In Due Time || В своё время

      — Продано — раз!       Выдра цвета какао вздрагивает, в его золотых глазах читается немая мольба, чтобы синий ёж сделал хоть что-нибудь. Что угодно. Даже если это будет глупо или стоить чьей-то жизни.       — Продано — два!       Давным-давно он, может, и сделал бы что-нибудь. Подошёл бы, разорвал оковы, промчался сквозь толпу и помог ему и многим другим сбежать из этого ада. Может, в свои юные годы, он бы разрыдался, раскричался и умолял бы их прекратить.       — Продано — три!       Но быть рабом столь продолжительное время плохо сказывается на личности. Бытие рабом уничтожает дух, волю и сердце, пока не останется ничего. Это сокрушает душу и желание жить и бороться, пока не останется лишь безвольная оболочка и жалкие воспоминания, за которые ты продолжаешь упорно держаться. А ещё — цепь на шее.       — Продано!       Серый волк с такой силой ударяет молотком по дубовой подставке, что та слегка раскалывается. Выдра дёргается от звука, которого боялся и одновременно ждал, с тихим слабым вздохом. Ждал — потому что теперь он, наконец, покинет эту адскую дыру, полную караванов с рабами, и обретёт своего рода дом, где он будет в относительной безопасности и о нём будут заботиться. Хотя это всё равно страшно, ведь он — всё ещё раб. Низшая ступень социальной лестницы. Не более, чем грязь под ногами своих хозяев, и их единственная цель — приносить удовольствие хозяевам до самой смерти. А вот до смерти по собственной инициативе или от рук хозяина — это уже другой вопрос.       Ярко-оранжевая саламандра отстёгивает слезливо сопящую выдру от шеста и быстро привязывает длинную верёвку к гниющему кожаному ошейнику, чтобы не дать ему сбежать. Соник грустно улыбается и задаётся вопросом, будет ли хозяин хоть немного сожалеть существу, доведённому до такого состояния. Всем рабам приказали молчать и не двигаться во время представления их покупателям, чтобы они…       «Вот и всё», торжественно думает Соник; он слышит резкий щелчок кнута вперемешку с болезненным визгом, когда саламандра ударяет выдру по спине кнутом с шипами. Выдра кричит и плачет, когда его новый хозяин подходит и яростно вытаскивает выдру прочь; раб пытается утереть слёзы, и за попытку получает хлёсткий удар по левому уху, и из появившейся раны капает кровь.       «Господь милосердный, вот и всё», думает Соник, пока уводят выдру. На мгновение он думает о нежных руках, сложенных вместе, о тихих голосах, поющих песни и шепчущих молитвы. Но мысли те уносятся прочь, когда слова, которых Соник боялся всё утро, разносятся по атриуму.       — Следующий товар, который у нас есть — синий ёж, довольно уникальный экземпляр. Мефилес?       Соник вздрагивает, когда слышит рык кристального ежа; он срывает с раба его тонкие лохмотья с такой силой, что на спине снова открываются несколько ран, и резко пихает Соника под рёбра пока ещё свёрнутым кнутом.       — Шевелись, отброс.       Неконтролируемо дрожа, Соник медленно поднимается по короткой лестнице на подиум. Лестница в ад, как её называют старшие рабы.       Он определённо выглядит ужасно, и почему кто-то решил, что выставить его сегодня на продажу — хорошая идея? Двумя ночами ранее Мефилес и Скордж избили его. Но не то, что бы это кого-то волновало. Он больше никому не нужен.       В последнюю секунду, прямо перед тем, как подняться, он убирает руку от груди и слегка морщится от потери давления на рёбра. Ему хочется снова надавить на грудь, чтобы хоть немного облегчить боль, но перед смертью всё равно не надышишься. Здоровый раб всегда продаётся лучше, чем тот, что едва на ногах стоит. Таких вообще только из жалости покупают, чтобы они умерли через несколько минут. Ведь купить нового раба гораздо дешевле, чем потратиться на лечение.       — Как вы видите, — продолжает волк, взмахнув молотком в сторону Соника, — этот экземпляр здоров, в хорошей форме, и уверяю вас, совершенно сломлен, — и чтобы доказать свои слова, волк намеревается ударить молотком по его челюсти, остановившись в самую последнюю секунду. Несмотря на то, что это могло спасти его от покупки, Соник не реагирует. Он слишком хорошо знает, что это не сравнится ни с какими побоями и унижениями, которые последуют вскоре. Особенно после случившегося две ночи назад.       