╔══ ≪ °Вкус мёда° ≫ ══╗

Ни дня не проходило, чтобы он не думал о нём. Сколько бы циклов не прошло с момента, как он был пленён в этом месте, сколько бы раз он не умирал, образ его мучителя не выходил из головы никогда. Даже подсознательно — на грани смерти. Он не запоминал сколько раз начинал все сначала, зато стойко держался за мысль хоть когда-нибудь вывести дьявола на разговор. Этот раз не был исключением. Воспоминания ещё были свежи и Уилсон словно до сих пор чувствовал фантомную боль от острых зубов подземных червей, разрывающих его ослабленное тело. Свет гаснет, по пальцам стекает тёплая кровь, невозможно пошевелить хотя бы рукой. Ему повезло, что черви настигли его раньше, чем погас фонарь. Умирать от темноты всегда хуже всего всего. Перед ним возникает знакомая фигура. Обольститель и искуситель, безоговорочное зло этого места — Максвелл. Всегда он ограничивает их взаимодействие стандартной фразой и никогда не говорит что-то в ответ на упрёки, жалобы, мольбы. Внутри Уилсона разгорается жуткое негодование и он бросает совсем не подумав: — Ночью. У меня есть информация! Максвелл испаряется, оставляя незадачливого выживающего в неловкой обстановке. И с чего ему пришло в голову ляпнуть такую глупость? Чем больше он об этом думал, пока набивал карманы ветками, рубил деревья или обирал кусты с ягодами, тем больше убеждался в том, что хочет поговорить. Сказать ему конечно нечего, никакой информации у него не было. Да и зачем вообще надеяться на то, что это сумеет хоть как-то заинтересовать циничного дьявола? Должно быть он начал сходить с ума без возможности коммуницировать хоть с кем-то, подумать только… Уже вечером у костра он поймал себя на том, что пялился в темноту. Ужин пришлось отложить, просто потому что в горло ничего не лезло. Его вновь захватили сомнительные мысли и даже слабая надежда: «— Глупость, но может появится?» Не появился. Одна его сторона ликовала. Разум торжествовал, ведь конечно в таком мире иначе нельзя. Вместо того, чтобы цепляться за ненадёжные идеи, лучше направить мыслительные способности на изучение окружающей действительности. Найти пруды, удобный необитаемый лес и хорошую поляну с ягодами и грибами. Наверное именно поэтому и на вторую ночь, как следует обустроившими в том же самом месте, где Максвелл его оставил после пробуждения, он разжёг кострище и снова пялился в темноту. Какой толк от разумных мыслей, если ему чертовски любопытно? Просидев не сомкнув глаз несколько часов, Уилсон подкинул в огонь дров, оглядел себя с ног до головы, крепко сжал в руке факел, готовясь его зажечь и шагнул за пределы света костра. Темнота укутала, не позволяя увидеть огонь, который горел в нескольких метрах. Такая вязкая и поглощающая. Сложно сказать в какой именно момент к нему пришла эта идея, но вряд ли он действительно задумывался о том, что делал. Ещё несколько дней после прошлой смерти в нынешней жизни он часто ходил словно под аффектом. Чужое присутствие его взбодрило и запаниковав он поджёг факел. Когтистые руки тьмы тронуть не успели, но сердце уже колотилось, как бешеное. Задумчиво прикусив губу, он неуверенно огляделся и набравшись смелости потушил факел. В этот раз он стоял долго, вплоть до того, пока его не начало трясти. Сложно было что-то с этим поделать, когда есть привычка ни в коем случае и никогда не оставаться в темноте, а спасительный костёр буквально в нескольких метрах. Уилсон вслепую прошёлся вперёд, оказавшись у огня. Всё как он и думал, всё было безопасно. Только его трясущимся рукам это не скажешь. Утром он выдвинулся на поиски чего-то полезного. Болела голова и какое-то время не сходил мандраж, но вечером он все равно так же вернулся на прежнее место. Расстелил спальник, сложил поленницу под ветвистым деревом и сел плести верёвки. Если за ночь ничего не случится, то будет полезно спуститься в ближайшую пещеру за светорастениями. За делом стемнело быстро. Уилсон даже не