you cant force the stars to align (when theyve already died)

      — Сколько раз?       Лу Гуан вздрагивает, а его лицо выражает лишь покорное отчаяние. Кажется, что все слова, которые он хотел произнести, будто бы высосали из его горла. Рубашка смещается и путается при каждом рваном вздохе, а лунный свет выделяет каждую её складку. Дождевые капли всё сильнее барабанят по стеклу, словно читая его настроение.       — Чэн Сяоши, пожалуйста, — начинает он срывающимся тоном.       — Это не ответ, — резко прерывает его Чэн Сяоши, — если ты не можешь позволить мне узнать всё, то скажи хотя бы эту чёртову вещь. Сколько раз?       Каждое проходящее мгновение бьется в напряжении, словно сердце.       — Я не знаю, — наконец говорит Лу Гуан, опустив глаза в пол, — я не могу сосчитать их все. Лу Гуан сильнее сжал пальцы, буквально вцепившись в диван. Он ожидал, что Чэн Сяоши начнёт кричать на него, или может быть даже ударит, что угодно. Что угодно, что сможет вырвать его со дна, из тёмного, горячего месива в желудке, грозящего вот-вот вылиться изо рта.       — Лу Гуан, — зовёт Чэн Сяоши.       Лу Гуан вздрагивает с каждым ударом сердца, которое, казалось, вместо крови теперь перекачивало тревогу. Он не отвечает, но всё же поднимает взгляд на Чэн Сяоши.       — Ты, — голос Чэн Сяоши срывается, и он замолкает на мгновение, прежде чем продолжить, — ты не можешь это делать.       — Я должен.       — Это ведь рано или поздно убьёт тебя.       — Но ведь всё ещё нет.       — Это не может быть изменено—       — Не обязательно, может для тебя—       — Это, блять, нельзя изменить, очнись! — Чэн Сяоши повышает голос, надеясь достучаться до Лу Гуана. Лу Гуан вздрагивает и снова опускается на диван, сильно прикусывая щеку. Кровь, словно острые бусинки, терпкие и металлические, оседает на его языке.       Раздаются раскаты грома, и спустя мгновение, комнату озаряет вспышкой молнии.       — Я умру, Лу Гуан, я уже почти мертв! — Чэн Сяоши продолжает, слова, словно языки пламени, вырываются у него изо рта, — ты уже видел себя, пытающегося вновь и вновь. Но это бесполезно. Ты ведь знаешь, что это бессмысленно! Я, блять, должен был видеть, как чья-то мама умирает у меня на глазах просто потому, что ей не суждено было спастись. Я должен был оставить Ли Тяньси гнить в том туннеле, потому что я знал, что её уже не спасти. Когда я думал, что ты умер—       Голос Чэн Сяоши срывается, а слёзы стекают по его лицу.       — Когда я думал, что ты умер, Лу Гуан, я так сильно хотел вернуться назад. Просто, чтобы спасти тебя. Но я не сделал этого, потому что знал, что ты никогда не простишь меня за это. Ведь это бесполезно, и оно противоречит всем твоим правилам, твоей морали. А теперь, ты говоришь мне, что ты—       Чэн Сяоши прячет лицо в ладонях, а его плечи сильно дрожат. Всё, чего Лу Гуан хочет, это мягко убрать его руки, и вытереть слёзы с мягко освещённого луной лица. Сцеловать печаль из его глаз.       — Чэн Сяоши, — как можно мягче говорит Лу Гуан. Он наклоняется вперёд и проводит пальцами по рукам Чэн Сяоши, — Можешь посмотреть на меня?       Чэн Сяоши медленно опускает руки на колени. Он всё ещё не смотрит в глаза Лу Гуану, предпочитая вместо этого рассматривать сжатые в кулаки ладони. Слёзы по прежнему стекают по его лицу, падая на побелевшие от напряжения костяшки пальцев.       — Почему, — содрогается Чэн Сяоши, — почему ты так поступаешь с собой? Лу Гуану кажется, будто бы его грудная клетка горит.       — Ты нужен мне.       — Что за чушь. Ты можешь прекрасно обойтись без меня, и всё будет в порядке.       — Нет. — резко прерывает его Лу Гуан, тем самым заставляя Чэн Сяоши наконец-то посмотреть ему в глаза, — Нет, я не могу.       — Лу Гуан, прошу тебя—       — Я тебя люблю       Чэн Сяоши бледнеет, и резко выдыхает, — Нет, не любишь.       — Люблю.       — Блять, ты не можешь думать, что сейчас самый подходящий момент для признания в любви.       — Это не, — Лу Гуан на мгновение теряется, разочаровано жмуря глаза, — Это не то, что я имел в виду. Я люблю тебя. Ты мне нужен. Ты мой лучший друг, ты моё всё, Чэн Сяоши.       Тишина, что последовала за этим заставила Лу Гуана продолжать говорить.       — Ты — ты самый важный человек в моей жизни. Как ты вообще мог подумать, что я смогу жить без тебя?       — Значит, это всё о тебе, — резко говорит Чэн Сяоши, — разве здесь я не должен иметь право голоса?       — Я знаю, что эгоистичен, — слёзы грозятся вот-вот вырваться из глаз Лу Гуана, — Но позволь мне быть им ради тебя. Пожалуйста. Я хочу, что бы ты жил самой полной жизнью, какой только можешь. Я хочу, что бы ты побывал во всех тех местах, о которых ты рассказывал. Я хочу, — одинокая слеза всё же срывается с его ресниц, — Я хочу знать, как ты будешь выглядеть, когда состаришься. Я хочу, что бы ты умер, зная, что прожил долгую и хорошую жизнь. Я хочу, что бы ты умер в своей постели, что бы рядом с тобой были все, кого любишь, а не истекая кровью в моих объятиях. Не будь таким упрямым. Ты ведь помог стольким людям. Помог мне…. Так позволь ответить тем же. Позволь помочь тебе. Хотя бы раз в жизни побудь эгоистом, и позволь мне сделать это для тебя, Чэн Сяоши. Прошу тебя.       Лу Гуан прикусил губу, но всхлип всё равно вырвался. А потом ещё один. И ещё, и ещё, пока слёзы не стали свободно стекать по его лицу, пока не ослаб его контроль над движениями своего тела. Пока он, икая и дрожа не опускает голову, будто бы стараясь свернутся в клубок.       Проходит ещё несколько мучительно долгих мгновений. Чэн Сяоши придвигается вплотную к Лу Гуану, обхватывая его, кажущуюся маленькой, спину, и прижимает к груди       — Я не могу позволить тебе умереть, — срывающимся голосом говорит Лу Гуан, в перерывах между тщетными попытками заглушить и подавить рыдания, — Я всё ещё нуждаюсь в тебе. Я не могу снова позволить тебе умереть. Чэн Сяоши чувствует, что его глаза снова горят.       — Останься со мной, — судорожно выдыхает Лу Гуан, цепляясь руками за спину Чэн Сяоши, — не уходи пока. Сердце Чэн Сяоши разрывается на части, он чувствует слёзы, каскадом стекающие по его щекам, и мелкими капельками падающие на волосы Лу Гуана, и крепче прижимает того к себе.       Он никогда так не боялся Лу Гуана.       Он никогда никого не любил так сильно.       — Я останусь, обещаю, — говорит Чэн Сяоши голосом, близким к срыву, — Я останусь здесь так долго, как ты позволишь. Он цепляется за Лу Гуана до тех пор, пока дождь постепенно не стихает, оставляя лишь воробьиные крики раздаваться в ночной тишине.