Вера

Пролог Несмотря на свое величие, Азам не всегда были такими. Их военный прорыв заключен лишь в одном факте – отличная приспособленность. Тогда, когда старый король только изгнал их из страны, Азам начали терять человечность… Точнее говоря, их небольшое общество деградировало до племенного уровня, утрачивая всякие людские и светские законы, в то время как всюду были королевства, а некоторые уже освоили книгопечатанье, но, как мы знаем, история циклична. И, как и заведено человекам, эльфы начали уничтожать друг друга и воевать за территорию меж собой же, борясь за эти маленькие клочки земли, как голодные псы борются за гнилые кости. Отголосок племенной культуры есть в этом сверхобществе и сейчас, но в самом неожиданном месте, а именно в военной отрасли. Разделившись на воинствующие племена, Азам выяснили для себя главный биологический механизм выживания: «Делай то, в чем ты хорош настолько идеально, что можно было бы наплевать на все остальное», так и появились племена, что дрессируют зверей, другие изготавливали яды, которые способны были убить сорок человек одной каплей, а третьи собирали из веток и камней големов. Каждое племя отточило навык до абсурдного идеала – и сейчас именно это и помогает Азам’Сауд’Дахиль. Жрецы смогли объединить под своим началом, казалось бы, разные и воинствующие племена. Так и появился первый жрец огня – воин, за которым шли все остальные воины. Прошли уже столетия, но что-то все еще неизменно. Воины разных отраслей до сих пор мажут лица глиной, изображая свою принадлежность к тому или иному полку, носят керамические и деревянные маски, используют украшения, свидетельствующие о их бесконечно мощи, а также танцуют языческие танцы и покланяются идолам-покровителям. С большой силой приходит и большая ответственность, а посему всех воинов разделили, став выдавать им специальные нашивки, каждая из которых что-то значала, собрав их тем самым в огромные группы. Самой многочисленной считаются внешние войска – они носят форму соответственно своей принадлежности. Например, стрелки перематывают тела темно-синими тряпками и лентами, что пропитаны огнестойкими жидкостями, перевязывают полотнами лицо, чтобы не задохнуться в дыму, носят широкие шляпы из соломы и тонких прутьев, чтобы не ослепнуть от вспышек и не оглохнуть от взрывов, а вместо брони засовывают под одежду металлические пластины. Конструкция странная, но надежная для солдата, чья основная роль менять дислокацию и подавлять противника – чудесное решение, не стесняющее движения. Но вместе с тем, на их груди красуется нашивка, изображающая два скрещенных ружья – стрелковое и гренадерное войско. В красных робах, с перевязанными руками ходят именитые пироманы. Смерть любой пехоты – маги огня Азам, створяющие пламя своими руками и ногами, а где-то рядом Сак’Ид-ы, маги, способные подавлять тело человека, управлять им и его мышцами - ужас любого незадачливого дурочка, подумавшего, что с мечом он может пойти на владельца тайных и непонятных разуму обычного человека сил. Робы Сак’Ид-ов белого цвета, приталенные и исписанные красными знаками, а от бровей и до самого подбородка тянутся длинные красные змеи – символ их силы. Этих довольно разных солдат объединяет золотая нашивка на груди, что изображает ладонь внутри шестиконечной звезды, посередь которой зияет вечное око – символ их силы их ума. В невзрачных доспехах из десятков мелких щитков ходит гордость имперской армии – пехота с копьями, щитами и разнообразными мечами, лезвие которых способно за один удар отрубить ногу или руку. Их шлем – гримаса разъярённого зверя, готового впиться своими клыками в шею любого противника. На нагруднике символ истинного гнева и храбрости – гордая пума, в зубах которого зияет хопеш. А в тени ночного небосвода, за спинами притаились грозные ассасины, способные ползать по стенам как пауки, просачиваться в щели подобно змеям и двигаться бесшумно, как кошки. У них нет доспехов, лишь грубые кожаные и тканые повязки, сплетающиеся в плотные нагрудники, наручи и поножи. На их груди эмблема с закатом – таким же тихим и безмятежным. В легких доспехах из коры и дерева, на изящных косулях восседают тихие убийцы – грозные лучники. О лучниках Азам не даром слагают легенды, а все соседи бояться армии Империи, ведь ходу косули, бегущей почти пятьдесят километров в час, они способны попасть стрелой в глаз летящего журавля, а на груди угрожающе сияет очередная нашивка – смертоносный сокол, в лапах которого стрела. Но не одни люди и технологии приносят пользу Азам. Самыми дорогими и уважаемыми гвардейцами являются всего три когорты: великаны, заклинатели зверей, инженеры. Каждый из оных имеет особую нашивку, изображающую девяти конечную звезду с солнцем