Вера

Внутреннее убранство дома очень приятно удивило капитана. Несмотря на внешний сердитый вид, который неловко разбавляли рисунки, кусочки мозаики, окна и цветы, внутри дом выглядел невероятно уютно и просторно. Это была не просто лачуга из грязи и веток, вовсе нет. Внутри, вдоль стен, на равном удалении друг от друга, стояли опорные скобы из какого-то дерева, скорее всего ивы. Они упрочняли конструкцию, и делали ее визуально больше. Это было нечто вроде прихожей-сеней, так как тут и там стоял инвентарь, аккуратно были сложены корзины, сушилась рыба, стояли пара сундуков и даже шкафчиков, а на одежных крючках даже висели шляпы. Наггир обо что-то запнулся и, опустив взгляд, понял, что это были небольшие деревянные сандалии, стоявшие на плетеном коврике. — Вы можете разуться, в доме можно ходить без обуви, — лекарь оставил корзину куда-то в сторону, расплел свои сандалии, после чего ступил босыми ногами на деревянный пол, укрытый другими плетеными коврами. Интересно было то, что пол представлял собой вбитые в землю доски. Ступни в кожаном носке аккуратно опустились на деревянный пол, а любопытный глаз заглянул сначала в дверной проход справа, вместо двери были деревянные занавесы в пол, бусины которых представляли собой диковинный узор, комната справа была особенно большая, это была кухня-мастерская-обеденная, потому что в самой западной части стояла печь, возле нее посуда и котелки, рядом шкафчики и крючки с кухонной утварью, а совсем рядом у окна, на юге, емкости с глиной, инструменты для ее обработки, гончарный круг, краски, мозаика и кувшины с водой, и в этой же зоне, скрестив ноги, сидел человек в длинной голубой рубахе и фартуке, которые что-то активно из этой глины лепил, а вот уже прямо за выходом виднелись столы, стулья, скамьи с подушками и покрывалами, а также много цветов. Интереснее всего был дверной проход в восточной части большой комнаты, он куда-то вел. Повернув голову в сторону, взору пристал такой же дверной проход, ведущий в другую большую комнату - это был зал. На стене висели гобелены, где-то, что-то вроде картин, только не рисунок на бумаге, а длинные и тонкие, раскрашенные в разные цвета и плотно прижатые друг к другу палочки, образовывающие осмысленное и красивое изображение. В этой комнате был небольшой книжный шкаф, вновь лавки с большими спинками, которые были закиданы подушками и покрывалами, пара небольших столиков, подобие камина в западной части комнаты, небольшой бюст императора и снова горшки с цветами. — Это зал, в нем мы принимаем гостей и отдыхаем семьей, а справа от вас кухня. Из кухни можно выйти в комнату Уту’Уна, а из зала подняться на второй этаж, или попасть в женскую спальню – комнату моих сестер, — проведя небольшую экскурсию, Кгай поднялся в зал, именно поднялся, так как из прихожей, с деревянным полом, были пару порогов, которые вели в эти комнаты. Особенность строения заключалась в том, что пол в комнатах был сделан из каменных плиточек, что-то вроде упрощённого паркета, разноцветные узоры, по ним ходить босым казалось более приятным и реализуемым, чем по доскам. В зал капитан заходить не стал, а направился сразу в кухню, заодно решив познакомиться с названным сыном старосты. Но стоило зайти внутрь, раздвинув занавесы, как человек с глиной в руках резко обернулся и даже немного напугал Наггира. Юноша явно был молод, не старше Ойлу’Кеша, которому, как показалось Наггиру, было слегка за восемнадцать. Только вот лицо его отличалось, было более серьезным, как будь-то более взрослым чем все остальное тело… А глаза глядели в разные стороны холодным, но почему-то не лишенным разумности взором. Левый