Помни договор наш

У Катарины взгляд и повадки хищницы, от которых кровь стынет в жилах. Ваня заметил это еще тогда - в замке Ноймана, когда она взяла его на мушку и усадила в кресло. Он должен бы решить, что это позорное воспоминание, и забыть о произошедшем навсегда. Но эта женщина никогда не воспринималась неравным противником. Катарина бы без сожаления убила его, если бы захотела - Лихолетов это понимает. Но все пошло наперекосяк в этом чертовом замке, из-за этого проклятущего Ноймана. Вот уж чего Ваня не ожидал, так это того, что он на пару с немкой, державшей его в плену, будет сначала прятаться по всей Европе, а потом и вовсе пересечет океан, лишь бы спрятать Аню подальше ото всех. Так же он не думал, что Аня согласится на их сопровождение, а Катарина пойдет с ними. Хотя, у нее наверное не было выбора - либо пойти и умереть от рук собственных воспитанников за то, что не сберегла Ноймана, либо сбежать с парочкой русских на край света. Лихолетов даже не пытался убедить себя в том, что ему все равно пойдет ли Катарина с ними. Он, конечно, пытался оправдываться, пытался убедить себя, что она отличный боец, да к тому же умная и образованная - такой сообщник на вес золото. Наивный, глупый Ваня. Он не заметил, как в какой момент попал в сети пленительных глаз. Может еще тогда, под дулом револьвера, пока наблюдал, как капелька крови скользила по чужому виску. Может позже, когда она сцепилась с охранником, защищая жизнь Лихолетова. Может уже после всего, когда они пробирались по лесам, придерживая друг друга, чтобы не свалиться от усталости. Но он определенно понимал, что пропал. Причем пропал в самом омуте, откуда выхода уже не было. Однажды он назвал ее Катей шутки ради. Они стояли на крохотной кухоньке их небольшого пристанища, пытались переговариваться на ломанном русском - на самом деле им и не нужно было говорить, за такое количество разнообразных передряг они научились понимать друг друга без слов. Он брякнул что-то нелепое, протирая дешевые тарелки, и весело усмехнулся. Катарина влепила ему такую оплеуху, что полдня в ушах звенело, повезло еще, что он умудрился посуду не разбить, иначе за это тоже получил бы. Катарина приблизилась, по-змеиному прошипела: “Ка-та-ри-на”. Ваня понятливо поднял руки и больше себе таких вольностей не позволял. Ваня выглянул на улицу, где бродила потерянная Аня - она все не могла прийти в себя, то и дело впадая в апатию. А если она не находилась в апатии, то злилась - в основном на Ваню. Все-таки Катарину она благоразумно побаивалась. Все понимали, что женщина не стала бы слушать никаких истерик, да и дар Аннушки ее ни капельку не пугал. Либо Аня помнила, как в моменты бреда, слабости и недугов Катарина садилась рядом, держала тонкую костлявую ручку и прикладывала прохладное полотенце ко взмокшему лбу. Катарина перестала ее воспринимать, как врага и соперницу. Стала видеть в ней скорее воспитанницу - единственное, что связывало ее с потерянным прошлым. Ваня наблюдал эту картину несколько раз и никогда не вмешивался, старался вообще не давать о себе знать. Молча смотрел, как ласково пальцы Катарины отводят волосы с лица Ани, как тихо она напевает какую-то песню на немецком. Лихолетов улыбался, пряча эту самую улыбку за раскрытой ладонью, лишь бы Катарина не обернулась и не увидела его таким. Она сильно изменилась. Не то чтобы у Вани было хоть какое-то представление об этой женщине, кроме того, что она способна угрожать ему кольтом. Сначала тоска по воспитанникам была такой сильной, что Катарина то и дело хотела вернуться, поговорить с ними, попытаться сбить с них наваждение. Лихолетов раз за разом останавливал женщину, хватая на самом краю. А быть может она надеялась найти там Ноймана: живого, здорового, который, конечно же, простит ей все на свете и примет обратно. Катарина хоть и не была дурой, но все равно верила в подобные сказки. Ваня понял, что она тоскует по нему - любовнику, возлюбленному или неразделенной любви он не уточнял, но судя по беременности Ани, больше всего на правду походило последнее, - когда в один из вечеров Катарина жарко поцеловала его. Ваня мог бы остановить ее, мог бы попросить одуматься, но гораздо сильнее ему хотелось прижаться ближе, отдать себя в чужие уверенные руки. Он никогда не был ведомым по жизни, но с Катариной от чего-то желалось именно такого. Ему было стыдно признавать, что он сходил от нее с ума. А Катарина просто вовремя это