Allow me to be

Омега, до белых костяшек, сжимает в пальцах телефон, пока едет на такси до загородного дома альфы. Он уже не просит, а требует водителя ускориться, иначе он тут взорвётся прямо на месте. Опять всё сначала, думается ему. Только всё наладилось, а Хёнджин снова делает то, что выбивает почву из-под ног Феликса. Надо же было ему так резко оборвать разговор, даже не посчитав нужным выяснить всю ситуацию целиком — какой же упёртый баран. Небось уже надумал себе всякое, отчего и взбесился, забрав дочь, но с омегой такие выходки не пройдут. Феликс подъезжает к дому, быстро расплачивается с водителем и тут же врывается в незапертые двери, намереваясь всыпать этому альфе по полной программе. Сейчас его гнев чувствуется каждой клеточкой тела. Омега восклицает, видя Хёнджина сидящим за кухонным столом. — Где она? — Феликс в несколько шагов оказывается рядом. — Не кричи. Время видел, — вздыхает альфа, на удивление очень спокойным тоном, а вот омега сейчас просто пылает огненным жаром. Глаза навыкате, губы плотно сжаты и тут не до улыбок и милости. — Йона уже давно спит в своей детской, — уточняет альфа, перебирая и стуча пальцами по столу. — Что происходит, Хёнджин? Что опять начинается? Я тебе что качеля, чтобы меня раскачивать! — прыскает Феликс, подходя ближе. — Мог, хотя бы предупредить, что ты снова начнёшь встречаться с бывшим! — срывается Хёнджин. Альфа резко встаёт из-за стола, подходя впритык к омеге, и прожигает его своим взглядом, в глазах блестит огонёк, но совсем не задорный, а очень даже озлобленный. Желваки на его челюсти ходят ходуном, когда он плотно её сжимает, а губу прикусывает почти до крови. — Что? Нет. Ты всё не так понял, — омега разводит руками по сторонам от этого бреда. — Да, конечно. Как будто вас не связывает половина жизни и ты больше не испытываешь к нему никаких чувств, — напирает Хёнджин. — Только скажи зачем? Он же козёл. Ты что его простил? Альфа так быстро говорит, что голова начинает идти кругом. — Только знай я больше ему не позволю воспитывать мою дочь! Понятно? Больше никому её не отдам, — Хёнджин срывается на истошный крик. В комнате явно становится слишком громко и это может потревожить сон дочки, а ещё она может испугаться при виде такого отца. Градус накаляется, и они оба это чувствуют, когда не отрываясь смотрят друг другу в глаза. Феликс не может придумать ничего лучше. Его самого ведёт дикое желание заткнуть этот рот уже хоть чем-то… И он делает резкий выпад вперёд, затыкая альфу собой. Прижимается так сильно, обхватывая его шею руками, и целует так жадно и напористо, что становится жарко, а низ живота скручивает тугим узлом нарастающего возбуждения. Хёнджин нисколько не теряется, хватает омегу за затылок, углубляя поцелуй, пропускает свой язык внутрь, и будто устраивает там борьбу с другим таким же. Сам же первый рычит в поцелуй, смакуя вкус омеги на губах. Феликс мягкий. Феликс сладкий. От его запаха ведёт и тут же сносит крышу. Феликс его. Альфа опускает руки на ягодицы омеги, сжимает их, а потом грубо шлёпает. Усаживает омегу на стол в два счёта, устраиваясь между его разведённых ног. Хёнджин так ненастытно поглащает этот рот, будто хочет его съесть. Сминает губы омеги поочерёдно, пробуя каждую половинку на вкус, и пытается понять какая лучше. Омега под ним стонет и ёрзает на столе, окольцовывая бёдра альфы своими ногами, так сильно, как может и притягивает к себе ещё ближе, так что пах Хёнджина и его внушительное возбуждение упирается ему в живот. Запах усиливается, сразу у двоих, и смешивается в один сплошной, что теперь не различить кто так сильно возбуждён. Казалось, что они оба хотят друг друга целиком и полностью. Феликс отстраняется, чтобы отдышаться и прийти в себя, становится крайне трудно дышать, а ещё труднее сдерживаться. Он запрокидывает голову и томно вздыхает, но Хёнджин не даёт перевести ему дыхание ни на минуту, сам сгорая от желания сделать этого омегу своим, самым животным способом, а потом пометить, а ещё лучше повязать и больше никогда никому не отдавать. Губы альфы отрывисто проходятся по кадыку омеги, целуют, кусают, а потом тут же лижут место укуса. Руки тянутся к блузке и с отчётливым треском разрывают её, так что пуговицы звонко падают на пол и закатываются по углам. Сейчас это не важно — важно то, что Феликс течёт, сильно течёт, и Хёнджин это чувствует, глубоко вдыхая густой аромат персиков и сливок. Омега его хочет. Блузка летит на пол, обнажая хрупкое тело, а губы альфы спускаются вниз, проводя влажным шершавым языком по одному из уже набухщих от возбуждения сосков. Хёнджин всасывает одну из розовых бусинок, а вторую ласково сминает в руке, отчего Феликс прогибается в спине до хруста и стонет, прикрывая рот рукой. — Хёнджин, — срывается с губ. — Аль-ль-фа… Альфа утробно рычит. Так сильно хочет, что готов разложить прямо на этом столе, не поднимаясь в спальню. Руки омеги быстро блуждают по его телу, расстёгивая белую хлопковую рубашку, чтобы оголить торс альфы. Маленькие аккуратные ручки проводят вдоль подкаченного пресса, и почти царапают его, отчего Хёнджин