глаз смотрел куда-то чуть ниже, а правый в сторону носа, но вот оба были затянуты какой-то белесой пленкой. — Братец, что за человека ты привел… Почему он ступает так тяжело… — тихо зароптал мальчик. Откуда-то издали донесся звонкий голос лекаря. — Уту, не пугайся, я сейчас приду и познакомлю тебя с нашим гостем! Он поживет у нас некоторое время, — из-за занавес показалась сначала голова, потом и все тело старого знакомого, он миновал оробевшего мужчину, подошел к мальчику на полу, обнял его, после чего отошел к кастрюлям и прочей утвари, жестом указав капитану на лавку. — Этот человек… — юноша протянул руку, — Вы несете за собой что-то тяжелое, оно всегда с вами, но вы не чувствуете этот вес… А быть может, давно научились делать вид что не замечаете его… — Что? Что ты говоришь? Ты разве не видишь кто перед тобой? — нахмурился капитан. — Уту слеп. Он ничего не видит, — спокойно проговорил лекарь, снимая со лба причудливый головной убор. Впервые, за долгое время, хоть и в напряженной обстановке, но Наггир смог присесть и хоть немного расслабиться. Чуть ослабил удушающую хватку ремня в кюлотах, снял с пояса саблю и положил ее на край стола, а сам откинул голову назад, громко выдохнув. — Устали? — участливо поинтересовался Кгай’Нан. — Да… — Сейчас с охоты вернется Ойлу’Кеш, к слову, косулю вашу, с трудом, но вытащили. Вещи, что были с нею, вам передадут, а вы сами не желаете переодеться? Сестра Намададри постирает вашу форму. — Я бы с удовольствием, но у меня не во что. — Что вы, не смешите, позвольте я провожу вас в спальню для гостей! Она будет ваша на то время, пока вы здесь, там же уже ждут вас вещи. Сколь не ленно и неохотно было вставать с такого сладкого и долгожданного места, это все же пришлось сделать. Первый дверной проем, второй, вот уже и зал. В глаза бросилась новая деталь, оказывается, в уголке на лавке все это время сидела высокая девушка лет тридцати, с камышовой кошкой на коленях и книжкой в руках. Глаза у загадочной литераторши были очень умные и теплые, темно оранжевые, с небольшой желтой точкой в правом зрачке и густыми ресницами, а длинные и густые волосы, светло желтого цвета были собраны в аккуратный хвост, лежавший на плече. Подняв очи, девушка поздоровалась, назвав свое имя – Намададри, вот, видимо, и хозяйка семейства. — Почему вы заместитель, если ваша сестра явно старше? — прозвучал грубый, но разумный вопрос. — Меня молодят ванны из ладана и лаванды, мази из пушицы и диета из овощей и фруктов. Моей сестре двадцать шесть лет, а мне двадцать восемь. — Удивительно, — капитан по теплому усмехнулся, — а сколько, по-вашему, мне лет? — Хм, не сочтите за лесть, но несмотря на то, что вы очень часто хмуритесь, вы очень хорошо выглядите! — Умоляю вас, на глазу повязка, а на лбу уже морщины от «часто хмуритесь»! — Зря вы так, я дал бы вам не больше тридцати, а повязка вам очень идет. Добавляет вам мужественности, строгости и стати. — Что ж, трудно не счесть это за лесть, но приятно. Мне уже тридцать восемь. — Да быть того не может! — парень обернулся, искренне удивленно взглянув в лицо капитана. — Да-да, на десять лет вас старше. — Невероятно… Не желаете принять ванну с ладаном? — усмехнулся лекарь и, на удивление, вслед за ним посмеялся капитан. Приятный уют помог оному расслабиться и отпустить свои тревоги. За легким разговором, Наггир не заметил, как уже поднялся по аккуратной каменной лестнице, украшенной все той же мозаикой, и прошагал по коридору в самый его конец. Да, вот и его комната, в самом конце. Всего дверей он насчитал пять – одна на лестницу, вторая в чью-то комнату, третья тоже, четвертая вновь комната, ну