Confidence

Рей беззастенчиво пялится на тренировочный бой между Кайданом и Мираком, попивая из кружки чуть подогретую заклинанием кровь. Дома подобное он позволяет себе в открытую, приучив всю прислугу к своим предпочтениям, в то время как его друзья и близкие выучили это сами собой. Могли убежать и прятаться — от Люсьена он это ожидал больше всего, — но всё же привыкли. Медленно, с осторожностью, в самом начале ожидая, что он бросится на них. Мог, конечно. Эту возможность он применял редко и только на противниках, да и маска служила неплохим препятствием, чтобы воткнуть клыки в тёплую плоть. Но чаще всё же он ограничивался кровью с трупов. Не самый лучший вариант на вкус, но даже подобного достаточно, чтобы временно утолить голод зверя внутри. Полностью утолить голод не получалось никогда, таково было проклятие. — Неплохой выбор мужчин, — рядом оказывается София, привстающая на носочки, чтобы взглянуть, что в его кружке. Боковым зрением он отмечает, как она морщит нос, но ничего не говорит. — Это особая чуйка или тебе просто везёт находить красавчиков в беде? — Оба варианта, я думаю, — пожимает плечами Рей. Мирак безоговорочно любовь всей его жизни, но ничто не мешает отмечать красоту других мужчин. И, да. Если бы Рей был свободен и не знал бы о существовании Мира, то он бы посматривал на Кайдана. Без какой-то конкретной цели. Типаж, всё же, не его. Да и со своей... защитой он иногда перебарщивает. — А что, планируешь строить глазки кому-то из них? Только не Небу, он попытается тебя сжечь. — Однажды в таверне я немного задумалась о Кайдане, но, знаешь... Его бывшая. Рей кивает, сжав губы. Сумасшедшая даэдропоклонница, которая решила в порыве мести убить Рея прямо при Кайдане, и всё бы ничего, но сделать она это решила в катакомбах, наполненных скелетами. Самый плохой выбор поля боя с некромантом, и она это наверняка поняла, когда несколько восставших мертвецов набросились на неё, разорвав в клочья. Ничего личного, честно, просто не нужно было угрожать — в таком случае Рей дал бы ей шанс на честный бой, но о таком речи не шло, так почему он не должен был использовать своё преимущество? Она ведь знала, что он довакин. Могла бы узнать и то, что он некромант. После очередного взмаха тяжелого двуручника, Мирак одним плавным движением выбивает меч из чужих рук, уводя лезвие клинка прямо Кайдану под челюсть. Они оба тяжело дышат — Рей отмечает частый пульс и оседающий на корне языка застывший в воздухе привкус пота, от которого он делает особо большой глоток из кружки. Вкус ржавого железа перебивает естественное желание. Хорошая тренировка. София его взгляд читает по-своему, но с этим Рей ничего не делает. Плевать, честно. Лучше пусть думает что-то хорошее, чем его мысли. Тяжелые и чёрные, почти такие же, как и его кошмары. Как давно он не ел нормально? Четыре недели, вроде. Может, больше. Со всей этой беготнёй на фоне присланных убить Кайдана — и Рея за компанию, почему нет — дремор, он совсем забыл о том, что у его мёртвого тела есть потребности. Они делали привалы, когда была возможность, но привалы они делали вдали от облюбованных бандитами разрушенных фортов или аванпостов, или руин, или хотя бы пещер, внутри которых раздавался гул двемерских механизмов — вдали от всего, что могло бы оказаться приемлемым источником пищи. Желудок фантомно скручивает ноющей болью, едва он вспоминает о том, что ему нужна кровь. Как минимум больше, чем есть в кружке. Но это потом. Жажду он способен контролировать и делает это превосходно. Его разум и сила воли сильнее, чем примитивное желание мёртвой плоти. И ему плевать на то, что с каждым голодным днём он всё сильнее похож на оживший труп: глаза наливаются кровью, кожа бледнеет и высыхает, а клыки становятся отчётливо заметны, едва он чуть двигает губами. В таком состоянии весело пугать Иниго и пытаться получить реакцию от Небарры, но в остальном не хуже и не лучше, чем обычно. — Рей? — Мирак оказывается рядом, а Софии нигде не видно, как и Кайдана. Сколько он так стоит, полуприкрыв глаза и едва заметно мелко пошатываясь? — М-м? — Ты так стоишь уже три минуты, — подсказывают ему. Три минуты? Упс. Задумался. А может впал в дрёму, днём всегда на подобное тянет. — Задумался, — повторяет Рей, отставляет кружку на небольшой столик, стоящий рядом, делает шаг вперёд и чуть наклоняется, удобно утыкаясь лбом Мираку в плечо. То двигается в мышцах, когда рука притягивает Рея ближе, оставаясь у него где-то на поясе. — Ты голоден, — констатация, от которой приходится поморщиться. Проницательность Мира иногда убивает его, но это даже хорошо. То, что она есть, а не то, что она его убивает. — Как давно ты в