Твоя

      Я не помню, когда осознал, что лучшая подруга, которая частенько бесила меня своей заумностью и педантичностью, стала мне нравиться не просто, как третий участник нашей неунывающей тройки, но… и как девчонка.       Возможно, это произошло в тот момент, когда я увидел ее окаменевшей на больничной койке во время эпопеи с Тайной комнатой. А может, когда залюбовался потрясающим видом небольшого, но на редкость сильного кулака, врезающегося в глумливую физиономию Малфоя. А может, это произошло в тот момент, когда от безысходности я попытался пригласить Гермиону на Святочный бал, а она, задрав свой привлекательный нос, не колеблясь, мне отказала. Но скорее всего отправной точкой стал тот миг, когда я увидел Гермиону в объятиях лучшего ловца современности, которого я боготворил долгие годы… и который в одночасье потерял для меня всю привлекательность. В тот вечер я возненавидел Виктора Крама.       Сидя в сторонке и со злостью сжимая челюсти до легкого хруста зубов, я видел, какой счастливой была моя подруга. Она громко, задорно смеялась, и от этого смеха моя душа выворачивалась наизнанку. Выпрямленные магией локоны выбивались из непривычно безупречной, аккуратной прически и рассыпались по изящной шее. Сильные пальцы Крама то и дело убирали эти пряди, ненавязчиво проводя подушечками по увлажнившейся от пота коже. Гермиона веселилась и была полностью поглощена бешеным ритмом взрывной музыки, поэтому даже не замечала этих весьма красноречивых намеков Виктора, но я… я остро подмечал каждую деталь и мысленно переламывал эти гребаные пальцы.       Громкие, показательные вздохи недовольства моей пары я упрямо игнорировал, продолжая практически не мигая наблюдать за интересующей девушкой и чертовым Крамом. Раз за разом сравнивая себя с ним. Успешный, знаменитый, красивый, взрослый, богатенький баловень судьбы и Чемпион, который всегда получает все, что захочет. Власть, деньги, поклонниц, славу, победы, контракты с лучшими предложениями и даже… неприступную, гордую Гермиону Грейнджер — девчонку, которая еще совсем недавно ничего не смыслила в квиддиче и интересовалась исключительно учебниками!       Но что меня бесило больше всего и… в глубине души даже пугало — это мысль о том, что Виктор Крам намного старше моей подруги и… что у такого избалованного придурка точно есть кое-какие потребности. И речь в тот момент шла явно не о целомудренных объятиях.       Собственно, это я и озвучил Гермионе, когда девушка подошла к нам с Гарри с опьяненной, невероятно красивой улыбкой на милом лице.       — Что с тобой?! — я видел, как радостные искорки меркнут в карих глазах и испытывал от этого неописуемое удовлетворение. — Этот Турнир был организован для того, чтобы мы завязали дружеские контакты в другими школами! Мы…       — У Виктора на уме явно не только дружба, — жестко ухмыльнулся ей в лицо. — И если ты этого не замечаешь, то… ты просто влюбленная идиотка, которая непременно пополнит список его любовных побед! Он намного старше тебя!       — Ах, вот что ты думаешь?! — по раскрасневшимся щекам побежали первые слезинки.       — Да, именно так я и думаю! Или, может, он уже получил все, что хотел?! — я не мог контролировать эмоции, но где-то в глубине души был очень рад нереально громкой музыке, заглушающей нашу нарастающую перепалку.       — А тебе какое дело?! — размазывая по щекам усилившиеся слезы, рявкнула обиженная, расстроенная Грейнджер. — Почему тебя это так волнует?!       — Потому что ты моя! — проорал в ответ, впервые произнося это признание вслух. Мы ошарашено смотрели друг на друга, пытаясь переварить то, что произошло, и я, неловко поправив манжеты на старой, безобразной рубахе хрипло добавил: — … подруга…       — К черту таких друзей! Уходи! — Грейнджер толкнула меня в грудь, не давая приблизиться. — Ты все испортил! Абсолютно все!       Словно сломленная кукла, Гермиона вдруг сползла по стенке вниз на каменный пол и разрыдалась. А я, повинуясь ее импульсивному приказу, отошел в сторону, ощущая себя последним идиотом.       А когда пришел в себя и вернул способность соображать, развернулся и хотел направиться назад, чтобы извиниться и попытаться успокоить ее, но… увидел, что в этом уже не было никакой нужды. Рядом с Гермионой сидел самодовольный ублюдок в красной парадной мантии и, прижимая к себе юное, всхлипывающее тело, нежно гладил девушку по локонам окончательно испорченной прически.       В ту ночь в моей коллекции не осталось ни единого упоминания о гениальном болгарском ловце.

