Хранительница Драконьего Логова

      Я никогда в жизни не думала, что возненавижу море столь сильно. Однако это случилось — и я в очередной раз перевесилась через борт корабля в настойчивом приступе тошноты. В морском пути мы провели около двух дней, с учётом того, что Королевскую Гавань покинули на рассвете. И это совершенно точно были худшие дни моей второй жизни, которые я по возвращению домой намеревалась вычеркнуть со страниц своей памяти навсегда, забыть как страшный сон и не вспоминать более никогда. Так плохо мне не становилось даже от запаха помоев, которыми смердели многие столичные улицы. Откуда же я могла знать, что у моего нового тела такая жуткая морская болезнь…       — Прадед бы помер со стыда, увидев тебя сейчас, Сейра! — прогремел смех Дарио где-то за спиной — и ему вторили остальные голоса. Среди которых совершенно точно был Беллами, мать его, из Сумеречного Дола. Впрочем, ладно, я не особо рассчитывала на поддержку с их стороны. — Признаться честно, на моей памяти такого кошмара ещё не бывало… Она ведь даже не ела этим утром.       Я сплюнула горькую слюну, вытерла онемевшие губы и разогнулась, чувствуя себя бесповоротно и окончательно разбитой. Мне стоило послать к чёрту проклятый Дрифтмарк вместе с этими проклятыми похоронами. Но, увы, осознала я это слишком поздно — в тот самый миг, когда Королевская Гавань стала стремительно от меня отдалятся, а в желудке всё встало вверх ногами. Я устало выдохнула и уселась прямо на палубу, жмуря глаза и пытаясь унять бунтующий организм. Сил реагировать на смешки деда и остальных не было никаких. Мне хотелось верить в то, что это пройдёт с возрастом — иначе жизнь в средневековом мире могла весьма сильно усложниться.       Я почувствовала рядом с собой движение, а после — прохладную сухую ладонь, ощупывающую мои лоб и щёки. С другого бока послышались тяжёлые шаркающие шаги, характерный знак Беллами, и прозвучал его взволнованный голос:       — А она точно дотянет до Дрифтмарка?..       — Я сомневаюсь, что у неё есть выбор, — хмыкнул Дарио в ответ, но былой весёлости в его тоне более не слышалось. — Тебе нужно поспать, Сейра. До Высокого Прилива ещё, по меньшей мере, полдня.       Я лишь безмолвно захныкала в ответ, готовая взвыть волком от осознания безнадёжности ситуации. С трудом разлепив слезящиеся глаза, я подняла голову и уткнулась взглядом в бескрайнее синее небо — кристально чистое в эти дни. Созерцание облаков, пушистых и кучерявых, словно новорождённые ягнята, не умоляло моей тошноты, но помогало сосредоточить своё внимание хотя бы на чём-то. В какой-то степени это ненадолго умиротворяло. В небесной вышине вдруг мелькнула внушительная золотая тень — и нежно-розовые перепонки крыльев прорезали мягкую облачную плоть. Солнечный Огонь развился и танцевал над морской водой, сверкающий и поистине блистательный в свете дневного светила. Подле него, словно верная подруга, кружилась Пламенная Мечта, изящная и неторопливая, в отличие от своего более юного сородича.       Те юные наследники правящей династии, которые уже могли усидеть в седле, сегодня решили путешествовать на своих драконах — многие из них выдвинулись в путь из Королевской Гавани только этим утром, на рассвете. В конце концов, у них не было причин для спешки. На драконьих крыльях добраться до Дрифтмарка — дело нескольких часов, не более, поэтому они всяко прибудут во дворец Морского Змея раньше нас. Я с завистью поджала губы, желающая сейчас куда сильнее оказаться в небе, а не на воде. Но, к сожалению, морская болезнь была не единственной проблемой в этом путешествии… По крайней мере, мутило меня не только из-за этого.       За ночь до отплытия я проснулась от шума и сдавленных голосов, что доносились со стороны кухонной комнаты. Я бы оставила это без внимания, если бы голос Айлин не был столь яростным и испуганным, как тогда. Тревога и настороженность вынудили меня подняться с постели и припасть ухом к двери, чтобы прислушаться к происходящему за стенами разговору.       — …зачем ты тащишь Сейру на Дрифтмарк? Ради чего?! — шипела бабушка разбуженной змеёй столь зло, что у меня закололо сердце от лёгкого страха перед ней. Она бывала строгой, бывала ворчливой, но никогда — настолько озлобленной. — Этот выблядок тоже будет там... А если он узнает Сейру?       — Говоришь так, будто он может её не узнать, — звучал в ответ саркастичный голос Дарио. — Твои опасения беспочвенны, Айлин. Даже если он узнает её — вреда не причинит. Как думаешь, сколько таких же, как Сейра, прячется в закоулках Блошиного Конца?       — Мне плевать на его бастардов от блошиных шлюх. Речь идёт о нашей внучке, старый дурак!       Я сглотнула вязкую слюну, напрягаясь с каждым сказанным словом всё сильнее. Речь шла о моём отце — это предположение было самым очевидным из всех. Стало быть, я и правда родилась вне брака. Но… чей я ребёнок? Едва ли Айлин стала бы так переживать, будь моим родителем кто-то с невысоким положением.       — Этот порочный ублюдок разрушает всё, чего касается. Он убил свою первую жену, убил вторую, убил мою дочь своей распутностью — и наверняка убьёт ещё многих! — голос Айлин становился всё более ожесточённым. Казалось, ещё немного — и он зазвенит, словно валирийская сталь, вынутая из ножен. — Будь моя воля, я бы ни за что не позволила Сейре приближаться к этой проклятой семье и к этим драконьим мальчишкам в особенности. В каждом из них мне видится отражение этого ублюдка…       — Успокойся, — устало отозвался Дарио, явно утомлённый этой ночной беседой. Но я слышала затаённую боль в его словах, старую, закостеневшую и сросшуюся с ним воедино за долгие годы. — Драконы всегда тянутся друг к другу — это в их крови, в их природе. В какой-то степени Сейра им родная плоть, так что нечему удивляться. Ты же понимаешь это?       — Не понимаю и понимать не желаю. Я желаю лишь одного — чтобы Деймон Таргариен сдох в страданиях как можно скорее. Надеюсь, следующая жена отравит его жизнь так же, как он отравил своим существованием жизнь Эдды.       На этом разговор утих, замер, словно затаившийся в ночной тени зверь. Всю оставшуюся ночь я провела в раздумьях, слушая стук собственного сердца, которое глухо билось о рёбра, будто бы желало пробить их и выскочить наружу. Незаконнорождённая дочь Деймона Таргариена, бастард Деймона Таргариена. Что ж, судьба решила вдоволь поиграться с моей жизнью, подкинув мне не только худший мир для перерождения, но и худшего кандидата в отцы. Впрочем, едва ли это было чем-то новым — почти не удивили, право слово. Я никогда не питала надежд на то, что мой отец зачал меня из благих и искренних побуждений. Я слишком хорошо усвоила свой первый урок, чтобы не строить более пустых иллюзий. Брат короля Визериса был ужасом и благословением своего времени — настоящим Таргариеном, плоть от плоти Эйгона Завоевателя и его сестёр. Но, вместе с тем, он никогда не был праведным человеком и верным мужем, на которого стоило бы равняться. Однако осознание этого не являлось главенствующей среди всех моих проблем… Меня пугало во всём этом нечто иное — моя вскрывшаяся кровь. Драконья кровь.       Эйгон почувствовал во мне что-то родственное ещё тогда, в первую нашу встречу, когда я случайно столкнулась с Солнечным Огнём. Как бы Дарио не пытался объяснить моё происхождение лисенийской родословной, как бы они с Айлин не старались скрыть правду от чужих любопытных глаз — всё было очевидно. Жизнь драконьих отпрысков вовсе не была столь страшна, как жизнь остальных бастардов, рождённых от простых вестеросских лордов. Однако дети с валирийским происхождением — слишком приметная цель в толпе темноволосых андалов, их легко найти и, к сожалению, трудно потерять. Я знала, что белокурых девочек охотно продавали в бордели на Шёлковой улице собственные родители, потому что для каждого из мужчин будет честью трахнуть ту, что так похожа своими волосами и глазами на выходцев из правящей королевской династии. Ведь только так они, никчёмные, но грезящие о славе, могли ощутить своё мнимое и мимолётное могущество.       Но совсем другая ситуация складывалась со мной — ребёнком из семьи драконоблюстителей. Мы были приближены к королевскому дому даже более, чем требовалось, и нам единственным, помимо всадников, доверялись таинства укрощения драконов, таинства древнего валирийского языка. Вот только это клятое драконье происхождение ставило мою компетентность, как будущей хранительницы, под сомнение. Возможно, если бы на моём месте был человек более хитрый и тщеславный, желающий власти и силы, он бы воспользовался своим неоспоримым преимуществом, похитив одно или два драконьих яйца. В конце концов, драконы — сила, с которой стоило считаться, особенно, если она находилась в руках нужного человека, способного подчинить её. Слишком высокий риск был в том, чтобы подпускать к драконам кого-то, кто наделён валирийским наследием.       