внутри – знак исключительности. Великаны ростом два с половиной метра, родившиеся такими, сила этих грозных богатырей превосходит возможности обычных эльфов раза в три, они способны носить на руках пушки и поражать страшной карой оборванцев противника. Их отличие – доспехи из чистых металлов и камня, а такой не пробьет ничто. Где-то в кустах сидит заклинатель зверя… Невероятного склада ума люди, способные воспитывать и говорить с огромными Азамскими псами, а оные, между тем, ближайшие родичи гиен. Их называют Гират’Урш, где «Урш» значит зверь, а «Гират» значит щит или доспех. В холке зверь метр с шестью, челюсти способны дробить кости, а шкура настолько прочная, что ее на пробить даже мечом. Особым свистом заклинатели общаются со зверями, отдают команды, а те, в свою очередь, настолько умны и тренированы, что способны вычислять из толпы врагов и разрывать их на куски. Ходят слухи, что заклинатели зверей происходят из древнего рода идола Щипшу’Наги’Брахмада. Но мастера Азам пошли дальше, овладев заклятием не только животных из плоти и костей, но и каменных зверей-титанов. Дело в том, что големы, которых создают мастера-механики, не совсем искусственная жизнь… Совсем иная конструкция. Големы Азам не похожи на мертвецов или рыцарей плоти, которых создают конструкторы тьмы и прочие колдуны, так как последние лишь имитируют жизнь, наполняя сердце и душу мертвеца болью и страхом, который он пережил перед смертью, заставляя его тем самым вечно бороться в агоническом ужасе за свою жизнь перед невидимым врагом. Они так же не похожи на соломенных и деревянных фамильяров ведьм, так как те питаются душевной энергией своей хозяйки, как бы напитываются ее жизненными силами, но и оберегают ее. Мало чего общего имеют так же с «Стальными Джентльменами» - ведь они лишь машины, хитроумные механизмы с паровыми двигателями в своих корпусах из стали, которых создают на юге, в Каталийской и Брубской провинциях¬. Големы имеют куда более сложное строение – каждый из них имеет сердце или даже несколько, особое устройство из сотен металлический скоб, разной толщины и геометрической формы, что вертятся и нагнетают энергию и тепло в пламенный камень – механический артефакт, собираемый из нескольких видов драгоценных камней и металлов, символы на котором должны быть высечены в определенных последовательностях и заклятиях, вечно твердый, но и вечно жидкий, достаточно горячий, что бы запитать жизнью каменного зверя... Основное слово, то, с которого начинается любой артефакт – слово «живи». Их называют просто – Нахир’Урш. В переводе «Огненный Зверь». Каждое из причудливое создание наделено разумом, у каждого есть хотя бы один металлический глаз, которым создание видит, а их каменную плоть украшают драгоценными камнями, мозаикой и стеклом, разрисовывают глиной или гравируют и высекают на ней узоры и сказания о великих подвигах. Это все сделано не просто так… Разум машины прост, но человечен. Именно для их приручения и управления создан особый элитный ковен – Надьир’Трабата. Воины заклинатели этого ковена представляют собой особых монахов. Всю жизнь подвергающие свое тело изнурительными тренировкам монахи Трабататхи питаются сырой пищей, обливают свое тело кипятком или ледяной водой, убивая тем самым свои нервные окончания. Монахи способны не есть и не пить месяцами, хлещут себя ежедневно плетями, ходят босыми, не спят сутками. Помимо тренировок тела, монахи тренируют свой разум и дух. Ни одна магия не способна сломить дух Трабататха, ведь они не чувствуют ни боли, ни страха, ни голода, ни холода, подобная холодность позволяет воинам ковена входить в полный союз умом с големами, идеально управляя им. Но не меньшую гордость вызывают и внутренние войска Азам… Орган религиозно-правового надзора – Гахипшурат. Отличный от Ковена Оракулов и обособленный от Ордена Магоборцев. Гахипшурат является напрямую связанным со всеми религиозными, судебными и некоторыми политическими делами, выступая основной сдерживающий силой, по своему наименованию, Гахипшуты – полиция с уклоном в религиозный надзор. В их обязанности входит уничтожение сект, ереси, захват и уничтожение еретичных писаний/учебников/артефактов, так же арест, провидение публичных казней и судебных разбирательств, надзор за гражданами и их защита. Отличить их от других воинов очень просто. Рядовые гахипшуты носят бежевую форму, состоящую из бежевого приталенного камзола с высоким воротником, обрамленным золотом и застегивающийся на пуговицы, заправленного в бежевые кюлоты в пол, поверх которых носились высокие кожаные сапоги чуть ниже колена с каблуком в 5~8 см. Сапоги украшены металлическими элементами и мозаичными картинками, усилены броне-пластинами. Пуговицы от сапог