Литвира со вкусом

После праздника Рената очнулась, температура кончилась. Что за дата, ей, конечно, было без разницы. Однако было января второе. Выяснилось, что портрет Земфиры безвозвратно помялся и потерял всё сходство как с Земфирой, так и с зеркалом. Рената разозлилась и выбросила его в мусорное ведро. Потом она стала мыть квартиру, и оттёрла так, что пол начал блестеть (был это старенький паркет, но ей он нравился). И даже столы начали блестеть, и вообще все плоские поверхности, и Ренате показалось, что она находится внутри большого гранёного бриллианта. Она посмотрела на себя в зеркало и осталась неудовлетворена: по её мнению, в блеске собственной квартиры она, едва выздоровевшая и неопрятная, была совсем некрасивая. Ей не хотелось больше смотреть в это зеркало: ей не нравилось, что теперь там только её лицо. Наступала жизнь, горячечный бред кончался. Опять позвонили друзья из кино, потом позвонили друзья из рекламы, подруга из детства не позвонила (третий год). Друзья хотели, чтобы Рената встретилась с ними сегодня, завтра и послезавтра. Ренате хотелось послать их нахуй. Что она и сделала с некоторыми, а с другими было нельзя, она была от них зависима в киноиндустрии. - Нахуй, нахуй все… - шептала она, заваривая чёрный-пречёрный чай, - нахуй и не возвращайтесь. После куплю за франки очки, никто не будет глаза больно… И заклятие сделало своё дело: в течение нескольких дней все друзья позвонили и заявили, что заболели и не могут никак с ней встретиться. Это было опять чудо, но оно было чёрное. Рената сходила в магазин и купила ещё несколько фотографий Земфиры, а потом стала писать какой-то большой вязкий текст, в котором героиня каждые три страницы произносила монологи о жизни и любви, и думать о том, что никто не станет снимать такой фильм, потому что никому в жизни не сдалась Ренатина философия. Через десять дней после нового года позвонила подруга из детства: - Прости, что не звонила, ты же знаешь. Я тебя хотела с новым годом поздравить. И встретиться. Дочку тебе показать. Рената тут же согласилась и позвала Миру в гости: у меня чисто. - Она подросла просто, и мне чудится что-то такое: она на тебя похожа. Наташа, это Рената. - Йената. Рената посмотрела на Наташу и вдруг увидела, что у неё такое же лицо, как у Земфиры и у самой Ренаты. А потом на Миру — и вдруг стало легко смотреть на Миру, как будто исчезла из её лица та чёрточка, которая заставляла Ренату любить её, из-за которой нельзя было ей всё это время позвонить. - Ренат, давай без этого сегодня, пожалуйста. Давай ты хоть сегодня сдержишься, или я сразу уйду и всё. Поговорим, попьём чаю, посмотрим друг на друга. Рената засмеялась и обняла её: - Так хорошо, что ты пришла. Я наконец-то увидела, что ничего в тебе такого нет. - Рената, ты серьёзно? То есть мы можем, - Мира отстранилась и стала держать её за плечи, - Рената, мы можем хоть завтра прийти ко мне в гости, и ты не будешь плакать и устраивать сцены? Правда, что ли? - Мира улыбалась счастливой улыбкой. Но Рената, рассматривая её губы и ряд зубов, её волосы и глаза, понимала, что хотя и не станет она устраивать сцены, плакать и кричать, не придёт она завтра в гости к Мире просто потому, что вместе с этой чёрточкой куда-то пропала та маленькая тайна, которая ей была в Мире дорога, что-то, что делало её родной для Ренаты. И поэтому не было смысла больше ходить к ней в гости. Она посмотрела на Наташу, та улыбнулась ей ртом, в котором не хватало зубов, и Ренате снова почудилась Земфира. Но Наташа отвернулась и убежала, а когда Рената увидела её лицо снова (Наташа пережёвывала пирожное и смотрела в свой чай), это уже было обыкновенное детское лицо. - Мирочка, тебе кажется. Она совсем на меня не похожа, она похожа на тебя. Прямо вылитая ты в детстве. Мира тоже посмотрела на дочку. - Да говорю же, чудится. Вот хотела посмотреть, сравнить. Понимаешь, иногда какое-то даже пугающее сходство было. А сейчас ничего… Ренат, ты как вообще? Снимаешься всё, да? И разговор зашёл в какое-то скучное русло, и Ренате совсем не хотелось его продолжать, и она обрадовалась, когда Мира наконец решила уйти, и отговорилась от завтра, потому что «завтра некогда». Гости ушли, Рената убирала со стола. Наташа недопила чай — Рената взяла чашку, и вдруг из чашки на Ренату посмотрела Земфира, и Рената опять едва отличила своё лицо от её лица. Чай был вылит, чашка вымыта, Рената всё же ещё ходила в гости к Мире, Наташа становилась всё больше похожа на маму. Земфира выпустила новый альбом. Рената заслушала его до дыр. Пошёл дождь, потом перестал дождь. Лужи отражали два лица одновременно. Поверх плыли нежные бензиновые разводы. Прошло несколько пасмурных дней и много солнечных. В Нескучном саду девушка с тонким серебристым обручем в волосах сказала Ренате, что она похожа на эльфийскую королеву, и подарила плетёный браслет «для того, чтобы ты вспомнила, кто ты такая и для чего». Рената шла по мосту из Нескучного сада к метро, держа этот браслет перед собой, и ей казалось, что она движется по его сплетениям, как будто бы мост тоже кем-то сплетён и подвешен над рекой. И тоннели метро ей стали казаться взаимосвязанными между собой и с мостом, и с лестницей в подъезде Ренаты, с московскими улицами, железнодорожными путями и линиями на её руках. В сплетениях всего этого она начала обнаруживать скрытый смысл и стала часто попадать на перекрёстки: трамваи и поезда метро приходили ровно тогда, когда она приходила к остановке или на станцию, она находила на дорогах кольца и серьги. Все эти перекрёстки убеждали её, что она идёт в правильном направлении. Она не знала в точности, какое было это направление, но знала, что оно правильное. Она разучилась заблуждаться. Раздеваясь вечером перед чёрным окном (она не задёргивала шторы), Рената видела в нём вместо своего тела тело Земфиры.