Публика задумчиво гудит, в ожидании сжимая кошельки и сумки.       — Итак, кто-нибудь желает приобрести этот невероятный экземпляр? Начальная ставка — пятьсот золотых колец, — волк крутит молоток в руках, будто дубинку.       — Пятьсот двадцать!       — Пятьсот семьдесят пять!       — Шестьсот сорок!       Весь атриум наполняется выкриками, а цена увеличивается с каждой секундой. Соник даже не знает, впечатлён ли он тем, что может так дорого стоить, но это и не важно. Ведь сейчас его время, и нравится ему это или нет, но сегодня его купят, несмотря на мучения, которые он пережил две ночи назад.       — Одна тысяча двадцать пять! — резкий визг птицы с перьями цвета коралла из четвёртого ряда заставляет всех замолчать. Она встаёт со своего места, и Соник испуганно сглатывает, когда видит в её глазах садистский блеск. Его пробивает озноб до того сильный, что он почти забывает о ноющей, пульсирующей боли в груди; Соник напрягается и изо всех сил пытается скрыть свой страх.       — Может ли кто-нибудь предложить больше? — спрашивает волк, осматривая молчаливую толпу.       «Пожалуйста. Пожалуйста, кто угодно».       — Нет? Ну, что ж, тогда: продано — раз.       Дрожь усиливается, когда он встречается взглядом с птицей — бессердечное золото и испуганный изумруд. Он вспоминает все молитвы, которые только знает, но понимает, что это бесполезно.       — Продано — два!       Птичий клюв расплывается извращённой улыбкой, будто бы говоря: «О, я для тебя запланировала такое, что превратит твою жизнь в…»       — Продано — три!       — Одна тысяча пятьсот двадцать пять золотых колец.       Соник быстро поворачивает голову, пытаясь выяснить, кто заключает сделку.       — Прошу прощения, сэр? — спрашивает волк, опуская молоток.       — Я сказал: одна тысяча пятьсот двадцать пять золотых колец за этого синего ежа, — опоздавшим покупателем оказывается чёрный инопланетянин знатного вида, одетый в чёрную мантию с золотыми подвесками, свисающими по краю и на воротнике. У него три кроваво-красных глаза, два рога по бокам головы, а голос у него хриплый и леденит воздух, внушая авторитет всем и каждому.       Воцаряется тишина, особенно среди тех, кто до этого жалостливо скулил в яме справа от Соника. Волк откладывает молоток в сторону, бормоча неумелое оправдание, что не узнал говорящего ранее. А Соник замирает от страха, и сердце его колотится где-то в ушах.       Говорящий — император Блэк Дум из Империи Дум. А Империя Дум — смертный приговор для любого раба. Ещё никому не удалось сбежать от их тёмных когтей. В Империи нет места милосердию, доброте, любви и состраданию (многие сомневаются, что там вообще учат таким ценностям, должно быть, никто из империи даже не знает, что это такое). Это тёмное место, полное насилия, жестокости и кровожадности. Быть проданным Империи Дум — означает быть приговорённым к смертной казни самым мучительным способом, тем более что Империя никогда не продавала рабов. Однажды купленные ими рабы никогда более не меняли хозяев, и вместе с этим умирала надежда.       — Кто-нибудь назовёт цену больше? — спрашивает волк, осторожно поднимая молоток. — Говорите, не стесняйтесь.       Тишина, холодная и удушающая, охватывает помещение. Ставка императора, без сомнения, не потерпит возражений. В конце концов, Империя Дум всегда получает то, что хочет, и им плевать на всё, лишь бы удовлетворить собственные эгоистичные желания.       Поэтому молоток опускается, звонко бьёт по дубовой подставке, тем самым скрепляя смертельную сделку. Соник, как и подобает рабам, голову не поднимает, хотя и слышит поднявшийся рокот, когда император выходит вперёд. Синий ёж заходится кашлем, когда Мефилес тянет за цепь, тем самым затягивая ошейник на его раненной шее.       — Шевелись! — рычит он и бросает Сонику его скудную одежду, ведя раба через помещение и вниз по шаткой лестнице.       