застёгиваются сзади на икрах, на самом верху сапоги оканчиваются кисточками (узоры, количество и вид украшения кисточек, а также цвет свидетельствуют о звании). Грудь камзола украшается медалями и нашивками в виде маленьких плетеных веревочек (цвет и вид веревочек так же говорит о звании). На плечах, чаще всего, находятся наплечники, украшенные бахромой и перьями. Но самая яркая часть гахипшута – шлем. Шлем имеет вид благоговейно-спокойного лица, инкрустированный стеклом и кусочками мозаики и вечно сохраняющего покой, какой и должен иметь истинный блюститель закона. Несмотря на свой высокий статус, в последнее в обязанности гахипшутов вошел также надзор за мигрантами и нелегалами, проживающими на территории империи. С того момента их и стали боятся все, даже граждане страны. В своих помыслах гахипшуты холодны и непреклонны, а власть их настолько велика, что прямо на улицах можно увидеть, как они устраивают очередное разбирательство, а то и вовсе казнят кого-то. Тут и там, в маленьких и больших городах можно услышать крики на солнечном языке, плачь, мольбы о пощаде, грохот и шум, создаваемый очередным рейдом на спрятавшихся иноземцев, ведь по законам империи, они должны арестовывать «залетных», отправлять их в лагеря и тюрьмы или высылать за выкуп на родину, только дело в том, что под «Словом Императорским о задержании и исполнении обязанностей полицейских» значится пункт, что: «Всякый, кой смеет сопротивляется закону и силе государственной, да вред причинит, да посмеет ранить служителя Империи – статус заимеет врага, и, словом императорским о казне и о вооруженном захвате, приговорен тут же будет к смерти, ибо причинить гражданам вред может, да опасен подобно разбойнику…». Нет более уважительной среди бандитов и разбойников статьи, как убийство или причинение вреда гахипшуту, такие рецидивисты идут на эшафот с высоко поднятой головой, либо умирают с улыбкой на лице прямо на месте задержания. Полицию Азам страшатся все, простой люд называет их «палачами черного солнца», а бандиты просто и лаконично «жрецкие крысы». Вера В этих краях солнце светило также ярко, как и по всей священной земле, только вот жарко тут не было. Вечные болота Дагдат – самый западный регион Азам’Сауд’Дахиль, на территории которого проживают племена, подчиняющиеся законам империи, но являющиеся ее чуть обособленной частью. Всюду здесь растет высокий камыш и рогоз, тростник создает непроходимые заросли и прячет крабанов – здоровенных хищников с длиннющими клыками, чье тело похоже на крокодилье и покрыто жестким редким мехом, а морда похожа и на кабанью, и на крокодилью одновременно. На берегах и узких тропинках развиваются и тихо шепчутся высокие колосья осоки, а над зарослями белой пушицы возвышаются плакучие ивы, медленно покачивающиеся и грустно сгибающиеся над илом и водой, будь то прибывая в вечной скорби. Несмотря на дикость и оторванность от всего внешнего мира, да что уж говорить, даже охотников из земель Дагдат во время начала войны с Вечнозеленым Царством никто не забирал, так как никто кроме них так хорошо не знал эту местность, а значит всякие городки и деревушки быстро сгинули бы без своих кормильцев, хотя с имперской властью никто в этих краях и не спорил, а порой матери даже отправляли своих сыновей в стрелковые полки. Учебники и современные религиозные писания привозили сюда редко, но местные жители их активно разбирали и изучали, не противясь и законам, которые устанавливал император. Проблема была в том, что никто, кроме самих жителей, эту местность толком не знал. Антилопы и косули топли в тине, а о более тяжелых средствах передвижений и слов не было. Вот и сейчас у смиренно застрявшей в тине косули сидел человек в форме, безуспешно тянувший ее за вожжи. Его сапоги и кюлоты все были забрызганы грязью, каблук наполовину увяз в почве, а перчатки и рукава камзола пропитаны болотной водой и тиной. Форма человека была молочно-желтого цвета, с двумя красными линиями одинаковой ширины чуть ниже ребер, которые как бы опоясывали высоко посаженный ремень сверху и снизу. Ленточки, веревочки на груди и плечах, а также сам узор формы свидетельствовали о том, что перед животным сидел гахипшут, да не просто, а капитана высшего порядка, а так как на вожжах косули были такого же цвета ленты и веревочки, можно было сделать вывод, что животное принадлежало этому капитану. Капитана звали Наггир, а его верного друга и транспорт – Ойю, луговая косуля с длинной рыжей шерстью, белой мордочкой и брюшком, а также длинными и изящными ногами, на таких ездили те, кому не нужен был комфорт, а нужна была скорость, ведь своим галопом косуля могла достичь скорости восемьдесят километров в час. Мужчине, почему-то, показалось, что легкая и