Закрой дверь и иди сюда

«Все будет хорошо», — в сотый раз говорит себе Гермиона, прежде чем переступить порог роскошного Малфой-Мэнора. И как только высокие и тяжелые двери поместья распахиваются перед ней, она сразу понимает, что каждый из этих ста раз был отчаянной ложью. — Могу ли я взять ваш плащ, мисс? — спрашивает молодой человек в костюме, встречающий гостей. Тон говорящего профессионально вежлив, но Грейнджер воспринимает его как обвинение: тебе здесь не место. — Спасибо. — Ей хочется, чтобы ее голос был спокойным и дружелюбным; этот мужчина всего лишь выполняет свою работу. В большом зале полно людей, и почти сразу Гермиону окутывает приторный запах дорогих духов. Куда бы она не посмотрела, ее окружает море пузырьков шампанского и улыбок со скрытым смыслом. Грейнджер никогда не любила этот дом, с его пустыми комнатами и блестящими золотыми поверхностями, обильно украшенными витиеватыми узорами. И почти уверена, что древний Мэнор ненавидел ее в ответ: маглорожденную, посягнувшую на его чистокровного наследника. Ее сердце колотится неровно, почти через раз, когда Гермиона осматривается, но не видит никого из знакомых. Она здесь из-за Нарциссы — ее приглашения, которое пришло неожиданно, — но Грейнджер боится и, — в этом невозможно признаться даже самой себе, — одновременно ожидает встретить Его. Прошло целых пять лет... Грейнджер расправляет плечи, берет у проходящего мимо официанта бокал шампанского и делает несколько глотков, надеясь, что не потеет сквозь полупрозрачный шелк блузки. Большинство гостей одеты в сочетания черного, белого или темно-зеленого цветов — многие из них выпускники Слизерина, остальные отдают дань уважения хозяину Дома. Гермиона выбрала изумрудно-зеленый верх — когда она собиралась, то мысль о том, чтобы хоть как-то выделиться в океане схожего зеленого, казалась отличной, а теперь она не уверена, сожалеет об этом или нет. Став взрослой, Грейнджер научилась владеть своим статусом героини войны и использовать его в личных интересах, но здесь — среди людей, многие из которых или их родственники, когда-то были на другой воюющей стороне, — она все равно чувствует себя незащищенной. И дело не только в людях. Дом. Сам проклятый Мэнор, он словно живой… Здесь слишком легко вспомнить… Достаточно одного взгляда на дверь, ведущую в боковой кабинет, как Гермиону ослепляет воспоминание о мятежном лице Драко, когда она вела его через этот самый дверной проем после особенно интенсивного столкновения с Люциусом. — Я не могу здесь оставаться. На этот раз я ухожу, по-настоящему! — Он провел рукой по волосам, его глаза были диким, кипящим металлом. Широкими шагами Малфой подошел ближе к Гермионе и сплел свои пальцы с ее. Она знала, что будет дальше. — Пойдем со мной! Пожалуйста! Драко… Они разговаривали об этом уже с десяток раз, и каждый раз это было похоже на то, как будто что-то рвалось у нее в груди. Позади была война, и ее жизнь только-только начала возвращаться в норму. — Я не могу пропустить последний год обучения… — Кому нужен этот Хогвартс после всего того, через что мы прошли?! — настаивал Малфой. — У тебя потрясающие оценки, Грейнджер, у тебя все равно не будет проблем в будущем. Я пойду с тобой куда захочешь, лишь бы это было не здесь! У Гермионы никогда не было хорошего ответа на отчаяние, написанное на лице Драко. Она могла только гладить его большим пальцем вперед и назад, тщетно пытаясь успокоить. Малфой опустил голову. — Гермиона. Если я останусь здесь, я… я потеряю себя. Я чувствую это. — Он сжал ее руку. — Давай сбежим, ладно? Встретимся завтра вечером на станции? Я буду ждать тебя. Один из гостей врезается в нее, проливая шампанское Гермионы ей на запястье и вырывая ее из крепких объятий прошлого. У мужчины хватает ума извиниться, и она крепко сжимает пальцы в кулак, пока допивает остатки шампанского. По миллиону разных причин ее не должно быть здесь. Но Нарцисса предложила ей шанс объяснить, почему благотворительный фонд Малфоев должен спонсировать новый проект, который пытается запустить Грейнджер, и она не может упустить эту возможность... Среди гостей ей душно и хочется выбраться из толпы. На миг прикрыв глаза и глубоко вздохнув, Гермиона направляется к краю залы: все, что ей нужно, это несколько минут и место, в котором можно перевести дух. В огромном Мэноре есть всего два помещения, где Грейнджер когда-то чувствовала себя в безопасности: комната Драко и библиотека. О его комнате, очевидно, не может быть и речи, поэтому она выскальзывает через одну из боковых дверей, ведущих к черной лестнице, и следует по ней наверх, в библиотеку. Запах поражает ее, как только Гермиона входит в комнату: старая бумага и кожаные переплеты. Большинство книг украшены орнаментом и призваны производить такое же впечатление, как мебель из красного дерева и богатый пушистый ковер. Ее неумолимо тянет к дальнему правому углу комнаты, но еще до того, как она добирается до него, то видит, что все книги, когда-то принадлежащие Драко, исчезли. Гермиона проводит пальцем по краю полки, внезапно заполненной незнакомой литературой. Глупо было думать, что все останется как прежде: Малфой здесь больше не живет, и, вероятно, он взял с собой свои книги, когда переехал в личное жилье. Грейнджер заставляет себя вдохнуть, а затем выдохнуть, как можно медленнее. Ей не следовало приходить сюда. Она уже поворачивается, чтобы уйти, когда в дверях появляется Драко. Он по-прежнему великолепен. Про таких говорят: породистый. В идеально сшитом смокинге, ни один волос не выбит. Тысячу раз за последние пять лет Гермиона представляла себе, что увидит Малфоя снова, и теперь он здесь. И по-прежнему кажется неприкосновенным… Впрочем, ей не должно быть до этого дела. — Значит, я не ошибся, что смогу найти тебя здесь. — Он входит в библиотеку, и Грейнджер внезапно осознает, что находится в углу. — Удивлен, что ты вообще присоединилась к нам сегодня вечером, Кучерявая. Она прикусывает внутреннюю часть щеки, чтобы не отреагировать на старое — любовное между ними, — прозвище. — Меня пригласили, — сухо отвечает Гермиона. Малфой приближается к ней, держа руки в карманах. Она выпрямляется так, будто ей внезапно вместо позвоночника всунули не гнущуюся металлическую трубу. — О, я прекрасно знаю. Просто не думал, что ты согласишься. Грейнджер уже задавалась этим вопросом: могла ли Нарцисса отправить приглашение, не уведомив сына? Эта мысль дает ей достаточно оснований, чтобы спросить: — Стоило ли вообще беспокоиться? — Хотел знать наверняка. — Прежде чем добраться до нее, Драко сворачивает в сторону