Хранительница Драконьего Логова

      Всю ночь меня мучили странные сны, неясные и дурные, похожие на туман, стелющийся вдоль земли ранним утром. Иногда чудились драконы, танцующие в небе, иногда огромные катапульты, каждая из которых была нацелена на меня, а иногда — разрушенное и сожжённое дотла Драконье Логово. Тяжёлые бронзовые двери, для открытия которых требовалось не менее дюжины человек, были разбиты в дребезги, а купол, некогда похожий на высеченное из горной гряды небо, изуродовала внушительная дыра. Я шла вдоль изодранных в клочья чёрных гобеленов, изображающих трёхглавого дракона, утопая босыми ступнями в остывшем пепле и золе. Место, прежде наполненное гулом людских и драконьих голосов, в один миг умолкло, словно время здесь навсегда замерло, остановилось, не осмеливаясь более тревожить мёртвую тишину драконьего гнезда.       Грот, в котором когда-то давно держали детёнышей, похоронили тяжёлые камни, осыпавшиеся в тот момент, когда рухнула крыша. У западной стены, почерневшей от копоти, я увидела изломанные золотистые крылья Сиракс и её глаза, пустые и белые. А прямо в центре огромного зала, пронзённая сотней копий и штыков, лежала, склонив траурно голову, Пламенная Мечта. Небесно-голубая чешуя, ранее сверкавшая ярче аквамаринов, покрылась коркой засохшей, зачерствевшей крови, в раскрытой пасти не хватало большей части клыков, которые были выдраны с отчаянной жестокой силой. Подле неё, ласково укрытые крылом, лежали ещё двое — маленькие тела детёнышей были изуродованы, изувечены до неузнаваемости. У юной драконицы был насквозь пробит череп, а у её брата — глаз и шея. Шрикос и Моргул, ещё совсем малыши, предназначенные близнецам, рождённым от брака Эйгона и Хелейны Таргариен. И где-то там, в глубине подземных пещер, наверняка покоилось тело Тираксеса, запутавшегося в собственных цепях и умерщвлённого без тени жалости.       Бунтовщики не пощадили никого из них. Я чувствовала вкус пепла и горечи на языке, но не могла ни плакать, ни кричать. Словно в один миг мои губы принесли вечный обет молчания, какой принимали Молчаливые Сёстры, отдавая себя в руки Неведомому, а слёзы испарились, выжженные внутренним жаром, охватившим моё сердце. Этот сон внушал мне первозданный ужас, но я отчётливо понимала — он не плод уставшего изнурённого сознания. Он — то, что грядёт совсем скоро, то, что случится с моей жизнью через несколько лет. Мне не нужны драконьи сны, не нужны пророчества, чтобы узнать о своей судьбе. Мой новый дом обратится в пепел, семья — в прах под ногами. Всё, к чему я столь отчаянно стремилась, всё, чего я так отчаянно желала на протяжении двух жизней, утонет в крови и огне.       Я подняла глаза вверх, на серое небо, стянутое тяжестью грозовых облаков, — и вдруг узрела там внушительную тень. Она стремительно приближалась ко мне, рассекая воздух мощными крыльями, а раскаты грома вторили ей, очерчивая молниями тёмный силуэт. Дракон, ещё живой, но совершенно мне незнакомый, без труда влетел в Драконье Логово сквозь дыру в куполе и с грохотом и рёвом обрушился на каменный пол, разгоняя пепел и пыль. Я видела перед собой лишь его сапфировую чешую, искусно выложенную из драгоценных камней, и пурпурные перепонки на огромных крыльях, что укрыли меня своей тенью, словно желали скрыть от этого мира, от ужаса, в который обратился мой дом. Наш дом.       Голова дракона, увенчанная венцом из шипов, приблизилась ко мне — и я смогла разглядеть его глаза, отлитые из чистейшего янтаря. В них искрилось пламя, необузданное и свирепое. А посреди этого пламени стояла я, сгорающая в нём дотла.       Моё тело распадалось на кусочки, тлело, обращалось в языки огня, было с ним единым целым, — и с яростью пожирало всё на своём пути. Я видела испуганные лица людей, слышала их вопли, чувствовала их боль, бессилие и гнев. И пока под моими руками пузырилась почерневшая плоть, я смеялась. Никогда прежде чужие страдания не приносили мне удовольствия и радости…       Но пламя не знает жалости и пощады, не верует в богов и дьяволов.       Оно само — бог и дьявол, благоденствие и безумие, милость и ярость.       Две стороны одной и той же монеты.       — Сейра! Сейра, проснись!       Я подскочила на постели, всё ещё ощущая дикий жар, растекающийся по моим венам вместе с кровью. Перед глазами стояла мутная пелена, а лоб покрылся холодной испариной. К потной спине липла тонкая ткань льняной камизы. Прохладные мужские руки выдернули меня из сонного морока, словно из вязкого болота, и я, с трудом вернув себе способность видеть, воззрилась на Дарио, который выглядел смертельно бледным и испуганным. На его белёсых волосах играли солнечные блики, струящиеся из окна — там, во дворе дома Веларионов, уже занимался янтарный рассвет.       — Однажды ты доведёшь своего старика до смерти, ñuha jorrāelagon, — с кривой дрожащей улыбкой проронил дедушка, но взгляд его оставался серьёзным, гневным. Не сулящим мне ничего хорошего. — Сперва я хотел отчитать тебя за то, что ты взяла драконье яйцо из Логова без моего ведома… Но, кажется, проблема кроется глубже.       Он резко дёрнул меня за руку, и я едва сдержала болезненный визг, с ужасом разглядывая кровоточащую рану на той ладони, которую я прошлым вечером изрезала кухонным ножом в дурном порыве доказать что-то самой себе. Ночью не было времени как следует обработать порез, поэтому я просто промыла его и забинтовала чистой тканью, надеясь, что ничего дурного не случится. Но, как оказалось, за это время она пропитала не только повязку, но и белые простыни, на которых я спала. Моя постель оказалась залита кровью вдоль и поперёк. И от вида алого белья к горлу подкатил ком.       — Как ты объяснишь это, Сейра? На яйце засохшие пятна крови, на твоей ладони живого места нет. Что ты намеревалась сделать? Думаешь, это всё шутки?!       — Я… я хотела пробудить его, только и всего! — сказала я, до последнего не отводя глаза. Отчаянная правда колола язык и я решила более не утаивать её. Пусть мой голос дрожал, но звучал достаточно уверенно: — Я всё знаю. Знаю, кто мой отец, и знаю, что поступила опрометчиво. Но я должна была попробовать, если это помогло бы спасти яйцо…       На бледном и суровом лице Дарио не мелькнуло и тени изумления. Лишь его светлые брови глубже сошлись на переносице.       — Думаешь, драконья кровь — это удобное средство, которым ты можешь пользоваться, когда тебе заблагорассудится? — хмуро спросил он, заглядывая мне прямо в глаза. — Это не то, что следует открыто показывать, словно диковинный трофей! Мы не Таргариены, Сейра. Королевская семья — клубок ядовитых змей, которые в любой миг вонзят друг в друга клыки. Если хочешь прожить спокойную жизнь, то не лезь туда и забудь о своём происхождении, забудь о том, чья ты родня, забудь обо всём! Для своего же блага.       — Я не хочу быть частью их семьи и никогда ей не стану, — упрямо отозвалась я. Голова кружилась от духоты, что стояла в комнате, и от потерянной крови. — Я лишь хотела спасти малыша… Но у меня не получилось.       Мой взгляд против воли скользнул в сторону тлеющих углей, среди которых с прошлого вечера лежало драконье яйцо. Мне невольно вспомнился сапфировый дракон, привидевшийся во сне, и я огорчённо поджала губы. Сознание, разочарованное минувшей неудачей, словно бы пыталось таким необычным образом уважить меня, но по итогу — лишь сильнее обострило печаль, сковавшую сердце. Мне думалось, что сам факт того, кем я была рождена, поможет мне добиться всего, не прилагая особых усилий. Но жизнь весьма немилостиво опустила меня с небес на землю, вновь напомнив о том, кто я на самом деле. Драконий выродок, бастард — и не более того.       — Мне жаль, Сейра, но в этом нет никакого смысла, — сказал Дарио и, поднявшись с постели, потянул руки к яйцу. Очаг остыл за ночь и вместе с ним наверняка остыл и зародыш. — Будет лучше, если я заберу его и спрячу…       — Нет!       Дедушка обернулся ко мне с хмурым и удивлённым видом. Он, как и Айлин, не привык к моему непослушанию. Я всегда делала то, что мне велели, была примерной внучкой, примерной ученицей, примерной девочкой из семьи драконоблюстителей. Но сейчас встревоженная интуиция кричала и приказывала мне не отдавать яйцо. Возможно, то было лишь очередное наваждение, попытка уверить себя в том, что я и правда была достойна, но мне хотелось прислушаться к внутреннему ощущению ещё один разок.       — Оставь его здесь, пожалуйста, — почти взмолилась я и выскользнула из постели. Каменный пол обжёг холодом мои босые пятки. — Последняя ночь. Пусть он побудет со мной ещё сегодня! Только сегодня! Больше не прошу.       Дарио хотел отказаться — я видела это намерение на дне его раздражённых синих глаз и в морщинках вокруг тонких обветренных губ. Но в последний момент что-то в моём виде заставило его передумать. Он вдруг ухмыльнулся и бросил яйцо в мою сторону, а я, растерянная и перепуганная до смерти, едва успела словить его на лету. Раненная ладонь вновь разразилась болью, вынуждая меня сморщиться от досады, но драконий зародыш я прижала к своей груди столь крепко, словно боялась, что он в любой миг мог сбежать от меня.       — Я наберу тебе воды и попрошу кого-нибудь обработать рану на руке, — сказал дедушка и торопливым шагом двинулся в сторону двери. За окном уже слышалось встревоженное козье блеяние — на рассвете было принято кормить драконов, поэтому остальные драконоблюстители ждали Дарио. Я и без того слишком сильно задержала его. — А, и ещё… Оно стало теплее.       — Что?       — Яйцо, — Дарио глянул на меня с лукавой улыбкой. — Оно стало теплее. Возможно, ты понравилась ему больше, чем юный драконий принц.       Когда он скрылся за дверью, оставив мне наполненную тёплой водой бадью для купания, я всё ещё с интересом разглядывала сияющие чешуйки на драконьем яйце. Тепло стало сильнее — Дарио был совершенно прав. Осознание этого вселило в меня очередную надежду, от которой я впредь хотела отказаться. Не стоило забегать вперёд и строить ложные иллюзии, которым, быть может, и не суждено было сбыться. Я обернула яйцо в шерстяную ткань, скинула с себя пропитанную потом и кровью камизу и торопливо влезла в бочку, которая размером превышала меня вдвое. В свои девять лет я была удивительно маленькой даже для столь юного возраста, но, вероятнее всего, тайна крылась в том, что я родилась раньше срока, недоношенной. Оттого и была почти болезненно крохотной. Айлин рассказала как-то недавно, что первые несколько дней после моего появления на свет они изо всех сил боролись за жизнь новорождённого младенца, потому что она едва-едва теплилась в столь маленьком, лёгком тельце. От этих мыслей меня невольно пробивала дрожь — недоношенные дети не отличались крепким здоровьем, а потому свою первую вестеросскую зиму я ожидала со страхом. Хотелось верить, что последней для меня она не станет.       