***

      После откровения на балу наши отношения будто кто-то заморозил. Точнее, мы с Гермионой, не сговариваясь, вернулись к тому, с чего начали. Друзья. Просто друзья. И ничего больше. Никакой ревности. Никаких намеков на что-то большее. Никаких ссор. По крайней мере, вслух.       Я не знаю, что творилось на душе у Гермионы, а вот мне было не по себе от такого развития событий. Мы взрослели, и мне с каждым днем было все тяжелее игнорировать свой интерес к этой девушке. Но… свою чрезмерную симпатию приходилось заталкивать куда подальше, усиленно делая вид, будто меня интересуют только безупречные эссе отличницы, на которые можно было неплохо опереться при написании своей домашней работы.       А потом начались длительные, тайные тренировки и отработки боевых навыков в Выручай-комнате. И, кажется, на некоторое время я на самом деле смог отвлечься от своей патологической зависимости. Хотя, стоит признаться, что в тебе минуты, когда Гарри ставил нас с Гермионой в пару во время дуэли, я, вместо того, чтобы сосредотачиваться на заклинаниях, невольно любовался заострившимися, похорошевшими чертами любимого лица. За что всегда оказывался побежденным с первого точного выстрела.

***

      На шестом курсе Гермиона так сильно беспокоилась за Гарри и так рьяно его опекала, что я… вновь ощутил укол позабытой, дикой ревности. Поттер ни с кем не встречался, с Чжоу его отношения развалились на куски после злосчастного Дня Святого Валентина в прошлом году, так что… наш друг был полностью свободен. А еще все теперь знали, что Гарри — Избранный, и это придавало ему еще большую популярность в женских кругах Хогвартса.       Гермиона постоянно находилась рядом с Гарри — они бесконечно сидели за библиотечным столом, постоянно что-то обсуждали, смеялись, а еще они вместе посещали клуб Слизнорта по субботним вечерам…       И я невольно начал чувствовать себя лишним в нашей троице. Эти ощущения настолько мне не понравились, что со злости я готов был свернуть шею и своему лучшему другу, и… любимой подруге. Но вместо этого я просто с головой погрузился в тренировки перед отборочными в факультетскую команду.       После первой победы в сезоне, я стоял на импровизированном пьедестале в Гриффиндорской гостиной. Опьяненный результатом, разгромным счетом, и отсутствием квоффла в защищаемых мною кольцах — между прочим, такого еще ни разу не случалось в истории школьных соревнований. И вдруг я выловил из толпы два улыбающихся лица. Гарри и Гермиона. Мои лучшие друзья. Снова рядом. И так близко. Грейнджер наклонилась к Поттеру и что-то пошептала ему на ухо, а парень тут же потянулся к своей клетчатой рубашке, будто собираясь что-то достать из нагрудного кармана…       Что произошло потом, я так и не увидел, потому что внезапно мою шею обвили тонкие, гибкие руки. В нос ударил приторный аромат призывных, удушающий духов; а в рот впились чужие влажные губы, невыносимо отдающие чем-то сладким.       Громкое, одобрительное улюлюканье заставило меня поддаться всеобщему безумию и, обняв девушку, крепко прижать ее к себе и углубить поцелуй.       Было хорошо. Приятно. Немного волнительно. И очень раскрепощенно…       А навязчивые мысли о кареглазой подруге я отодвинул в самую глубину своего подсознания. Какая разница, если Гермиона все равно всегда выбирает не меня? Почему я должен ждать милости судьбы, если обворожительная, влюбленная и… доступная Лаванда сама кинулась мне на шею?!       Кажется, именно в тот момент взбушевавшиеся гормоны окончательно снесли мне крышу.       Раз Гермиона не хочет быть моей, то… ее вполне можно заменить той, кто этого прямо-таки жаждет.       И плевать, что я все равно искал взглядом кучерявую макушку поверх головы виснувшей на мне блондинки.       Гермиона… моя Гермиона…       Но я так и не смог выловить её в толпе. Впрочем, как и фигуру лучшего друга. Кажется, они вдвоём снова куда-то отлучились. И это осознание стало окончательной точкой в моём решении предложить встречаться Лаванде.       Надолго ли? В тот момент я не знал точного ответа, но вспыхнувшая между нами химия была невероятно приятной.