заметил, поглощённый плетением и ноющей болью в висках. Вот уже пришло время разжигать огонь и решаться: будет ли он ждать конца ночи или всё-таки продолжит свой неразумный эксперимент. С одной стороны…. Ему же нет никакой в сущности разницы, как именно дожидаться утра? Он достаточно опытен, чтобы не умереть так просто. В этот раз он не стал даже делать факел — только несколько раз выходил за пределы круга света, скрываясь от темноты всякий раз, как начинала кружится голова. Под конец ночи он чувствовал себя таким несчастным, что двигаться просто не хотелось. Сидя на холодной земле, полностью отдавшись обжигающему жару кострища, старался смотреть на огонь, чтобы не видеть гуляющие тени. Этой ночью ему повезло не умереть, но большего узнать не удалось. И всё-таки затея бессмысленная, просто ему не хотелось это признавать. Признавать, что придётся начать все как всегда сначала и остаться наедине со жгучим чувством неудовлетворения. День прошёл как-то слишком вяло. Уилсон кое-как сколотил сундук, чтобы оставлять там съестные припасы. Правда складывать туда пока что было нечего — остатки он доел с утра, даже не заметив. Но и голода не чувствовал, от чего решил остаться на ночь без ужина. Часть его осознавала, что дело в шалящих нервах и что-то есть надо, но с другой стороны ему было так без разницы. Когда им овладевала какая-то мысль он и сам понимал, что многие поступки выглядели неразумно. Когда опустилась ночь он подкинул дров в огонь и маялся ожидая, когда станет темно. Если предыдущие ночи им управляло любопытство и он был достаточно терпелив, то теперь хотелось покончить с этим по-быстрее. Наконец-то опровергнуть глупую теорию и заняться нужной рутиной. Он был раздражён, голоден и ужасно устал, но всё-таки поднялся на ноги и шагнул в темноту. Не смотря на пульсирующую боль в висках, стоял ровно, выжидающе уставившись на восток. Благодаря опыту он точно знал, в какой момент существо из темноты приблизится настолько близко, чтобы суметь его ранить. Скрестив руки на груди, буквально считал секунды до того, как почувствует чужое присутствие. Как только его начало едва ощутимо морозить, Уилсон привычно и уверенно направился в сторону кострища. Однако, толи неверно определив направление, толи забыв окружающую местность, он споткнулся о что-то тяжелое, потерял баланс и грохнулся на траву. В таких ситуациях счёт был на мгновения и он не успел, почувствовав сперва лёгкое морозное дуновение, а затем острую боль в районе бедра. Рефлекторно схватившись за место ранения, он чудом увернулся от следующего удара и поторопился найти свет от огня. Оказавшись у кострища, он краем глаза заметил, как стремительно вытекает ярко красная кровь. — Что за глупость вы делаете уже третью ночь, мистер Хиггсбери? Как давно он не слышал этот голос. Именно такой, вдумчивый и живой. Не повторявшуюся из раза в раз приевшуюся фразу. — Чтоб я умер. — От неожиданности пробормотал Уилсон, прижимая ладонь к рваной ране. Максвелл вышел к свету. Он оказался с более живой мимикой, чем ему думалось изначально. Мужчина красноречиво прищурился, словно намекая на то, что это можно очень легко устроить. Ещё минуту он выжидающе смотрел на него, прежде чем Хиггсбери наконец-то отошёл от удивления — надо что-то сказать: — У меня вообще очень много вопросов. — Приятель, я пришёл сюда не за этим. Ты говорил о какой-то информации, верно? — Но почему не раньше? — Прошу прощения? Учёный судорожно соображал, что ещё можно такое сказать, чтобы задержать мужчину. Его внимание то и дело переключалось на кровавый беспорядок, который он за собой оставил. Это был его шанс, правда он пока не до конца понимал на что. — Почему нельзя было прийти раньше? Буквально в первую же ночь. — А разве я не могу приходить когда мне того захочется? Или быть может вы куда-то торопитесь, Хиггсбери? Смерив демона уничижительным взглядом, Уилсон покрепче прижал ладонь к бедру. По его расчётам