Но, к счастью, я на подобное безумие бы не отважилась. В конце концов, Таргариены не прощают тех, кто смеет покушаться на ценнейшее из их сокровищ.       В этих тягостных размышлениях прошла целая ночь, после которой я чувствовала себя ещё более уставшей, чем прежде. И окончательный гвоздь в гроб моего ухудшающего самочувствия вбило море — проклятое, мать его, море. Я с ужасом думала о том, как буду переживать грядущее путешествие обратно, в Королевскую Гавань. Надеюсь, моих сил и стойкости хватит на то, чтобы не вывалиться за борт, когда мы отчалим с пристани. Я поморщилась и с тихим стоном поднялась на ноги. Мир тут же покачнулся перед моими глазами, смазался в яркое пятно, словно потёкшие акварельные краски, но меня вовремя подхватили чужие крепкие руки.       — Отнеси-ка её в каюту, Беллами…       Я моргнула пару раз, возвращая себе ясность зрения, но не стала вырываться, когда меня аккуратно подняли на руки. В конце концов, приятно иногда почувствовать себя слабенькой девочкой, коей я пока что и являлась. Кают на корабле, отведённом драконоблюстителям, было немного, но мне, как самой младшенькой, всё же досталась одна — весьма скудненькая, бедненькая, но для жизни пригодная. Беллами опустил меня на жёсткую, застеленную старым покрывалом кушетку и, взбив подушку, сунул её под спину, чтобы я могла держать осанку.       — Спасибо, — сказала я, сглатывая неприятный комок, застрявший в горле. — Нам и правда ещё полдня в пути?..       Беллами криво ухмыльнулся, безмолвно отвечая на мой вопрос, и потрепал меня по волосам, превращая и без того растрёпанную косу в настоящее птичье гнездовье. Но едва ли у меня было желание и силы на то, чтобы останавливать его.       — Тебе стоит поспать — так время пройдёт быстрее.       — Тогда дай мне мою сумку.       Он непонимающе вздёрнул тёмную бровь, но послушно протянул затёртый тряпичный мешочек, в котором я прежде носила резанное мясо для драконьих детёнышей. Я довольно улыбнулась и сунула пальцы внутрь, нащупывая шероховатую поверхность яйца, завёрнутого в шерстяную ткань — для сохранения тепла. Когда я без тени стыда выудила его из сумки, Беллами подавился воздухом от удивления. С его лица вмиг схлынули все краски.       — Ты что, стащила его?! — прошипел он, окидывая меня встревоженным и испуганным взглядом. — Сейра, нельзя уносить драконьи яйца из Логова…       — Я не могла оставить его там, — упрямо отозвалась я, ласково оглаживая сапфировые чешуйки. — В нём едва-едва теплится жизнь, Беллами. Оно точно превратилось бы в камень без должного ухода за такой промежуток времени…       — Дракон не проклюнулся несмотря на то, что постоянно находился рядом со своим хозяином. Он мёртв, Сейра, — раздражённо напомнил Беллами. Его карие глаза загорелись каким-то недоверчивым острым блеском, который мне не понравился. — Знаешь, иногда мне кажется, что ты плохо понимаешь, кто мы такие. Кто ты такая.       Эти слова ударили меня наотмашь. Я медленно, но верно закипала от злости, что на протяжении нескольких последних дней тлела на дне моего сердца подобно остывающим углям. Котором хватило одной искры, чтобы разгореться с новой силой. Мне совершенно точно не хотелось искать ссоры со своим единственным близким другом в этом мире, но он, казалось, не желал оставлять мне выбора, подталкивая к этому каждым своим словом. Подобный разговор повторялся вот уже в который раз, но, несмотря на мою однозначную реакцию, Беллами вновь и вновь упорно твердил одно и тоже, словно пытался вбить прописную истину в голову неразумного ребёнка. Но я не была ребёнком — уже слишком давно им не была.       — Я всего лишь хочу помочь этому яйцу проклюнутся. Дурных помыслов у меня нет, — холодно сказала я, крепче сжимая пальцами тёплую скорлупу. — Принц Эймонд — единственный среди королевской семьи, у кого нет дракона. Если у меня получится спасти яйцо, это успокоит его душу и подарит долгожданного друга. Что плохого в моих намерениях?       — С каких пор тебя так заботит спокойствие наших белокурых принцев? — насмешливо ухмыльнулся Беллами, но вдруг подскочил на ноги, не давая мне и слова вставить. — Они кажутся тебя добрыми и вежливыми лишь сейчас, Сейра. Драконы тоже весьма милы — пока они детёныши, кушающие с чужой руки. Но все, рано или поздно, вырастают. И тебе тоже пора взрослеть!       Я не успела придумать соответствующий ответ на эту язвительную фразу, потому что входная дверь с пронзительным хлопком захлопнулась прежде. Усталость и раздражение рухнули на мои плечи невыносимой тяжестью, поэтому я озлобленно ударила по подушке, представляя вместо неё веснушчатое лицо Беллами, и спустила её ниже, удобнее устраивая на ней гудящую голову. Меня пытался поучать двенадцатилетний мальчишка — до чего же я докатилась… Но, пожалуй, если смотреть на ситуацию с его точки зрения, то всё сказанное звучало вполне разумно и резонно для человека, который был искренне озабочен моей безопасностью. Вот только Беллами не знал, как много всего могло изменить одно единственное проклюнувшееся драконье яйцо.       Жизнь в неведении прекрасна до той поры, пока беда не постучит в дверь, требуя расплаты за беззаботно прожитые годы. У меня такой роскоши не было — и не было времени на то, чтобы терять его в пустую. Всё, чего мне хотелось, это спасти свою никчёмную шкурку и при этом остаться в стенах Драконьего Логова, которое стало мне вторым домом. Вот только для достижения двух этих целей необходимо было одно крохотное условие — предотвращение Танца Драконов. И это совершенно точно мне не под силу. Девчонка-бастард, пусть и рождённая от драконьего семени, в этом мире была подобна муравью, вышедшему на бой с человеком. Пока знатные лорды и короли вершили историю мира, мы, простые люди, наблюдали за ними снизу, петляя по хитросплетениям душных вонючих улиц.       Я перевернулась на бок и вгляделась в сверкающую сапфировую чешую, которая горела синим огнём даже здесь, в месте, куда почти не падал солнечный свет. За минувшие дни ничего не изменилось — лучше не стало, как не стало и хуже. Нерождённый детёныш продолжал согревать мои пальцы своим слабым теплом, но на свет выбираться в ближайшее время явно не планировал. Признаться честно, я перепробовала всё, что только было возможно. Кроме, разве что, церемониального самосожжения. У Дейнерис Таргариен, может, и получилось выйти из костра живой, а вот у меня — едва ли. Отчаяние понемногу съедало мою надежду, кусочек за кусочком, не оставляя веры в лучшее.       Корабль качнулся на волнах, и тряска вновь потревожила мой утомлённый желудок. Я застонала и свернулась на кровати, обнимая яйцо обеими руками. Хотелось отбросить все тяжёлые мысли в сторону хотя бы до тех пор, пока мои ноги не окажутся на твёрдой земле. Поэтому я решила последовать совету Дарио и смежила веки, надеясь, что во сне эта проклятая тошнота меня не побеспокоит. Драконье яйцо стоило спрятать, убрать подальше от чужих любопытных глаз, однако сил на это у меня совсем не осталось. Я провалилась в зыбкую сонную темноту, в которой сперва не было ничего — лишь после появились всполохи огня, пожирающие незнакомый мне город. Небо во сне было затянуто дымом и пеплом, а земля устлана пламенем и обгоревшими трупами. Только где-то вдали звучал драконий рёв, яростный и отчаянный, наполненный скорбью и тоской. Возможно, очередной нежелательный итог всех моих тягостных размышлений о грядущей гражданской войне, а, быть может, — и зловещее предзнаменование.       Но сквозь сонный морок я чувствовала терпкий жар возле груди. Словно держала в ладонях раскалённый уголёк, вынутый из очага.

***

      Я проснулась до того, как мы сошли с корабля, — и была удивительно бодрой для человека, который страдал от морской болезни последние два дня. Во мне даже проснулся несвоевременный аппетит, а бурчащий живот нетерпеливо напомнил о том, что в нём за сегодня не было ни соринки. Однако времени на перекусы не оставалось, потому что вдали уже виднелись очертания холмов Дрифтмарка. Спайстаун оживлённо гудел, похожий на большой пчелиный улей, и я, признаться честно, находила его не менее шумным, чем Королевскую Гавань. Вдоль берега тянулись верфи, подле которых останавливались корабли и сновали загорелые матросы, а вдали, далёко от людской суеты, высился Высокий Прилив — его изящные белоснежные башни утончённо мерцали в солнечном свете серебряными кровлями.       — Сейра, — окликнул меня Гарри, один из драконоблюстителей, когда мы стали приближаться к причалу. Я послушно повернулась к нему — и он с хитрой улыбкой сунул мне подпрыгивающую и визжащую клетку, из которой то и дело вырывался слабый дымок. Пахло чем-то горелым. — Только не урони. И держи пальцы подальше от прутьев — Тираксес сегодня не в духе.       — Он всегда не в духе, если рядом нет принца Джоффри, — заметила я и глянула сквозь плотные железные прутья на разъярённую драконью мордочку. Янтарные глаза Тираксеса смотрели на меня так, словно я убила и съела его родную мать, а после сплясала на её обглоданных костях. — Боюсь представить, каким ты вырастешь…       Он обиженно рявкнул на меня и вновь заметался в тесном пространстве. Память немилосердно напомнила мне о том, что Тираксесу не суждено было вырасти до больших размеров. Он будет одним из тех немногих драконов, которых перережет озверевшая людская толпа, сходящая с ума от страха и собственной глупости. От этих мыслей вновь стало нестерпимо тошно — пусть мне и казалось, что этот день не мог стать ещё более мерзким, чем уже был.       Мы спустились на берег сразу же после королевской семьи. Я с тихим изумлением и затаённым любопытством оглядывала роскошные владения Морского Змея. Слабо верилось в то, что он обустроил это родовое гнездо за какие-то двадцать с лишним лет. Двор дома Веларионов мог похвастаться своей утончённой красотой и отсутствием особой помпезности — в каждой линии, в каждом аккуратно постриженном деревце читалось строгое, аристократичное благородство. Когда нас встретил кастелян замка и провёл вдоль мощённых белым камнем дорог, я с замершим сердцем рассматривала высокие мраморные статуи, выполненные в виде морского конька — символа дома Веларионов. По пути нам встретился внушительный фонтан, украшенный резьбой и древними надписями — кажется, они были написаны на высоком валирийском.       «Uēpa, pazavor, nēdenka». Старый, верный, отважный — вот уж действительно истинные блюстители древних порядков. Валирия могла кануть в забытье после Рока, но её наследие никогда не будет забыто, пока живы те, кто столь сильно чтит заветы предков.       — Сейра, не отставай.       Я испуганно оглянулась, осознав, что замерла на одном месте с открытым в восхищении ртом, и бросилась к Дарио, сгорая от стыда под строгим взглядом дворцового кастеляна. Тираксес в клетке снова насмешливо застрекотал — и мне впервые захотелось отвесить ему крепкую затрещину. Но перспектива остаться без руки меня вовсе не радовала, поэтому пришлось засунуть это желание куда подальше.       Место, куда нас привели, было, судя по всему, задним двором, в котором позволялось останавливаться драконьим всадникам. Он был достаточно просторным и безлюдным, чтобы драконы не внушали ужас прислуге, а люди не соблазняли драконов поджарить их до сладкой хрустящей корочки. Пламенная Мечта, уставшая после долгого перелёта, широко зевнула и прищурилась, наслаждаясь солнцем, которое сегодня пекло особенно сильно. У дома Веларионов не было отдельного помещения, где можно было бы содержать взрослых драконов, однако имелись весьма просторные подземелья, в которых уже многие годы проживала Мелеис. Я с интересом топталась рядом с дедушкой, ходила за ним по пятам и наблюдала за разленившимися и утомлёнными ящерами, которые, видимо, готовы были уснуть прямо здесь и сейчас. Даже им, оказывается, необходим своевременный отдых.       Когда в темноте подземелий скрылся хвост Солнечного Огня, я вышла наружу и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Там, под землёй, было слишком душно и пыльно. Из размышлений меня вырвали вдруг посыпавшиеся на мою макушку мелкие камни и пыль, забившаяся в волосы. Я передёрнулась и подняла голову — но тут же застыла от ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам. С высоты одной из дворцовых башен, кроша под собой зубцы, венчающие парапет, на меня смотрело кроваво-алое существо, которое я с трудом могла причислить к драконам. Он куда больше напоминал змею — гигантскую, крылатую змею, которая прямо сейчас, по всей видимости, планировала закусить моей маленькой девятилетней тушкой.       Кровавый Змей Караксес. Любимец принца Деймона Таргариена — и одно из опаснейших чудовищ драконьего дома.       