последний раз питался? — Это не важно. Потом. — Hi may, — Рей фыркает. За последний год он выучил драконий достаточно хорошо, чтобы знать, когда Мирак им недоволен. — Иногда ты делаешь совершенно неразумные вещи. Это одна из них. И она тебе вредит. — Я в порядке, честно, Мир. Поем потом. Сердце Мирака пропускает удар. В груди самого Рея зарождается неприятное чувство. — Я тебя укушу, если предложишь какую-то глупость, — предупреждает Рей, и в подтверждение утыкается Миру носом в шею, ощущая манящий запах крови. Острый, почти пряный, отдающий древним огнём и чем-то похожий — запах крови Драконорожденного. Его собственная кровь на вкус гниль и плесень, слишком холодная и вязкая, но Мирак, в отличие от него, живой. Немного не человек из-за влияния Апокрифа, представитель давно уже вымерших атморцев, но всё равно живой, с горячей кровью в венах и бьющимся в груди сердцем. Самый огромный соблазн в жизни Рея, в любом случае. — Я хотел предложить тебе прогуляться до лесопилки недалеко от «Озёрного», но ты, по видимости, придумал более подходящий вариант для своей извращённой натуры, — Мирак тихо смеётся. Приятный смех, мягко вибрирующий в груди, но такой подлый. Воистину злодей, мечтающий захватить мир. — Могу приказать подготовить тебе кровь, в бочонках в подвале оставались запасы. — Откуда ты её берёшь? — игриво интересуется Рей. Он знает, что Мирак иногда куда-то уезжает по делам, которые Рей так или иначе не успевает выполнить, да и тем более никто Мирака не держит в пленниках поместья, но некоторые вещи всё ещё кажутся... делом привычки. И какой-то бессмысленной паранойи, ожидающей, что Мирак возьмётся за меч, заберёт драконов и захватит весь Скайрим за несколько недель, если не дней. Как будто ему это нужно. И если бы было нужно, то Рей был бы не против быть на его стороне. — Боюсь тебе разочаровать, я не опустошаю Ривервуд ради девственников и девственниц, чтобы слить с них кровь, — смешная шутка. Действительно неплохая. — Так что у тебя есть несколько вариантов, только скажи какой ты выбираешь. — М-м, — кровь из бочонков, свежая из бандитов или, запрещённый, но всё ещё возможный третий вариант — кровь Мирака. От последней мысли становится горячо в голове и в животе одновременно. Да, вариант всё ещё под запретом, ему не должно быть так хорошо от одной только мысли. — Печенье. Я слышал, Хельда приготовила их сегодня утром. Мирак замирает, и Рей не удерживается, чтобы подлезть ближе, обнять мужа за пояс, чуть прижавшись животами, и подлейшим образом захихикать в чужую шею. Ему даже не надо видеть, чтобы знать, что выражение Мира из удивления перекатывается в разочарование, а затем в его более тёплый вариант с мягкой улыбкой. И «Los hi graav?» в конце этого всего. — Los hi graav? — любимый вопрос, который Мирак не устаёт ему задавать. — Geh, — кивает Рей. Печенье наверняка вкусное, и Хельда наверняка спрятала небольшое его количество подальше от Софии и Иниго, чтобы оставить десерт «бледному эльфёнку, который её спас». Ничего особо сложного, но для старушки этого оказалось достаточно, чтобы в благодарность приехала работать в поместье. Сначала она даже отказывалась от платы за свою работу, но Миру как-то удалось её уговорить. Настолько хорошо удалось, что он тоже стал её любимчиком, даже почти сыном. Благо, что она не знает, что он старше её в несколько сотен раз и она ему годится не то что в дочери, а уже во внучки в пятом колене. — Хорошо, будет тебе печенье, но потом в любом случае тебе придётся пить кровь. Я прослежу. Знакомые тяжелые нотки, которые Рею нравятся. Нотки повелителя, Драконорождённого и высшего жреца Культа Драконов. — Сначала печенье, а потом, так уж и быть, мы слетаем с тобой кое-куда, — форт на севере, который уже давно доводит ярла до нервной дрожи. Сжигать его, конечно, они не будут, но перерезать всех его обитальцев — благое дело. Хотя, может что-нибудь они и сожгут. Почему нет. — Тем более я давно не видел тебя в настоящем бою, — последнюю фразу Рей едва ли не урчит. Глупые девочки мечтают о рыцарях на белоснежных конях, настоящие мужчины мечтают о воинах верхом на драконах. И Рею в этом плане очень повезло. Мирак сдвигается, берёт Рея за подбородок и беззвучно просит поднять голову. Взгляд глаза в глаза вызывает внутри то самое чувство, которое Рей испытал впервые в Апокрифе, когда увидел мужчину, который должен был стать его самым страшным врагом. Так решила Судьба. Судьбу он, конечно же, послал далеко и надолго, за Море призраков и гораздо дальше, потому что не хотел, чтобы они были врагами. Не мог быть с Миром врагами. Потому что его мёртвое сердце подало признаки жизни, пропустило пару фантомных ударов