Осколки

Юнхо был разбит. Казалось, что всё, чем он дорожил, в одночасье разлетелось вдребезги. Его группа, его сердце, его любовь. Мелкие осколки всего когда-то дорогого, теперь усеивали собой весь пол в гостиной. Лидер сидел на высоком барном стуле, тяжело облокотившись локтем на столешницу, отделяющую кухонное пространство от гостиной. Он выпил уже больше, чем достаточно. Алкоголя в крови было столько, что отяжелевшее тело с трудом удавалось удерживать в вертикальном положении. Только в груди щемить не перестало. А именно этого пытался добиться Юно. Если не искоренить совсем, то хотя бы получить небольшой перерыв от грызущего внутренности чувства потери. Время…всегда было его врагом. Раньше его катастрофически не хватало. На себя, на любимого, на отношения. А теперь… его полно… времени. Впереди неясное будущее и полная неопределенность сейчас. Только кому оно нужно. Нет Джеджуна. Нет отношений. Нет группы. Да и себя Юнхо потихоньку теряет. За своими мыслями, он не услышал щелчка входной двери. А может виной были не мысли, просто он никого больше не ждал. Иногда Юно забывал, что Шим живет с ним, что он остался. Юнхо казалось, что он всех потерял. И от того, что это был их собственный выбор, становилось только больнее. Чанмин негромко позвал из прихожей: - Хён? Ответа не последовало. Волнение от мысли, что Юнхо мог снова куда-то уйти, как делал много раз до этого, мгновенно всколыхнулось внутри. Обычно, да теперь это стало обычным, он уходил, ничего не сказав, и возвращался только под утро. От него пахло алкоголем, сигаретами и чужими духами. Чанмин даже не мог спросить, куда он идёт и когда вернется. И даже не потому, что, как младший, не имел на это права или решимости.Ему бы просто не ответили. Чанмина словно не существовало для Юнхо. - Хён? – снова, уже более громко, позвал Чанмин. Тишина. Быстро разувшись, он прошёл в гостиную. Его ищущий взгляд с облегчением остановился на Юнхо. Чанмин подошёл поближе. В нос ударил резкий запах алкоголя. Шим просто продолжал бессильно стоять на месте. Попутно отмечая, что Юно опять нормально не поел. На столешнице даже закуски толком не было. Наконец, лидер поднял на него свой отяжелевший взгляд: - Чанмин! - Хён, почему ты пьёшь в одиночестве? Юнхо хмыкнул, ничего не ответив, и снова опустил свой взгляд, продолжив внимательно рассматривать пол под ногами. Потом вдруг предупредил: - Будь аккуратнее. Не порежься. - Обо что? - Под ноги посмотри. Здесь же везде осколки разбросаны. Чанмин замер, чувствуя, как холодок пробежал по коже. Никаких осколков он не видел. - Юнхо, - начал он осторожно, - ты же это образно пытаешься рассказать мне о чем-то? Да? - Образно? – Юно задумался на мгновение. – Нет. Они вполне реальные. Посмотри, - он развел руками по сторонам, словно привлекая внимание Шима. - Красивые. Разноцветные. Они повсюду. Но это стёкла, Чанмин, они очень острые. Будь осторожен. Ты можешь пораниться. Чанмин чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Даже находясь в собственном пьяном кошмаре, Юнхо оставался лидером и пытался о нём заботиться. Видеть его в таком состоянии было невыносимо. На самом деле, трудно было уже давно, но Чанмин держался. Держался, потому что больше некому было. Теперь их только двое. Это уже не изменить ничем и никак. Ничего нельзя вернуть назад. И то, что от них ничего не зависело с самого начала, ужасно злило парня. Этим они с Юнхо и отличались. То, что злило Шима, печалило Юно. Злость придавала Чанмину сил, Юнхо же мог только горевать по прошлому, обвиняя во всём самого себя. Не заметил предпосылок к распаду, не предотвратил заранее, не смог остановить вовремя, не удержал, не объяснил… И ещё много всяких «не». Всё это было чертовски несправедливо по отношению к нему, как к лидеру, считал Чанмин, но ему пока не удалось донести эту мысль до хёна. Компания на время суда оставила их в покое, предоставив самим себе. Даже менеджер не приходил. Только звонил иногда, спрашивая о состоянии Юнхо. Чанмин убедительно врал в телефон, мол, что у них всё нормально. Они не могли показывать собственную слабость руководству. Шиму казалось, что их сразу спишут со счетов. И даже не дадут шанса на существование в качестве дуэта. Всегда может быть намного хуже. И для Чанмина хуже – это больше