изящная косуля сможет без проблем пройти по этим болотам… По правде говоря, ему ничего и не оставалось, кроме как полагаться на свое «показалось». Единственное, что выдали ему в секретарите – старенькая карта, репортажные бумаги, культурно-этническая номенклатура, современные списки божеств и культурных идентичностей, а также потертый список вероисповеданий, которые были популярны на Дагдате. Потому, что ему выдали, было ясно и отношение к нему. Наггира не любили коллеги, его не любило руководство, а в секретариате на него смотрели снисходительно, как на дурака. Выгнать из Гахипшурата его не могли, за все время службы этот повернутый на правилах и законе не совершил ни одного правонарушения, но и звезд с неба схватить он не мог физически, так как был намертво стиснут стальным хватом безразличия и векового кумовства. Коллеги звания выше смеялись и сочиняли сплетни, а те, что были ниже, побаивались и считали чокнутым. У него не было друзей, кроме верного скакуна и сабли, а в остальных он и не особо нуждался, свой коллектив казался ему презренным и глупым, не его полета, мол, они никогда не поймут его, никогда до них не дойдет как он свят, и вообще, такие как он должны сидеть на троне… ну или хотя бы рядом… — Ойю… Солнечный Отец, прошу, ты только не брыкайся… Я не хочу оставить тебя здесь! — на единственном глазу капитана навернулась слеза, вот второй глаз он потерял давным-давно. Это произошло когда он помогал расследовать дело о коррумпированных чиновниках и служителях закона, а когда его компания уже была близка к тому, что бы по именам назвать каждое звено в этой огромной цепи лгунов, в библиотеку ворвались подкупленные гахипшуты, кто-то сообщил им адрес, начали арест, все крича о том, что компания Наггира занимается подрыванием чести и достоинства тех-да-тех генералов и майоров, а потом произошло страшное - некий человек в маске выбежал из-за полок и, закричав лозунг «нет подкупному закону», выстрелил в одного из гахипшутов, развязав им руки на вооруженное задержание. Пол библиотеки быстро залили кровью, книги и полки громили одну за одной, стычка переросла в настоящее боевое противостояние, где ответственные и законопослушные граждане стали «террористами». В тот день ему крупно повезло, один из Агадхи Амона Замангии прознал о рейде, который устроили подкупленные чиновники, и прислал в библиотеку гвардию… Только было поздно… Наггир сражался, как лев, только вот ловкий удар кукри одного из гахипшутов лишил его глаза, почти всех единомышленников и друзей убили, а других серьезно ранили. Капитану повезло, из-за того, что факт подкупа стал общественно известным, резню в библиотеки верховный суд признал подвигом, а значит и посмертно признал государственные заслуги членам компании, а самого Наггира наградили парой орденов и дали выбор – выйти на досрочную пенсию, как служителя закона среднего звена, либо получить звание капитана и место службы в Гахипшурате. В голове, на тот момент, молодого человека плотно засела мысль: «я смогу изменить систему, смогу положить конец беззаконию», а посему выбор был очевиден. Только вот коллеги сразу невзлюбили дотошного и педантичного капитана, который еще и приехал непонятно откуда, так еще и пересажал друзей местного офицерского состава. Наггир не умел говорить ни на одном языке, кроме языка правды и закона. На зубок он знал каждое слово и постановление императора, каждый закон и воля государства была для него выше любой другой. Была даже у него такая особенность – вместо простого шага, капитан вышагивал как-бы маршируя, только вот руки всегда держал за спиной и нервно мял бумажку или перебирал нефритовые четки, которые всегда носил с собой. — Ойю, рядом гиратрабан, он сюда не проедет… Но я приведу помощь, прошу, подожди! — волнуясь, но теша себя приятной надеждой на лучшее, мужчина вспомнил, что гиратрабан, на котором его привезли, будет стоять в нескольких километрах на твердой почве еще десяток дней, на тот случай, если что-то пойдет не так, а посему, поспешно собрав пряди, выпавшие из тугой косы на потный лоб, он подскочил, но тут же осекся, почуяв своим шестым чувством что-то неладное. Та ситуация в библиотеки навсегда научила его держать ухо востро. Не думая ни секунды, Наггир выпрыгнул из кустов, выставив вперед на вытянутой руке свой пистоль, только вот бровь его удивленно дернулась, а око округлилось, так как перед ним стоял человек, не меньше него удивленный, но одетый в уникальный костюм – длинную юбу с высоким поясом чуть выше пупка, с ремнем из бамбуковых лент, на которых были написаны разные символы. На руках – браслеты, ноги в сандалиях, которые были сплетены из тех же бамбуковых лент до колена, а также и длинных тонких веревочек, на которых