небольшого диванчика у задней стены. — Я размышлял, не заглянешь ли ты сюда, чтобы вспомнить старые добрые времена. — Он кладет руки на обитый бархатом подлокотник и пару раз нажимает на него, как будто проверяя крепость. Язык Малфоя впервые ласкал ее между ног именно на этом самом диванчике. Глаза, следящие за ее реакцией, выглядят смеющимися и злыми одновременно. По его наклоненной голове и по подчеркнуто поднятой брови Гермиона может сказать, что Драко думает именно об этом, и более того, он знает, что их мысли совпадают. Жар заливает лицо Гермионы и сворачивается внизу живота. Мерлин! — Я хотела поговорить с твоей матерью о возможностях для своего проекта, — говорит она, стараясь держать ситуацию под контролем. Насколько это возможно. — И это не имело никакого отношения к желанию увидеть меня? — Малфой устраивается в кресле прямо напротив нее. Его поза схожа с высокомерным королем, восседающим на троне. Внезапно он расстегивает галстук и оставляет его болтаться, пока одну за другой высвобождает запонки на рубашке — конечно же, блестящие изумруды в золотой оправе. Когда он подворачивает рукава, на правом предплечье показывается хвост поблекшей темной метки. Гермиона смотрит на обнажившуюся часть его ключицы, и у нее во рту скапливается влага. Она пытается найти более твердую почву. — Похоже, что это именно ты хотел меня видеть. Его взгляд медленно скользит вниз по ее телу, а затем снова вверх. — Я никогда не терял тебя из вида, Кучерявая. — Кажется, что Драко не рад этому. Это словно трещина, мелькнувшая на маске его хладнокровия всего на долю секунды. Грейнджер одновременно больно и приятно. — Не называй меня так. «Не смотри на меня так», — хочет сказать она, хочет кричать. Спорить с Малфоем, который существовал только в ее воспоминаниях, было одно; а иметь его почти в пределах досягаемости, наблюдать за бурей, творящейся в его глазах, — это совершенно другое. Все ее тщательно спланированные слова кажутся глупыми и бессмысленными, как будто Гермиона наивно завесила окна красивой тканью, чтобы c ее помощью защититься от урагана. Она забыла, как много он может заставить ее чувствовать. — Почему нет? — спрашивает Драко. Он крепко ставит ноги, широко раздвигая колени, и опирается на них локтями. Гермиона запрещает себе отводить взгляд от его лица, чтобы узнать, тверд ли он, и тем более прерывает все собственные мысли о том, хочет ли она, чтобы он был твердым из-за нее. — Боишься того, что ты можешь вспомнить? Грейнджер почти смеется, учитывая, что воспоминания уже кружатся вокруг нее, накапливаясь с каждой секундой: не только безжалостный жар его тела под ней, но и мальчишеские улыбки, которые Малфой, казалось, берег только для нее одной, и удивительные переливы его смеха. — Я ничего не боюсь, — заявляет Гермиона в бессмысленной браваде. И она знает, что он это видит, но Грейнджер слишком далека от своего изначального плана, чтобы думать о чем-то другом. И действительно, Драко медленно улыбается ей, хотя его взгляд все еще острый, как бритва, а его лоб сморщен, как будто то же самое лезвие впивается и в него самого. — О, конечно, нет. Именно поэтому ты боишься подойти ко мне, Грейнджер? С другой стороны, это его школьная насмешка... И Гермионе не нравится, что это до сих работает. Она сжимает челюсти. Ей следует произнести что-то резкое — хотя бы часть из того, что Грейнджер повторяла так много раз, — или, по крайней мере, потребовать объяснений и извинений. И наоборот, Гермиона не должна умирать от желания показать ему в убийственных подробностях, что она уже не та застенчивая девушка, которую он бросил; разбить его оболочку, сочащуюся сарказмом, и найти под ней Драко, которого уже обнаруживала под этим… Малфоя, который хотел ее и заботился о ней. Пусть и недостаточно. Грейнджер облизывает губы. Она не может отвести взгляд от его адамова яблока, когда он глотает. — Ты все еще слишком много болтаешь, Малфой. — Совершенно уверен, что раньше у тебя был способ справиться с этим, — невозмутимо отвечает Драко. Боги. У нее такое ощущение, будто она мчится в машине, у которой перерезаны тормозные шланги, или, может быть, в машине, у которой тормозов нет и в помине. — Внизу сто человек, — говорит Гермиона невпопад, делая последнюю попытку повернуть руль в сторону, чтобы избежать лобового столкновения. — А в этой комнате только двое, — выражение его лица словно дерзкая маска, но глаза подобны тлеющим углям. Он прижимает язык к одному из резцов, — так что закрой дверь и иди сюда. И вот оно. Гермиона смотрит на Драко еще долго, достаточно долго, чтобы увидеть, как весь этот пылающий жар его взгляда начинает мерцать, а по краям снова наползает лед. Он открывает рот, и она, возможно, не знает его-нового так хорошо, как раньше, но подмечает изменения в глазах, выдающие, что Малфой собирается сказать что-то, на что можно будет ответить только заклинанием атаки или уходом-хлопнув-дверью. Всего за миг Грейнджер осознает, что она не может этого вынести; не может уйти отсюда без какой-то расплаты между ними, и, если это произойдет через их тела, а не через слова, что ж, вероятно, ей стоило предвидеть подобный исход. Гермиона указывает на него пальцем. — Заткнись и не двигайся. Не желая видеть торжество на его лице, она быстро отворачивается, чтобы произнести невербальное, запечатывающее дверь. Музыка и смех вечеринки становятся приглушены, а ее собственное дыхание кажется Грейнджер слишком громким, отдающим в ушах. В любом случае она делает еще один такой вдох, а затем снова поворачивается к Драко. По крайней мере, он выполнил то, о чем она просила: Малфой все еще сидит в этом дурацком богато украшенном кресле и по-прежнему смотрит на нее. — Я должна бы тебя ненавидеть. — Это вырывается прежде, чем Гермиона успевает подумать о том, как это прозвучит. — Нас таких двое, Кучерявая, — пожав плечами, говорит он, и она не может понять, имеет ли Драко в виду, что ненавидит себя или ее, или их обоих. Грейнджер шипит ругательства и на этот раз благодарна своим длинным ногам, которые несут ее через комнату быстрее, чем кто-либо из них успевает сказать еще что-нибудь жалящее. Она забирается прямо на него, колени по обе стороны от его бедер, захватывает лицо Малфоя руками и притягивает для поцелуя. Он издает грубый, почти болезненный звук ей в рот, и его руки тут же тянутся к ее заднице, прижимая к себе. Она чувствует, насколько он твердый; настолько, что это — признание. «В конце концов, не такой уж и неприкасаемый», — думает Гермиона, удовлетворенная и одновременно голодная. Она оставляет его с