скоро должно настать утро, а значит мучиться ему придётся не долго — чем себя спасти он найдёт. Правда вряд ли в таком состоянии ему удастся сделать и половину необходимых дел до зимы. — Болит? — Хмыкнул Максвелл, неприкрыто наблюдая за тем, как мужчина пытается оторвать свободной рукой нижнюю часть штанины. — Может поэтому вы такой несговорчивый? Уилсон ахнул, когда удалось затянуть временную повязку. Перед глазами заплясали чёрные пятна и подкатила тошнота. У него такое было не в первый раз, поэтому он только утёр выступившую в уголках губ слюну и попытался подняться, чтобы дойти до поленницы. Уже нужно было подбросить что-нибудь в костёр. Попытка оказалась тщетной, но он порадовался, что ему хотя бы не рассекли сухожилия. Его взгляд метнулся к Максвеллу. Тот стоял, так и не сдвинувшись с места, в свою очередь внимательно наблюдая за ним. — Вы абсолютно правы. Мне было бы проще общаться, если бы я не истекал кровью. — Ещё до конца не зная, что именно и зачем он творит, Уилсон собрался и договорил: — Вам же интересно послушать? — Это похоже на пустую трату времени, однако, раньше вы так никогда не делали. — Не сводя глаз с ученого, пока он тяжело поднимался, ковылял до дерева, выбирал бревно, Максвелл вдруг прищурился. И достал портсигар из внутреннего кармана пиджака. — Не уверен, что тебе есть, что мне сказать. — О, хотите проверить? Уилсон криво улыбнулся, тут же замечая, как его собеседник от неожиданности бросает попытку прикурить. Он расценил это, как возможность задержать, но совсем не ожидал, что Максвелл резко сорвётся с места, чтобы подойти к нему. Возвышаясь над ним, он создавал сильно давящую атмосферу, хотя ничего до сих пор не сделал. Смотреть прямо на него становилось некомфортно и учёный перевёл взгляд на окровавленную ладонь. Её было так много, что она с легкостью впиталась в жилет, когда он прислонил руку к груди. — Неужели вам в самом деле нечего сказать? — Не такой размеренной интонации Уилсон ожидал. Ему казалось, словно подтвердив этот факт, он заставит демона просто вскипеть от злости. Тот лишь поджег сигару, задумчиво уставился в темноту и вдруг прыснул со смеху. — Ищите со мной встречи, врёте о какой-то информации и говорите невпопад. Страшно представить чем заняты ваши мысли, мистер Хиггсбери. Неужели Максвелл от чего-то считал, что у него есть план, какие-то тайные игры? Было даже как-то неловко осознавать, что ничего такого нет. Только затуманившая разум навязчивая идея. — Да я ни о чем другом, собственно, и не думал все эти дни, кроме вас. — Пробормотал Уилсон, и голос его становился с каждым словом всё тише. — Не могу поверить. Кажется мне правда удалось вас сломать. Вы сходите с ума? Повторите-ка: действительно ни о чем, кроме меня? — Неожиданно громко Максвелл закашлялся, стараясь сдержать глухой смех. И тут же ещё раз приложился к сигаре. Оскорбленный подобным предположением, учёный бросил на него тяжёлый непонимающий взгляд. Как бы глупо оно не звучало, но он говорил абсолютно серьезно. Это не осталось без внимания. — Что за взгляд? — Максвелл крутил сигару в пальцах. — Действительно ни о чем, кроме вас. И кажется абсолютно зря. Уилсон аккуратно поднялся на ноги. Скрестил руки на груди, наблюдая, как за спиной демона наконец-то светает. Как-то странно было осознавать, что после подобного придётся сделать вид, словно ничего не было и попытаться не умереть теперь уже основательно. Его собеседник не обратил внимание на приближающееся утро. Теперь от чего-то он выглядел ещё более задумчивым. — Вы вообще знаете, как это звучит, Хиггсбери? — Вдруг спросил он, выпуская облако густого дыма. — Знаю. Глупо? — Руки были перепачканы кровью, жилет пришел в негодность и ему всё ещё нужно найти чем обработать рану. — Может ответите хотя бы на один вопрос? — Нет. Максвелл сделал глубокую затяжку и выдохнул, уже когда направился в сторону леса. Через мгновение его фигура затерялась среди деревьев.