иметь возможности быть рядом с Юнхо. Чанмин долгое время оставался рядом, даже несмотря на полное игнорирование со стороны лидера. Присутствие и молчаливая поддержка, это всё, что он мог сделать для него. Вернее всё, что ему позволял Юнхо. Он мог бы продолжать так бесконечно долгое время, лишь бы Юно не стало хуже. Но, судя по всему, это не помогало. - Тебе какие больше нравятся? – Юно улыбнулся горькой полуулыбкой, которая в последнее время словно приклеилась к его губам. Проглотив комок в горле, Чанмин спросил: - А какие есть? - Есть жемчужно-красного цвета – это осколки нашей группы. - К жемчужно-красным примешиваются алые. И я не могу определить это моё сердце или моя любовь. Есть ещё тёмно-красные. И уже не разобрать от чего какие. Но даже так они красивые! Юнхо снова посмотрел на Шима: - Тебе нравится красный, Чанмин? - Конечно, это цвет нашего фандома. Ты помнишь это, Юнхо? Тот вдруг засмеялся, из стороны в сторону качая поникшей головой: - Нет. Не помню. Сны с пробуждением забываются. И для меня это был прекрасный долгий сон. - Юнхо… - Чанмин, больше не раздумывая, приблизился вплотную и обнял своего хёна, укладывая его голову себе на плечо, и он не сопротивлялся. - Как же мне тебе помочь? – слова звучали тихим шёпотом, больше для себя. Шиму последнее время, как и сейчас, казалось, что он разговаривает сам собой. Горькое чувство утраты давно пропитало всю их квартиру. И что-то шевелилось в памяти Чанмина. Это ощущение, он его где-то уже встречал, только никак не мог вспомнить. И сейчас, чувствуя, как сотрясается в беззвучных рыданиях, тело Юнхо в кольце его рук, Шим обнимает его ещё крепче, прижимая к себе ещё сильнее. У него самого предательски блестят глаза, и он вспоминает. Когда-то в детстве его взяли на поминки дальнего родственника, потому что не с кем было оставить. Вот в доме, где жили родные того человека, была та же самая атмосфера. Горечь утраты и боль потери ощущалось буквально во всем вокруг. Маленький Чанмин остро чувствовал это тогда, но в силу возраста не мог подобрать слов для описания собственных ощущений родителям. Ему было тяжело и некомфортно, хотелось сбежать из этого места. Он испытал огромное облегчение, оказавшись у себя дома. Сбежать хотелось и теперь. Только было некуда. Потому что человек, которого Чанмин сейчас обнимал, давно стал для него домом. Они меняли общежития на квартиры, квартиры на гостиницы. Снова и снова. Бесконечные перелеты, аэропорты, опять гостиницы и съемные квартиры. Но Шим нигде и никогда не чувствовал себя одиноким, потому что рядом был Юно. Пальцы Чанмина зарываются в волосах Юнхо, он склоняет голову, прижимаясь губами к макушке на своей груди, повторяя, как мантру, вслух: - С ребятами же всё хорошо. Это просто период такой тяжёлый. Всё пройдёт! Ты слышишь?! Обязательно пройдёт! - Чанмин, - Юнхо жмурится и прячет лицо на груди Шима, цепляясь пальцами за худи на спине. Как будто впервые за долгое время осознав его присутствие рядом. – Осколки…кроме них ничего не осталось. Сейчас он не думает о том, как выглядит в глазах Чанмина. Сейчас он не лидер. Он человек, который тоже имеет слабости и нуждается в поддержке. В какой-то момент из замутненного алкоголем подсознания на поверхность всё же всплывают обязанности по отношению к своему макнэ. Юнхо слабо пытается оттолкнуть Чанмина и высвободиться из его объятий: - Ты должен тоже уйти, чтобы не пораниться. Но Шим держит его крепко, шепча губами в растрепанные волосы: - Юнхо, это всё оттенки одного и того же цвета. Красного. Он наш, - голос его звучит с нажимом. - И всегда будет нашим. Прекратив попытки высвободиться, Юно поднимает голову, вглядываясь в его лицо, как будто видит Шима в первый раз. И, наверное, так и есть. Такой он перед Юнхо впервые. Честный. И это тяжело. - А что до осколков… То, я ими давно поранен. Тобой поранен, Юнхо. Чанмин не боится. Он на сто процентов уверен, что завтра лидер ничего и не вспомнит из их разговора. Но Шим надеется, что его слова сейчас помогут Юно. И им обоим станет легче хотя бы ненадолго. Юнхо растерян, больше, чем когда-либо: - Чанмин, я… Он не может закончить мысль, потому что не знает, что сказать. Парализованный алкоголем разум не позволяет дать внятный ответ. Сейчас в Юнхо нет ни капли от его рационализма, нет