***

      Мы не разговаривали с Гермионой несколько месяцев. Гарри пытался нас помирить, но я чётко дал понять, что ни с кем не ругался, а если Грейнджер что-то не устраивает, то её мнение меня не особо интересует.       Откровенно говоря, мне была приятна её реакция. В глубине души зародился крошечный росток надежды, что…я все-таки интересовал её не просто как дополнение к дружбе с Гарри Поттером.       Что касается моей новоиспеченной пассии, то…с Лавандой было неплохо. Временами даже хорошо. Мы с ней практически не разговаривали, заменяя беседы жаркими, пламенными поцелуями, крепкими объятиями и жёстким петтингом в пустующих, заброшенных кабинетах.       К концу осени мы переступили и последний барьер.       Не знаю, догадалась ли Гермиона об этом сама, или Лаванда что-то сболтнула — все-таки они были соседками по гриффиндорской спальне, — но…с тех пор Грейнджер начала отсаживаться от меня в противоположный конец класса, а Гарри, не зная, чью сторону принять, метался от одной парты к другой. Впрочем, пустующее место тотчас заняла Браун.       День за днем Лаванда висла на мне, бесконечно требуя внимания, поцелуев и секса в любой удобный момент. А я начал ловить себя на мысли, что пресыщаюсь нашими взаимодействиями. Кажется, все химические реакции перешли к завершающему этапу.       С Браун становилось скучно.       Через несколько недель мне уже хотелось не только трахаться по углам, но и быть в отношениях с кем-то, кто после этого дела был способен на диалог. С Лавандой разговоров не получалось: у нас не было никаких точек соприкосновения, кроме физического контакта. У этой девушки абсолютно не было своего мнения. Она хихикала над любыми моими фразами, даже когда они не были штуками. Браун дарила мне странные, идиотские подарки и…не давала ни единого глотка свободы. В какой-то момент я осознал, что практически не общаюсь с друзьями, потому что у меня на коленях постоянно сидит Лаванда.       Моя успеваемость в учёбе всегда была в конце списка, а теперь я скатился окончательно, неуклонно приближаясь по количеству отработок к Невиллу. Делать уроки мне было некогда, да и не особо хотелось. Раньше меня подталкивала к выполнению заданий моя умная подруга, а сейчас…ее не было рядом.       Наверное, меня постепенно накрывала аппатия.       Я ловил себя на мысли, что мечтаю разорвать все отношения с Лавандой но… почему-то никак не мог на это решиться. Гормоны гормонами, но… как бы она меня не раздражала, я все равно испытывал ответственность за то, что между нами уже успело произойти. Да и предстоящее Рождество не хотелось портить ни себе, ни ей.       А ещё я не мог игнорировать тот факт, что все чаще ловил на себе задумчивые взгляды Гермионы, особенно когда получал перед классом очередную отработку.       В тот вечер я сидел в библиотеке и пытался составить эссе для профессора Мокгонагалл, успех которого решал, отправлюсь я домой на каникулы или все-таки останусь в Хогвартсе для исправления заваленного предмета.       Внезапно поверх моих каракуль лег новеньких свиток. Я поднял взгляд и… утонул в шоколадной бездне.       — Гермиона, что…что это? — с трудом оторвавшись от внимательных глаз, я развернул хрустящий пергамент и с удивлением уставился на символы и формулы, выведенные на бумаге аккуратным почерком Грейнджер. Я держал в руках полностью готовое эссе по Трансфигурации.       Я ошарашенно посмотрел на Гермиону, а она лишь кивнула и, ни слова не говоря, отвернулась и пошла вдоль библиотечных стеллажей.       — Спасибо… — опомнившись, крикнул ей вслед, но Грейнджер никак не отреагировала на мои слова.       Она никогда не делала за нас с Гарри наши домашние задания. Направляла, подсказывала, иногда приносила нужную литературу, но никогда не составляла за нас свитки с докладами. А сейчас… помогла без единой моей просьбы.       — Ронни, ах, вот где ты прячешься! А я тебя уже обыскалась! — от возгласа Лаванды я чуть не свалился со стула. — Ты закончил? — прижавшись грудью к моей спине, девушка обвила руками мою шею, практически удушая в объятиях.       — Почти! — прохрипел я, пытаясь разжать на удивление сильные девичьи пальцы, непроизвольно поворачивая голову в ту сторону, куда ушла Грейнджер.       — Ах, бросай быстрее всю эту ерунду и пойдём отсюда! Я соскучилась… — жаркое дыхание на моей шее выводило из себя, и я невольно дёрнулся, ещё сильнее разворачиваясь в сторону стеллажей.       И именно в этот момент я осознал, что мы с Лавандой были не одни.       Гермиона молча, не мигая смотрела на нас. А потом, усмехнувшись, резко скрылась за поворотом