размазанной на губах помадой и скатывается на пол, ее руки заняты расстегиванием его брюк. Грейнджер не утруждает себя стягивать их, просто расправляется с молнией и сдвигает трусы-боксеры достаточно далеко, чтобы обнажить его член. Он не длинный, но толстый и покрасневший, лежит у него на животе. Вены выступают наружу, так и прося пройтись по ним языком. Ей нравится идея, что он попрошайничает. Гермиона наклоняется и открывает рот, но не прикасается; вместо этого она выдыхает теплом на его нежную кожу. — Блять… — Бедра Малфоя дергаются к ней, а Грейнджер откидывается назад, вне зоны досягаемости. Руки Драко сжимаются в кулаки, когда она плотоядно покусывает свою губу, не отводя от него горящих глаз. — Блять… — повторяет он. — Уверен, что это мое имя? — ехидно спрашивает Гермиона и приподнимает бровь. Малфой стонет от смеха и не отвечает. Сверкнув глазами, она наклоняет голову вперед, пока ее губы почти касаются его плоти, и самый кончик высунувшегося языка проходится вдоль одной из очень соблазнительных вен. Драко вздрагивает и прикусывает щеку с внутренней стороны. — Так, я не разобрала ответ? Он снова стонет, на этот раз громче. — Гермиона, — выдыхает Малфой. — Гермиона, хорошо? И ты меня убиваешь прямо сейчас… Она одобрительно мычит и одновременно берет головку его члена в рот. Малфой издает бессвязный, искаженный, отчаянный звук, погружая правую руку ей в волосы. Грейнджер вертит языком и чувствует его; он уже истекает ради нее. Она несколько раз покачивается вверх и вниз, намеренно небрежно, скользя рукой, чтобы схватить его там, где ее рот не может дотянуться. На вкус Драко напоминает прошлое: подколы, смех, открытия и доверие, и это больно, боже, как это больно. Гермиона пытается сосредоточиться на «здесь и сейчас»: на звуках, которые он издает, на небольших непроизвольных движениях его бедер, которые он не может сдержать. Она втягивает его так глубоко, как только может, делая плотный круг большим и указательным пальцами перед губами, продвигаясь вниз, пока волосы у основания его члена не коснутся ее носа. Малфой жадно хватает воздух и прижимается к ее языку. Поднимаясь по его стволу вверх, Грейнджер одновременно вскидывает взгляд. Рот Драко приоткрыт, губы красные и влажные от укусов, и он наблюдает, как она движется по нему, с такой неприкрытой потребностью в глазах, что это пронзает ее, от сердца до самого средоточия женственности. Она стонет и просовывает руку между своих ног. Жадно следя за ней, Малфой облизывается. — Гермиона, — говорит он, и в этом столько же обещания, сколько и потребности. Это волнует и болит в ней в равной степени, потому что Гермиона не может понять, как ему под силу смотреть на нее сейчас таким образом, но при этом оставить ее в прошлом? Она зажмуривает глаза. Он нежно проводит большим пальцем по ее ресницам. — Гермиона, посмотри на меня. Пожалуйста. Это всегда срабатывало: она никогда не была в состоянии отказать ему, когда Драко произносил свое «пожалуйста» так, будто у нее в руках было все, что он хочет. Грейнджер снова открывает глаза, и Малфой проводит большим пальцем по ее скуле, вниз по впадине внизу, где его член движется с другой стороны. Она давит на него сильнее, ее хватка становится крепче, ее скорость увеличивается. На этот раз именно он прерывает зрительный контакт, его шея выгибается, и Драко сладко задыхается; если бы ее рот не был занят, Гермиона бы вцепилась зубами в сухожилие на его горле и пустила бы ему кровь. Она довольствуется тем, что подносит руку к его рту и просовывает внутрь средний и безымянный пальцы. Он обхватывает их губами и жадно сосет. Его член на ее языке восхитителен: неоспоримая реальность, которую так любит Грейнджер — тепло его кожи, скольжение ее слюны и знакомый запах его пота в ее носу. Он снова принадлежит ей, пусть и только на этот момент; они оба друг для друга, и Малфой наматывает на кулак кончики ее волос. Не останавливая движения ртом, она обеими руками стягивает с него штаны и трусы так, чтобы можно было засунуть пальцы — мокрые от его рта, — ниже и ласкать его яйца. «Не знала об этом в школе», — самодовольно и немного злобно думает Гермиона. Когда он кончает, то издает резкий, беспомощный звук, который она чувствует, начиная с его таза, затем пульсируя во рту и скатываясь ей в горло. Грейнджер почти мурлычет от удовлетворения, пока он дергается и задыхается при малейшем новом движении ее языка. Она жаждет потратить столько времени, сколько сможет, вылизывая его дочиста и наслаждаясь тем, что разрушила самоконтроль Драко, но, едва Гермиона заканчивает сглатывать, он хватает ее за спину — с гораздо бОльшей решимостью и координацией, чем можно было бы ожидать сразу после семяизвержения. Малфой крепко целует ее, его язык проникает достаточно глубоко, и она знает, что он может попробовать себя на вкус. Драко проводит пальцами вверх и вниз по молнии ее брюк. — Я хочу сделать с тобой то же самое, Грейнджер, — голос у него грубый и настойчивый. Он отстраняется, чтобы она могла видеть его глаза; широкие темные зрачки, почти поглотившие серебряную радужку. — Скажи мне, что тоже хочешь. Часть ее собирается сказать ему «нет», жаждет бросить одного и уйти, но вместо этого Гермиона ловит его взгляд и просит: — Сделай это. Сейчас. Малфой рычит ей в рот, целуя ее еще раз, яростно, как голодное животное, а затем скользит вниз по ее телу, стаскивая с нее брюки и нижнее белье. Штанины достаточно широки, чтобы он мог стащить их с ее ног и отбросить в сторону. Ковер под ее обнаженной задницей мягкий и плюшевый. — Блять… — горячо шепчет он, обратив внимание на ее оксфордские туфли на низком каблуке. Он наклоняется и прижимается губами к ее лодыжке, чуть выше линии туфельки. — Ты же не против, если мы оставим их? — требует Драко, проводя рукой по ее икре. — Нет, — Гермиона отвечает с легким смешком. Малфой звучит требовательно и одновременно совершенно разбито. Ей нравится это. — Я вернусь к ним позже, — сообщает он ей, мрачно, и она не понимает, что Драко имеет в виду под словом «позже». Он проводит языком вверх по ее ноге, уткнувшись носом в сочление, где ее бедро встречается с тазом. Малфой задерживается там на несколько секунд, дразня, и Грейнджер ожидает, что он отыграется на ней, вынуждая встречно умолять, но его нервы не выдерживают первыми. — Не могу… — шепчет Драко и рисует широкую влажную от его слюны полосу в самую сердцевину ее складок. Это похоже на то, как если бы Малфой только что дернул за струну в самой глубине ее души — Гермиона выгибается над полом. Трение ковра через ее тонкую блузку вызывает