мало ли кто там вообще ездит с какими болячками и вирусами! Су достаточно резко вышел из машины и обратился к Тэхёну, который всё ещё стоял у крыльца, обнимая Чонгука. — Тэ, а можно взять твою машину? — спросил Су, даже не стараясь скрыть свою тошноту. Тэхён удивлённо поднял брови, а Чонгук растерянно ответил: — Мы к Тэсу завтра едем в Пусан… Юнги предложил: — Давай махнёмся машинами, если тебя такое устроит? — На неделю?.. — удивился Тэхён, его глаза округлились от предложения. Су кивнул, делая глубокий вдох. — Твоя машина вкусно пахнет, — сказал он, улыбаясь. — В ней нет запаха этого дебильного лимонного пирога! Там только вами пахнет — вкусненько и по-родному. Тэхён рассмеялся. — Без проблем, — согласился он. — Сейчас ключи принесу. Тэхён с лёгкой улыбкой на губах передал ключи от своей машины Юнги, а Су с видимым облегчением пересел в «более чистый» салон. — Спасибо, Тэхён, — поблагодарил Юнги, сжимая руку друга. — Это действительно спасение. — Не за что, други! Только вчера из сервиса забрал, проверили всё перед поездкой. — Ответил Тэхён, — удачи на дороге. Юнги завёл машину, и они тронулись с места. В салоне пахло приятно, аромат Тэхёна и Чонгука смешивался с лёгким запахом свежести. Су улыбнулся, наконец-то расслабившись. — Теперь можно ехать спокойно, — сказал он, закрывая глаза и откинувшись на спинку сиденья. — Идеальный вечер!* * * * *
Спустя месяц Омега, молодой парень лет двадцати трёх, нёсся по лесу, словно дикий зверь, загнанный в ловушку. Его дыхание было сбито, каждый вздох отзывался болью в груди. Он спотыкался о корни, падал, вскользь ударяясь об острые камни и ветки на земле, но снова поднимался на четвереньки, карабкался, как мог, помогая себе руками и ногами. Лай собак раздавался всё ближе; они приближались, чуя его кровь и страх. Лес вокруг него был редкий, совершенно негде было укрыться. Высокие деревья стояли далеко друг от друга, кустов почти не было, лишь трава и низкорослые кустарники, которые не могли укрыть его от взгляда преследователей и собак. Омега был ранен, поцарапан, из его ран сочилась кровь, но он продолжал бежать, не оглядываясь. Каждый его шаг был борьбой за выживание. В то, что он спасётся, он не верил, но остановиться всё равно себе не позволял. Начало ночи окунало лес в густую тьму, только серебристый свет луны пробивался сквозь редкие кроны деревьев, создавая зловещие тени. Воздух был насыщен влажностью и прохладой, каждый вздох приносил с собой запах хвои и сырой земли. Листья и мох шуршали под его ногами, ветки хрустели, словно ломая его надежду на спасение. Сердце омеги стучало в груди как бешеное, отдаваясь глухим эхом в пустоте вокруг. Он чувствовал, как адреналин наполнил его вены, подстёгивая двигаться вперёд, несмотря на боль и усталость. Вокруг царила зловещая тишина, нарушаемая лишь его сбивчивым дыханием и приближающимся лаем собак. Ночные насекомые порхали в воздухе, иногда врезаясь в его лицо, заставляя его вздрагивать. Лес становился всё более пугающим, каждый шаг приносил новую порцию страха и отчаяния. Омега бежал. В его голове не было мыслей, только одно желание — выжить. Кровь пульсировала в ушах, заглушая все звуки вокруг. Он не чувствовал холода, не чувствовал боли — только жгучее желание продолжать двигаться, не останавливаться. Его тело била дрожь, но он не сдавался. Каждый вдох давался с трудом, лёгкие горели огнём, но он продолжал бороться, продолжал бежать вперёд, в неизвестность, в надежде на спасение. Едва преодолевая очередной подъем, он выбежал из леса, который неожиданно быстро оборвался. Впереди он увидел небольшой дом, огороженный достаточно высоким забором, который показался на первый взгляд ему непреодолимым препятствием. Но выбора не было у омеги — собаки, которые гнались были уже совсем близко. Вдохнув глубже, он собрал последние силы, вскарабкиваясь на забор. С первого раза не