***

      В день отъезда из школы в нашу спальню влетела моя сестрёнка: Симус с удивлением выглянул из ванной со щёткой за щекой; Невилл от неожиданности чуть не удушился галстуком; а Гарри, который как раз натягивал брюки на худощавые ноги, жутко краснея, попытался прикрыть ладонями забавные трусы с утятами.       Впрочем, в тот момент Джинни было не до Поттера с его странными боксерами.       — Ах, вот ты где! — странно сверкнув глазами, она подлетела ко мне и… со всего размаха влепила затрещину по затылку.       — Ай, за что?! — с удивлением глядя на сестру, я начал растирать саднящее место.       — За то, что ты бесчувственный, слепой и похотливый идиот! — рявкнула она.       Гарри опустил руки и ошарашенно уставился на Джинни; Невилл выронил галстук, а Симус тихонечко скользнул назад в ванную, видимо от греха подальше решив спрятаться от разъяренной бестии.       — В чем дело?! — рыкнул я, чувствуя, как краска стыда заливает лицо. Подобные разговоры в присутствии моих друзей были, мягко говоря, неприятны.       — Гермиона только что отказалась от приглашения наших родителей, и теперь она не приедет в Нору на Рождество! И это при том, что в мире маглов у неё никого не осталось — быть может ты забыл, что Гермиона изменила память всей своей семье! А теперь… — кажется, в лёгких сестры наконец-то закончился кислород. Она шумно выдохнула, секунду промолчала и, нехорошо прищурившись, вкрадчиво прошипела: — А теперь ответь мне, братец, не знаешь, почему так вышло?!       — Почему она стёрла родителям воспоминания? — все ещё растирая место удара, принтересовался я.       — Почему она не приедет к нам! — взорвалась Джинни.       — Да я даже не знал, что она собирается к нам на каникулы! — разумеется, я соврал.       Я чувствул, как под рёбрами растекается разочарование — ведь после сцены в библиотеке я твёрдо решил помириться с Гермионой. И именно в Норе. Ведь находясь вместе в небольшом домике, у нас просто не будет выбора: нам придется разговаривать друг с другом. Да и откровенно говоря, когда мы будем далеко от Хогвартса, в момент разговора точно не появится одна надоедливая блондинка и не испортит только-только зародившееся взаипонимание.       А ещё я принял решение расстаться с Лавандой в начале следующего семестра, поэтому усиленно избегал Браун все последние дни перед отъездом, опасаясь ещё больше вляпаться в эти недоотношения…       К тому же, я просто больше не мог ее выносить.       Джинни молча смотрела на меня: я видел, как на красивом лице моей младшей сестренки нервно дернулись все мышцы, а потом она выпалила:       — Надеюсь, у Гермионы хватит ума влюбиться в кого-нибудь другого! — развернувшись, сестрица пулей вылетела из комнаты.       Ребята молча на меня поглядывали, не пытаясь лезть с советами и вопросами, а я с каменной физиономией продолжил сидеть на одном месте, чувствуя себя последним кретином на земле.