и само собой пятая, перед которой он сейчас стоял. — Проходите, не буду вам мешать и напрягать вас своей компанией, думаю вы от меня уже устали. На столе стоит зеркало и свеча, трутница тоже. Если в ней закончился трут – спуститесь и обратитесь к Ойлу’Кешу. Чернила в столе, ваша одежда на кровати, так же на столике стоит бутылочка нектара, — мужчина повернулся и хитро улыбнулся. — Вы можете пригубить пару стаканов… Лучше перед сном, так сон лучше,— подмигнул Кгай. — А еще рядом с окном стоит кувшин с водой, на случай жажды. Располагайте-с. — намеренно утрировал манеру говорить в светском обществе Кгай’Нан, на свое же удивление рассмешив капитана. — Непременно-с, лубейзнеший-с. Дверь за Наггиром тихо закрылась, и он без сил рухнул на кровать. Рядом с лицом оказался комплект одежды – свободные синие шаровары с красивыми пестрыми швами, на которых был узор из красных и зеленых треугольников, свободная рубаха с длинными рукавами и открытым воротом, настолько сильно, что сужался он лишь у пупка, образуя большой треугольный вырез, края которого тоже были украшены этим незамысловатым узором, лента для волос, головной убор, расческа, а также соломенные тапочки, отличные от тех, что носили на улице, эти были легкие, свободные, в них можно было просто засунуть ступню, либо, соответственно, просто высунуть, сандалии, в которых был лекарь, такой роскоши не позволяли, их надо было долго заплетать и расплетать вокруг икр. Когда форма была сброшена на пол, а на груди и ногах оказались приятные и легкие объятия муслиновых одеяний началась фаза размышлений в слух, капитан часто грешил этим из-за отсутствия толковых собеседников. — Интересно, из чего эта ткань? Не похоже на стекольный шелк, которые используют в империи… Что-то вроде муслина? Хм, хлопок, лен, шелк… Что же там еще… Какой-то необычный материал… — приложив рукав к носу, он шумно втянул воздух, — Хм, очень приятно и свежо пахнет… — неспешно подошел к окну и отодвинул штору, — Солнце заходит… Вон и Ойлу идет… В руках у него сом...? Странно, как он умудрился поймать его без удочки… Меня не перестают удивлять эти люди... Мужчина нагнулся к лежащим на полу вещам, покопался в них и достал пистоль, заткнув его за пояс, а в карманы штанов положил заряды для оного же, оглянулся пару раз и подумал про себя: — «Где же мой планшет…». Планшет лежал в прихожей, он и не заметил, как сам непроизвольно скинул его с себя, а когда это досадное упущение до него дошло, на душе вновь стало тяжко и ленно. — «Вновь спускаться… Ладно, заберу свою саблю». Аккуратно выйдя из комнаты, Наггир заметил девушку в конце коридора, это была старшая сестра Намададри. — Ужин еще не готов, вы можете отдыхать! — голос ее звучал бархатом, чем-то мягким ласкал слух. — Нет, что вы, я забыл свою саблю и сумку планшет внизу. — Ох, тогда ладно, как вам наши традиционные одеяния? — Очень удобно… Из какой ткани вы их шьете? — Из муша. — Муш? Что это? — Хлопок и лен не очень хорошо растут на болотах, а вот муш себя отлично чувствует. На ощупь он похож на смесь льна и шелка, очень легкий и прочный. По-разному сплетая ткань, мы добиваемся разных целей. Это – парадная одежда, легкая, красивая, нежная. — Я вас понял. — Я поднялась не просто так, хотела попросить вас отдать свою испачканную форму, сапоги уже у младшенькой, а вот остальные вещи я возьму на себя, — девушка положила руку на грудь. — Хорошо, будь по-вашему, я ее сейчас вынесу, погоны, ордена, медали и другие части снимаются, их нужно стирать отдельно, вы же знаете? — недоверчиво спросил мужчина. — Не знаю, вы не расскажите? — Я вам уже рассказал, — мужчина вновь зашел в свои покои, поднял