обычной разумности. Сейчас он способен только на чувства. Он не любит Чанмина. Не любит в том смысле, в котором Шим сейчас говорил, но он лучше всех понимает, как может быть больно любить кого-то. Любить и не иметь возможности достучаться до этого человека. Но для Чанмина всё это не важно. Он давно смирился с собственными чувствами и знает о чувствах Юнхо. Он давно ни на что не надеется, поэтому и не опускает его из своих объятий. - Прости… - выдыхает Юно. - Всё в порядке. – Макнэ перебрасывает его руку через собственную шею, удерживая за запястье. - Давай я помогу тебе дойти до твоей комнаты и уложу спать. Юно не сопротивляется, тяжело навалившись на Шима. Чанмин такой тёплый. Он поддерживает его, крепко прижимая к себе. Впервые Юнхо насколько спокойно и комфортно рядом с ним. Он думает о теплоте Шима и ему больше не мерещатся разбросанные всюду осколки. Яркое зимнее солнце заливает комнату. Юхно открывает глаза, лежит неподвижно, пытаясь вспомнить события вчерашнего вечера. Кажется, он никуда не ходил. Вздыхает облегченно. Хотя бы за это можно не волноваться. Спешить никуда не надо. Сегодня снова нет никаких дел. Он лежит и ждёт привычного наступления апатии. Теперь она его постоянный спутник. Но ему мешают доносящиеся звуки с кухни. Они обычно нарушают обычную монотонность его утра. Вскоре под дверью замирают осторожные шаги, как будто с той стороны кто-то прислушивается, потом раздаётся тихий стук и голос: - Юнхо, пойдём завтракать. Юно по привычке отвечает: - Ешь без меня. - Мне нужно объективное мнение о моём омлете. Поэтому давай, пошли. - Не хочу. У меня голова болит. - Юнхо, не капризничай, - голова Чанмина просовывается в приоткрывшуюся дверь. – У меня и лекарство для тебя найдётся. – Пошли. Чанмин излишне разговорчив и оптимистичен. Юнхо это раздражает, потому что что-то не так, что-то изменилось, но он не может вспомнить что. Выбравшись из кровати, он принимает наспех душ и возвращается на кухню. Омлет приготовленный Чанмином давно остыл. Он пригоревший, и на вкус совершенно ужасный. Юнхо съедает всё до последней крошки, запивает заботливо приготовленным опохмелином. Потом просто сидит напротив и наблюдает, как Чанмин пьёт свой утренний кофе. Юнхо мутит после выпитого накануне, но постепенно становится легче. События вчерашнего вечера кусками начинают всплывать в его голове. Юно хмурится от этих обрывков. Он ищет то, что могло вызвать ощущение, так въевшееся в его пьяную память. Среди всей горечи заново пережитых воспоминаний, есть то, что насквозь фонит теплотой. - Чанмин, мне не даёт покоя одна вещь? Шим закашлялся, поперхнувшись кофе, и осторожно спросил: - Какая? - Такое чувство, как будто вчера произошло что-то важное, но я об этом забыл. Макнэ легко отмахнулся от его переживаний: - Ты просто перебрал, вот и кажется. Обычно терпеливый Юхно, мучимый похмельем, не смог сдержаться: - Вот ты такой же черствый, как и твой подгоревший омлет. Никакой помощи не дождёшься. Чанмин лишь равнодушно пожал плечами. Мол, извини, что какой уж есть и ничем помочь не могу. В этот момент в голове Юнхо почему-то всплыли слова, сказанные тихим шепотом: «Юнхо… Как же мне тебе помочь?» Он задумался, откуда они, пристально наблюдая за Чанмином. Шим, чувствуя себя неуютно под его взглядом, поднялся со стула и направился к раковине, собираясь вымыть свою кружку. Но потерял равновесие, зацепившись за коврик. Кружка выскользнула из его пальцев и упала на пол, разлетевшись на части. Чанмин чертыхнулся на собственную неуклюжесть. Пожалуй, стоило возобновить физические тренировки. И наклонился собрать острые керамические осколки. - Не трогай! Ты поранишься! – выкрикнул Юно, перехватывая протянутые руки Шима. Чанмин замер, будто парализованный этим вскриком, теплотой ладоней Юнхо и ощущением дежавю. Юно, как заворожённый смотрел на капли крови, постепенно выступающие на коже Шима. Тот всё же успел порезать палец. И в памяти всплыли слова, отчего-то сказанные голосом Чанмина: «А что до осколков… То, я ими давно поранен. Тобой поранен, Юнхо». Юнхо медленно перевел свой взгляд на лицо макнэ, отметив покрасневшие кончики его ушей. В этот момент, чувствуя тепло Чанмина рядом, он вспомнил ощущение, которое не давало ему покоя, и произнес: - Я вспомнил…это был ты.