появление маленьких точек тепла на ее лопатках. Он пользуется возможностью обхватить руками ее ноги, шире толкая их плечами и притягивая ее ближе. Его пальцы впиваются в ее бедра, а его язык… Грейнджер думала, что ее воспоминания о его языке преувеличены временем и расстоянием, но нет. Нет, он даже более ловок и нетерпелив, чем она помнит. Малфой отстраняется ровно настолько, чтобы оцарапать зубами внутреннюю часть ее бедра. — У тебя все еще мой любимый вкус, — говорит он ей, и вся нижняя часть его лица блестит от ее соков. — И ты уже такая мокрая. Это из-за того, что твой рот свел меня с ума? Гермиона думает, что нет смысла лгать. Она вызывающе запускает пальцы в его волосы и подталкивает голову Драко вниз. — Лижи… Он стонет и ныряет обратно, воодушевленно поглаживая языком каждую ее складочку, в то время как его нос утыкается в ее особенную точку. У нее всегда была слабость к этому, а самому Драко еще и нравилось, как ее запах потом задерживался в его носу. Погружая в Грейнджер свой язык так глубоко, как только может, он снова и снова заставляет ее напрягаться и дрожать. Малфой в безжалостном ритме работает пальцами вокруг ее сердцевины, и слишком скоро Гермиона кончает — резко, ярко и жестко. Тупые кончики ее каблуков прижимаются к его спине, оставляя на коже легкие царапины. Грейнджер лежит на полу, задыхаясь, пока Драко покрывает влажными поцелуями ее бедра, а потом снова проводит языком по ее женственности, посылая ей еще один обжигающий толчок. — Еще раз, — требует он. — Драко… — Грейнджер думает, — если она вообще способна сейчас думать, — что им нужно поговорить. Они должны… — Еще раз, — настаивает он, — я слишком скучал по этому… Гермиона закатывает глаза. Что ж, она убеждает себя, что они могут поговорить и позже… Она все еще чувствительна, но Малфой дразнит ее облизываниями и покусываниями, избегая самой главной точки до тех пор, пока Грейнджер не стонет от разочарования и не упирается пятками в пол, чтобы можно было податься к нему бедрами. Как только она делает это, он мычит с облегчением, втягивая ее сердцевину обратно в рот и вводя в Гермиону сразу два пальца. Ее голова ударяется о ковер. Где-то на периферии сознания Грейнджер знает, что ей морально больно, и что она все еще злится, и что секс ничего не решит между ними, — но ничто из этого не ощущается так ярко, как голова Драко между ее ног, и те непристойные голодные сладкие звуки, которые он издает. То, как он нежно поглаживает свободной рукой вверх и вниз по внешней стороне ее бедра, пока его рот доводит ее до исступления. Ей хочется растянуть это как можно дольше, — этот подвешенный момент, в котором задействовано все тело и, к счастью, немного разума, — и второй оргазм коварный, он пробирается вверх по ее позвоночнику и крадет дыхание, ударяя током по каждому из нервных окончаний. Ее мысли беспомощно вращаются по кругу. Малфой издает звук, одновременно голодный и самодовольный, и тычет во внутреннюю часть ее бедра своим влажным, слегка липким носом. Гермиона точно знает, к чему он ведет, и как бы не было заманчиво посмотреть, как долго они смогут использовать секс, чтобы отсрочить неизбежное, но она тянется вниз, пока не может зацепить парой пальцев его подбородок и поднять голову. Волосы Малфоя образуют беспорядочную корону, а глаза полны тепла и чего-то еще, что она не может прочесть; что бы это ни было, его много. Грейнджер кладет руку ему на щеку. — Драко, просто… иди сюда, — и он повинуется, подползая вверх по ее телу, пока она не может притянуть его рот к своему. После того, как Гермиона долго целует его, слизывая свой собственный вкус с его языка, Малфой, наконец, падает рядом с ней, вытирая лицо рукавом и уставившись в потолок, пока они оба пытаются восстановить дыхание. По мере того как эйфория от оргазма угасает, Грейнджер чувствует, как тяжесть реальности начинает накапливаться в ее животе. Она закрывает глаза и сжимает кулаки, желая пробраться обратно в то полувакуумное от мыслей пространство, где можно было бы забыться, хотя бы еще на несколько минут. — Я ждал тебя, — говорит Драко через несколько минут тишины. В течение долгих секунд Гермиона не может понять смысл этих звуков в таком порядке. Она поворачивает голову набок. — Что? — Тогда на станции. Я ждал тебя всю ночь, — уточняет он на выдохе, а затем зеркалит ее позу, наклоняя к ней голову, встречаясь глазами. — Почему ты не пришла? — Почему я не… — Последние остатки ее оцепенения после оргазма испаряются в пламени негодования, которое вырывается из живота и через грудь, как сухие ветки, вспыхивающие в лесном пожаре. — Это та самая история, которую ты рассказывал себе все эти годы, чтобы почувствовать себя лучше после того, как бросил меня? У него отвисает челюсть. — Прости, но какая часть фразы «куда бы ты не захотела пойти» звучит так, будто я мог бы тебя бросить? Грейнджер не может поверить, что он собирается заставить ее сказать это. И она уверена, что точно не скажет этого полуголой, поэтому садится и рваными движениями начинает натягивать нижнее белье обратно. — Та часть, где ты прислал мне письмо, в котором говорилось, что ты передумал и тебе нужно «найти себя». — Она произносит каждое из этих слов с насмешкой, как оружие, чтобы защитить себя девятнадцатилетнюю. — Кстати, цветы были приятным дополнением. Джинни хотела, чтобы я оторвала все головки, но я хранила их, пока они не засохли. Чтобы помнить о тебе. Чтобы точно помнить, что я значила для тебя. — Гермиона. — Его тон низкий и напряженный. Малфой переворачивается на одно бедро и кладет руку ей на предплечье, как раз в тот момент, когда она тянется за выброшенными штанами. Пять лет уязвленной гордости кричат ей, чтобы Грейнджер не позволяла ему снова прикасаться к себе, но он нежно сжимает ее руку, и она не двигается. — Мне нужно, чтобы ты сказала, о чем именно ты говоришь, потому что я клянусь, что понятия не имею ни о каком письме или цветах. Гермиона моргает, глядя на него. Если это своего рода продолжение дурной шутки многолетней давности, то вполне возможно, что она спалит Мэнор дотла. Сравняет отчий дом Малфоя с землей. Однако раньше она часто видела, как Драко лжет, и в нужных обстоятельствах у него это отлично получалось, но врать лично ей у него обычно выходило не столь безукоризненно. — Ты прислал мне письмо, — медленно произносит Гермиона, — там говорилось… — Она, в конечном итоге, закопала эти дурацкие цветы, но, к сожалению, вся короткая записка врезалась в ее мозг, особенно та часть, где он сказал ей, что «я боялся идти один, но теперь, когда настало