Твоя

      Горячие, обжигающие капли текли по обнаженной коже, смывая с крепкого тела пот многочасовой тренировки. В голове разрозненным роем метались мысли и образы сегодняшнего утра, то и дело заставляя сосредотачиваться на наиболее ярких и важных событиях.       Сегодня он позволил себе побыть рядом с ней.       Сегодня они разговаривали так, будто в их отношениях не произошло никакой катастрофы.       Сегодня она широко улыбалась, пристально глядя ему в глаза.       Сегодня… она дрожала под его пальцами и отсела подальше, стоило только ему оказаться рядом.       То ли от спертого воздуха в ванной, то ли от слишком теплой воды, падающей на голову упругим потоком, где-то за грудиной стало невыносимо тяжело, а в легких почему-то резко исчез весь кислород.       Упершись лбом в плитку душевой, Рон резко крутанул вентиль вправо — кожу обожгло ледяным потоком, заставляя парня отбросить любые радужные образы. Обман. Это все обман, придуманный его измученным сознанием. Ему так хотелось, чтобы между ними с Гермионой все было как прежде, что он всеми силами пытался найти признаки ее прощения.       Но…       Она по-прежнему краснеет и прячет взгляд, стоит ему показаться на горизонте.       Она по-прежнему дрожит и закусывает губу, стоит только его пальцам сократить расстояние между их телами.       Она по-прежнему опасается его.       Да и он… он сам себя боится. Боится, что в какой-то момент вновь сорвется и сделает ей больно. Боится и с тоской ждет нового помутнения рассудка.       А ведь сегодня… сейчас они с Гермионой абсолютно одни в этом доме.       Рон резко перекрыл воду и выскочил из душевой: от холода зубы громко стучали друг о друга, но парень даже не замечал этого, пронзенный резким осознанием: они одни в «Норе». На час, на два, на пол дня — не важно. Они одни. В замкнутом помещении. А что из этого может выйти, они уже один раз выяснили.       Бежать. Нужно как можно быстрее выбраться из этой непредвиденной западни и уйти подальше от дома. Подальше от Нее. Подальше от своих скрытых желаний. Подальше от любой возможности навредить любимому человеку.       Натянув на ледяное тело боксеры и брюки и схватив с полки свежую майку, Рон пулей вылетел из своей комнатки под чердаком «Норы» и поспешил вниз, стараясь не шуметь. Спальню Джинни парень преодолел, затаив дыхание и напряженно вслушиваясь в малейшие шорохи за стеной: не хватало, чтобы Гермиона вышла на лестницу и стала свидетелем его позорного побега.       Добравшись до гостиной, Уизли уже практически справился с приступом накатившей паники. Все, на чем парень позволял себе сосредоточить, — пошарпанная входная дверь, которая уже через пару секунд подарит ему свободу от навязчивых страхов. Главное, не задерживаться в полисаднике, чтобы не оставить себе ни единого шанса вернутся назад.       — Куда ты? — негромкий голос за спиной стал для Уизли чем-то сродни острому лезвию между лопаток.       Ну, почему? Почему она не дала ему просто молча уйти?!       Рон медленно, не хотя обернулся, осознавая: он так торопился вырваться на улицу, что даже не заметил, что Гермиона все это время сидела на диванчике. В том же цветастом сарафане, но… на этот раз без книги в руках.       Тщательно контролируя дыхание, Уизли внимательнее пригляделся к девушке напротив. Вся ее поза говорила о напряженности, волнении и дискомфорте. Гермиона сидела на краю мягкой сидушки, не опираясь о спинку дивана; тонкие пальцы вцепились в обивку; а девичья спина казалась неестественно ровной. Грейнджер широко распахнутыми глазами следила за мужским лицом, с горечью осознавая, что утреннее потепление в их отношениях оказалось мимолетным.       Лицо Рона вновь превратилось в каменную маску, от созерцания которой Гермионе хотелось обхватить ладонями виски и кричать…. орать до хрипоты и полного отсутствия слез.       — Я… — Уизли мог проигнорировать заданный вопрос — за последние месяцы парень весьма преуспел в этом деле, но сейчас он все-таки решил пояснить: — Я решил прогуляться на реку… — чувствуя неприятный, огромный комок в горле, нашелся Рон, понимая, что это, в самом деле, отличное решение.       В такую жару на пляже всегда есть посторонние люди — и маглы из прилегающих деревушек, и маги, находящие спасение от палящего солнца в быстром водном потоке. Даже чудаковатая семейка Лавгудов частенько зависала на берегу, а это уже что-то!       — Если хочешь, я тебя подожду… — предложение само собой сорвалось с языка.       Кажется, он наконец-то исчерпал все силы по ее игнорированию.       — Я подожду тебя на улице, — Уизли резко потянул на себя дверную ручку, но…та не поддалась.       Заперты?!       Вот когда каждую клеточку израненной, измученной и терзаемой сомнениями души, вновь наполнила паника и отчаянье.       