были нанизаны разноцветные деревянные бусины. Шею украшали громоздкие, наслаивающиеся друг на друга и спускающиеся на грудь и живот бусы, все из тех же пестрых деревянных шариков, а также фигурок животных и маленьких костяных эллипсов, с разными рисунками, чем то похожими на детские, а так же уникальные перламутровые камушки тонкой и вытянутой каплевидной формы, но вот то, что привлекло его внимание, было выше бус, на лбу, точнее говоря, опоясывая верхнюю часть головы, было надето нечто вроде повязки из одинаковых золотых прямоугольников, соединяющихся между собой одинаковым количеством жемчужных шариков(один в верхнем углу, один в нижнем, слева и справа), и самый средний прямоугольник, находящийся так, что кончик носа ровно разделял его на две половины, был инкрустирован ярким зеленым камнем, все такой же прямоугольной формы. В голове тут же всплыли рисунки из культурно-этнической номенклатуры, которую дали в секретариате, а точнее, головной убор, которые носят дети вождей. Первым неловкую тишину нарушил таинственный человек. — Дня доброго… а вы… судя по костюму, столичный ревизор? Отец говорил мне, что кого-то должны были прислать… Чиновника или военного, но я не ожидал вас здесь встретить! Это же дикие охотничьи угодья… — парень с удивлением начал оглядываться, будь то прибывая в поиске кого-то или чего-то, — Что ж, не уж то вы пришли сюда пешком...? Хотя, судя по вашему костюму, вы сюда приплыли! — юноша мягко улыбнулся, положив левую руку на бусы и нервно начав их перебирать. — Нет, ваша шутка не уместна, я приехал сюда на своем скакуне, который сейчас топнет в тине! Приведите помощь, а также представьтесь мне, перед вами должностное лицо. — мужчина говорил строго и очень четко, холодно чеканя слова. — Ах, какой кошмар, сейчас, — юноша развернулся и приложив руку ко рту громко свистнул, после чего закричал на все болото. — Ойлу’Кеш! Ойлу’Кеш! Ойлу’Кеш нат’ир наг, да батх, нат’ир гунаржищ! — это был солнечный язык, разве что диалект был капитану не знаком, единственное, что он услышал четко, было имя - «Ойлу’Кеш». — Что это все значит? Почему вы говорите на диалекте, — мужчина залез в сумку планшет, которая нужна была ему для хранения бумаг, и вытянул некую бумагу, — который… Ага… Хм... Не значится «активно-употребимым» в списке Дагдатских диалектов… — Эээ… Господин капитан, я не знаю, что вам ответить… — парень смутился, в его глазах появилось сомнение, с таким сомнением смотрит врач на душевнобольного. — Ну да ладно, не смотрите на меня, как обделавшийся ребенок, проведите меня в деревню, я устал торчать в этом иле. — Да-да! Конечно! — подтянул к себе большую круглую корзину без ручек, доверху набитую толстыми стрелами лука порей, — вы, кстати, как попали сюда? Дело в том, что вы очень далеко от деревни… Если повториться, то вы на охотничьих угодьях, здесь водятся дикие хищники… — Ну, что ж, поглядите на карту, если вам так интересно, ах да, вы, к слову, так и не представились… — Наггир хищно зыркнул глазом и стрельнул бровью, вновь потянувшись в сумку. — Ох, простите, совсем забылся! Мое имя – Кгай’Нан, а ваше? — Наггир Капитан 4-го отдела по борьбе с политическими и религиозными преступлениями… — мужчина протянул старенькую карту. — Ага… Хм… Да, карта старая… Многое изменилось, но, я прошу показать, как вы ее читали? — Вот так! — Ах… Вы… Не сочтите за грубость, но вы держали ее наоборот… Поглядите, вот наша деревня, она находится на юго-западе, а если держать вот так, то на северо-востоке… — Ааа… Нахир’Та! В секретариате мне не дали ни одного точного указа! — Ахахах, а вы, смотрю, остры на словцо! Вы смогли растопить лед между нами! — юноша рассмеялся, положив руку на погон собеседника. — Не обольщайтесь, по приходу в деревню я расспрошу вас про ваши бусы, про их символику, а также что же значит ваш головной убор… Кусты рядом с молодыми людьми зашевелились, кто-то или что-то по ним ползло. Капитан, вновь испугавшись, перевел пистоль в кусты, громко и четко выкрикнув угрозу, чтобы тот, кто находился в кустах, вышел. И это вновь помогло! Кгай’Нан положил руку на плечо Наггира, и только собрался что-то сказать, как заросли рогоза раздвинулись и из них показался высокий коренастый парень лет восемнадцати с длинными серыми волосами, глубокими серо-голубыми глазами и темно-коричневой кожей. Надет на него был охотничий костюм (соответствующий номенклатуре), представляющий собой платье из темно-синих перьев, кожаных лент и листов некого растения, а вот через плечо был перекинут длинный охотничий лук, украшенный лентами и ракушками, что-то во взгляде юноши заставило отступить назад и даже чуть опустить дуло пистоля. — Эм… Меня зовут Ойлу’Кеш… Я охотник и брат человека, который стоит рядом с