Дверь в мою комнату вдруг отворилась с громким стуком и я, ойкнув, ухнула в воду почти с головой, со страхом поглядывая из бочки на непрошенную гостью. Девочка лет двенадцати, невысокая и миловидная, широко улыбнулась в ответ на моё смущение, не ведая ни капельки стыда. В её лазурных глазах мелькнуло веселье.       — Не бойся так, я же тоже женщина! — беззаботно проронила она громким, звенящим голосом и с грохотом захлопнула дверь. — Мне сказали, что тебе нужно ранку зашить. Ты уж прости, мейстер сейчас занят другими делами, а потому пришла я. Но не бойся, я знаю, как сшивать!       Она, бесконечно говорливая и шустрая, поставила на стол небольшую кружку, в которой плескалась густая белёсая жидкость, от одного вида которой мой желудок перевернулся. Я с детства не переносила молоко. А это, по всей видимости, было особое, маковое — чтобы притупить боль и затуманить голову. Я с сомнением и страхом глянула на иглу и лежащие подле неё нитки, а после обратилась взглядом на улыбчивую незнакомку.       — Ты… точно знаешь, как сшивать?       — Конечно! — ни капли не смутилась она. — Моя бабка-повитуха многому меня научила, с годами я и сама себя штопать начала. И пусть я не такая умелая, как здешний мейстер, но зашить небольшую ранку точно смогу. Меня, кстати, Дженной зовут.       — Сейра, — напряжённо откликнулась я, всё ещё слишком напуганная, чтобы отвести взгляд от длинной иглы. Сейчас она пугала меня в разы сильнее, чем Кровавый Змей принца Деймона. — Можешь отвернуться? Я сейчас вылезу…       Мне не нравилось, когда чужие люди видели моё обнажённое тело — от этого всегда делалось ужасно неловко. Однако Дженна, ни капли не смущённая и даже напротив, воодушевлённая, бросилась мне помогать, несмотря на все мои попытки отмахнуться от неё. Не могу не признать, что подобная забота радовала моё сердце, отвыкшее за годы жизни среди мужчин от девичьей простоты и лёгкости. Раньше я обнажалась только перед Айлин, которая мыла меня, когда я была маленькой.       — Ой, какая у тебя беленькая кожа! Я такую только у нашей леди Рейнис видела, — Дженна с интересом оглядела мою маленькую грудь, отчего мне захотелось рухнуть сквозь землю от стыда. А потому я поспешила укутаться в принесённое полотенце — Дженна в ответ на это лукаво прищурила яркие глаза. — Белая, как молочко. Буду звать тебя теперь молочной девочкой.       Какой удивительно неутомимый ребёнок, подумалось мне тогда. Я устало вздохнула и качнула головой, стряхивая с мокрых волос капли. Однако от упоминания молока в моём желудке вновь разразилась буря. После вчерашнего плавания к подобному испытанию он явно готов не был.       — Зови как тебе нравится. Но… неужели мне и правда придётся это выпить?       — Если тебе нравится, когда тебя живьём сшивают по кусочкам — можешь не пить, — невинно улыбнулась Дженна и похлопала по скрипящей табуретке напротив неё. — Слышала, что многие люди, отказывающиеся пить маковое молоко во время лечения, умирали от боли прямо под иглой мейстера. Уверена, ты не из таких, молочная девочка.       Я сглотнула вязкую слюну и неопределённо качнула головой.       — Тогда передвинь, пожалуйста, табуретку к окну. Смотреть на это мне не хочется.       Дженна с миролюбивой улыбкой исполнила мою просьбу, а я в ответ на это одним глотком опрокинула в себя содержимое кружки, всеми силами стараясь не вдумываться во вкус. Отдалённо это походило на сдобную булку — только густую, жидкую и менее вкусную. Чудом сдержав рвотный позыв, я рухнула на табуретку и безмолвно протянула изувеченную ладонь. Дженна предусмотрительно распахнула ставни, позволяя свежему ветру поглотить духоту, воцарившуюся в комнате. Я же, вынужденно отдалившись от реальности, буравила взглядом морские волны, виднеющиеся вдали и ударяющиеся о песчаный берег с невиданной силой. Кажется, близился шторм.       Маковое молоко расслабило меня, растеклось туманом перед глазами — теперь я в некоторой степени понимала людей, которые становились зависимы от этого напитка. Мир Вестероса переполнен болью и кровопролитиями, а единственное спасение от этого крылось на дне кружки. Впрочем, наркотик оставался наркотиком, как его не называй — роль играло лишь количество.       Но как только игла вонзилась в мою кожу, мимолётное спокойствие слетело с моего лица. Я тихо выдохнула, но нашла в себе силы не поворачивать голову. Маковое молоко притупило боль, но не исцелило от неё — и мне было страшно подумать о том, что случилось бы, откажись я его пить. Не знаю точно, сколько продолжалась эта пытка. Я считала стежки, когда они вновь и вновь вонзались в мою кожу льняными нитками, но каждый раз сбивалась со счёта. И только после того, как рану на ладони покрыла прохладная ткань, влажная от пропитавших её масел, я рискнула глянуть на сосредоточенную Дженну.       — Вот и всё, трусишка, — улыбнулась она и аккуратно закрепила повязку. — Не так уж это и страшно. Вот если лицо порежут — глаз там или губу…       — Боги, замолчи, прошу тебя.       Видимо, Дженну посмешило моё скривившееся и побледневшее лицо, но вдруг она замерла, с удивлением взглянув на шерстяной свёрток на кровати. Я напряжённо поджала губы, проклиная себя в который раз за подобную неосмотрительность. Стоило спрятать яйцо куда-нибудь подальше прежде, чем ко мне пожаловали гости.       — Это же… это же то самое, да? — с внезапным воодушевлением пролепетала Дженна и вскочила со стула, едва не свалив его на пол. — Драконье яйцо, да? Просто невероятно, я никогда не думала, что смогу увидеть его!       — Осторожней, не трогай его, — ревниво сказала я и, продолжая кутаться в полотенце, прошлёпала босыми ногами к постели, внимательно наблюдая за мечущейся у постели Дженной. — Они очень хрупкие…       Она судорожно закивала головой и кончиками пальцев откинула в сторону шерстяную ткань, с неприкрытым восхищением оглядывая сияющие синим огнём чешуйки. Я впервые видела реакцию обычных людей на что-то, связанное с драконами. Драконьи яйца в руках я держала с детства, какие-то из них вытаскивала из кладок вместе с Айлин, но собственный восторг помнила достаточно ярко. Сжимать в ладонях нечто столь крохотное — всегда волнительно, однако ещё более волнительно сознавать тот факт, что когда-нибудь из этой прекрасной оболочки вылупится существо, способное с годами превратиться в настоящее стихийное бедствие. Чарующее чувство, с этим сложно спорить.       — Такой тёпленький, — умилённо проронила Дженна, ощупывая скорлупу кончиками пальцев. — Но я думала, что драконоблюстители лишь приглядывают за драконами. Почему яйцо у тебя?       — Я не могла оставить его в Королевской Гавани, малыш был очень слаб, — пояснила я, надеясь, что волнение в моём голосе звучало приглушенно и не вызывало лишних подозрений. — Я позволю тебе подержать его в руках. Но взамен — помалкивай о том, что видела его. Хорошо? Мало ли, какие мысли в головах у здешних людей бродят…       Дженна понимающе улыбнулась, поверив моим словам без труда, и провела ладонью по губам, словно запечатывала их восковой печатью.       — С этого момента я буду нема, словно Молчаливые Сёстры, — прошептала она, и я аккуратно протянула ей яйцо, готовая в любой миг забрать его обратно. Но Дженна держала своё слово и просто разглядывала его с влажным блеском в лазурных глазах. Простая и незамысловатая — мне удивительно импонировала эта девочка. — Надеюсь, скоро малыш проклюнется. Тогда, быть может, мы сможем отдать его леди Рейне… У малютки до сих пор нет своего дракона, а теперь — и матери тоже. Видела её прошлым вечером — она так горько плакала, что у меня сердце разрывалось…       Я подавила зреющий в глубине души протест и ревность, взявшуюся непонятно откуда. Глянув на яйцо в руках Дженны, я с горечью осадила себя — оно ведь никогда мне не принадлежало. Я неосознанно присвоила себе малыша, который ещё даже не рождён. Да и едва ли я годилась на роль драконьей всадницы, право слово. Я боялась высоты ещё сильнее, чем боли, а потому даже мысль об этом казалась мне дикостью. Но проклятая ревность, скалящая зубы внутри меня, не умолкала.       — Будет видно, он ещё пока что не вылупился, — тихо сказала я и забрала яйцо, аккуратно заматывая его в ткань. — Похороны леди Лейны уже начались?       — Совсем скоро начнутся, пока что все собираются у южного причала, — отозвалась Дженна. — Там гроб с телом сбросят в морские глубины, как и велят традиции дома Веларион.       — Присутствие слуг и драконоблюстителей обязательно? — поинтересовалась я, накинув на голое тело чистую просторную тунику, которую специально для меня заботливо подшила Айлин.       Чем старше я становилась, тем больше крепчало моё желание одеваться на мужской манер, вопреки всем протестам бабушки. При всём уважении, платья в такую жару — это издевательство. А отсутствие нижнего женского белья и вовсе вводило меня в ужас. У мужчин имелись хотя бы брэ, прикрывающие всё то, что нужно прикрыть. Да и штаны внушали в меня лёгкую и весьма призрачную уверенность в собственной неприкосновенности.       — Обязательно, все должны присутствовать и скорбеть вместе с семьёй лорда. Пусть и издалека. Да и к тому же, — Дженна хитро прищурилась и склонилась ко мне, пока я затягивала на талии ремень. — Слышала, что драконьи принцы — те ещё красавцы. Особенно тот, который старший…       — Несомненно, — хмыкнула я без тени воодушевления и, вспомнив пурпурные глаза Эймонда, зачем-то добавила: — Но мне больше по нраву второй.       Понимающий и заискивающий взгляд Дженны я предпочла проигнорировать. Эта глупышка непременно обожжётся, если будет столь отчаянно стремится к огню.

***

      Будет враньём, если я скажу, что атмосфера тоски и печали, вполне естественная для похорон, прошла мимо меня. Общее горе сжимало мою душу холодными руками и от этого делалось неуютно, зябко, пусть погода и была пригожей. Солнце приятно согревало мою спину, а со стороны моря долетал свежий бриз. Где-то вдали звучали крики чаек, испуганных назревающим штормом и яростными волнами, что со всей силы ударялись о берег. Солёные воды Дрифтмарка готовились принять деву из рода морского конька в своё лоно, несмотря на то, что Лейна Веларион большую часть своей жизни провела в небесах, на спине Вхагар. В конце концов, кровь — не вода.       Служители дворца и драконоблюстители стояли в отдалении, наблюдая за происходящей церемонией со стороны. Мне было интересно подобраться поближе, протиснуться сквозь столпотворение, но широкие спины смердящих конюхов и дородных всхлипывающих служанок продолжали загораживать мне всякий обзор. Я бы могла попросить кого-то из знакомых драконоблюстителей поднять меня на руки или посадить на плечи, но это, по правде говоря, казалось мне слишком унизительным. Пусть на вид мне и девять лет, но на деле-то — двадцать с лишним! Дарио, увы, прийти не смог — Караксес снова разбушевался и попытался выбраться из подземелий, поэтому требовалась его уверенная и не колеблющаяся рука. А к молчаливому и насупившемуся Беллами я даже приближаться не желала, поскольку своей вины в случившемся не сознавала.       