Возвращение из теней

      В древности, когда люди переплетались с нитями судьбы самих богов, существовало великое греческое общество. Это были люди с моральными качествами, которые восхищали самого Зевса, царя богов. Сильные и духом, и телом, они могли бы дать вызов самому Хаосу. Трудолюбие, как светило, освещало каждый их шаг. И не Величественной Деметре они поклонялись, а природным законами. А помимо холодного меча были готовы обнажить острый ум. Однако наша история о самом главном даровании столь уважаемого народа - об умении воспитать, помнить свои корни и оставаться с ними, даже при спуске в подземное царство мёртвых.       Неторопливо просыпалась держава Эпир вместе с народом, однако солнце уже поспешило встретить рано вставшего Тасио и осветить его кудри, подобные расплавленному золоту, а прохладный ветер змеёй скользнул ниже, обжигая колючим пламенем, и забрался под тунику. Вся природа окутывала этого человека своей величественной красотой, призывая его проникнуться духом вечности и гармонии, а возможно стать его частью. «Уж не делила ли его мать ложе с самим божеством солнца? Не бывают ведь смертные мужчины такой красоты! – часто слышал Тасио о себе – Не приличное место ему среди этих бесплодных земель и запаха морского. Ему бы носить величественный хитон из дорогих тканей македонского производства вместо изношенной туники, да пальцами струны лиры иль кифары перебирать вместо того, чтобы удерживать ими рыболовную сеть.»       Но море всегда было добрым к Тасио. Стоило ему опускать руки в воду, как она словно нежно прикасалась к нему, оставляя на его трудолюбивых руках шлейф морского бриза. Ни одной ласке молодой рыболов не был рад, как этим ощущениям. И всегда море щедро одаривало его обильным уловом. Уж везение ли это или благосклонность богов – об этом никто не знал.       Однако внезапно погода словно сменила своё настроение. Небо над скалами сменило голубой оттенок на мрачную хандру, а приятный проказник-ветер стал вызывать чувство неприютности. Не осталось спокойным и море, плеск волн которого больше напоминал эхо крика. Забеспокоился Тасио из-за столь резких перемен и поведения своей кормилицы. И прежде чем понять, что всё это игры Зевса, последнее, что услышал Тасио – это гром, после чего внезапная боль, пронзившая всё тело, и тьма упала перед глазами, будто набросили на его лицо вуаль из сложенной в несколько слоёв плотной органзы.

***

      И оказался Тасио в месте, где воздух пропитан тяжёлым запахом могильной земли и тлена. В глубинах бездны, где свет не проникает и раскидывается мир, где царствует вечная ночь и шёпот мертвецов. Открывая глаза, он мог видеть лишь расплывчатые контуры предметов, а голоса блуждающих душ превращались в ураган какофонии. Даже боль от крепко обнимающего кольца кандалов не ощущалась, а запах ржавчины от их цепей не был так силён, как тошнотворный аромат благовоний из ладана, что обладает интенсивными нотами. Они проникали будто до самой души и внезапно пробудили Тасио. Всё это время неотрывно смотрел на своего путника сам хозяин подземных царств, могуществом и гордым станом сравнимый с Зевсом. Лишь чёрные брови, как траурный бархат, оттеняли его резкие черты. Чёрная тога с хламисом не были его истиной одеждой и это Тасио понял сразу. Ведь по-настоящему Аида одевала скорбь. Словно умертвляла его энергетика саму душу, не давая волю страху. Мутным и тусклым был взор Тасио. Он лишь моргал, переводя взгляд с бога подземного царства мёртвых и в пол. — Как видишь, амбиции повелителя молний не ограничиваются только тобой. Удивительно, не правда ли?       