получилось, но во второй раз он невероятным образом цепляясь за неровности, с неимоверным усилием справился — перевалился через забор и упал на землю внутри участка. Его тело дрожало от напряжения, а лёгкие отчаянно пытались схватить хоть немного воздуха. Кажется, что каждый вдох — это агония, как будто воздух стал вязким и тяжёлым. Омега лежал на земле, чувствуя, как сердце бешено колотилось в груди. Прошло несколько секунд, и лай собак снаружи стал оглушающим. Они носились вдоль забора, стараясь найти лазейку. Их оскаленные морды, облепленные слюнями и пеной, выглядывали через широкие зазоры в заборе. Собаки рычали и лаяли всё громче, их лапы скребли по земле. Эти звуки смешивались с бешеным биением сердца омеги, которое, казалось, мог услышать каждый. Его руки дрожали, ладони были влажными от пота и крови. Он ощущал, как холодный пот стекал по его спине, впитываясь в одежду. Лай бил по нервам, пробираясь в уши омеги, не давая ему успокоиться. Он с трудом выдохнул, пытаясь успокоить себя, что собаки не смогут сюда пробраться, но это облегчение длилось всего секунду или две. Из тени дома медленно стали появились два волка. Самых настоящих огромных волка. Они двигались практически бесшумно, их глаза горели яростным светом. Эти звери выглядели ещё страшнее, чем собаки, которые преследовали омегу. Волки шли на него, безжалостные и бесшумные, их взгляды были полны хищной решимости. Омега с трудом поджался в кучку, продолжая сидеть на земле, ощущая новую волну страха, понимая, что спасения уже никакого не будет. Но лучше смерть от волков, чем… Темнота ночи густо окутывала пространство вокруг, лишь редкие блики луны пробивались сквозь облака, освещая происходящее, как в кошмаре. Волки казались воплощением самой ночи, их мех блестел в лунном свете, отражая мрачное великолепие дикой природы. Каждый шаг зверей был наполнен грацией и смертельной угрозой. Воздух вокруг стал как будто холоднее, каждый вздох приносил с собой ледяной укол страха. Омега слышал, как кровь шумела в его ушах, а сердце билось в груди с оглушительной силой. Его тело застыло от ужаса, глаза не могли оторваться от приближающихся хищников. Эти волки были воплощением его самых страшных кошмаров, и он чувствовал, как они вытягивают из него последние остатки надежды. Волки двигались словно тени, их глаза светились пугающим светом. Они смотрели на омегу так, как смотрит хищник на свою жертву — безжалостно, неотвратимо. Звуки ночи стихли, оставляя только его ускоренное дыхание и мягкие шаги волков, которые эхом отдавались в голове. Омега чувствовал, как холодный пот струился по его коже, одежда прилипала к телу. Страх сковывал полностью, превращая его в беспомощную жертву. Он понимал, что это конец, что выхода больше нет. Волки быстро разделились. Один из них, крупный серый зверь, бросился к забору, где продолжали бесноваться собаки. Его мощное тело пружинило с каждым движением, а пасть была оскалена в угрожающем рыке. Волк, подбежав к забору, издал такой зловещий рык, что собаки, до этого неистово лающие, вдруг заскулили и отступили на несколько метров. Только на безопасном расстоянии они вновь начали лаять, но уже более неуверенно. Второй волк остался, пригнувшись на передних лапах, напротив омеги. Его глаза горели яростью, а зубы сверкали в полумраке. Его когти царапали землю, оставляя глубокие следы, а напряжённые мышцы выдавали готовность к мгновенной атаке. Он рычал, показывая свою готовность. Его шерсть поблёскивала в лунном свете, создавая впечатление мифического существа, пришедшего из древних легенд. Серый волк у забора продолжал держать собак в страхе, его рычание звучало, как раскаты далёкого грома. Собаки, до этого уверенные в своей силе, теперь выглядели жалкими и испуганными. Их жалобный и испуганный скулёж контрастировал с мощным, низким рыком волка, который, казалось, пропитывал весь