время, я знаю, что обязан быть честным. Я всегда буду заботиться о тебе, Гермиона, но, когда я смотрю на свое будущее, я просто не вижу тебя там. Мне жаль.» Именно поэтому Грейнджер пообещала себе, что если когда-нибудь увидит его снова, то заставит его пожалеть, заставит Малфоя корчиться под силой ее ледяного презрения. Секс с ним, который только что случился, не входил ни в один из ее планов мщения. Но сейчас она даже не может заставить себя сосредоточиться на этом, — только на лице Драко и на том, как его брови сдвинуты вместе, когда он собирается сказать… — Люциус. — Это выходит у них в унисон. — Долбанный драккл! — Малфой отпускает ее руку и шлепает по ковру открытой ладонью. — Как, блять, я на это повелся? Гермиона падает на локти, и последние пять лет в ее сознании вдруг начинают менять форму. Словно монолитные до этого момента скалы вдруг смещаются, как при сильном землетрясении… В версии Драко гораздо больше смысла, чем в… — Как мы оба на это повелись? — задается она вопросом, настолько ошеломленная, что лишь наполовину осознает, что говорит. — После того, как ты столько раз меня предупреждал… — Я вырос вместе с ним, я должен был знать, но просто никогда даже не думал об этом… — Малфой замолкает и качает головой, глядя отстраненным взглядом на ковер перед собой. Гермиона смотрит на него. Когда он впервые вошел в комнату, она старалась не смотреть на него слишком пристально, но сейчас пользуясь случаем, рассматривает длинную линию носа и ставший острее разрез его скул. Морщинки от смеха вокруг его рта стали чуть более глубокими, плечи — шире, а юношеская невинность лица начала обостряться во что-то более твердое, более устойчивое. И пока Грейнджер смотрит, в ее груди зарождается надежда — словно пробивается свежий ручей. Когда их взгляды встречаются, в уголках его глаз таится нерешительная надежда. — Так ты говоришь мне, что хотела бы…? Ее сердце колотится слишком сильно, Грейнджер переносит свой вес на один локоть, затем протягивает руку и позволяет себе скользить вверх по линии его челюсти и его скуле. Веки Малфоя опускаются, а затем поднимаются вновь. — Да, Драко, — тихо говорит она, — и ты тоже действительно хотел тогда…? — Так сильно, что я едва мог дышать. В наступившей после этого тишине все, что они могут сделать, это смотреть друг на друга. Пять лет. Есть миллион вещей, которые она хочет спросить у него, — теперь, когда Гермиона внезапно может сделать это, — но первое, что приходит ей в голову: — Почему ты не попытался связаться со мной после? Как ты мог подумать, что я не приду к тебе? Тогда ты был частью моего мира, моим магнитом. — После того, как она потеряла Драко, то жизнь научила ее тому, что нужно быть своим собственным компасом, но в то время Грейнджер последовала бы за ним куда угодно. Он пожимает плечами. — Я спрашивал тебя о побеге множество раз, но так и не получил однозначного утвердительного ответа. А как ты могла подумать, что я откажусь от тебя? — На его лице появляется обида. И Грейнджер думает, что на самом деле легко поверила тому, что он решил разбить ей сердце. — Я не знаю. Это была сова Малфоев и… — говорит она. Пожалуй, Гермиона никогда до конца не могла поверить, что Малфой любит ее, поэтому, когда пришла его записка, это казалось неизбежным финалом, а не предательством. — Я никогда этого не делал, — тихо говорит Драко. — Я не отказывался от тебя. Она чувствует, как ее щеки горят, будто ей снова девятнадцать. Но это уже не так, поэтому Грейнджер улыбается ему. — Значит, мы оба были идиотами, да? — говорит он, печально кривя рот на одну сторону. Это вызывает у нее смех. — Полагаю, что так. Он ухмыляется, и она помнит эту его эмоцию: быструю и яркую, как вспышка заклинания. После того, как Драко исчез из ее жизни, после того, как Грейнджер пролила больше слез, чем призналась даже своим самым близким друзьям, она решила, что не позволит горю сломать себя. Она пошла на терапию, закончила обучение с отличием и в конце концов даже встречалась с другими парнями; Гермиона высоко держала голову и притворялась уверенной, пока не начала действительно в это верить. Но шрам остался. Широкий и глубокий шрам от мысли, что кто-то, кого она так сильно любила, заставил ее поверить, что он так же любит ее в ответ, а потом может вычеркнуть из жизни росчерком пера на фамильном пергаменте. Обнаружить сейчас, что Малфой этого не делал, — это как найти в своей квартире комнату, о существовании которой ты даже не подозревал. И внутри тебя ждет что-то новое и немного пугающее. — Я мог бы спросить тебя, чем ты занималась последние пять лет, — предлагает Драко, — но, если быть честным, то я могу признаться, что уже знаю. Я следил за тобой. Она смотрит на него с притворным удивлением. — Жутковато. — Или трогательно, — парирует он, все еще ухмыляясь. — Я… — Драко замолкает, а потом снова качает головой, — я знал, что ты совершишь невероятные вещи. Гермиона гордится тем, что с достоинством принимает комплименты — для этого ей потребовалось много практики. — А как насчет тебя, Малфой? — вместо ответа она бросает ему вызов. — Ты глава собственного благотворительного фонда? — К своему удивлению, Грейнджер действительно видит, как вспыхивают его щеки. — Я всегда знала, что ты будешь не похож на своего отца. Его глаза снова обращаются к ней. — Ты другая, — он размышляет вслух, наклонив голову. Терапия научила Гермиону тому, что старым вопросам и сомнениям требуется время, чтобы уйти. Она поднимает подбородок. — Конечно, да. Прошли годы. Было бы странно, если бы я осталась прежней. Его улыбка становится шире, и Малфой прикусывает нижнюю губу. — Я сделал тебе комплимент, Кучерявая, — говорит он тихо, нежно и… с чем-то явно выходящим за рамки нежности. Нервные окончания Грейнджер улавливают изменение в выражении его лица даже раньше, чем это успевает сделать ее мозг, который тут же начинает гудеть от предвкушения. Драко позволяет своему взгляду скользить по ней: неторопливо и сосредоточенно, как будто он ожидает экзамена, который потребуется позже, и хочет тщательно подготовиться. Она остро осознает, как шелк ее блузки касается верхней части бедер, прикрытой только промокшим от желания нижним бельем. — Я всегда в тебя верил, — продолжает Малфой, опираясь на предплечье, чтобы наклониться ближе, все еще убийственно медленно, пока его рот не оказывается в дразнящем сантиметре от ее губ. — Я рада, что ты не пришел, — вдруг говорит Гермиона, желая, чтобы он знал об этом, прежде чем они снова займутся сексом. Драко отстраняется и глядит на нее опасливо. — Это не похоже на