Наводнение

*** Твою мать. Чёрный зонтик весёлой лужицей потёк на пол и на ботинки, стоило опустить его горизонтально, оставляя на паркете противные мокрые следы. Фута с отвращением вытянул перед собой руку с ним, попытался скорее закрыть — и зонтик тут же захлопнулся с такой силой, что взорвался фонтаном взлетевших капель, запятнавших стену прихожей, будто брызнувшая кровь. Да твою мать! Фута с раздражением отшвырнул зонтик в сторону, в угол, где он, будто насмехаясь над ним, с щелчком раскрылся снова, и снова под остриём незамедлительно начало собираться небольшое озерцо. Да и плевать, задрал уже. Было до омерзения холодно: несмотря на вроде как тёплую подкладку ветровки, Футе казалось, что на улице его продуло ветром насквозь, буквально до костей, предварительно содрав с них промёрзшую плоть. Фута опустил взгляд вниз: на ноги и вовсе даже смотреть было больно. Джинсы ниже колена — мокрые до нитки, будто Каджияма вброд перебегал реку. В каком-то смысле так оно и было, мрачно подумал он. По крайней мере, именно так ощущались попытки выбраться из метро сквозь бурю и потоп. А кроссовки… Стоило услышать гадкое хлюпанье, которое раздавалось при каждом его шаге, и на душе тут же становилось так мерзко, словно там кошки не то что просто поскреблись — натурально сдохли. Фута брезгливо стянул ботинки, наступив на пятку, стащил нихрена не защищающую от ветра ветровку и тоже отшвырнул куда-то в сторону тумбочки, не заботясь о том, чтобы попасть — но всё-таки попал. Послышался оглушительно громкий звон сбитой на пол банки то ли крема для обуви, то ли ещё какой-то херни, купленной Микото для своего дебильного «имиджа»; и Фута с остервенением поднял голову к потолку, до скрипа сжимая зубы и рвано выдыхая. Сегодня всё в этом мире сговорилось и решило окончательно его доконать, не так ли? – О, ты вернулся? – посмотрите-ка, ещё одно тому подтверждение. С кухни высунулась голова Микото с удивлённым выражением на лице, которое сейчас показалось Футе до скотского тупым. – Чего шумишь? – Ты можешь… – Фута с трудом набрал в грудь побольше воздуха и изо всех сил постарался сделать голос помягче, но сквозь зубы всё равно прорвалось только озлобленное шипение. – Ты можешь убрать это говно нахуй из прихожей, а?! – Эй, эй, – Микото озадаченно покачал головой и шагнул вперёд, полностью показываясь из кухни. – Фута, что такое? В универе день не задался? – Отвали, – рявкнул на него Фута, отворачиваясь к зеркалу и на мгновение фокусируя взгляд на собственных глазах, сверкающих яростью. Мокрые волосы противно липли ко лбу, и Фута ладонью смахнул их с лица назад, прежде чем потянуться к резинкам чёрной маски, до сих пор закрывающей добрую половину всей написанной на лице злобы. Даже она каким-то образом вымокла до нитки — и это под зонтом! С отвращением содрав маску с лица, Фута сжал её в кулаке и отбросил куда-то туда же, где была и куртка. Взгляд задержался на отразившемся в зеркале открытом теперь лице — уродливом и злобном, будто бушующее внутри раздражение, сплетаясь вместе с гневом и усталостью в ядерное комбо, выплёскивалось наружу прямо через кожу, выливалось на задравший Футу мир через плотно сжатые зубы, хищно обнажающиеся в оскале; через искривлённые уголки губ; сморщенный нос и прищуренные глаза, в которых собралась будто бы вся вселенская ненависть. Футе казалось, что ещё немного, ещё одна маленькая неудача — не тот цвет белья в стиральной машинке, слишком горячая вода в кране, еле уловимый запах курева на кухне после Микото — и он взорвётся к чёртовой матери, и унесёт вместе с собой на тот свет всех, кто осмелится к нему приблизиться. Неожиданно на плечи легли широкие ладони, невесомо сползли по рукам вниз и, достигнув уровня рёбер, тесно обхватили тело Футы и сдавили в объятиях; а сразу за ними на плечо свалился острый подбородок. В зеркале Футе широко улыбнулось добродушное и заботливое лицо Микото, щекой прижавшегося к его шее, по которой всё ещё стекали капельки дождя; а в нос ударил плотный дымный запах с тошнотворной цитрусовой примесью. Осмелился. – Ой-ой, кто-то не в духе, – в его голосе лёгким надломом проскочила насмешка, и Футу ощутимо передёрнуло не то от этого звука, не то от излишне тёплого прикосновения