Аид слегка покачал головой, словно смотрит на бесконечный поток глупых действий и последствий бога грома, о коем и шла речь. Губы его приподнялись в искривленной гримасе и лишь его глаза оставались такими же холодными и непроницательным. — В моём величественном царстве, где эмоции лишаются своей ценности, ты решил ещё и потерять свою прекрасную речь? О, великолепие! Ты поистине станешь восхитительным примером нашей бесподобной бездушной эры!       Поднялся Аид с трона и мягко зазвенела на его плотных одеждах связка ключей из матового серебра. Эхом по помещению раздался загадочный звук, напоминая каждой присутствующей в нём душе о власти и контроле над царством мёртвых, которые Аид удерживал в этой небольшой связке. Не казались теперь его глаза безжизненно холодными, ибо горел в них огонь надменности. «Как горделиво держится он! Будто царствует самими небесами, а не подземным миром!» – думает Тасио.       Внезапный щелчок пальцами со стороны Аида и кандалы отпускает его руку, падая на землю. — Нечасто я проявляю такую доброту по отношению к умершим. Да и не должен, особенно по отношению к тебе. Тебя ведь и не должно быть здесь, в царстве мёртвых.       Будто вспомнил Тасио о существовании эмоций после этой фразы, да уставился на бога широко распахнутыми глазами, словно настойчиво требуя ответов. — Однако по несчастливому стечению обстоятельств, Зевс, наш всемогущий бог, решил позабавиться и случайно уронил на тебя свою молнию. Не знаю, что ему пришло в голову, но, как видишь, ты стал жертвой его божественной шутки. Даже хуже жестокой сатиры Эсхила.       Опустившаяся тень по-лисьи окутала лицо Аида, сделав его грубым и неприятным. Как же бесстрастно он говорил о гибели, разжигая внутри Тасио костёр из вопросов и переживаний. Он замер от испуга, когда Аид скептически приподняв бровь, направил свой проницательный взгляд, словно острие бронзового копья, готового пронзить самые глубокие иллюзии, оставляя вместо них горечь и сожаление, печать его мудрости и непоколебимой истины. Жестокой истины. Неверной! За мгновение все двадцать лет Тасио отразились в глазах владыки царства мёртвых – забота о виноградниках, сбор оливок с матушкой, образ отца, бесконечные коридоры храма. Воспоминания были радостными и печальными. Те, которые хотелось бы вернуть в настоящее и те, которые хотелось бы стереть, словно песчинки на папирусе. Успехи и боль. Именно последнее ощутил Тасио, ведь он ещё не успел ничего сделать в этом мире, бездарно использовал величайшую драгоценность в виде времени. Самое обидное, что в горле всё сжалось, не давая издать хоть какого-то жалкого звука. Всё, что он мог, лишь упасть ниц перед Аидом и думать «Неужели врата жизни захлопнулись передо мной?» — Верните меня в мир живых, Аид Могущественный! – затараторил Тасио – Отворите для меня врата из вашего царства подземного! Сами ведь говорите, что судьбой мне не написано находиться здесь сейчас! Не совершал я зла ни людям, ни богам. Не творил я несправедливого, не уменьшал ни хлебов в храмах, ни мер зерна.       Тасио задыхался от запаха благовоний и собственных слёз. Он хотел сделать вдох и попытаться выпрямиться, но грудную клетку пронзила боль, словно разрывало, сжимало рёбра, заставляя согнуться лишь сильнее, но не из-за уважения к богу перед ним, а потому что не получалось выпрямиться. — Лишь глупость совершил, не предав значения силе Зевса, владыки небесного. Но я чист душой, я чист, я чист! – повторял Тасио, у которого никак не получалось сформулировать все свои мысли, те тяжёлые чувства, тяготившие его душу – Поднимайся! – вновь голос Аида совмещает спокойствие и словно ударяет хлыстом одновременно, заставляя вздрогнуть и поспешно выполнить его просьбу.       