комплимент. — Нет, нет… просто… я имела в виду, что сбежать со мной — не решило бы твоих проблем, — поясняет она так быстро, как только может. Гермиона видит, что напряжение уходит из его взгляда. Малфой наклоняет голову и утыкается в ее нос своим; она чувствует короткое прикосновение его губ, как обещание. — И я рад, что ты не пришла, — признается Драко. — Не смотри на меня так, я только имел в виду, что с моей стороны было нечестно просить тебя бросить все и пойти со мной. Его язык высовывается, проходясь по ее верхней губе. Она втягивает воздух, и ее бедра непроизвольно шевелятся. Грейнджер внезапно понимает, что Малфой чувствовал минуту назад. Очевидно, что им еще есть над чем работать, когда дело доходит до всех этих разговоров. — Ну, очевидно, мы разобрались с этим? Его близость вызывает у нее легкое головокружение. Драко издает удивленный смех, который она чувствует на своих губах. — Я всегда знал, что плохо на тебя влияю. — Это был его обычный подкол из тех времен, когда они были вместе, и, несмотря на смех, Гермиона слышит в нем гул теней, с которыми Малфой, по-видимому, все еще борется. Она никогда не хотела позволять ему сражаться с ними в одиночку, поэтому наклоняется и крепко целует его. — Это не так, — твердо говорит Грейнджер, когда заканчивает. — Что, не так? — спрашивает он, задыхаясь. Его зрачки расширены, и Драко выглядит сбитым с толку, будто она только что задала ему вопрос, которого не было в учебных материалах. Гермиона хихикает. — Плохое влияние, — повторяет она. Его улыбка играет в уголках рта, как мерцающая свеча. — Помимо твоего вкуса к дуэлям, — добавляет Грейнджер, просто чтобы увидеть, как улыбка Малфоя превращается в смех. Они оба помнят, как были настолько взвинчены от невысказанного желания прикоснуться друг к другу, что направили все свое сексуальное разочарование в двухчасовой поединок, в котором ни один не хотел сдаваться, и, в конечном итоге, Гермиона извернулась, схватила его и поцеловала, просто чтобы он заткнулся и перестал кидать в нее заклинания. Она делает то же самое и сейчас, подавляя веселый протест Драко своим ртом, и чувствует поднимающийся жар, когда он отвечает нетерпеливо и немедленно; точно так же, как Малфой делал это в первый раз, и каждый раз с тех пор. Он обхватывает пальцами голову Грейнджер, наклоняет и глубоко проникает языком в ее рот. Скомкав ткань рубашки на его груди, она позволяет их языкам сцепиться в жаркой пляске, выискивая все тонкие нотки, которые были потеряны в их первоначальной вспышке гнева и боли. — Нам нужно поговорить, — бормочет Драко, хотя сам же забирается на нее сверху, пока говорит это; его рот занят поцелуями у основания ее шеи; его налитый член трется между ее ног. — Ммм, — соглашается Гермиона. Она прижимается к нему бедрами, и он стонет — слишком громко, учитывая, что внизу все еще проходит званый вечер, а они не наложили заглушающее. — Драко, — упрекает его Грейнджер, но хихикает. — Пусть они услышат, — яростно говорит Малфой. — Если бы я мог, то повесил бы чертов рекламный щит прямо перед парадным входом, — и он начинает расстегивать пуговицы ее блузки одну за другой, следуя губами по неумолимому пути вниз. Гермиона зажмуривает глаза; она так долго держала свои чувства к нему взаперти, что, позволив им снова вырваться наружу, ей кажется, будто множество игл одновременно втыкается в ее сердце. Она гладит Драко по волосам и судорожно вздыхает. — Гермиона… — шепчет он, поигрывая пальцами с острым кончиком ее соска, отчего она издает полуприглушенный плач; Малфой всегда заставлял ее хотеть большего, чем Грейнджер могла выразить словами. — Позволь мне трахнуть тебя, пожалуйста… Его брюки все еще удобно расстегнуты, и она спихивает нижнее белье Драко до колен, прежде чем он даже успевает закончить свое предложение. — Да, да, да!.. — Подожди, — Малфой хватает ее за руки и приподнимается настолько, что Гермиона может видеть смех в его глазах; все их прежние острые углы стали мягкими. — Кажется, я помню, как кто-то жаловался на ожоги от трения, когда мы в последний раз занимались сексом на этом ковре… Теперь, когда он упомянул об этом, она тоже это вспомнила. — Даже если ты не живешь здесь, у тебя ведь все еще есть тут комната, верно? Он качает головой. — Слишком далеко. Я не хочу рисковать и проснуться. — Ну, тогда каково твое решение, Малфой? Он оглядывает комнату, и Гермиона делает то же самое; кресло не выглядит достаточно прочным, чтобы выдержать их общий вес в течение длительного времени, и по опыту она знает, что диванчик не рассчитан на двух человек. Затем ее глаза загораются, когда Грейнджер находит ответ. — Здесь. — Она нетерпеливо толкает Драко в плечо. Он смеется и скатывается с нее настолько, что Гермиона может схватить его за руку и потянуть за собой через всю библиотеку туда, где под углом к полкам стоит лестница. Когда она примеряется, то одна из ступенек находится на той высоте, на которой Гермиона может прислониться к ней задницей и иметь удобный рычаг, чтобы обхватить ногой бедро Драко и притянуть его ближе. Он немного кряхтит, когда его член упирается в нее, — тот оказывается точно на нужной высоте, как Грейнджер и надеялась, и она удовлетворенно мычит. — Почему мы никогда не пробовали это раньше? — спрашивает Малфой. Она пожимает плечами. — Думаю, с возрастом приходит мудрость. — Говори за себя, — ворчит он, выгнув одну бровь. — Всю неделю мать говорила мне, какой я жалкий идиот, который пригласил в наш дом сотню человек только для того, чтобы попытаться увидеться с девушкой, бросившей меня пять лет назад. — Ты же не… — Но по тому, как Драко застенчиво ухмыляется ей, Гермиона догадывается, что он действительно сделал это. Ее сердце расширяется в груди, сбрасывая еще несколько повязок, которые она наложила на него. — Я думал о тебе. — Драко целует ее рядом с ухом, а потом чуть отстраняется. Она издает сдавленный звук, ее колени слегка подгибаются. — Я думал о тебе чаще, чем было бы не стыдно признаться. Малфой начинает раздеваться и снимает блестящие черные туфли. Вид его носков кажется ей милым; маленькая дырочка на большом пальце — словно тайна, которую он доверяет Гермионе, прежде чем остаться босыми. — Тогда, наверное, и мне не следует признаваться в том, что я — та жалкая идиотка, которая пришла на вечеринку из сотни незнакомцев только для того, чтобы попытаться увидеться с парнем, бросившем меня пять лет назад? Глаза Драко снова возвращаются к ней, и в них такое же чувство удивления и радости, которое испытывает она сама. — Нет, лучше не делай этого, — ухмыляется