Я с замершим в горле сердцем смотрела на то, как длинное тело Караксеса спускалось с башни, вырывая камни из стен своими острыми передними когтями. Мне даже узнавать не хотелось, каким образом он умудрился улизнуть из-под надзора блюстителей и забраться столь высоко. Его узкая вытянутая морда казалась меньше, чем у других драконов, но старая запёкшаяся кровь на острых клыках не внушала мне особых надежд. Краем глаза я заметила, как испуганно дёрнулся кастелян подле меня — и Караксес тут же ощетинился, напрягся, готовый к смертоносному броску.       — Daor, māzigon arlī lenton.       Голос говорившего мужчины был мне незнаком, но едва ли кто-то чужой позволил бы себе столь вольно разговаривать с Кровавым Змеем. Караксес издал противный лязгающий звук, похожий на тот, что издавала сталь, ударяющаяся об сталь, но его маленькие янтарные глаза будто бы стали спокойнее. Однако эта проклятая ящерица продолжала рассматривать меня с праздным интересом охотничьего зверя, обдавая горячим и весьма зловонным дыханием, — от дракона весьма ощутимо пахло дымом, кровью и недавно съеденным бараньим мясом. Покидать моё общество Караксес явно не спешил. К моему великому сожалению.       — Lykirī, Caraxes, — робко проронила я и проглотила рвущийся из глубин души крик, когда шипастая морда приблизилась ко мне вплотную и ткнулась в грудную клетку, едва не сбивая с ног. Меня обнюхивали с такой тщательностью, что становилось даже немного смешно — если смех вообще был уместен в подобной ситуации. — Прикажите ему отойти, пожалуйста.       Последние мои слова были адресованы Деймону Таргариену, который с насмешливым интересом разглядывал чудачества своего крылатого любимца. И делать, по всей видимости, ничего не планировал.       — Не бойся, кроха, ему просто нравится твой запах. Если не будешь дёргаться, Караксес ничего не сделает… Надеюсь.       Меня его слова не успокоили, а скорее сильнее взволновали, потому что Красный Змей не намеревался возвращаться в душные глубины узкого подземелья. Мне было привычно общество драконов, были привычны их противоречивые и несдержанные повадки и неукротимый характер — но я не могла отрицать свой страх перед Караксесом. Его необычный облик внушал мне ужас и тревогу, а привычки бывалого хищника и убийцы заставляли поджилки трястись. Караксес — не один из тех драконов, которых я знала с детства, которых комила с руки, не опасаясь, что мне оттяпают её по самый локоть. Ему знаком вкус крови, знакомо ощущение ломающихся под тяжестью массивного тела костей и отзвук человеческой боли. Дать слабину перед ним равносильно мгновенной смерти.       Кастелян за моей спиной, наверное, готов был отдать душу богам. Едва ли в его обязанности входила забота о королевских любимцах. Нелегка доля прислуги.       — Ладно, поиграли и хватит. Караксес, māzigon arlī lenton, — повторил Деймон настойчивее, явно более не намеренный шутить и играться. И только после этих слов Караксес отстранился от меня и двинулся в сторону подземелья с видом крайне оскорблённым и разочарованным. Видимо, здешние условия пришлись ему не по душе. — Не обижайся на него, кроха. Караксес любит милых девочек вроде тебя.       Я позволила себе выдохнуть — воздух обжёг лёгкие, словно раскалённая сталь. Я с опасливым любопытством и тревожно трепещущим сердцем обернулась в ту сторону, где стоял Деймон Таргариен, принц Блошиного Конца и мой… родной отец. Впрочем, едва ли он сам знал об этом. Его валирийская красота не угасла за годы супружеской жизни, но в фиалковых глазах навсегда замер след тоски и потерянности. Скорбь оставила свой мрачный отпечаток на его усталом, но всё ещё утончённом лице, в серебре длинных волос и в напряжённых кончиках пальцев, что обхватывали эфес Тёмной Сестры столь крепко, словно пытались найти в ней покой. По всей видимости, смерть Лейны Веларион и её так и нерождённого ребёнка стала для него тяжёлым ударом.       Деймон встретил моё любопытство с острой улыбкой, скривившей его тонкие губы, и заинтересованным взглядом.       — Сколько тебе лет, кроха? — спросил он вдруг с нарочитым равнодушием.       — Девять, ваше высочество.       — Значит, всё сходится… Твою мать зовут Эдда Лаар?       — Моей матерью была Эдда Лаар. Но она умерла, рожая меня, — твёрдо и резко отозвалась я, не опуская глаза. Смотреть на членов королевской семьи полагалось лишь в те мгновения, когда они это дозволяли. Но кипевшие во мне эмоции были слишком сильными, чтобы сдерживать их глупыми правилами и пустым этикетом. — Вы знали её, ваше высочество?       Возможно, мой вопрос следовало принимать за издёвку, но я надеялась, что яд в голосе был не столь заметен. Я не питала к своему отцу никаких тёплых чувств — ни признательности, ни уважения, ни, тем более, любви. Я была ребёнком, зачатым в порыве похоти и страсти, и не более того. Но была слишком взрослой, чтобы верить в иллюзорную нить, связывающую двух близких по крови людей.       — Достаточно хорошо, кроха, — усмехнулся Деймон, но в лице его не мелькнуло и тени скорби. Казалось, тоска по почившей супруге всё ещё поедала его изнутри, словно трупный червь мертвечину, и глушила всякие иные чувства. — Ты похожа на свою мать — даже слишком. Наверное, поэтому Караксес столь сильно жаждал твоего внимания.       Я не отважилась задать вопрос, а когда услышала за спиной торопливые шаги Дарио — на это уже не было времени. Дедушка схватился за моё плечо столь крепко, что на мгновение мне почудилось, будто он непременно сломает его. Я осторожно подняла подбородок, но узрела лишь плотно сомкнутые губы на сухом старческом лице и горящие немой яростью васильковые глаза. Но ярость эта была ледяной, как первые зимние морозы, принесённые с севера.       — Мой принц, — проронил Дарио с почтительной холодностью и слегка склонил голову. — Приветствую вас. Столько лет прошло.       — И правда, ровно девять лет, — с неуместным смешком отозвался Деймон и вновь скользнул любопытствующим взглядом по моему лицу. — Как тебя зовут, кроха?       Я не успела ответить, потому что дедушка сделал это первым. Голос его звучал, словно хлыст, рассекающий плоть.       — Сейра, её зовут Сейра. Имя, выбранное моей дочерью. И последнее её желание.       Порочный принц вдруг рассмеялся, а меня передёрнуло от накатившего внезапно отвращения. Его смех звучал как насмешливая издёвка над жизнью женщины, что родила его ребёнка, пусть нежеланного, но его, а после умерла бесславной, весьма трагичной смертью. В тот миг меня не пленяли ни его красивые черты лица, ни высокое положение, ни валирийский меч на поясе. Я смотрела на него с яростью и, кажется, почти ненавистью, что обжигала меня изнутри. Мужчины, подобные Деймону Таргариену, никогда не просили прощения и никогда не раскаивались, какой бы грех не совершили. Каждый свой порок они знали поимённо, но каждый смаковали, словно личную победу, венчающую их чело подобно золотому венцу. И пусть тогда я не знала всех подробностей истории Порочного принца и девушки по имени Эдда Лаар, но заранее лелеяла в себе лишь презрение к этому человеку.       Возможно, он разделял мои чувства, но по его бледному благородному лицу было сложно сказать что-то наверняка. А от едких усмешек меня бросало в дрожь. Караксес был похож на своего всадника — даже более, чем требовалось. Вся их хищная драконья натура читалась в движениях и взглядах.       — Как предсказуемо. Поганое имя для женщины, но ничего иного я от Эдды не ожидал, — хмыкнул Деймон и в пару шагов приблизился ко мне, вызывая предательские мурашки. Я ощутила, как крепче сжались пальцы Дарио на плече, когда Порочный принц поднял мой подбородок кончиками пальцев. Его лицо исказилось в уродливой презрительной гримасе. — Кровь драконов густа… Но в ней нет ни капли — какая досада.       Я с силой сжала челюсти и едва удержала себя от пылкого желания сбросить его руку с демонстративной брезгливостью. Пожалуй, подобной наглости брат короля мне бы точно не простил — будь я хоть трижды его кровной дочерью. Но эти пренебрежительные слова, брошенные вскользь и будто бы нехотя, задели какие-то струны в моей душе — те, о которых прежде я и сама не ведала. Но, кажется, всё моё негодование было весьма прозрачно написано на лице, потому что Деймон вдруг хищно улыбнулся. Но ничего не сказал и, коротко кивнув Дарио, скрылся в темноте дворцовых подземелий, там, где совсем недавно мелькнул алый хвост Караксеса. По всей видимости, компания любимого дракона сейчас была ему в разы приятнее людского общества — и в этом я едва ли могла его осудить, несмотря на всю мою неприязнь. Природу которой я и сама не до конца понимала.       