***
Весенний пейзаж села, где старые дома встречали пробуждение природы после зимнего сна, купался в ярком солнечном свете. Дневные лучи, отражаясь от тающего после долгой зимы снега, многократно усиливали свою яркость. На окраине села, вдали от приветливых домов и пробуждающейся природы, в грязи лежал подросток, чьё уставшее лицо было несоразмерно его возрасту. Всматриваясь в источник гулких звуков, которые он расслышал одним ухом, левое ухо почему-то звенело с адской болью, он разглядел размытые силуэты, которые неминуемо приближались со стороны домов к нему. Постепенно контраст между тёмными силуэтами и ярким днём стал слишком острым для его глаз, вызывая жжение. Нельзя было показывать слабость – это не конец. Парень судорожно напряг руку, ведь она была единственной причиной, почему он всё ещё не упал в смесь грязи и тающего снега. После каждого звука со стороны толпы, рука сжималась сильнее, стала ощущаться грязь под ногтями, холод почвы. Этот холод, словно таинственная энергия, внушала успокоение и уводила его мысли прочь отсюда, в детство, где земля всегда была частью его жизни. Она дарила ему пищу и теплые воспоминания о временах, когда его мать ещё была жива. Грязь прилипала к его коже, создавая ощущение защитного покрова от мира. Мир, с которым он столкнулся на своём опыте, был грязнее любой земли. Ветер разносил ароматы весенней свежести и запах только что испеченного хлеба из ближайшей пекарни, создавая уникальную атмосферу этого дня, однако для мальчика этот запах был недоступен, ведь он вдыхал через рот, ощущая в нем вкус металла. Мальчик начал приходить в себя. Воспоминания вспыхивали в его уме, как отдельные кадры при быстрой перемотке кассеты: школьники, которые шли за ним, стремительные шаги, лай собаки, гулко доносящийся из тумана прошлого. Он ещё не совсем понимал, что именно случилось. Дикая дрожь по телу, ощущалось бурление крови. Не то от холода, не то от адреналина, что глушил его эмоции. Ноги не хотели слушать – правая была глубоко в грязи, а левая ныла тупой болью в области икры. Его разум был ослаблен и заточён в непослушном теле. Смутные фигуры неумолимо приближались, и с каждым их шагом его тело всё больше напрягалось, готовясь к бою. Но когда до его ушей донеслись взрослые голоса, все мышцы вмиг расслабились, и только одна рука, судорожно сжимая землю, продолжала поддерживать его. Это, видимо, было его спасение. Только вот он не знал, радоваться ему или позволить помочь себе. Это тот вопрос, на который не было сил отвечать. Размытые фразы испуганных и злых голосов смешивались в воздухе, а силуэты уже загородили последние лучи тёплого солнца. Голоса стали различаться по интонации и содержанию. Первым подбежавшим, и самым громким оказался мужчина лет пятидесяти, с явно маленькой для его головы шапкой. Он с разбега упал на колени рядом с парнем, и моментально осмотрев его, схватился за его травмированную ногу. - Найдите Ларису Павловну! У него глубокая рана, нужна ткань, быстро! – грозно прокричал он, грубо схватив ногу обеими руками и поднеся её к лицу, пытаясь то ли оценить увечья, то ли подтвердить свои опасения. Мальчик попытался издать крик от боли, но сил уже почти не оставалось. Вырвался лишь тихий всхлип. Пока одутловатое лицо мужчины окрашивалось красным, за ним следом подоспела пухленькая женщина в темном платье. Она присоединилась к помощи, начав тщательно протирать лицо юноши от грязи, выявляя синяки и ушибы. - Это же Светочкин ворюга, карманы его проверьте. Просто так собаки не тронут хороших людей! Если хотите вы и помогайте, до больницы ехать часа два придется всё равно… – прозвенел звонкий голос из только что образовавшейся толпы. Но его грубо перебил всё тот же мужчина, который стал еще краснее и, судя по голосу, злее. - Куда же убежали эти чёртовые псы?! Догоните их! Я же говорил, что собак пора отстреливать! – процедил мужчина, откинув от себя ногу мальчика и брызжа слюной, оглядываясь в поисках кого-то из толпы. Его голос звучал громче остальных, либо так казалось раненому, который пытался сосредоточиться на ком-то в этом хаосе. Каждый пытался чем-то помочь или хотя бы сделать вид. Собралось и немало зевак. Больше всего суматохи внесла бабушка в белой сорочке, поверх которой была надета тёмная жилетка. Она, не успев ворваться в толпу, уже начала оттаскивать мужика, что грубо обошёлся с мальчиком. - Мозги окончательно иссохли-то после инсульта, Андрей!? – по её резким и грубым одёргиваниям было видно, что матриархат ещё не скоро вымрет, тем не менее, она продолжила, дергая мужчину, - посмотри, какой же он хиленький и беленький весь! Какие псины-то, домой его неси, к Ларисе! Светочке лучше не видеть такое! Главный герой этого беспорядочного собрания узнал в ней свою соседку, тётю Любу. Это придало ему немного радости, сколько позволяло его состояние, учитывая, что из-за старой обиды она давно уже не общалась с его бабушкой, а теперь помогает её внуку. Может быть, после всего этого они наконец помирятся. Эта мысль вызвала в нём тёплую надежду. Тем временем суматоха в толпе усиливалась. Вокруг были слышны споры и ругань. Кто-то предлагал найти собак, а кто-то звонил уже в скорую помощь, попутно затыкая самых громких. Некоторые активно пытались заговорить с юношей, тормоша его за разодранные штаны и изношенную куртку, что делало только больнее. Почувствовалось, что кто-то всё же последовал недавнему совету из толпы и решил проверить его карманы. Благодаря боли, он всё ещё находился в сознании, однако в моменте ему стало тяжелее, словно на грудную клетку поставили десяток кирпичей, лишая возможности вдохнуть. Всему виной был Андрей, что весь покрасневший, выхватив платок у женщины, что протирала лицо, пытался ни то закрыть, ни то раскрыть рану в ноге. Тупая боль в ноге усилилась и стала острой и режущей. В глазах начало темнеть. Рука, что всё это время из последних сил упиралась в грязь, ослабла, и тело рухнуло в слякоть. Кто-то быстро поднял его. Он уже был мокрым от грязи и мокрого снега. В моменте ему казалось, что он в невесомости, а затем и вовсе голоса начали растворяться, отдаляясь. Тело стало ещё легче, будто и не было никакой физической оболочки. Всё произошло быстро. Последняя мысль, которая всплыла в его голове среди вихря эмоций, была о том, что теперь некому будет присмотреть за его больной бабушкой. Эта мимолётная мысль так же быстро с горечью растворилась во тьме.***