Они вновь заперты вдвоем. В одной комнате. И плевать, что это его родной дом, а не многовековое, каменное подземелье. Плевать, что в этот раз Грейнджер сама устроила эту западню.       Конечно, Рон мог бы играючи снять примененное заклинание, но… как назло волшебная палочка осталась в комнате наверху.       — Рон… — тихий, спокойный голос позади с нотками душевной боли: — Почему ты меня избегаешь?       Она еще спрашивает?! Серьезно?!       — Гермиона, — парень развернулся к ней лицом и с отчаяньем посмотрел на девушку, в который раз невольно любуясь свежестью юного лица; насыщенностью и выразительностью шоколадных глаз; уязвимость хрупкого тела. — Гермиона, пойдем на реку… пожалуйста…       Неужели Грейнджер не понимает, что им лучше не испытывать судьбу?!       Его пальцы комкали белую майку в ладонях, превращая ту в сгусток смятых складок.       Гермиона смотрела в голубые глаза Рона, в глубине которых застыл огонек неудовлетворенного, сводящего с ума желания и… грустные, задумчивые искорки понимания, что… он больше никогда не позволит себе чего-то лишнего.       Нервно закусив нижнюю губу, Грейнджер прошлась взглядом по напряженной шее; по выпирающим под светлой, веснушчатой кожей ключицам; по мускулистой натренированной груди и массивным кубикам пресса.       С каждый днем Рон становился крепче и мужественнее, заставляя сердце девушки трепетать в его присутствии…       — Рон, пожалуйста, выслушай меня.       — Гермиона, давай сходим на пляж, пока никого нет в «Норе», хорошо?! — Мерлин, ну почему он должен пояснять ей эту истину?! — А когда вернемся, и… все тоже будут дома, мы обязательно поговорим, — облизнув губы, прохрипел Уизли, не в силах оторвать взгляд от любимой девушки.       — Рон… — Гермиону будто подбросило с диванчика, и она направилась к парню у двери, неумолимо сокращая расстояние.       Замерев в паре шагов от напряженного парня, Грейнджер негромко продолжила:       — Я знаю, что ничего плохого не произойдет… тут… даже если мы останемся наедине, — еще один короткий, решительный шаг навстречу, и Уизли начало казаться, что он ощущает ее теплое, прерывистое дыхание где-то в районе открытой шеи.       — Все будет хорошо… — теплые пальцы скользнули по его запястью. Ласково, нежно… едва осязаемо, — …убегая, мы никогда не решим нашу проблему.       Рон застыл, с сомнением глядя на девушку перед собой. А она…до последнего не разрывая зрительный контакт, медленно, аккуратно прижалась щекой к обнаженной коже крепкой, мужской груди.       Даже сквозь гул собственной крови в висках, Гермиона слышала, как бешено бьется его сердце — надрывно, скоро, будто собираясь вырваться из грудной клетки. Грейнджер так боялась, что он сейчас оттолкнет ее, но Рон… не шевелился. Уставшие, отяжелевшие от постоянной бессонницы веки опустились, позволяя парню еще острее ощущать ее теплую кожу на своей.       Тонкие руки нерешительно обвили мужскую талию, чувствуя под пальцами сплетения напряженных мышц и гладкую, прохладную кожу.       — Обними меня, — не дождавшись от Уизли ответных действий, прошептала девушка и вдруг не выдержала: — Если бы ты знал, как сильно я по тебе соскучилась, — призналась Грейнджер, смаргивая непрошенные слезинки.       — Мы видимся каждый день, — глухо заметил Рон, разлепляя веки и понимая, что ему безумно хочется поддаться и ее просьбе, и своему внутреннему порыву: обнять, прижать к груди, приласкать это податливое тело — эту девушку, которая, словно маленький, беззащитный котенок льнула к нему, но… Рон упрямо стиснул пальцы в кулаки.       — Обними, ты же хочешь этого…. — прозрачные слезинки превратились в тонкие струйки на нежных щеках.       — Больше всего на свете, — выдавил из себя мучительное признание Уизли. — А еще я так хочу, чтобы ты перестала вздрагивать от любого моего прикосновения, — он не смог сдержать и эту откровенность.       — Посмотри на меня… — девушка слегка отстранилась — ровно настолько, что бы у нее была возможность видеть любимое, веснушчатое лицо. Дождавшись, когда голубые глаза встретились в ее пытливым взглядом, она продолжила: — На тебя больше не влияет ни крестраж, ни тени и отголоски больного, агрессивного сознания Реддла. Ты всегда сможешь оставаться самим собой.       Гермиона привстала на цыпочки и… первая коснулась легким, едва ощутимым поцелуем плотно сомкнутых мужских губ. Первая игриво прошлась кончиком языка по нежной, прозрачной кожице, с облегчением и подступающими рыданиями подмечая, как… парень дернулся навстречу. Сильные руки легли ей на талию, нерешительно замирая, будто прося разрешения к более тесному и крепкому объятию.       — Все хорошо Рон, — выдохнула девушка, сквозь слезы улыбаясь в его сомкнутые губы. — Не бойся: ты больше никогда не сделаешь мне больно…