В итоге, промаявшись не менее получаса в отчаянной попытке взглянуть на прощальную церемонию, я осталась ни с чем и с раздражённым видом поднялась чуть выше, на склон, дорога к которому была выложена из белого обточенного камня. Южный причал, как оказалось, служил не только местом для упокоения душ почивших Веларионов, но и для уединения. Вдоль тропинки тянулись мраморные лавки, укрытые тенью кустарников, а вдали виднелась огромная белоснежная беседка, с которой наверняка открывался великолепный вид на море. Жаль только, мне туда нельзя.       Я устроилась в тени разросшейся скумпии, которая переливалась розовыми и алыми красками из-за своих плодоносящих соцветий. Здесь, в почтительном отдалении от чужих глаз и ушей, мне было даже уютно. Всё-таки Дрифтмарк казался мне чуточку лучше Королевской Гавани — он был спокойнее, тише, несмотря на то, что здесь тоже кипела вечная жизнь. Хорошо, наверное, быть лордом или леди… В любой момент можно покинуть шумный и душный замок, спрятаться здесь, чтобы насладиться спокойствием и звуками моря.       Из мыслей меня вывел сильный порыв ветра, едва не скинувший моё хилое тельце на землю, и пронзительный хлопок, прозвучавший прямо над головой. Признаться честно, сперва я не распознала в существе, слетевшем со скалы, дракона. Моему взгляду открылось лишь медное брюхо и гигантские крылья, огромные настолько, что закрывали собой всё небо. Она летела низко, настолько низко, что я чувствовала жар, исходящий от мощного сильного тела. Я выдохнула лишь тогда, когда Вхагар, испустив гортанный рёв, устремилась к морю, к бирюзовым волнам, омывающим берег. Она чувствовала, куда после смерти ушла её всадница — и интуитивно желала быть ближе к ней в эти трогательные мгновения прощания.       — Ты видела её?       Я обернулась на звонкий мальчишеский голос и увидела взбудораженное и посветлевшее от переполнявшей радости лицо Эймонда Таргариена. В ярких глазах светилось столько всего, что я едва ли могла описать весь этот ворох эмоций словами. По всей видимости, он бежал сюда со всех ног, потому что на лбу у него виднелись капельки пота, а дыхание было сорванным, тяжёлым. Неужели он плюнул на положенный церемониал ради того, чтобы взглянуть на Вхагар одним глазочком?..       — Да, видела, мой принц, — улыбнулась я и поднялась со скамьи. — Её размеры поражают. Такую точно не закуёшь в цепи и не отправишь в пещеры Драконьего Логова…       — Их и не полагается держать в неволе, — отозвался Эймонд, не отрывая глаз от отдаляющегося силуэта. — Дикие драконы всегда крупнее именно потому, что они свободны.       — Это и правда так, — миролюбиво согласилась я, но резонно заметила: — Но если за драконами никто не будет приглядывать — они принесут хаос в жизнь ваших подданных, станут разорять посевы и убивать овечьи стада…       Эймонд поморщился и глянул на меня почти с раздражением. Большего ему не позволяло королевское воспитание.       — Ты говоришь, как моя матушка, поэтому прекрати. Она вообще… не любит драконов. Для меня это странно — как их можно не любить?       Я улыбнулась почти с умилением, наблюдая за юным принцем, в лице которого ещё не было и намёка на взрослую жестокость. Он был самым обыкновенным ребёнком — тихим, но удивительно непоседливым, влюблённым в драконов и в саму мысль о том, что однажды ему доведётся стать одним из всадников. Но я не могла не думать о том, чему совсем скоро суждено свершиться. Быть может, этой ночью — или иной другой. Эймонд Таргариен заберёт Вхагар себе, чего бы это ему не стоило. Я видела это по его взгляду, предвкушающему, ненасытному — в своих мечтах он уже сидел на её спине. Такие, как он, белые вороны в родной семье, всю жизнь были ведомы амбициями и стремлениями. Всегда мало, всегда хочется больше, чем уже есть.       — Вы выбрали её, мой принц? — спросила я прежде, чем успела себя остановить.       — Что? — обратился ко мне Эймонд, непонимающе распахнув глаза.       — Вхагар. Вы решили выбрать её?       Он умолк, застигнутый внезапным вопросом врасплох. На дне его пурпурных глаз мелькнул страх. Страх не перед драконами, а перед собственной семьёй, перед королевой-матерью, которая ни за что в жизни не подпустит своего сына к столь яростной и смертоносной драконице, как Вхагар. Ко всему этому приплеталось и то, что Лейна Веларион умерла совсем недавно, её тело и плоть едва успели остыть в то время, как на дракона, которым она некогда управляла, уже планировал заявить свои права десятилетний мальчишка. Родственники покойницы не останутся в стороне и обязательно выступят с заявлением, что Лейна пожелала бы отдать Вхагар своей дочери Рейне, которая была ещё очень мала для того, чтобы заявить на неё свои права. Сложившаяся ситуация была слишком сложной, чтобы разрешить её без труда. И Эймонд это, несомненно, понимал — и едва ли это остановило бы его.       — О чём ты? — хмыкнул нарочито небрежно драконий принц. — Я не посмею оскорбить память леди Лейны. Вхагар сейчас тоже в трауре — подходить к ней слишком опасно. К тому же…       Он вдруг приблизился ко мне с заискивающим и хитрым видом. Я сделала робкий шаг назад скорее от неожиданности, чем от страха. Пока что второй сын короля Визериса казался мне вполне безобидным существом — по крайней мере, угрозы я от него не ощущала. Пусть отдалённо и догадывалась, сколь многое было сокрыто за этим очаровательным детским лицом. В недалёком будущем из милого мальчика, влюблённого в драконов, он превратиться в настоящее чудовище, одержимое смертью и войной.       — То яйцо всё ещё с тобой? — с усмешкой спросил Эймонд, не ведая о моих тайных мыслях.       — Да, со мной, — не успев прикусить свой язык, призналась я. Ложь — совершенно не моя стезя. — Простите, мой принц, я просто побоялась оставить его без присмотра…       — Это неважно, можешь делать с ним всё, что угодно, — с беззаботным видом отмахнулся Эймонд. — Я помню, ты обещала мне, что заставишь его проклюнуться. Сдержи своё слово, чтобы я мог получить своего дракона.       Маленький лжец, подумалось мне в то мгновение, когда я узрела безразличие на дне его пурпурных глаз. Ему давно не было никакого дела до сапфирового яйца — все мысли Эймонда Таргариена занимала Вхагар, древнейшая и сильнейшая из ныне живущих драконов. Он вспомнил о нём сейчас лишь для того, чтобы не вызвать во мне неуместных подозрений и не подставлять самого себя. Я с тоской вспомнила тёплую скорлупу, под которой всё ещё теплилась жизнь, и поняла — малыш более не нужен своему обладателю. От него отказывались, бросали на произвол судьбы, словно ненужную игрушку, которая перестала быть интересной. И пусть осознание этого причинило мне эфемерную боль, но в этот раз я предпочла сокрыть свои истинные чувства внутри.       — Хорошо, мой принц, я поняла.       От Эймонда не укрылось моё побелевшее и погрустневшее лицо. И, кажется, это пробудило в нём неуместное любопытство — он окинул меня внимательным и заинтересованным взглядом.       — Мы с тобой встречаемся уже не первый раз, но я никак не могу запомнить твоё имя, — сказал он вдруг и по-птичьи склонил голову к плечу. — Ты ведь внучка старейшины Дарио?       — Да, мой принц. Меня зовут… — я невольно стушевалась, не зная, какая реакция может последовать в ответ на моё имя. В конце концов, мать весьма открыто заявила в нём о валирийском происхождении собственной дочери. — Сейра. Сейра Лаар.       Если Эймонд и был удивлён, то едва ли намеревался демонстрировать это. Лукавая ухмылка тронула его тонкие розовые губы, а в пурпурных глазах заплясали огоньки.       — Красивое имя для девочки с такими волосами. Но, боюсь, обладательницы его… не славятся благочестием.       Я слышала это уже в который раз, но вновь и вновь подобная надменность пробуждала во мне злость и раздражение. Эймонд был похож на своего дядюшку Деймона куда больше, чем когда-либо походил на собственного отца — и это ещё сильнее распаляло моё негодование. Я знала историю принцессы Сейры Таргариен, знала о том, какую судьбу для себя она выбрала, но, видят боги, мне до того не было никакого дела. Почему люди столь сильно любят оценивать грехи других людей, в то время, когда собственные наступают им на горло? Сейра — единственная из всех детей Джейхейриса Миротворца дожила до преклонных лет и умерла в своей постели. Неважно, какой для этого путь она проделала и кем была, но своего эта женщина добилась и, по всей видимости, была весьма счастлива. В то время, как в Вестеросе кипела гражданская война, Сейра Таргариен наверняка вальяжно попивала сладкое арборское вино, наслаждаясь красотами Волантиса, и бед не знала в окружении своих бесчисленных детей, рождённых от разных мужчин. Будь во мне чуть меньше совести и чуть больше бесстыдства — я бы, возможно, повторила её путь ради такой безбедной жизни. Но, увы, мне подобное не по душе.       — Это её жизнь и её выбор, мой принц, — мягко отозвалась я, старательно выдерживая вежливый тон и сглаживая острые углы. Но, кажется, получалось плохо. — Сейчас она наверняка счастлива, иначе бы — вернулась в родные края уже давно.       — Звучит так, будто бы ты оправдываешь эту распутницу, опозорившую весь драконий род, — брезгливо хмыкнул юный принц, но вдруг осёкся на полуслове и глянул на меня с подозрением и настороженностью. — Или ты тоже желаешь всю жизнь ублажать извращённые желания мужчин за золото?       — Нет! — взбешённо рявкнула я прежде, чем здравый смысл посоветовал мне заткнуться. — Боги, почему вы судите людей лишь по их имени? Что за глупость?! И вообще…       Я с тихим стуком стиснула челюсти и вмиг посерела от страха, когда увидела вытянувшееся от удивления лицо Эймонда Таргариена. Осознание того, что я только сказала и каким тоном я это сказала, ударило меня по голове кузнецким молотом. Кажется, на пару мгновений я совсем забыла о том, кем был человек, с которым мне довелось говорить. Нагрубить сыну короля — потрясающее решение, если желаешь прожить долгую и счастливую жизнь.       — П-прошу прощения, мой принц, я немного не то хотела сказать, — дрожащим голосом пролепетала я и попятилась назад, путаясь в ногах и едва не падая из-за камней, что попадались на пути. Признаться честно, от стыда хотелось умереть. Я с отчаянием глянула ему за спину, заметив, как толпа людей в чёрных траурных одеждах двинулась вдоль тропинки из белого камня — видимо, церемония подошла к концу. — Похороны завершились, поэтому я п-пойду… Время как раз кормить драконов. Хорошего вам дня!       Я рванула от него с такой прытью, какой позавидовала бы всякая горная коза. Мне хотелось сбежать куда-нибудь подальше от драконьего принца, который мог приказать королевским гвардейцам вырвать мой длинный и излишне громкий язык за подобное неуважение. Почему нельзя быть хоть чуточку сдержаннее в своих высказываниях? Такими темпами мне не придётся беспокоиться о Танце Драконов — я просто не доживу до него! Помогите мне, Семеро, держать этот проклятущий язык за зубами...       