Малфой. — Хотя, очевидно, что именно потому, что ты не искала меня, то и оказалась в библиотеке, где у нас так много… воспоминаний, да? С усилием сдерживая улыбку, Грейнджер пожимает плечами настолько невинно, насколько это возможно, пока она стаскивает собственное нижнее белье. — Оставь туфли, — говорит Драко голосом, похожим на что-то среднее между приказом и мольбой. Она никогда не понимала, как ему это удается. И его фетиш, относительно ее обуви, кажется ей забавным. Однако Гермиона делает то, о чем он просит, и снова прислоняется к лестнице, схватившись за одну из перекладин над головой и обняв обеими ногами его бедра. Средние ступеньки немного впиваются ей в спину, но Грейнджер нравится, как они заземляют ее, делают происходящее более реальным. — Я все еще принимаю противозачаточные средства, — говорит она, — и я сдавала анализы с тех пор, как в последний раз была с кем-то. Гермиона внезапно вспоминает, что Малфой пошел с ней к врачу за их первым рецептом на противозачаточные, и она тогда так краснела, что думала, будто ее лицо может остаться таким навсегда. Теперь румянец на щеках едва заметен, и Грейнджер поправляет хватку за лестнице, наслаждаясь собственной силой и тем, как Драко скользит взглядом от ее бицепса до места, где висит расстегнутая блузка, обнажая длинную линию по центру ее туловища. Она подумывает о том, чтобы расстегнуть еще несколько пуговиц на рубашке Малфоя, но ей слишком хочется, чтобы он был внутри нее, чтобы возиться с его одеждой прямо сейчас. — Я тоже, — отвечает Драко. Гермиона видит, как его глаза затуманиваются от похоти. — Я имею в виду анализы, а не таблетки. — Он смеется, и этот звук окутывает ее, как теплый ветерок. Малфой перемещает свой вес, пока его член не оказывается у ее входа, и одним толчком погружается между совершенно влажными складками. Грейнджер втягивает воздух и задерживает дыхание. — Это слишком быстро? — шепчет он, замирая. — Хочешь, чтобы я подождал? — Драко облизывает губы, и выглядит обеспокоенным. Или разочарованным. Гермионе хочется залиться смехом. Ей кажется чуднЫм, что Малфой задается вопросом, не слишком ли они торопятся, хотя его подбородок все еще немного перепачкан следами ее оргазмов. Он явно размышляет в том же направлении, потому что его рот снова кривится в улыбке. — Но если подумать, я помню, как ты только что отсосала мне, а мой язык был у тебя между ног. — Драко говорит это так, будто проверяет, какой эффект его грязные словечки окажут на нее, и он рад удостовериться, что это по-прежнему заводит ее. — Это было неплохо. — Что именно? — Сосать тебя. И то, что проделывал твой язык тоже, — говорит она, и его самодовольный смешок исчезает между ее губ, когда Малфой резко вводит в нее член. Гермиона охает, но она более чем достаточно мокрая для него. Она упирается обутыми пятками в его задницу, чтобы втолкнуть Драко на всю возможную длину. — Святой Мерлин, Грейнджер, — он сбивчиво дышит рядом с ее ухом. — Я так скучал по тебе… Грейнджер напрягает свои внутренние мышцы вокруг его члена, и Малфой с бессвязным звуком опускает голову ей на плечо. — Блять… каким еще трюкам ты научилась? — жалобно спрашивает он. — Просто скажи мне сейчас, я больше не могу выносить сюрпризов, я уже не так молод, как раньше. — Драко, — она смеется и убирает одну руку с лестницы, чтобы зарыться пальцами в светлые волосы; Гермиона не может удержаться и не прикоснуться языком к его шее там, где его ключица обнажена. — Тебе только двадцать четыре. — Точно, — он кладет руки ей под ягодицы, поднимая ее выше, и при следующем толчке Малфой попадает в новую точку, от которой весь ее позвоночник искрит. — Ты смешон, — выдыхает она, подчеркивая это толчком своих бедер и еще одним крепким сжатием, от которого у него перехватывает дыхание. — Драккл, я скучал по тому, как ты это произносишь, — говорит он, но одергивает сам себя, — черт, мне не следовало этого признавать. Драко звучит так весело и печально, и на грани потрясения одновременно, и Грейнджер ничего не может с этим поделать, ей приходится его поцеловать. Чем дольше продолжается поцелуй, чем чаще он входит и выходит из нее, и тем больше это накапливается в ней — все, что Малфой когда либо заставлял ее чувствовать. Чуть отстранившись, она прижимается лбом к его лбу. — Драко, — шепчет Гермиона, — я тоже скучала по тебе. Вблизи она видит тонкие, мягкие волоски его ресниц, когда он моргает, и его ритм сбивается. Малфой смотрит на нее и рвано произносит между глотками воздуха: — Значит, мы… просто… признаем это сейчас? Вслух? Он, несомненно, кажется ошеломленным, но… довольным? — Это начал ты сам, — отвечает она, целуя его переносицу. — Хорошая попытка. — Он смотрит на нее еще какое-то долгое мгновение, а затем снова ускоряет ритм, на этот раз сильнее, увереннее. — В таком случае я скажу тебе, что я бе-зум-но скучал по тебе. — Грейнджер обнимает его бедрами. — В самом деле, — продолжает Драко, — если честно: я месяц после нашего расставания почти не мог спать. Та часть ее, которая мстительно представляла, что он страдает, оказывается удовлетворена; и вся она, у которой сейчас кружится голова от его близости, может только смеяться. — О, так значит, мы устроим соревнование? — Конечно, — соглашается Малфой, пьяно улыбаясь ей. Он просовывает руку между ними и скручивает пальцами ее сосок, именно так, как это нравится Гермионе. — В таком случае, у меня не только были проблемы со сном после твоего ухода, но и иногда, чтобы помочь себе заснуть, мне приходилось вставлять в себя пальцы и представлять, что это ты прикасаешься ко мне… — Блять, серьезно? — Драко замедляется, и она может поклясться, что чувствует, как он уплотняется внутри нее. — Ты выиграла, ясно? Я уступаю, я… — Это правда, — говорит Грейнджер, прижимая его ближе. Он беспомощно стонет и ласкает ее шею, а она гладит его по волосам. Гермиона могла бы привыкнуть к этой честности; им следовало попробовать это много лет назад. — Я так скучала по тебе, Драко. Боги, почему ты просто не поговорил со мной? — Мы уже выяснили, каким идиотом я был, — капитулирует он. — А каковы твои оправдания? — Неважно, — говорит она, — просто… Малфой резко толкается сильнее, выбивая из нее короткий резкий вкрик. Грейнджер крепче сжимает лестницу, поворачиваясь так, чтобы встретить его толчки своими собственными. Все ее сдерживаемые желания выплескиваются наружу. — Гер-миона, — он опускает руку и массирует ее между ног подушечкой большого пальца, — не могу поверить, что мы потратили впустую все это время, когда могли бы… — Не надо, — яростно прерывает его она и отпускает