с пола свои гахипшутские одежды, чуть свернул их и выглянул из-за двери, дева стояла все там же, только опираясь на стенку. — Вот, она крепкая, не потеряет в цвете и качестве, если вы, конечно, не собираетесь мыть ее кислотой, а про ордена и погоны я уже сказал, все что снимается – снимайте. — Вас поняла, хорошо, — взяв форму высокая фигура удалилась вниз по лестнице и вышла куда-то во двор. Наггир следовал за нею пару минут, но стоило ей выйти на улицу, он развернулся в сторону прихожей. На лавке лежал большой и пушистый кот. Такого он был приятного и умиротворенного вида, что рука капитана сама к нему потянулась, опустилась на шерстяную головушку и легко начала трепать зверушку за ухом. — В секретариате только лысые кошки… Они теплее, чем ты, но не такие мягкие… Как тебя зовут? — Его зовут Сишу, он живет с нами долго… Помню, я был ребенком, лет пять мне было, когда мы его приютили… — прозвучал спокойный голос откуда-то слева. Капитан непроизвольно дернулся, отпрянул от животного, тем самым его немного испугав, а потом уставился в сторону вещающего. Чуть поодаль от дверного проема стоял знакомый ему человек. Их первая встреча была не то, чтобы удачной, ведь один ткнул другому пистолетом в лицо, но, что ж, это не чуть не смутило Ойлу’Кеша. — Вы меня напугали… — Прошу, может на «ты» …? Или, хотя бы, обращайтесь ко мне на «ты», господин ревизор, — взгляд и тон был мягкий, расслабленный, чуть уставший. Пернатой робы и лука уже не было, на их место пришла рубаха, штаны, очень похожие на те, какие дали гостю, и пестрый безрукавный жилет. Жилетка имела интересный вид, не имея рукавов, она была прямоугольный формы, только вот на уровне пояса, спереди она спускалась длинным треугольным языком, две точки основания которого находились у левого и у правого бедра соответственно. А посередине тянулась вершина, спускаясь чуть ниже паха. — На «ты»? — капитан задумался. Он словил себя на мысли, что посчитал бы это невиданной дерзостью и даже оскорблением, в иных ситуациях, но, почему-то, смотря в большие светло-коричневые, даже ярко ореховые глаза, он смягчался… А быть может так влиял на него дом? Обстановка? Семья? Лекарь? Око задумчиво упало в пол, немного бурило его пару секунд, после чего вновь плавно поднялось на лицо охотника. — Да... Что ж… Давайте на ты… Точнее, давай на «ты» … — Ох… — лицо Ойлу засветилось теплом, но резко озадачилось и залилось красной краской, — я совсем не знаю, как тебя, господин, зовут! — Меня зовут Наггир. Я прибывал к вам из столицы. Меня послали… — Наггир осекся, он не знал, как сказать правильно… Что-то внутри подсказывало, что говорить: «меня послали уничтожить всю ересь, найти язычников и убить их на месте» не лучший вариант, — … Послали изучить вашу культуру! — этот ответ не был ложью, это было лишь лукавство, — Так что, если не затруднит, расскажи, что значит твой наряд, украшения, а также расскажи, для чего на твоем луке ракушки. — Я… Долго рассказывать, скоро ужин… Знаешь… Наггир, я бы хотел позвать тебя прогуляться перед сном! Ты не против? — Прогуляться? — звенящая дерзость, просто насмешка, издевка! Этот сучонок ходит по острию ножа! Выстрелить ему в ногу без разбирательств, пырнуть себя в плечо и арестовать за, якобы, попытку нападения! — Я… — Да, просто погулять перед сном! Ты расскажешь о своей работе, а я расскажу о всем, о чем знаю! — улыбка у юноши была очень добродушной, света ей добавлял чуть кривой правый клычок, как у котенка. — Да… Сходим после ужина, но пока, мне нужно собрать вещи и немного поработать, — быстрым шагом капитан миновал наглеца, схватил свою сумку, лежащую аккуратно на корзинах, и