и остановилось обратно — и тогда Рей понял, что влюбился. Вот так просто. Без каких-либо предупреждений и ожиданий. Хотя, может это тоже Судьба. Или игра каких-нибудь даэдра, почему нет. — Zu'u lokaal hi, — произносит Рей, высвободив одну из рук, чтобы коснуться бледно-белой чешуи на щеке Мирака. Она не болит — он проверял, он лечил, он заботился, чтобы она не болела, как и остальные участки кожи, покрытые ею, — но от неё исходит ощутимый жар. Плата или последствие, не так важно. Мир чуть склоняет голову в чужую ладонь, прижимаясь и прикрыв глаза. Мысленное сравнение с котом, которого давно не гладили, вызывает улыбку. Контраст тёплой чешуи и чуть прохладной кожи в одном движении пальцев греет в груди ощущение любви. — Dii vokun, — выдыхает Мирак, понижает голос до горячего шепота и добавляет: — Zu'u nis mahraal vir Zu'u lahney us vothni hi. Рей знает драконий. Неидеально, ему ещё учиться и учиться, и пока он не понимает произнесённое целиком, но всё равно отвечает на лёгкий поцелуй, стараясь следить за тем, чтобы клыки не вспороли Мираку губы и язык — хочется, конечно, попробовать, но в другой ситуации, когда-нибудь потом. Мира его осторожность едва останавливает, драконий голод — жажда захватывать и повелевать, о которой говорил Партурнакс — ведёт его, и Рей поддаётся с голодным стоном, обхватывая Мирака за затылок, вплетая пальцы в белые короткие пряди. Он скучает по этому каждый раз, когда приходиться уезжать. Он ведь довакин, герой и спаситель, который должен помогать всем и вся в беде, игнорируя себя, свою семью и потребности. Но с этим ничего не поделать. Рано или поздно он уйдёт на покой, исчезнет, словно тень, и останется дома, редко выбираясь для коротких приключений. А пока ему остаётся довольствоваться парой недель отдыха дома в компании мужа, чтобы после голодать по нежным прикосновениям до следующего отдыха. Это почти как зависимость — только отказаться от этого или перебороть это он не может. Не хочет. Клыки неудобно упираются в чужой язык, ведут острыми гранями по мягкой плоти, и Рею приходится через силу прервать поцелуй. Возможно, с печеньем придётся подождать. Озвучивать это не приходится, Мирак — с помощью своей проницательности — уже знает, что делать. Конечно, кровь из бочонка была бы подходящим вариантом, но... У Рея больше самоконтроля, когда он осушает трёх человек. И этот самоконтроль Мир планирует использовать, тут даже придумывать не нужно. — Sahrotaar! — дракон на зов прилетает со стороны озера почти тут же, осторожно приземляясь недалеко от тренировочной площадки и опустив шею, чтобы позволить своим господинам сесть. Саротар ничего не говорит, лишь бросает взгляд в сторону Крузикрела и Релокнива, которые следуют за сородичем, едва тот отрывается от земли. Могли бы и дальше отдыхать у озера, пытаясь поймать рыбу огромными когтями и укусить бегающих у водопоя медведей, но это не так интересно, как возможный бой, разгоняющий кровь в жилах и позволяющий показать ничтожным людишкам драконью мощь. Рей довольно прижимается щекой к спине мужа, трётся о мягкую ткань мантии и подавляет довольный глухой звук, сидящий в своде глотки — не урчание, но что-то на него похожее. Удовольствие. Ещё большую его часть он испытает чуть позднее, доминируя и уничтожая. Всё же, Партурнакс был прав, даже не зная, что его слова правда — надо будет старому дракону когда-нибудь сказать о том, что в Нирне есть два Драконорождённых, пусть удивится. И Дельфине тоже надо будет сказать в самом отвратительном и невинном виде, потому что... Просто так. Чтобы увидеть её реакцию и посмеяться над её попыткой убедить Мирака уничтожить драконов. Во-первых, нет, он не будет уничтожать тех, кого может подчинить. Во-вторых, он прислушивается только к Рею — и иногда к его друзьям, — а его позиция в этом вопросе Клинкам уже известна. Надо будет показаться Клинкам. Прилететь вместе, удобно сесть на площадке у храма и ознаменовать своё прибытие драконьим рёвом, чтобы Клинки поняли, что, вообще-то, это они подчиняются Драконорождённым. И выбора у них нет. И никогда не будет. Но это потом, сначала... Перекус. Да. Перекус звучит гораздо лучше, чем кровавая резня. Хотя... Крылатая тень накрывает часть леса, задевает каменные стены форта и вызывает шум и беготню, которая знаменует собой громкие крики, едва поток магического льда заливает одну из башен, промораживая стыки и превращая не успевших убежать бандитов в ледяные статуи. Двух расторопных лучников со стен срывают острые драконьи когти, выбрасывающие ещё живые тела с неслышимым, но присутствующим влажным хрустом сломанных костей. Хотя кровавая бойня тоже звучит приятно для голодного вампира.