вами… Я услышал, что меня зовут на помощь, и пришел, — тон у охотника был виноватый, он глядел то на брата, то на капитана, держась за рогоз. — Хм, хорошо, про твой костюм я спрошу позже… И про ракушки на вашем луке… — с испуганно-раздраженного, настроение сменилось на уставшее, сказалась дальняя дорога и количество происшествий, которые произошли за этот долгий день… Пистоль наконец-то оказался в нагрудной портупее, рядом с аккуратно запакованными зарядами, предназначенных для быстрой перезарядки во время боя… Ровно 6 штук, и одна пуля в пистолете. К слову, пистоль был именной… С коротким, украшенным узорами стволом, а все, кроме ствола и других металлических деталей, было из редкой кости морского котика, а на самом конце рукоятки болтались пару пестрых кисточек. Короткий ствол сказывался на точности, но крыл все это быстротой перезарядки и убойной силой. Он всегда был с капитаном, даже на собрании, где оружие запрещено, пистоль лежал на столе, рядом с левой рукой. Грязь чавкала под ногами, а вот в воздухе висела напряженная тишина... Кгай’Нан то и дело опасливо поглядывал на холодную, как лед, мину ревизора, все думая, как же ему нарушить эту неловкую тишину и расположить к себе. И наконец придумал! — А, как вы добрались до сюда? — тихо начал лекарь, запнувшись на слове «вы». — Гиратрабан. — Гиратрабан? — Вы не знаете, что это? — Нет, что вы, я знаю… Точнее слыхал… Пару месяцев назад я читал новости в газете, о том, как спроектировали и построили некий «Императорский-парадный» … — И как вам это чудо инженерной мысли? До вас доходят газеты? — тон капитана смягчился, кажется, он немного расслабился, тема величия горячо любимого государства позволила приоткрыться стальному сердцу. — Да, газеты к нам привозят каждый десятый день, все по слову Агадхи Амона Ургршии, мы все эти газеты читаем! — Не лебезите, если вы даже жжете эти газеты, это будет лишь отягчающим обстоятельством, но не основным… Так, выговор… — Эээ… Хорошо… Простите. В общем да, читаем. А вот мое отношение… Хм, я побаиваюсь всех этих технологий… Огненные звери были чем-то удивительным в наших землях, хотя они изобретены уже как шестьсот лет назад… А все эти танки, машины, пушки и аррти… артерли… артлеррил… — «Артиллерийские», вы имеете в виду? — поправил собеседник. — Да, они самые, спасибо! А р т и л л е р и й с к и е орудия! — мужчина по буквам повторил диковинное слово, — Все это заставляет меня прибывать в некоем трепете и гордости. Гордость связана с тем, что наша Великая Империя впереди всего мира, а вот трепет связан с тем, что для меня до сих пор не постижимо их устройство… Есть в этом что-то пугающе тайное… — голос мужчины дрогнул на слове «тайное». — Все очень просто, вы зря трепещете. Я могу объяснить устройство гиратрабана, если пожелаете. — Да! Я был бы рад послушать, все-таки, я понимаю, что для вас, я деревенщина и неуч. — Я не питаю к вам ложных представлений. Пока я о вас что ни будь не узнаю, не будет никаких к вам отношений, — устало цокнув отрезал капитан. ¬¬¬¬¬¬ — Как скажете. — Итак, гиратрабан представляет собой уникальную в своем устройстве машину. Первым делом, на наших фабриках изготавливают прочный и тяжелый металлический каркас, подвеска, на которой будет строиться весь танк. Слева и справа, к этому каркасу пристраивают прочные «гусеницы». — Гусеницы? Это те самые большие и жирные вредители, которые превращаются в бабочек? — Нет, это механизм, заменяющий обыкновенные колеса. Несколько небольших и толстых металлических дисков, соединенных между собой валами и ведущими катками. На эти диски и катки надевается прочная стальная лента, из шарнирно-соединенных звеньев прямоугольной формы. К ведущему диску-колесу подается вращающийся момент от маховика, о нем позже, а вот катки и держатели позволяют не провисать стальной ленте. На гусеницах гиратрабан едет. После построения гусениц и каркаса, начинают ставить стальные опоры и второй каркас, который позже оббивается деревянными и стальными пластинами. Справа находится бронированная дверь небольшого размера, а вот слева находится большой маховик, выходящий из внутренностей машины, во «внешности», огромный маховик оббивается стальными броне-листами под углом, как, в общем то, и весь танк. Ах да, внутри танка находится руль, маховик, пару ружей и, разность конструкций, орудия или пушки. Снаружи в броне и конструкции танка делаются пару тонких щелей для обзора, а еще, за частую, пару бойниц для ружей, — Наггир воодушевленно поднял руку и бросил взгляд на внимательно слушающего Кгайа, — Начну я с того, что внутри гиратрабана, в зависимости от конструкции, находится разное количество людей. Я приехал на Гахипшутском танке, у него нет пушек, но есть бойницы для