Отчаянные руки взмывают вверх, голоса кричат, перебивая друг друга, умоляя Соника бежать или сражаться, но синий раб ничего не говорит; он смотрит на свои израненные ноги и знает, что лучше не сопротивляться. Бесполезно ведь сражаться со Смертью, когда она уже стоит на пороге. И если он умрёт, будучи рабом Империи Дум, то пусть будет так.       Соник спотыкается на последней ступеньке и с резким вскриком падает на бок, его сломанные рёбра ноют громче, чем синяки, открытые раны и ступни в том месте, где он задел ступеньку.       — Ты кусок дерьма! — сердито восклицает Мефилес, быстро пиная Соника в живот, и тот лишь сильнее сворачивается клубочком со слабым болезненным стоном. — Мне следовало…       — Позвольте мне, — Соник изо всех сил старается не ощетиниться, когда видит нависшую над ним тень Блэк Дума. Мефилес пожимает плечами и отходит, не забыв перед этим одарить Соника таким грозным взглядом, который мог бы обратить живое существо в камень.       Блэк Дум хватает Соника за подбородок, заставляя посмотреть в эти кроваво-красные глаза со зрачками чернее самой тёмной ночи.       — Ты живёшь и умираешь на моих условиях, понял?       От него пахнет смертью и отчаянием, и всё, что может сделать Соник, это сдержать дрожь.       — Д-да, хозяин.       Перед глазами появляется рассыпь звёзд, когда он чувствует боль на своём лице. Соник падает на землю и закашливается, когда Блэк Дум дёргает за верёвку, приподнимая его.       — Я не давал тебе разрешения говорить. Надевай свои тряпки обратно и пошевеливайся. Я выкупил тебя менее десяти минут назад, а ты уже меня разозлил.       Едва ли Соник успевает натянуть на себя рукава рабского одеяния, как Блэк Дум выводит его из аукционного зала к толпе рабов, ожидающих снаружи под проливным дождём, молчащих и дрожащих от испуга. Молодые, старые, разлучённые с семьёй; матери, отцы, братья, сестры — все они избиты, в синяках и едва ли цепляются за жизнь.       — Бларк! — рявкает Блэк Дум, швырнув Соника в толпу, заставив того поскользнуться на тротуаре и проехаться мордой по гравию.       Соник вздрагивает, когда видит генерала Блэк Армс с толстыми, широкими бицепсами; он приближается к рабам, бессвязно рыча, пока остальные молчат при виде его и хозяина. Соник не узнаёт никого из рабов, купленных Империей Дум, и это лишь значит, что император посетил другие рынки, прежде чем прийти на этот.       — Погрузите их в повозку. Скоро мы вернёмся в замок, — приказывает император и забирается в богато украшенную чёрно-красную карету.       Бларк что-то рычит в ответ и тащит всех к хлипкой деревянной повозке, заполненной мокрым снегом. Некоторые рабы пытались помочь забраться малышам, старикам и тяжело раненным, прежде чем подняться самим, и все старались быть как можно ближе друг к другу в жалкой попытке сохранить тепло и сухость. Все молчат, возможно, осознавая, что их время наконец пришло. Смерть пришла за всеми, кто сейчас здесь. Может, Блэк Дум будет достаточно милостив и дарует им быструю смерть, хотя это маловероятно, учитывая любовь Империи Дум к пыткам и жестокости.       Соник забирается в повозку последним с помощью пожилой синей птицы со сломанным крылом, которая подбирает ноги под себя и прижимается спиной к деревянным перилам. Бларк что-то ворчит, когда поднимает ручки повозки, и уходит прочь, оказываясь чуть впереди кареты хозяина, в которую впряжено несколько тёмно-серых существ с крыльями, как у летучих мышей.       Соник прислоняется головой к перилам, решив немного отдохнуть. Поскольку он отправляется в Империю Дум, то одному лишь Богу известно, когда в следующий раз ему удастся нормально выспаться, может, вообще никогда. Так что лучше отдохнуть сейчас, пока не настал настоящий армагеддон.       — Мама? — тихо бормочет ребёнок. Соник приоткрывает глаз и видит маленького серого крольчишку, который дёргает тусклое грязное платье матери, и в его голубых глазках сверкает утраченная невинность. — Мы умрём?       Мать притягивает его ближе к себе, бормочет что-то на ушко и убаюкивает тихой, мягкой мелодией, которая навевает Сонику воспоминания о беззаботном времени. Он качает головой, проясняя разум. Соник прекрасно знает, что это просто иллюзия, чтобы успокоить ребёнка.       Потому что все в повозке уже мертвы и направляются в Ад.