Тасио поспешно подобрал полы и склонился в поклоне, выражая честь и почтение. Хмурость на лице Аида сгладилась, однако даже сейчас он казался недовольным. — Ох, какие у тебя страстные мольбы о возвращении к жизни. Я должен признать, что редко вижу такую решительность у мёртвых. Будь осторожен, возвращение к жизни - это не так просто, как ты себе представляешь. Да и к тому же... Стоишь ты передо мной как гость. Позволь изначально провести гостеприимный ритуал, чтобы после пустить тебя в мир смертных.       И повёл Аид гостя по длинным коридорам. Шёл гордо, словно вышколенный воин, даже не оборачиваясь на жалкие, полные ужаса и невыносимой боли, крики. Даже когда из камеры показалась тонкая, едва покрытая слоями бледной кожи и зверскими ранениями рука заключённого, бог не обратил на неё внимания. В нос ударил запах кислой сырости, боли и метала. За решётками был не просто звон цепей. Это звук отчаянной борьбы за свободу. — Эти заключённые, чья душа уже отделилась от плоти, вскоре отправятся в Тартар. Те, кто не готовы предстать перед Последним судом, здесь не находятся, – объяснил Аид, когда Тасио отскочил от протягивающей руки из-за решётки.       Оказались они в комнате, где даже воздух отдавал теплотой, а аромат благовоний сменился на сладость винограда. Огромный стол увидел Тасио и это напомнило ему о пирушках Периклиса из рассказов семьи, где вино было не только напитком, но и снарядом веселья, да гостей развлекали очаровательные флейтистки, красотой с нимфами сравнимые. – Выбирай же место, которое приглянётся тебе.       Каждый представленный стул имел массивную деревянную раму, изготовленную из драгоценных пород дерева. А сиденья их были обиты мягкой и роскошной тканью, явно присланной из Македонии. Из деревьев всегда он лишь оливу видел, да шерсть собственными руками добывал, из которой и сделана его туника. Не мог он даже свой взор направлять на подобную роскошь, да и думать о ней. — Не достоин я столь чудесной мебели, Аид могущественный. Не дерзок я по отношению к вашей милости, лишь выполняю вашу просьбу – выбираю своё место.       И опустился он на пол. Уголки губ царя подземного мира слегка поднялись, а в его глазах впервые Тасио заметил азартное пламя. — Ох, верно олимпийцы поговаривают о твоём уме. Я всегда следящий и наблюдающий, так что вижу, что ты не лжёшь, достойность свою знаешь.       И всё же смог бог царства мёртвых убедить его сесть за стол, да на различные яства указал. Сладкие вина, созданные самими руками Диониса, хлеб из пшеницы с плодородных земель Деметры, да жареные птицы - гордая добыча Артемиды стрелолюбивой. «Не с проста ведь так ласков он со мной, явно усыпить мою бдительность хочет, а после неё и саму душу поглотить, – размышляет Тасио, – Да и яства роскошные так щедро предлагает. Никогда ведь не был я на пирушках и эти разгульные веселья не входили в мою жизнь. Как был я бедняком простым, богатств не знающий, так и не изменю этого, возвращаясь в смертный мир прежним»       Осмотрел Тасио кушания, не вызывающие аппетита, да в улыбку нарядился. Однако как только надкусил он их, как на удивление почувствовал приятный вкус, который и вовсе перешёл в неземной, будто язык обрёл новые вкусовые рецепторы. — Не всё то, что прекрасно на вид, оказывается также прекрасно изнутри.       Аид щёлкает пальцами и внезапно с прекрасных, нетронутых Тасио яств будто слезла оболочка привлекательность, обнажая их истинный вид – смесь, пахнущую мертвечиной. Амбре запахов смешивало в себе застывшую кровь и гниль, едва не заставив Тасио отвернуться от отвращения. — Остался ты верен своим корням даже в мире мёртвых и прошёл моё испытание. А значит сдержу я своё слово, да верну тебя в живой мир, где по-прежнему к тебе будет ласково море, да олимпийцы благосклонны.       Так Тасио восстановил свою судьбу и смог вернуться к жизни, пока не разлучит их с ней Смерть в свой час.