огне-ружей и копий, а внутри помещается шесть человек. Два стрелка, два пассажира, один рулевой и один ведущий, вот о нем по подробнее! Маховик внутри танка имеет следующее устройство – большое круглое колесо крепится к толстому валу, с помощью плоских, широких пластин, иногда выходящих за диаметр колеса. Металл пластин – есть самая интересная часть устройства! Это высокоэнергичный металл, наши братья из Ли Жу Шэнь называют из «благородными», в любом случае, эти металлы очень хорошо проводят магию. Внутри каждого танка находится «ведущий», умелый боевой маг элементалист, который с помощью своих сил вращает маховик, передавая энергию в гусеницы! — Это просто поразительно, как инженеры додумались сочетать магию и технологии… Удивляют сами элементалисты, у нас есть один в деревне! Он подчиняет своей воли пламя, грязь и воду. — Это еще что! Вы видели танк, на котором везли императора в захваченный город зверей? — Нет, читал о нем в газетах, а что? — Да, самая настоящая сенсация! Столько издательств об этом написали, те, что прикрепили иллюстрации, до вас, должно быть, не дошли, но танк был просто чудесен, это надо было видеть, а не читать! Внутри поместились сорок пять человек, шесть пушек, два артиллерийских орудия, десять бойниц для огне-ружей, мушкетов и прочего стрелкового оружия. Целый выдвижной трон, пару столов и стульев, три маховика, четыре цветочных горшка, две статуи из золота– лев и олень, а броня танка была украшены мозаикой, разноцветными стекляшками и камушками! Ох, это надо было видеть… Просто невероятное зрелище… — Я верю, как жаль, что я это не увижу, — с досадой заметил мужчина. — Когда мы войдем в столицу лесных дикарей, праздник будет настолько громким, что о нем узнает весь мир, даже самые далекие северные деревни. — Да будет так. — с некой неясной грустью сказал собеседник. Эту грусть не мог не заметить Наггир, тут же став серьезным, но не рискнув задавать провокационный вопрос, но рискнул задать другой. — Где деревня? Сколько мы уже идем? — Ох, еще не близко, дорогой друг… Вы забрели далеко! — А что, тогда, вы там делали? — Я лекарь, моя работа помогать на полях, а также искать раненных… Как вы понимаете, охота дело опасное, да и тут, все-таки, мой брат! — Хммм… Вы пару раз говорили о том, что вы лекарь. Это так? — Да, но боюсь я лекарь не в столичном понимании… Я вряд ли смогу сделать и вживить человеку рабочий протез, заменяющий конечность, вряд ли смогу вскрыть кому-то череп, но вот какие травы нужно набить в рану, чтобы она не загноилась – знаю. Дело в том, что… Как бы сказать правильно… — Говорите на прямую. — До меня не доходят современные учебники о медицине… Я самоучка-дилетант. Рану я перевяжу, кость обратно в ногу засуну, смогу накормить травами, чтобы не болела рука, нога, живот, голова или что бы то ни было, но вот какие-то очень сложные вещи для меня закрыты… Я… Ох… Вы сожрете меня живьем! — Кгай схватился за голову со стыдливой физиономией. — Может и сожру, не томите! — Я духовный доктор! Я занимаюсь душой и разумом человека… Иглоукалывание, окуривание, отпаивание бальзамами, а также иные духовные практики – вот мой профиль, — с испугом и грустью проблеял Кгай. Капитан тут же нахмурился, зыркнув своим пронзительным оком на собеседника. — Вы практикуете языческие практики и альтернативную медицину? — прозвучал раковой вопрос. — Я… Затрудняюсь ответить… Идол Матри’Надатхи’Урша вроде бы относится к общепринятым… — Она – да, посмотрим на месте, чем вы там занимаетесь. Разговор сошел на нет, оба мужчины замолчали. Так, в молчании и холоде, прошло часа три, солнце опустилось очень низко, уже начался закат, а на горизонте появилась приятного вида деревня. На диву капитана открылось скопление глиняно-тростниковых домов, плотно посаженных друг к другу, но самое диковинное, что некоторые даже имели несколько этажей. Видимо здешнее плато было более расположено к строительству, хоть и для этих легких домиков нужны были фундаменты на сваях. Всюду можно было увидеть Прилавки, уличные рабочие столики, торговые лавочки, у каких-то домов были маленькие загоны с цесарками или утками, а у кого-то побогаче имелись небольшие загончики с длинноногими болотными козами, умиротворенно дремлющими на подстилках из соломы под маленькими навесами из тростника. Где-то виднелись корзины с овощами и ягодами, где-то горшки с травами и дикоросами, а где-то ящики с рыбой. Заострив внимание на большом двухэтажном доме, с парой пристроек и загоном с козами, Наггир с удивлением заметил, что в окнах вставлены пестрые витражные стекла, завешанные изнутри шторами с разными рисунками. Вопрос появился сам собой. — У вас тут есть плавильни и стеклодувные мастерские? — Есть, в нашей деревне их несколько, а