к холодной коже. Зубы неприятно скрипнули. Микото в зеркале прищурился, и в глазах у него заплясали знакомые Футе чёртики. – Ты… – Ну, не рычи, Фута. Вижу-вижу, ты устал. У меня есть одна мысль, – Микото в зеркале расплылся в довольной ухмылке — и только тогда Фута вспомнил, что терпеть не может, когда его так обнимают. Особенно Микото. Особенно без спроса. Особенно, когда он в ярости. – Срать я хотел, что у тебя там за мысли! – огрызнулся он, рванувшись прочь из хватки. Микото послушно разжал руки, выпуская его на волю, но далеко отскочить не дал — поймал за запястье и с по-детски невинной улыбкой придурка потащил за собой, невзирая на громкий и чёткий протест. – Да ладно тебе, просто попробуем! Не понравится, так и скажешь. – Да мне уже, блядь, не нравится! Отъебись! В небольшой квартире, которая из-за присутствия Микото казалась ещё теснее и ещё сильнее давила стенами на и так гудящую голову, понадобилось всего несколько шагов, чтобы добраться до ванной. Микото втащил Футу за собой внутрь и только тогда разжал пальцы, — и пока Фута с проклинающим шипением потирал запястье, захлопнул за собой дверь, задвинул щеколду и снова повернулся к нему. Улыбка за одно мгновение из наивной превратилась в хитрую и многозначительную. – Чё хотел-то? – со злобой процедил Фута сквозь зубы, силясь взглядом прожечь во лбу Микото сквозную дыру. Я с мокрой башкой, я и так сюда собирался. Гений, блядь. Микото, будто нарочно проигнорировав Футу, который, казалось, от гнева раздувался на глазах, повернулся к ванне и, открывая кран и затыкая отверстие заглушкой, замурлыкал себе под нос какую-то максимально дебильную песенку. Мелодия моментально всплыла в голове сама собой: какая-то попса из рекламы не то зубной пасты, не то собачьего корма; всплыла, как раздувшийся труп, огляделась вокруг и удобно уселась в мозгу у Футы, раскручивая заевшую пластинку так, чтобы хватило на ближайшие несколько дней. Ты, блядь, издеваешься? – Сука… – Фута стиснул кулаки так сильно, что костяшки побелели. Микото стоял к нему спиной; и как же сильно Каджияме хотелось сначала садануть по их общей заплёванной раковине, чтобы разбить руки в кровь, оставить разводы на кафеле, а потом — прямо по горбу этому самодовольному ублюдку, запачкать сияющую жгучей белизной футболку собственной кровью, испортить и его день тоже. Он-то будто нарочно старался сделать и так крепко загаженную сегодня жизнь Футы ещё хуже; не оставлять его в покое, как Фута хотел, а своим вездесущим присутствием примелькаться в глазах до тошноты. Заебал. – Вот так, – поболтав рукой в наполовину наполнившей ванну воде, Микото удовлетворённо улыбнулся сам себе и повернулся к покрасневшему от ярости Футе, смерив того спокойным, загоревшимся чем-то неясным взглядом. – У тебя телефон с собой? – С хуйбой, – выплюнул Фута ему в лицо; от того, насколько нелепо это прозвучало, и от того, насколько поздно он это понял, захотелось свалиться на пол и обессиленно взвыть. – В куртке. Чё доебался? – Отлично, – довольно хмыкнул Микото и вдруг, широко распахнув глаза, потянулся к Футе. Тот рефлекторно отдёрнулся, но пространства было слишком мало, чтобы отскочить. Микото зацепился за толстовку, потянул на себя; Фута ткнулся носом в его футболку, зажмурился — и через секунду мир вокруг вдруг завертелся в неправильном направлении, накренился, куда-то поплыл и со всплеском перевернулся у Футы над головой, накрыл горячей волной и выстрелил мощной струёй в затылок. Фута в ужасе, не открывая глаз, завозил перед собой руками, пытаясь найти опору; но под ладони попадались только скользкие бортики и горячая влажная ткань на чужой груди. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что вода, которая, казалось, только что была абсолютно везде, на самом деле плещется только снизу, под Футой, и не пытается ни накрыть собою лицо, ни залиться в лёгкие. Кое-как оперевшись локтями о чужое тело под собой, Фута распахнул глаза. Микото лежал под ним и заливисто хохотал, приобнимая одной рукой за шею, но на лице его всё равно отражалась гримаса боли. Свободной ладонью он, неприязненно морщась, потирал затылок. Видимо, приложился о бортик, пока падал. Так тебе и надо. – Больной, что ли? – попытался злобно рявкнуть Фута, но вышло скорее как-то растерянно и удивлённо. Немудрено: руки до сих пор чуть дрожали, стоило вспомнить ощущение свободного падения и накрывающей с головой воды, даже несмотря на то что пальцы крепко держались за край футболки Микото. – Башкой треснулся? – Немножко, – неловко хохотнул Микото и отнял руку от затылка, приобнимая Футу и ею. – Извини. Я иногда так делаю, когда на работе устаю. – Прям в одежде? – Ну да. В этом и смысл… – Микото расслабленно прикрыл глаза и запрокинул голову, подставляя под струю воды лоб. Его волосы теперь тоже намокли и липли к лицу, и Футе захотелось их убрать. Это он и сделал. – В одежде теплее. Как будто усталость смывается, понимаешь, – Фута прислушался к собственным ощущениям. Теперь полностью промокшие джинсы словно приклеивались к ногам, а толстовка, казалось, потяжелела раз в десять и по весу была сравнима с рыцарскими латами. Но… Пожалуй, это действительно было приятное чувство. Быть закутанным в подобие кокона. Согреваться в продолжающей бежать горячей воде до мягкого покалывания в конечностях. Прятаться в узком пространстве в чужих объятиях, не имея возможности быстро выбраться. Было во всём этом что-то успокаивающее. – Видишь, – Фута опустил взгляд и увидел, что Микото внимательно, изучающе смотрит на его лицо со своей фирменной дурацкой ухмылочкой. Нет, в этот раз не дурацкой — нежной. Страстной. Влюблённой. Фута попытался привычно отыскать в груди давно копящуюся там ярость, вызвать рвущую и мечущую бурю, найти повод выругаться, отпихнуть от себя Микото, выбраться из ванны и уйти прочь от этого идиота, но, к своему удивлению, не нашёл. Нет, рёбра определённо жгло чем-то (злобой?) изнутри, сердце будто пылало (от гнева?), заходясь в отчаянном стуке, а в животе скручивался плотный и тяжёлый ком (презрения?)... Но теперь по-другому. Микото потянулся к его лицу, пальцами отвёл мокрые пряди с глаз. От падения в воду Фута вымок ещё хлеще, чем раньше, и теперь с него текло ручьями. Под его весом и продолжающей наполнять ванну водой становилось труднее дышать, но Микото не хотелось двигаться. Хотелось подольше посмотреть на такого Футу: не метающего из глаз молнии, не швыряющегося предметами, даже почти не сыплющего оскорблениями, а слегка растерянного, мокрого как мышь и смотрящего только на него. Без злобы, без гнева, без презрения. С любопытством..? С любо-... – Ты дегенерат, ты в курсе? – со вздохом констатировал Фута почти спокойным голосом и опустил лоб на плечо Микото, уже почти скрывшееся под водой. Пряди волос на лбу заметались в потоке. Микото звонко рассмеялся, а его пальцы будто тайком пробрались под толстовку и заскользили по спине. Тепло. Даже горячо. Микото открыл рот, чтобы что-то ответить, но не успел: не без труда выпрямившись, Фута накрыл его губы своими, с силой прижав к бортику ванны, шаря руками по смявшейся ткани футболки. Струя из крана всё ещё с силой била рядом с лицом, вода стекала с волос вниз по лицам, а оттуда — уже подбиралась к горлу; но всё это — и даже проточный и дождевой привкус на языке — ни капельки не мешало и не портило момента. Микото обеими руками обхватил всё время норовящего соскольнуть Футу и притянул ближе к себе. Фута запустил пальцы в намокшие пряди и свободной рукой потянулся к переключателю над головой Микото — его-то кран, шумящий прямо над ухом, раздражал невыносимо. Раздался щелчок, и на обоих сверху, почти как дождь, хлынул поток из душа. Запах сигарет и цитруса почти полностью смыло, а заевшую в голове песенку не было слышно за ударами капель о водную гладь и сбивчивым дыханием Микото над ухом. – Вытащи заглушку, – прошипел ему Фута, на несколько секунд отстранившись, прежде чем перебраться руками на шею Микото. Вода уже почти подобралась к подбородку. Тот только коротко кивнул и зашарил рукой у себя за спиной, напоследок поймав на себе его вспыхнувший взгляд и одновременно потянувшись за ещё одним — не последним — поцелуем. Пламя ярости в Футе уже почти потухло, зато разгоралось другое. Было бы ложью сказать, что Микото не надеялся на это, утаскивая Футу за собой на дно старой керамической ванны. И это пламя он надеялся в нём удержать как можно дольше. Пусть даже их обоих затопит с головой.