вздрагивает, а тело будто колют тясячими мелких иголок, от таких желанных прикосновений. — Можешь трогать меня везде где пожелаешь, — шепчет альфа, отстраняясь от груди омеги. — Ты тоже, — также тихо отвечает Феликс. Как же сейчас сексуально выглядит омега. Его голый вверх, острые плечи, подтянутый живот, будоражат воображение альфы, подкидывая дров в уже пылающий огонь. Сегодня омега в юбке, что немного облегчает задачу для Хёнджина. Он опускается на колени, задирает подол юбки и нетерпеливо стаскивает лишнее бельё, обнажая омегу. Феликс стеснительно поджимает бёдра, колени трясутся от трепета внутри, а из его вагины начинает течь обильная порция смазки. Как мило, что он всё равно испытывает некое смущение, что заметно по его красному лицу, хоть и хочет альфу всего в себе — жадно и ненасытно. — Хёнджин, — снова стонет Феликс. Его брови заламываются, нижняя губа выступает немного вперёд, так жалостливо. Он чувствует, как его половые губы больно набухают, пульсируя, и хотят, чтобы к ним прикоснулись прямо сейчас. Внизу всё ноет и горит, а смазка начинает стекать уже по столу и немного на пол. — Ммм, сладкий, ты сейчас всё тут испачкаешь, — приговаривает альфа и сразу же припадает к самому сладкому месту, облизываясь и урча. Как только его язык касается малых половых губ, собирая смазку на него, он сглатывает — такой голодный по одному единственному омеге. Феликс кладёт одну свою руку на его макушку, пальцами перебирая тёмные пряди и так осторожно ведёт его. Хёнджин поддаётся бархатным рукам и поднимается выше. Его губы находят и следом всасывают маленький набухший клитор, совершая языком круговые движения, от которых омегу снова выгибает и его накрывает новая жаркая волна. — Хм, нет, прошу, — ноет он, чувствуя, что долго так не протянет. — Хочу тебя в себе. Альфа не сразу слышит, занятый таким важным и уже полюбившимся ему процессом, но когда Феликс хватает его за волосы более жёстко и оттягивает, смотря на него сверху вниз, альфа видит каким он жаждующим может быть. — Сними уже с себя эти блядские штаны и вставь мне, — торопливо произносит омега и сам же лезёт руками к ширинке его штанов. Феликс чувствует, что сейчас он буквально готов распасться на миллион атомных частиц, когда горячий и твёрдый орган альфы одним рывком проникает внутрь и распирает его. Он такой большой и упирается ему почти что в шейку матки, что позволяет прочувствовать всю полноту и найти нужный угол. Омега хватается за шею альфы, скребёт ногтями по спине при каждом его новом, глубоком рывке. Его вагина звучно хлюпает, выпуская слишком много влаги, что пачкает его внутреннюю сторону бедёр и яйца альфы, когда тот в ускоренном темпе вбивается в него. Хёнджин тяжело дышит, рычит и позволяет себе простонать, когда такие тугие и влажные стенки, так хорошо его принимают. Тела мокнут от пота, такие скользкие и липкие, но это уже никого не волнует. Феликс ложится спиной на стол, а Хёнджин обхватывает его талию руками, фиксируя положение, и резко выходит из него. Омега ноет от пустоты внутри, желая скорее быть заполненным вновь. Альфа смотрит прямо в глаза, а его взгляд схож с раненным зверем. — Разреши мне быть твоим альфой, — задыхается Хёнджин, сжимая крепче в руках тонкую талию. Не дожидаясь ответа, он с хлюпающим хлопком, также резко проникает внутрь. — Омега, будь моим… Феликс. — Хёнджин, Хёнджин, — Феликс сжимается, ещё чуть-чуть и он кончит. Внутри всё горит, губы подрагивают с немного приоткрытым ртом. — Альфа… Своими ногами он грубо притягивает альфу к себе, чтобы тот ощущался ещё глубже, ещё сильнее. — Феликс, прошу… — Хёнджин ждёт ответа и так мучительно перестаёт двигаться, а Феликс чувствует, как член внутри него такой горячий и пульсирующий давит на правильную точку и который тоже хочет высвободиться и получить долгожданную разрядку. — Я хочу этого… Да, чёрт возьми, — громко ругается омега. Он притягивает альфу за шею и целует, а по щекам бегут слёзы. — Только скажи, что не бросишь. Что будешь всегда рядом, — хлюпает носом он. — Ты тоже обещай, — с придыханием бормочет Хёнджин. — Что теперь ты только мой омега — всецело и навсегда. — Обещаю, обещаю, Хёнджин, — омега произносит как мантру на повторе, когда снова чувствует, что альфа набирает скорость и вбивается в него с новой силой, что стол начинает под ними скрипеть и ходить ходуном. Так много всего за раз омега ещё не чувствовал никогда, как и не ощущал, что в нём есть такое дикое и необузданное желание, чтобы его взял альфа, чтобы посадил его на свой узел, чтобы пометил его и сделал своим. — Мой альфа… — Феликс чувствует как ноги немеют, низ живота тянет, и он сильно сжимается, чувствуя что подходит к самому краю. Всего так много, что он просто не выдерживает, желая быть заполненным. Он громко стонет, тут же кусая тыльную сторону ладони, когда закрывает рот рукой и чувствует горячее семя разливающееся внутри него и сам же кончает от этого, весь содрогаясь. — Мой омега, — заканчивает Хёнджин, глубоко пропуская свой узел, который с лёгкостью проходит внутрь и сцепляется со своим омегой на пару часов так уж точно.