еще есть кузнец. Как в таких условиях можно строить? Удивительная архитектура приятно озадачивала ревизора, до тех пор, пока он не увидел что-то вроде небольшой площади, на которой стоял большой глиняный идол, у подножия которого лежали золотые украшения и драгоценности, вазы и посуда, благовония и горшки с цветами. Наггир в совершенстве овладел всеми писаниями и религиозными учебниками, так что эти «подношения» сильно возбудили его «полицейское» возмущение. — А, что это за статуя? Кому она посвящена? — мужчина, подобно коршуну, быстро пошагал к идолу, доставая из кармана монокуляр, а уже подойдя к статуе, приставил аксессуар к оку и начал внимательно разглядывать писания на глиняных мольбенных плашках, заговоры и т.д. — Возмутительно… Что это? «…да упокоит свята-мать духов природы, да поблагодарит за нас тех, на чьем языке говорить мы никогда не сможем…», откуда эта молитва, гражданин Кгай’Нан? — Ох, вы должно быть… Я… Это древняя молитва! Она сохранилась со времен, когда идолам поклонялись, ровно как Солнечному Отцу!.. Я… — Язычество? Какая мать? Чья это мать? О каких духах речь?! — капитан резко обернулся, взглянув прямо в глаза напуганному лекарю. — Вы… Я… Успокойтесь, давайте пойдем на ужин. Вас ждут в моем доме с распростёртыми объятиями, — попытка спустить конфликт на тормоза удалась, но в каком-то ином смысле. — А с каких это пор, меня принимает какой-то лекарь? Где старейшина этой деревни? — уже в плотную подойдя к лекарю, зарычал ревизор. — Я старший сын старосты или же старейшины, по праву наследования и праву управления – я заместитель своего отца в полной мере, он уехал в город за современными учебниками в нашу новую школу. — Верю на слово. Идемте, этот день меня уже слишком утомил, а к разговору ЭТОМУ мы еще вернемся. Прямо напротив идола находился большой двухэтажный дом, который бросился в глаза, как только ревизор зашел в эту деревню. Жилец явно был зажиточен, так как помимо большого загона с козами, у дома находилось три пристройки, кажется, баня, леса со связками хвороста, а также приемная старосты, именно на ней висели имперские флаги и у самого входа стоял небольшой бюст императора. Входная дверь дома была интересного вида – сделанная из тростниковых досок, ее обивал некий большой гобелен. Такими гобеленами были обиты все входные двери в этом регионе, но вот рисунки у всех были разные. Здесь был изображен озерный горизонт, над которым склонялись ивы и камыши, а над водой блистала луна, в лучах которой бродила яркая цапля. У входа так же находилось небольшое крыльцо, на котором сидела юная девушка, вплетающая в свою длинную косу ленточки и ракушки и напивающая какую-то простенькую песенку-считалочку, а в ногах ее стоял пестрый горшок с какой-то крупой. Даже простой горшок не ускользнул от холодного волчьего взора. Каблук сапога звонко щелкнул, ступив на деревянный порог, капитанская растрепанная коса свесилась с плеча, а лицо, на которое вновь упали выбившиеся пряди, с интересом заглянуло в горшок, от чего юная леди вся сжалась и отпустила ленты, положив аккуратные ручки на венчик сосуда. — Бурый и черный рис… — тихо прошептала девчушка. — Вижу. Глаз у меня один, может и не такой зоркий, но все же видит. Что у тебя за серьги? — Их мне вырезал мой брат Уту’Ун. — мягкое прикосновение к деревянным сережкам заставило их звякнуть, так как к нижней их части были приделаны маленькие разноцветные ракушки. — Ты живешь в этом доме? — Да. — Ты дочь старосты? — Да. — Сухо, но по делу. Я тебе не друг, но боятся меня не стоит. Кгай – твой брат? — Да, это так. — Сколько вас в семье? Охотник, лекарь, девочка – трое? — Нет, — девушка задумалась, подняв глаза и уведя их куда-то в сторону, — нас в семье пять. Я, брат Ойлу’Кеш, брат Кгай’Нан, сестра Намададри, а также названный братец Уту’Ун. — Интересно, названный? Из какой он семьи? Откуд… — мужчину резко перебили. — Я могу ответить вам на все вопросы, прошу, моя сестра слишком мала, чтобы разговаривать с серьезными дядьками полицейскими, — переведя взгляд на девочку, мужчина помахал рукой куда-то в сторону и тихо начал причитать, — кут уш кег, кут уш кег, найги та’та нахгриш! Кут уш кег! Речь вновь была диковинно-чуждой. Язык был солнечным, только вот речь разобрать почти не получалось. Единственное – «кут уш кег», эта конструкция была похожа на разговорную «кудш кегаг» из общепринятого имперского словаря, так как этим словом матери прогоняли детей, когда начинались взрослые разговоры, что-то вроде «беги, не мешай» или «брысь-брысь». Видимо, догадка капитана оказалась верна, девочка кивнула головой, встала и убежала куда-то в сторону загона с козами. — Войдемте внутрь, я вам все расскажу и дам сменную одежду. Накормлю и покажу вам покои.