проскочил в кухню, где с удивлением заметил странную картину. У печи стоял Кгай, что-то помешивая в котелке, слева от него шинковали овощи и другие продукты сестры, а вот у стола стоял слепец. И вот именно в его руках была сабля… Длинные и чуть изогнутые ножны закрывали длинный и тонкий, изящный и бритвенно-острый клинок. Сабля больше была похожа на южную шпагу, так как была предназначена для боевых действий в черте города или иного населенного пункта, а значит должна была быть легкой, удобной для нанесения быстрых и точных ударов, но вовсе не для того, чтобы пробивать ей доспехи. Рукоять ее была тоже чуть изогнута. Если положить ее ровно перед собой, то лезвие будет изогнуто вправо, а ручка чуть изогнута влево. Так же сабля имела особенный эфес – из лангета гарда выходила лишь в сторону пальцев, закрываясь квадратной скобой у головки рукояти, тем самым полностью закрывая держащие оружие пальцы, а на самой гарде были небольшие пирамидальные шипы, позволяющие использовать гарду подобно кастету для полноценных парирований ударов и нанесения следом размашистых атак. Словив кастетом клинок противника, капитан мог тут же нанести удар наискось. Острота клинка, его изогнутая форма, мастерство Наггира – позволяли за частую окончить бой одним выпадом или взмахом. О том, сколь много боев так и закончились, свидетельствовали пятеро пестрый кисточек, с золотыми, серебряными элементами, а также ярким оперением или сбором разноцветных веревочек, торчащих из металлического венчика. Одна за то, что пять лет оружие в строю и ни разу не сломалось, вторая за то, что ей было казнено сотня человек, третья за то, что ей было парировано четыре сотни ударов, четвертая за пятьдесят отрубленных голов, а последняя, самая яркая, за то, что Наггир не проиграл ни одного боя. Возмущению гостя не было предела, только он хотел броситься и выхватить оружие из рук, как слепец повернулся и шокировал его странным вопросом. — А вам не тяжело носить ее с собой? — слова звучали искренне, так тихо, что их, казалось, никто и услышать не должен, только вот обернулись на них все, кто был в комнате, вся семья. — Чушь… Какое право вы имеете трогать мою саблю и… Что за бред! Это оружие современного образца, гений кузнечного дела, она весит всего семь сотен грамм! — возмущенно вскрикнул капитан. — Нет… Она куда тяжелее… — мальчик абсолютно спокойно начал обнажать лезвие из ножен, как вдруг вскрикнул и выронил ее из рук, — Теперь… Понятно… Как вы можете ее носить? Она такая тяжелая… На ней столько крови… Все в кухне вдруг резко затихли, испуганно глянули в сторону Уту, а лекарь даже бросился к нему и хотел было увести, как лицо капитана помрачнело, сделалось страшно серьезным и темным. — Стой, где стоишь, — выхватив пистолет из-за пояса отрезал Наггир, — Сколько же на ней крови? — обратился он вновь к любопытному мальчишке. — Много… Я никогда в жизни не видел еще столько… — А ты знаешь… Чья это кровь? — тон звучал язвительно, но при этом так холодно и страшно, что все тело слепца пробила дрожь. Пару шагов и ревизор оказался у сабли, спокойно нагнулся за ней, спрятав пистоль, а потом поднял и торжественно отошел в сторону, взяв в правую руку рукоять, а левую положив на ножны. — Я покажу тебе… — резким движением мужчина обнажил длинный, блестящий клинок на уровне глаз, от чего мальчик дернулся в сторону и начал испуганно глядеть то на пол, то на меч, то на капитана. — Сколько крови… Алый… Океан… — Этот меч убивал еретиков, он убивал преступников, оборвал ни одно существование жалких и ничтожных… — мужчина оглядывал лезвие сверху вниз, водя им в воздухе, — А от того он должен быть легким… Таковой