Весь оставшийся день я просидела в драконьих подземельях, почему-то убеждённая в том, что это место — неприкосновенно, а потому в случае чего искать меня здесь не станут. Гвардейцы, по крайней мере, на это точно не отважатся. Пламенная Мечта, возле которой я рискнула найти своё временное убежище, поглядывала на меня с любопытством и пару раз тыкалась мордой в плечо, по всей видимости, ненавязчиво намекая мне отправляться домой. Но столкнуться с гневом одного из королевских сыновей было страшнее, чем пасть жертвой драконьих зубов. Впрочем, Пламенная Мечта бы не причинила мне вреда — помнила ведь, кто кормил её по утрам свежей говядиной. Даже Тираксес, ошивающийся неподалёку, не показывал свой несносный характер, хотя и пытался пару раз цапнуть меня за пальцы.       Дарио, заставший меня в темноте подземелий и едва не отдавший богам душу от неожиданности, ругал меня так, что каменные своды сотрясались. Но, к счастью, вовсе не потому, что я, дурная дитина, нагрубила Эймонду Таргариену, а потому, что искал меня всё это время по закоулкам Высокого Прилива.       — Клянусь богами, старыми и новыми, более я не возьму тебя ни в какие морские путешествия, маленькая бандитка! — бранился дедушка, пока тащил меня за ухо в сторону выхода.       — Я больше и не хочу! Пусти меня, ай-яй-яй, ну отпусти, дедушка…       В итоге меня затащили в комнату, сунули в рот кусок свежей сдобной булки и с грохотом захлопнули дверь в наказание за неосмотрительность. Я потёрла зудящее, раскрасневшееся ухо, но тосковала недолго — горячий сытный бульон приковал внимание моего оголодавшего организма. Впервые за последние два дня я поела плотно и полноценно, не боясь того, что вскоре вся эта еда попросится обратно. И пока за окном растекалась сизая мгла, я крутила в пальцах яйцо, отчаянно желая, чтобы оно поскорее проклюнулось. В моём распоряжении была одна лишь ночь, последняя, а потому воспользоваться этим временем стоило с умом. Чёрт его знает, зачем я столь сильно упорствовала — сказывалось ли врождённое упрямство или же во мне ещё тлела отчаянная надежда остановить близящееся кровопролитие… Так или иначе, опускать руки и признавать безоговорочное поражение мне не хотелось.       И всё было бы замечательно, если бы тишину моего долгожданного уединения не нарушила одна весьма говорливая особа…       — А вот и моя молочная девочка! Прости за то, что бросила тебя сегодня, — пропела Дженна, врываясь в мою комнату в очередной раз — без малейшего намёка на стук. Так, словно мы были знакомы уже сотню лет. — Столько дел сегодня навалилось, столько дел! Отцу помочь в конюшне, матери — на кухне! Ничего-то без меня не делается…       Я глянула на неё в молчаливом ожидании — и Дженна неловко улыбнулась, пока её щёки и уши приобретали насыщенный багряный цвет. Что ж, это было вполне очевидно.       — Яйцо в руки не дам — можно только смотреть, — непримиримо сказала я и подползла ближе к очагу, в котором потрескивало пламя.       — А мне большего и не надо, — беззлобно отозвалась Дженна, усаживаясь подле меня и покорно складывая руки на выцветшей юбке.       Я скользнула задумчивым взглядом по её юному лицу, левая половина которого была сокрыта от меня густым покровом тёмных волос. А за ними, казалось, мелькало что-то синее и воспалённое. То, чего совершенно точно не было этим утром. Я напряжённо выпрямилась и одним ловким движением отбросила её локоны в сторону — от увиденного жалость предательски стиснула моё сердце железными тисками. Всю левую сторону её лица покрывали внушительные гематомы, от одного вида которых мне делалось ужасно больно. Дженна вмиг отпрянула подальше от моей руки и, побледнев, отвернулась. Всё былое веселье, нарочитое и такое пустое, схлынуло с неё, словно вода.       — Кто это сделал? — спросила я глухо, не зная, откуда взялась во мне эта пресловутая жалость к малознакомой девице. — Брат? Отец?..       — Отец, — криво усмехнулась Дженна и шмыгнула носом, так и не повернув ко мне голову. — Брата нет, потому и получаю всё это. Папенька сына хотел, а родилась я — с сиськами и без члена…       А я ведь совсем забыла о том, как жесток был мир Вестероса к женщинам. Мне повезло родиться в семье, где не имело значения — есть у тебя член или же нет, но Дженну судьба обделила удачей. Первенцы — залог счастливого продолжения фамилии, залог того, что у дома есть наследник, мужчина, будущий воин и защитник. Но что могла сделать женщина, слабая и ранимая, годящаяся лишь для иглы и шитья? Даже девицы из семейства Таргариенов, испокон веков седлающие драконов и сражающиеся наравне с мужчинами, всегда оказывались в тени сыновей, пусть даже и младших. Рейнира и Эйгон — простейший пример того пресловутого неравного отношения. Второй достоин больше просто потому, что он сын, а не дочь. И от этого сделалось столь мерзко, что мне пришлось сжать челюсти, чтобы вновь не ляпнуть чего-нибудь лишнего.       — Скажи, Сейра, — вдруг обратилась ко мне Дженна и робко глянула из-под мокрых ресниц. — А могу ли я…       Она не успела договорить, потому что прямо над нашей башней прогремел драконий рёв, послышался шелест гигантских крыльев, ветром распахнувший мои ставни. Я, пронзённая ужасающей догадкой, бросилась к окну и увидела сквозь ночной мрак тень, стремящуюся к облакам. И только после услышала пронзительный мальчишеский смех, звеневший над нашими головами колокольным перезвоном.       — Седьмое пекло! Этот дурной мальчишка, — прошипела я и торопливо сунула драконье яйцо в очаг, едва не опалив себе все пальцы. Дженна, непонимающая и испуганная громким звуком, глянула на меня с невысказанным вопросом. — Если хочешь помочь, то найди Дарио Лаара. Он должен быть где-то возле драконьих подземелий вместе с остальными драконоблюстителями. Пусть они отправляются в наружный двор. Скажи им, что принц Эймонд оседлал Вхагар без ведома королевской семьи. Ты сможешь сделать это?       — Да, конечно! — безропотно отозвалась Дженна, привыкшая без лишних слов выполнять чужие приказания, и с удивительной резвостью выскочила за дверь.       Я же всунула ноги в башмаки и, спотыкаясь на ходу, рванула вниз по лестнице, перепрыгивая по две, а иногда — и сразу три ступени. В голове испуганной встревоженной птицей билось одна лишь мысль — началось, началось. Колесо судьбы вновь пришло в движение, готовое определить дальнейший ход событий. Я выбежала на улицу и, заметив в небе тёмные крылья Вхагар, направилась в сторону сада, через которой можно было выйти к наружному двору. Где-то неподалёку я слышала звонкий голос Дженны и молилась всем богам, чтобы дедушка и остальные успели вовремя. У нас ещё был шанс предотвратить кровопролитие, совершенно точно был.       Владения Веларионов были хитросплетённым лабиринтом, в котором я терялась даже в дневное время, а сейчас — и вовсе петляла по садовым дорогам, загнанно оглядывая совершенно одинаковые кусты с розами. Вхагар скрылась где-то вдали, за зубчатыми крышами башен с серебряными кровлями, и я не знала, что думать. Был ли смысл бежать во двор и ловить там детей Рейниры или изначально стоило направиться к морю, чтобы встретить Эймонда? Я не знала правильного ответа на этот вопрос, а потому просто продолжила бежать по намеченному пути, уповая лишь на то, что все боги этого мира будут ко мне милостивы. И к дурному мальчишке, который не мог просто чуть-чуть подождать.       Миновав очередной поворот и арку, я вышла к наружному двору, а из него — к просторной террасе, огороженной резной балюстрадой, с которой открывался вид на бушующее море. Отсюда можно было выйти к берегу, а, следовательно, можно было и зайти — незамеченным. Интуиция подсказывала мне, что второй сын короля выбрал именно этот путь. И мальчишеские голоса, доносившиеся откуда-то снизу, с лестницы, натолкнули меня на правильность моих размышлений. Я перегнулась через невысокие перила и увидела внизу, у основания мощённых каменных ступеней, белую растрёпанную макушку и зелёный плащ, а совсем рядом — чёрные вихри кудрявых волос, сливающиеся с ночной темнотой. Они визжали и рычали друг на друга, сцепившись в драке, словно свора щенят. Но, кажется, худшего пока что не произошло.       Только не хватайся за нож, только не хватайся за нож — это всё, о чем я могла думать в тот миг. Сердце в груди грозилось пробить рёбра от волнения и страха. И в коем-то веке не за свою жизнь, а за порушенные судьбы дурных драконьих принцев, которые никак не могли ужиться друг с другом.       — Я скормлю тебя дракону, проклятый бастард!       Сперва я увидела ладонь с зажатым в ней булыжником и только потом — принца Люцериса с разбитым и сломанным носом, задыхающегося в крепкой хватке своего дяди. Меньше старшего брата, но в разы яростнее. Совсем рядом зарыдал Джоффри Веларион, слишком напуганный происходящим и слишком крохотный для того, чтобы что-то понять и осознать. Перепрыгивая ступени, я издалека увидела мелькнувший в руках Джекейриса нож. Проклятые драконы, проклятые Таргариены, Веларионы и все с ними связанные…       — Прекратите! — закричала я в отчаянной попытке спугнуть их звуком своего голоса. — Сейчас здесь будет стража! Перестаньте!       Но дети, разгорячённые кровью и дракой, были глухи ко всем моим словам. Джекейрис бросился к Эймонду первым, замахнулся, но прорезал лезвием лишь воздух. Сын короля, презрительно рассмеявшись, отбросил от себя Люцериса, который покачнулся, потеряв равновесие, и едва не сбил с ног старшего Велариона. Эймонд увернулся от выпада и, перехватив руку с ножом, ударил первенца принцессы ногой прямо в живот. Оружие рухнуло в песок вместе со своим хозяином, который взвыл от боли и закашлялся. На лице второго сына королевы Алисенты расцвела торжествующая улыбка, а глаза окрасились внутренним пламенем. С юных лет он упивался своей силой.       — Кажется, моим сильным племянникам пора к мамочке, — оскалился Эймонд Таргариен.       И вдруг в лицо ему прилетела горсть песка и пыли. Люцерис, подхватив с земли сверкнувшее в лунном свете лезвие, с воинственным воплем бросился к дяде. Мне оставалась одна проклятая ступенька, чтобы успеть предпринять хоть что-то — но я не успела. Мальчишеский крик на мгновение оглушил меня, ошарашил до глубины души. Я успела увидеть лишь то, как брызнула во все стороны кровь из рассечённого глаза. Эймонд согнулся от боли и рухнул на землю, забившись в неистовой агонии, что перемалывала его юное тело в пыль. Он сучил ногами, зарывался пальцами в песок и закрывал зияющую дыру на левой стороне лица.       За моей спиной, наконец, зазвучали чужие голоса, послышался торопливый топот. Но отныне всё лишилось какого-либо смысла. Я смотрела на юных Веларионов, на сына королевы Алисенты, и понимала с тошнотворной ясностью, что будущее нельзя изменить одним лишь желанием. Судьба всегда забирает то, что ей предначертано — не имеет значения, сколь упорно мы стараемся сбежать от этого предназначения.       Оно непременно найдёт нас, как бы отчаянно мы не желали спрятаться.