почувствовала. - А ты уверена? - единственное, что спросил Ваня, придерживая тонкую талию широкими ладонями, хотя сам же и бегал ими по скрытой под тканью простой рубашки коже. - Замолчи, - жестко сказала Катарина, вновь припадая к его губам. И Ваня замолчал на время, пока не перешел от слов к сдавленным вздохам и стонам. Катарина восседала сверху, жестко вцепившись коготками в его плечи. Лихолетову казалось, что будь ее воля, она схватилась бы за его лицо и развернула. Она бы с радость на него вообше не смотрела, если бы могла. Ваня понимал, что скорее всего ей нужен был вовсе не он и на его месте она видела кого то другого. Кого-то определенно другого. Возможно, будь у него хоть какие-то остатки гордости, он бы прекратил это. Но гордости не осталось, она вся рассыпалась прахом под красивыми женскими ладонями, проскальзывающими по его груди. Катарина после этого никак не потеплела, не открыла ему ни сердце ни душу, но теперь позволяла целовать себя, позволяла коротать вместе одинокие вечера. Не слишком часто - Ваня отчаянно боялся, что Аня что-нибудь заметит. Ему не хотелось смущать девушку лишний раз. Все изменилось, когда на свет появился маленький Петя. Катарина не отходила от мальчика ни на шаг, едва ли отдавала его Ане на время. Лихолетов не понимал в чем именно тут дело. То ли в том, что Катарина так сильно искала замену собственным детям, которых лишилась. То ли в том, что это был ребенок Ноймана и она видела его в мальчике. Ваня понял только потом, когда обеспокоенно уточнил, краснея щеками, как мальчуган, о контрацепции. Она, прикурив сигарету, и завернувшись в покрывало, повернулась к нему от окна и как-то отчаянно честно призналась: - Я не могу… иметь детей, - то ли языковой барьер заставил ее замяться, то ли щепетильность темы. Ваня выдал тихое “Оу”, и Катарина торопливо отвела взгляд. Идиот. Он никогда не умел поддерживать ни Веру, ни тем более других женщин. У него всегда были проблемы со словами. Но тут он додумался подвинуться ближе и положить подбородок на открытое плечо развернувшейся к нему спиной Катарины. Она не оттолкнула, не послала прочь, только вздрогнула как-то совсем отчаянно и принялась курить. Ваня никогда не видел, чтобы она плакала. Хотя он понимал, что это происходит, но Катарина умело скрывала свои слезы. Лихолетов ненавидел Ноймана не только за то, что он сотворил с ним. Но и за то, что он сделал с этими женщинами. Переломал их души и извратил представление о мире. Ваня поставил пластинку. Медленная мелодия лилась по комнате, пока Катарина наполняла кружки алкоголем. Она подняла взгляд подведенных глаз - Лихолетов даже не удивился тому, что она умудрилась раздобыть косметику в этой дыре, как смогла найти сломанный проигрывать. Она поставила его перед Ваней со строгим наказом: “Чини”. Ваня провозился с ним несколько дней и сдался под разочарованный вздох женщины. А потом она взяла все в свои руки и починила этот чертов проигрыватель меньше, чем за сутки. Лихолетов почувствовал себя оскорбленным, когда понял, что Катарина сделала это только ради того, чтобы покрасоваться. Иногда ему казалось что она его ненавидит. - Держи, - Катарина не вставая с кресла наклонилась к Ване, протянув тому кружку с сомнительным содержимым. - Спасибо, - Лихолетов залпом выпил жидкость, дерущую глотку, и молча посмотрел на Катарину, закинувшую ногу на ногу. Он старался не слишком пристально разглядывать ее коленки, но взгляд сам собой то и дело возвращался к открытой коже. Он мог бы каждый день целовать эти колени, валяясь в чужих ногах. Теперь даже это было не так уж и стыдно признавать. После стольких ночей проведенных вместе Лихолетов понял, что влюбился, как мальчишка. - Потанцуем? - спросил Ваня, вытягивая ладонь в ее сторону. Катарина внимательно разглядывала его, и все же подала ладонь, позволяя кружить себя по комнате. Лихолетов наконец-то почувствовал, как спокойствие напополам с нежностью наполнило каждую клеточку его тела. Он уложил раскрытую ладонь на спину Катарины, пока она прижималась ближе и обвивала его руками. Они медленно покачивались, сжимая друг друга в тесных объятьях, совсем не похожих на танец. Ваня прикрыл глаза, уткнувшись носом в тонкую шею, пахнущую чем-то сладко-цветочным. На языке вертелись всякие глупости, которые обязательно испортили бы момент. Потому Лихолетов молчал, наслаждаясь моментом, и позволил себе лишь оставить щекочущий короткий поцелуй на нежной коже.