Шрамы

      Кап... Кап... Кап... Боль... Боль... Боль... Она лилась по телу Мадары, словно кровь, сопровождая отчаянием и запертым в клетке гневом. Каждый день он вынужден принимать происходящее. Ради Конохи. Ради клана. Ради себя? А боль цветущей розой впивается ему в душу, царапая шипами, растирая алую жидкость лепестками и источая прелестный аромат иллюзии мира.       Он смотрел на мир, но радость людей не оставалась с ним, как бы не цеплялась за покрытую ранами душу. Он опустошен. Мадара приглядывался к проходящим мимо и видел своё отражение – они были так же наивны, как он. Попытка спрятаться в мнимой безопасности. Он усмехнулся. Если бы он так мог. Стремление оставить прошлое в прошлом не увенчалась успехом. Он не смог сбежать от самого себя. И не понимал, почему продолжал пытаться. Мадара всем сердцем желал отпустить прошлое, оставив лишь счастливые моменты, но всё было тщетно. Он улыбался еле заметной загадочной улыбкой, принимая насмешки от самого себя и жизни.       Изуна приходил во сне, оставляя на утро момент своей смерти перед глазами. Чувствовал ли Мадара, что умер вместе с ним? Бесконечная боль не давала ему умереть. Она разрывала на части, ломала, не давая опуститься в спасительную пустоту бездны, словно смеясь, раскаляла отчаяние. А Изуна любил Мадару и навещал его часто, оставляя утром горький след в и так уже разорванном сердце Мадары, которое он пытался собрать, хватаясь за жизнь в деревне, названной им Конохой.       Отчаяние играло с Мадарой с новой силой каждый день. Цеплялось за его израненную душу, дарило новые шрамы. Боль смешивалась с гневом, который теперь нужно было сдерживать, когда он видел Тобираму. Мысли предательски уводили Мадару в закрытую клетку с гневом, когда он понимал, что не хочет, чтобы Хаширама пережил то же, что и он, чтобы был на его месте, потерял всех братьев. Мрачный взгляд на Тобираму, недовольно изогнутая линия губ — это всё, что мог позволить сделать себе Мадара сейчас. Гнев окрашивал пламенем душу, пытаясь вырваться на свободу, но все попытки были истреблены добротой Мадары, окутаны в его нежные чувства желания мира и сострадания к другу.       Разум уводил за границы понимания. Туда, где Мадару встречали острые шипы осознания, избежать которых невозможно. Воспоминания, как нежная девушка звали его, а когда он оказывался в объятиях, сковывали, превращаясь в чудовище. И Мадара пытался выбраться из них. Беззащитный. Раненый. Один.       Ему некуда бежать. Повсюду кровь. Её капли стекают с оружия. Медленно. Никогда не кончаясь. Окропляют лежащие на земле листья, уносимые ветром вдаль. Пытаться вырваться бесполезно. Боль не отпустит. Лишь сменится вид. Вместо крови рядом будут потерянные близкие и мрак, который теперь окружал Мадару, отдаляя свет от тех, кто ему дорог, превращая их в призрачные души, бестелесно бродящие по осколках их жизни. Разбавляла все это отчаяние кровь на руках Мадары. Она жгла, не смывалась и дополнялась слезами время от времени. Кровь врагов, близких, самого Мадары. Ему хотелось кричать. Но кто услышит? Единственный человек, которому он дорог, не способен его понять и никогда не переживёт того, что испытал Мадара. Шрамы на теле доказывали, что он выжил в боях. Шрамы на душе кровоточили мучительно больно, затмевая разум и разрушая сердце. Делали Мадару таким, какой он есть.       Каждое утро солнечные лучи пробивались в комнату Мадары. Тревожили его. Пытались вытянуть из сна в реальность, где мрак был скрыт иллюзией. И Мадара это видел.       