лес. Для омеги время замедлилось, и каждый звук: лай собак, рык волка, его собственное тяжёлое дыхание — слились в один мучительный шум. Он смотрел в глаза волка, пытаясь найти в себе силы для следующего вдоха. Омеге казалось, что страшнее уже не может быть, но в этот момент из дома вышел крепкий альфа. В его руках было оружие, а его осанка и спокойная, непоколебимая уверенность в движениях сразу выдавали опытного бойца. Его глаза быстро оценили ситуацию, пробежав по ситуации внимательным взглядом. Волки, почуяв присутствие очевидно своего хозяина, немного расслабились, но не отступили. Мужчина уверенно шагнул вперёд, держа наготове в руке оружие. Тем временем трое других, таких же крепких и сильных альф, подбежали к забору. Они остановились, глядя на собак и на волков, которые продолжали защищать их территорию. Альфы переглянулись, просчитывая дальнейшие действия. Омега чувствовал, как напряжение возрасло до невыносимого предела. Его взгляд метался от волка перед ним к мужчине с оружием, и дальше — к альфам у забора. В этот момент он понял, что его дальнейшая судьба будет решаться здесь и сейчас, сейчас будет ясно, сможет ли он выбраться из этой передряги живым. Омега, продолжая дрожать всем телом, стал шёпотом умолять, глядя на мужчину: — Пожалуйста, пожалуйста, не отдавайте меня им. Пожалуйста… Альфа, стоя с оружием в руках, равнодушно посмотрел на скулящего омегу. Его лицо оставалось непроницаемым, а глаза холодными. Тишина висела в воздухе, наполненная напряжением и ожиданием. Непрошенные альфы продолжали стоять у забора, их фигуры выделялись на фоне вечернего неба. Один из них, очевидно лидер, сделал шаг вперёд. — Хозяин, нам не нужны проблемы. Отдай нам нашего омегу, и мы уйдём. Альфа, хозяин дома, снова бросил короткий безэмоциональный взгляд на омегу, который всё ещё полусидел, полулежал на земле. Волк рядом с ним всё так же угрожающе скалился и периодически облизывался, готовый в любой момент напасть. Омега, шевеля только губами, продолжал умолять: — Пожалуйста, умоляю… Пожалуйста, лучше убейте вы. Альфа перевёл взгляд на непрошенных гостей, его лицо оставалось каменным. Он выждал несколько секунд, словно обдумывая ситуацию, и наконец спокойно ответил: — Уже не могу. Если я вам его отдам, значит, мои волки останутся без ужина. Слова прозвучали ледяным эхом в напряжённой тишине. Волки, как будто понимая смысл сказанного, рычали ещё яростнее, готовые защищать свою территорию и добычу до последнего. — Хозяин, не глупи, мы вернёмся за ним. И в этом случае уже за тобой тоже. Альфа проигнорировал угрозу. — Разговор окончен. Даю пять секунд, чтобы убрались, потом спускаю волков. Альфы переглянулись и главный недовольно произнёс: — Уходим. Обратился снова к хозяину: — Мы вернёмся за ним. — Отлично, значит у моих щенят и завтра будет плотный ужин. Стоило непрошенным гостям скрыться из виду, мужчина рыкнул волкам: — Гром! Тень! Рядом! Волки, действительно, как щенки, тут же оставили оскал, послушно сели около своего хозяина. Альфа обратился к омеге: — Зачем ты им нужен? Омега, не в силах от страха оторвать взгляда от волков, пробормотал: — Вы меня, правда, скормите им? — Да, — спокойно ответил альфа, — если не ответишь на вопрос, — зачем ты им нужен, и почему они тебя не убили, а дали уйти? — Я… — парень сглотнул, продолжая смотреть на волков, одного из которых альфа неторопливо гладил, — я… случайно… услышал то, чего не должен был слышать никто. А не убили… У них просто оружия не было под рукой в этот момент. Я успел побежать. Они побежали следом… — Интересно… Я пущу тебя в дом и накормлю, но ты расскажешь всё, что не должен был слышать. Омега кивнул. — Спасибо. Альфа направился в дом, подозвав волков с собой. Омега поднялся с земли, ещё не ощущая боли в теле. Как только они зашли в дом, омега сразу почуял приятный сочно-кисловатый аромат чёрных лесных ягод.