лестницу, чтобы обнять Драко обеими руками за плечи. Ее собственный вес толкает ее глубже на его член, и Грейнджер чувствует, как пальцы Малфоя впиваются в ее бедро, когда они оба издают нечленораздельные звуки. — Просто продолжай, просто так… просто… — Его большой палец снова и снова проводит по ее особо чувствительной точке, и это так хорошо, так сладко, остро, невероятно, что она откидывает голову назад и ударяется затылком о перекладину лестницы. — Черт, — шипит Драко, отпуская ее ногу, — ты… — Со мной все в порядке, — быстро выдыхает Гермиона, — не останавливайся, боги, только, пожалуйста, не останавливайся… — Она была так близко, что разочарованно чувствует, как ее оргазм завис вне досягаемости, и хотя часть ее хочет, чтобы это длилось вечно, еще больше Грейнджер хочется сбросить их обоих через край, как будто они прыгают со скалы. Малфой возобновляет ритм, покрывая беспорядочными поцелуями ее грудь и шею; его засосы оставляют сладкие ожоги, а его большой палец все еще занят круговыми движениями в ее истекающих смазкой складках. Грейнджер сжимает член Драко так крепко, как только может, вдыхая ему в ухо все, что так долго скрывала; о том, как ей хорошо с ним, как сильно она по нему скучает, как она гордится им… Чем больше она говорит, тем меньше, кажется, способен говорить он. Малфой просто произносит ее имя, снова, снова и снова... Когда оргазм поднимается из глубин и разрывает ее, Гермиона вцепляется в него, в то время как Драко делает еще несколько глубоких грубых толчков, а затем кончает сам. На какое-то время он замирает и не двигается, оставаясь погруженным в нее; прижимая ее к лестнице. Она целует его потный висок, и Малфой издает глухой, удовлетворенный звук, глядя на нее из-под тяжелых век. Он осторожно гладит ее по затылку и целует в щеку, а его голос хриплый, когда Драко спрашивает: — Ты сильно ударилась? Уверена, что с тобой все в порядке? — Я уже даже забыла об этом. — Черт, мне везет, что у тебя короткая память, Кучерявая. — Он оставляет поцелуй на ее второй щеке, прежде чем осторожно отстраниться от нее. Его сперма вытекает между ног Гермионы. Он смотрит на это, словно зачарованный. — Любовался бы этим и любовался... И, кажется, Грейнджер все-таки внезапно краснеет. Прежде чем наклониться, чтобы собрать брошенную одежду, Драко шепчет Очищающее для себя и нее. Она достаточно долго балансирует на одной трясущейся ноге, чтобы снова влезть в нижнее белье, а затем направляется туда, где Драко оставил ее штаны. Грейнджер как раз заправляет блузку в брюки, когда он произносит: — Гермиона, — таким торжественным тоном, что ее сердце принимается бешено колотиться. — Я хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь. Ее охватывает облегчение, а также осознание того, что у него, как и у нее, есть свои шрамы, и они не исчезнут в одночасье только потому, что оказались нанесены по недоразумению, а не по злому умыслу. Но если им придется отремонтировать фундамент, Гермиона с радостью положит в это дело свой кирпич и добавит раствор. Она пересекает комнату, схватив лицо Малфоя обеими руками и крепко поцеловав его в губы. — Я тоже хочу тебя, — говорит она. — Хочу все, что ты готов мне дать. Грейнджер наблюдает, как его глаза расширяются от мощного сочетания шока, похоти и чистой радости. — Как же ты все-таки изменилась, — шепчет он, и в его голосе столько восхищения, что даже ее старая неуверенность в себе не может найти опоры. Гермиона морщит нос и улыбается ему. — Только ты заставляешь меня хотеть тебя из раза в раз еще больше. — Должна признаться, что и мне хочется тебя внутри от раза к разу лишь больше. Твой член, пальцы и твой язык, пожалуй, я могла бы наслаждаться ими вечно... Малфой мычит ей в рот, поднимает руку и запутывает волосы на ее макушке. Грейнджер хочет, чтобы поцелуй был сладким, но каким-то образом он переходит в очередной голодный, и — она даже не уверена, кто из них виноват, — Драко снова начинает вытягивать блузку из ее штанов, и ей приходится увернуться. — В какой-то момент мне все-таки придется спуститься обратно на вечеринку, — протестует она. — Мне действительно нужно поговорить с Нарциссой. Драко пожимает плечами, засовывая два пальца за ее пояс. — Останься со мной на ночь и поговори с Нарциссой утром, — уговаривает он, но Гермиона озорно ухмыляется, раскусив его план. — Ладно, все равно стоило попытаться, да? Но я только что воссоединился с женщиной, которая разбила мне сердце пять лет назад. Можно ли винить меня за то, что я хочу трахать ее до потери сознания, а? Это заставляет Грейнджер закатить глаза. Но его слова льстят ей. — Три оргазма в час — это сложная задача, Кучерявая, но я давно не практиковался, так что, что способен и на большее, — обещает Малфой. — Драко, пойдем со мной к гостям. — А потом мы снова… Да? — Он накрывает ее руку своей, поворачивает голову, чтобы поцеловать ее ладонь. — Я собираюсь наверстать каждый из дней, который мы потеряли... — Кажется, я все еще тебя люблю, — признается она с улыбкой. — Это не изменилось. — Ладно, — говорит Малфой, удовлетворенно, — тогда я пойду с тобой. И мысль об этом, что они вдвоем, рука об руку, лицом к лицу спустятся вниз, кажется Грейнджер настолько хорошей, что это почти причиняет боль. — Я прикрою твою спину, — повторяет она кусок их старого обещания военного времени. — Я. Люблю. Тебя, — отвечает он обманчиво спокойно, но с глазами полными огня. Ее сердце словно вырывается из груди. — Не стесняйся упоминать об этом в любое время, — предлагает она, поглаживая его скулу. Улыбка снова расплывается на красивом лице Драко. Гермиона думает, что, если он продолжит так на нее смотреть, то она снова его поцелует, и они никогда не уйдут отсюда. Ее рука скользит вниз по его руке и ненадолго сжимает пальцы Драко, а затем Грейнджер отстраняется, чтобы поправить свою блузку. — В коридоре все еще есть ванная для гостей? Я должна привести себя в порядок. — Да, и мне, наверное, тоже стоит зайти в свою комнату и умыться, — говорит Малфой, проводя языком по нижней губе с похотливым удовлетворением. Гермиона чувствует, как между ног вновь скапливается томление. — Хорошо, — говорит она, насильно прочищая горло. — Итак. Встретимся внизу через сколько минут, через десять? Драко наклоняет голову, его улыбка чуть блекнет, и Грейнджер понимает, что только что сказала. Она чувствует легкое головокружение, словно оказывается на краю обрыва в опасной близости от падения. Но Малфой протягивает руку и переплетает свои пальцы с ее. — Встретимся там, — твердо говорит он, и она уверенно кивает в ответ. .