он и есть… Он уже давно стал продолжением моей руки… Руки закона и воли империи… — Лжешь… Люди тянут к тебе руки, они идут за тобой по пятам, а из ран у них хлещет кровь. На твоем клинке оборвалась их жизнь… Твоя поступь тяжела, она отягощена твоим бесконечным страхом! Лицо капитана тут же перекосило от ярости и возмущения, хотя лицо его перекосило, в оке вдруг все потухло. — Ты не знаешь, что такое бесконечный страх! — мужчина сорвался на крик, молниеносно взмахнул мечом, только вот рука его дрогнула от нахлынувшей ненависти. Лезвие меча скользнуло по подбородку мальчика, рассекая нижнюю губу на двое и отсекая уголок верхней. Мир как будь-то встал на паузу, все вдруг замерло на месте, а потом резко вновь начало двигаться. На пол звонко упала отрезанная деревянная серьга, а вслед за ней звякнули капли крови, брызнувшие на стол и пол. Мальчик зажмурился от боли, схватился за губу и споткнулся о собственные ноги, свалившись на стол. Тут же к нему метнулись Кгай и Намададри, а капитан, осознав ужас ситуации, но все еще объятый яростью взвопил. — Сученок, я бы отрубил тебе язык, если бы мог… Ты! — его глаз застелило кровавой пеленой, а пальцы свело судорогой, сомкнув их сталью на рукояти меча. Его бы не остановил Кгай’Нан, что в ужасе выставил руку вперед, закрыв своим телом мальчишку, но вот только где-то вдали послышался холодный звон, подобный тому, будь то тебя окотили ледяной водой. — Наггир! — вскрикнул Ойлу’Кеш, бросившийся вперед. Сознание вновь вернулось к капитану, он понял, что происходит вокруг него. Ярость сменилась смесью гнева и отвращения. Звериный оскал сменил собою сомкнутый в немом призрении рот. — Какие… Я… Да я бы вас… ДА БУДЬ ЭТО ВСЕ ПРОКЛЯТО! — мужчина замахнулся еще раз, но рука его задрожала и он бросил ладонь с мечом вниз, после чего рванул в сторону выхода, сбив в сторону ударом плеча охотника и выпадом ноги распахнул дверь, вырвавшись на улицу. Подобно разъяренному льву, ревизор бежал в сторону зарослей рогоза, совсем не замечая, что происходит вокруг. Испуганный жители деревни по высовывались из окон, глядя широко распахнутыми глазами на человека, когда-то уважаемого и гордого, сейчас больше схожего с диким зверем. Лишь знакомый охотник бежал за ним, крича что-то о том, что он заблудится, о том, что он свернул с деревенской тропы на болото… Слова гулко ударялись о толстую корку искаженного болью сознания и уязвленного самолюбия, падали на землю и разбивались на осколки, подобно стеклянным статуэткам. В унисон звонкому свисту шпаги, рассекающей рогоз, звучали быстрые сбивчивые чавкающие шаги, Наггир не успел даже надеть обувь, так и выбежал в чем был. Вечер обнимал мир своими теплыми и широкими руками, где-то совсем у земли смущенно румянилось красное солнце, а Наггир сидел на берегу озерца, наблюдая за кувшинками и лягушками, весь в грязи, взъерошенный и со шпагой в ножнах, а рядом с ним сидел грустный и полный сострадания юноша охотник, тихо положивший руку на плечо этого одноглазого льва. — Чего тебе от меня надо, охотник? Я уезжаю. Проведу здесь ночь и уеду. Не вздумай только задушить меня во сне, иначе сожгут всю деревню, — тихо и устало говорил Наггир, не моргая глядя своим уставшим оком куда-то вдаль. — Тебе… Нужна помощь… Мне кажется я… — Ойлу говорил очень тихо, но не испуганно… Снисходительно? Его мягкая, но при этом сильная как у настоящего охотника рука мягко легла на щеку Наггира, от чего его тело резко прострелила сильным жаром, ужасающем спазмом, мир вдруг потемнел, провалился куда-то в пучину, резко разрушился, разлетелся на сотни осколков, грудь сдавила ужасная судорога и он вскочил со скамьи..