Сегодня ему снился особенно жестокий сон, бесконечно раздирающий душу. Он обнимал безжизненного Изуну, истекающего кровью. Его младший брат был так близко к нему и так далеко, ведь Мадара больше не услышит его голос, не увидит улыбку, не прогуляется с ним, смеясь. Кровь смешалась с красными камелиями, цветущими рядом с Изуной и на нём. Цветок на раскрытой ладони вызывал у Мадары боль и слёзы. Изуна прожил яркую, но короткую жизнь, полную преданности своему брату и счастья рядом с ним. Как бы Мадара не пытался закрыть рану своей рукой, она не залечивалась. Алый цвет становился насыщенней, и лишал Учиху надежды. Кровь соприкасалась с Мадарой, делая его пленником ситуации. Израненным, неготовым к пытке жизни. А другая рука Изуны продолжала сжимать одежду Мадары, словно брат просил о помощи, но Мадара был бессилен. Этот сон ласкал его разум с особым удовольствием, вырывая остатки счастья и заменяя их на острые иглы, приводящие к безумию, с улыбкой встречающему Мадару.       Он осознал происходящее. И сейчас, идя по улице Конохи, он понимал, что происходит на самом деле. Теперь он чётко видел, как Хаширама закрывал ему глаза, впивался рукой в его сердце, обнажая шрамы. Ему хотелось кричать «Хашира-а-ама-а-а-а-а-а!», но это бы ничего не изменило. Пальцы Хаширамы глубже проникали, оставляли следы, а Мадара мог лишь плакать. Его безмолвный крик никто не услышал. Его слёзы не остановились. Хаширама так и будет продолжать закрывать свои глаза и молчать про смерть Изуны, держа ладонь на глазах Мадары. Учиха впервые почувствовал, как он одинок. Никто не сможет забрать его боль. Никто не вернет ему Изуну. Пытался ли Хаширама разделить боль с Мадарой? Мадара не знал. И как он мог его понять? Вновь неприятное чувство отозвалось в душе Мадары. Он всё ещё не хотел, чтобы Хаширама потерял последнего брата. А ладонь Хаширамы закрывала глаза Мадары, его воспоминания. Словно их не было, пытаясь превратить Мадару в чистый лист, без прошлого, чувств и демонов, сжигая душу. Но было ли это спасением?       Во тьме сверкнуло лезвие. Протянувшийся от тела Изуны к острию меча кровавый след, щедро одарил его красными каплями. А над всем этим стоит Тобирама. Мадара не видел его лица. Не знал, о чём он думал. Но был уверен, что он считает, что поступил правильно. Он смотрел сверху вниз на беспомощного Мадару, на потерянного Изуну, на молчащего Хашираму. Нависал над ними силой, от которой не скрыться. Разящей, безжалостной, неукротимой. Оставляя Мадаре боль, незаживающие шрамы и демонов, пылающих всеми красками страдания. Невыносимые мучения терзали то, что осталось от души Мадары. Танцующие огни пламени выжигали чувства. Он тяжело дышал, захлебываясь в ужасе, сидя на коленях в крови Изуны. В его голове окончательно сложилась жизнь мира шиноби. Жизнь, полная безысходности. Шиноби – оружие, которое будет убивать. Ради денег, своих целей, прикрываясь любовью и защитой. Они никогда не остановятся. Всегда найдется причина. Мрак, боль, кровь – это суть мира шиноби. Его мечта о том, чтобы дети не умирали на войне, так и осталась мечтой. Он был уверен, что сейчас где-то умирает ребенок. На войне. От голода. От того, что остался один. От этого в душе загорался огонь, смешанный с болью от потери Изуны и разбавленный алой кровью, раскрасившей одежду Мадары узором, который он предпочел бы никогда не видеть на ней – узором из крови брата. Мерцающие перед глазами воспоминания и разрезающие душу чувства не оставляли Мадаре выбора. Он должен что-то сделать. Изменить этот мир. Спасти его. Истерзанное сердце со страшными шрамами и каплями крови, текущими из наносящихся снова и снова когтями реальности ран, твердо решило бороться за свою мечту, и разум поддержал его. Боль продолжала течь по венам Мадары, но в этот раз у него была надежда. И сладкое ощущение таилось в душе, позволяя Учихе верить в то, что у него получится. Страдания, боль, потери останутся в прошлом. В жизни Мадары появился новый смысл. Он никогда раньше не был так серьёзен. Даже если ему предстоит стать тенью самого себя, горящей самым опасным огнем, сжигающим всё на своем пути, наступит момент, что больше никто не увидит крови на мече, не проследит за тонкой дорожкой из капель, ведущей к ужасу, не захлебнется в слезах с удушающим криком, который не будет слышен. Он так решил. И его боль станет доспехом, раненое сердце надеждой, разум оружием. Мадара принял себя таким, каким он стал. Опустошенный отчаянием он изменился и изменит этот мир.