Я смогла вздохнуть спокойно лишь в тот миг, когда оказалась в тишине отведённой мне комнатушки, маленькой, но достаточно уютной. Она располагалась в той же башне, под которой были оборудованы драконьи подземелья, поэтому в случае непредвиденной ситуации мы первыми окажемся под угрозой. Впрочем, опасность — верная подруга и сестра для драконьих блюстителей. Я не делила свои покои с другими женщинами просто потому, что других женщин в нашем окружении просто не было. Айлин отказалась от путешествия на Дрифтмарк по вполне очевидным причинам, а кроме неё в рядах драконоблюстителей было не так много девушек — и, уж тем более, моих ровесниц. Не могу не признаться, что это омрачало моё настроение ещё больше. Иногда компания мужчин была вполне приятна, но… ничто не могло заменить женского понимания и участия.       Похоронная церемония должна была состояться завтрашним утром, на рассвете, когда море окрасится огнём восставшего солнца. По крайней мере, это то, что я поняла из разговора сопровождающих нас служанок и кастеляна. Однако этот факт не внушал мне особой радости, потому что стремительно близился час первой крови, которую суждено было пролить второму сыну короля Визериса. Глаз за глаз, жизнь за жизнь — Эймонд оседлает Вхагар, но не простит Люцерису Велариону своего пожизненного увечья.       В моей комнате был небольшой очаг, который я поспешила зажечь, несмотря на царящую в замке духоту. Как только пламя разгорелось, я аккуратно уложила на угли драконье яйцо, но более не чувствовала былого вдохновения и энтузиазма. Во сне мне почудилось, что зародыш стал горячим, словно вынутый из костра уголёк, но после пробуждения это обманчивое чувство рассеялось подобно утренней дымке. Однако отчаиваться и опускать руки было слишком рано — я ещё не готова смириться со своим поражением.       Кровь драконов густа… Но в ней нет ни капли — какая досада.       Эти слова вновь резанули меня по сердцу, пусть я и не понимала причин собственного раздражения. Мне хотелось отцовского признания? Мне хотелось, чтобы моё драконье происхождение тоже имело смысл? Я терялась в догадках — ни на один из этих вопросов не находилось честного и прозрачного ответа, который устроил бы моё задетое тщеславие и гордость. Поэтому я ловила взглядом алые отблески, пляшущие на драконьей скорлупе. Кровь драконов густа — в ней таится древняя магия и гордость рода Таргариенов. Пусть я никогда не стану Таргариеном, пусть я никогда не буду той, в ком признают драконьего отпрыска, но это не изменит моей сути.       Драконы тянутся друг к другу — это неизбежно. Внезапная мысль озарила голову светом, когда мой взор упал на кухонный нож, лежащий на невысоком деревянном столике. Его принесли вместе с ужином, к которому я так и не притронулась, занятая своими личными тревогами.       Я провела кончиками пальцев по лезвию — достаточно острому, чтобы разрезать человеческую кожу. Страх против воли кольнул меня в самое сердце, но я нашла в себе силы задвинуть его куда подальше. Присев возле очага, я вновь окинула взглядом сапфировое яйцо — и, не оставляя себе шанса передумать, зажала в ладони длинное остриё. Боль обожгла, словно пламя. Я поморщилась и тихо пискнула, но не дала своей внутренней испуганной девочке бросить начатое на половине пути. Лишь сильнее надавила на лезвие, милостиво позволяя ему с жадностью впиться в бледную кожу. Так, чтобы тёмно-алая кровь хлынула наружу.       Испачканный нож с лязгом рухнул на каменный пол. Я поднесла руку к огню и, морщась от боли и жара, сжала пальцы, наблюдая за тем, как кровь гроздьями скатывалась вниз по запястью. Алые капли упали на гладкие синие чешуйки, но поверхность яйца оставалась неизменной. Ни трещинки. Я сглотнула огорчение и обиду, с разочарованием смахнув с пальцев кровь. Возможно, Деймон Таргариен был прав — во мне не было ни капли. Плевать на родословную, как показывала история, даже у истинных Таргариенов не проклёвывались яйца. Что говорить про девчонку-бастарда, у которой от валирийского наследия только серебро волос — и более ничего.       Та ночь была наполнена не высказанной тоской и разочарованием. Я оставила драконье яйцо в разожжённом очаге, не желая вновь тешить себя пустыми надеждами. Тогда я не знала, что впервые за все эти дни под сапфировой скорлупой зародилось слабое движение — и первая попытка выбраться наружу.