Спорт отныне только для блядей

Довольная улыбка расплылась на лице, едва хлопнула пассажирская дверца Мазерати. Хёнджин прищурил глаза от яркого летнего солнца и, увидев цель, быстро зашагал к ней, пока не стало слишком поздно и не пришлось догонять. Минхо даже искать не пришлось. Он выводил коня на прогулку и уже собирался на него забраться, как елейный голос пощекотал загривок издалека. Минхо цокает языком и вновь убеждается, что у Хёнджина есть не только хобби, но и определенные способности, полученные для того, чтобы портить жизнь в моменты наслаждения ею и мешать уже выстроенным планам. Минхо успокаивающе поглаживает ладонью по лошадиному крупу шоколадного цвета и, вытянув уголок губы, забирается в седло, сделав вид, что ничего не услышал. Разве он обязан был? Может быть, совсем немного, да и не то, чтобы прямо обязан. — Ли Минхо! — Хёнджин чуть ускорился, мысленно бубня про себя, что Минхо определённо должен был его слышать. Минхо хотел пришпорить коня и посмотреть на то, будет ли Хёнджин нелепо бежать за ним, но любопытство всё же взыграло, и Минхо повернул голову. Хёнджин несёт себя важно, целеустремленно рассекая газон по диагонали к дорожке, усыпанной мелким гравием. — Пришёл в песочнице поиграть? Прости, не сегодня. Я занят, — Минхо показательно приподнял поводья и указал глазами на коня под собой. Но Хёнджина мало волновали чужие интересы, а уж интересы коня, если они у того были, тем более. — Слезай. Пройдёмся, — длинный палец указал на землю, прямо к своим ногам. У Минхо дёрнулась щека от наглости мальчишки. Мажорный засранец. Не знает, чем сегодня заняться, приехал специально подоставать Минхо. — Зачем? — голос тянулся, словно липкая патока. К сожалению для сладкой детки Хёнджини, Минхо был своенравной игрушкой. — Гонконг через два месяца, — Хёнджин приподнял брови и засунул руку в карман. — Разве ты не хочешь обсудить поездку? Минхо уставился на Хёнджина, дважды моргнул, но не выдал на лице ни единой мысли. Это было смешно. Он не собирался в этом участвовать: ни в перелётах на другой конец света, ни в Гонконгских скачках. Не говоря уже о том, что Минхо даже не пригласили. Перелёт был стрессовым для лошади и бессмысленным для самого Минхо. В Гонконге скачки проходили едва ли не каждую неделю, и в них не было чего-то особенного, кроме как сборища азиатских толстосумов, желающих покичиться своими приобретениями и потратить лишние пару миллионов просто так. — Я договорился о демонстрационном заезде, — не видя никакого воодушевления, Хёнджин выложил главную карту, ради которой ему пришлось потрудиться. Минхо приложил все усилия, чтобы не плюнуть на всё и не свинтить в Бельгийский клуб прямо сейчас. Туда, до куда руки Хёнджина в любом случае бы не дотянулись. Минхо не нужны были никакие демонстрационные заезды, он просто хотел побеждать, а престижные показухи можно было оставить кукольному австралийскому мальчику — тот любил покрасоваться на глянцевых обложках в драгоценных побрякушках. Минхо медленно прикрыл глаза и, открыв их снова, обвёл взглядом Хёнджина. С первого взгляда и не скажешь, но если всмотреться, его глаза сияли изнутри. Тёплая карамель подсветилась золотыми лучами, отчего сияние только удвоилось. Он гордился собой и хотел похвалы. Награды. Минхо уловил, как Хёнджин изнутри закусил пухлую губу, ожидая хоть какой-то реакции, и при этом всем видом пытался не подавать свою нетерпеливость. Он щурился от солнца, но даже не пытался спустить очки с головы, то ли забыв об их наличии, то ли ещё по какой причине. — Вот как, — медленно произнёс Минхо, разворачивая коня обратно. — Может и стоит обсудить. Хёнджин хотел показать свою игрушку всем остальным и ради этого проделал столько бессмысленной работы. Но Минхо не будет ему ничего говорить. Не его деньги — не его проблемы. Сладкий мальчик хочет показать свою важность и незаменимость. Минхо не будет ему мешать до тех пор, пока мальчик не начнёт создавать крупные проблемы для самого Минхо. Единственное, с чем приходилось периодически мириться — капризность. В окружении Минхо все обладали некой капризностью и вседозволенностью, и Хёнджин был ещё не самым проблемным среди них. Порой склонить голову было даже веселей, глаз-то никто отрывать от жертвы не будет, а чем ниже у кошки пузо к земле, тем она собраннее к броску. Минхо был как кошка — её пытаешься взять на руки, а она утекает из рук, словно жидкость. Хёнджин хотел прямо здесь и сейчас, и его мало волновало то, что Минхо собирался посвятить сегодняшний день выезду и свежему воздуху, а не прогулке по внутренним стойлам. Обсуждение Гонконга заняло всего несколько минут, из которых Минхо согласился с частью озвученного, а остальному безапелляционно сказал «нет». Оставшееся же время, казалось, тратилось исключительно потому, что золотому мальчику было скучно играть дома, захотелось выйти на прогулку и своровать чужие минуты ради собственного развлечения. Он вышагивал среди лошадиных морд, тыкал пальцем в золотые таблички и рассматривал странные имена, даже не пытаясь их запомнить или понять их логику. В тот момент, когда красивое, но непонятное Nijinsky сменилось на почти человеческое Brigadier Gerard, а затем на бессмысленное Best Mate, Хёнджин решил, что не у всех всадников был вкус. А вот у Минхо вкус был. Как и сам Минхо был у Хёнджина. Хёнджин приподнял подбородок и скользнул взглядом за спину. Кончик языка медленно прошёлся от одного уголка рта к другому. Какое ему было дело до лошадей, если объездить можно было самого Минхо. Хёнджин глупым не был, и попытки Минхо его достать были абсолютно понятны. Тот со всей серьезностью на лице рассказывал о важности ухода за конём во время его транспортировки, а также детали, о которых Хёнджин и вовсе знать не хотел. …никаких сквозняков в трейлере. Ветеринара я сам выберу. И раз уж это первая поездка от твоего лица... транспортировочные ногавки и колокольчики должны быть… Это всё несерьёзно, и кто-то другой — обслуга — вполне сможет позаботиться о четырёх драгоценных копытах. Минхо думал, что Хёнджин тут для того, чтобы тыкать пальцем в таблички и задаваться вопросами, но он пришел по другой причине. Хёнджин просто хотел Минхо. Он был уверен, что в бывшей дворцовой конюшне найдется уютная комнатка с мягкой кроватью. На худой конец, укромный диван тоже был бы не плох. Но на скользкое замечание об отработке столь необходимого ухода за любимым конём — Камелотом — тотальная скука Минхо сменилась блудливой усмешкой. — Хочешь оплату? Так бы сразу и сказал, — Минхо ехидно произнёс, уперевшись рукой в грудь требовательного Хёнджинни. Минхо не нужно было уговаривать, слухи о нём ходили разные, но шепот за спиной дело такое — волновало в последнюю очередь. В конце концов, все шептуны были всё ещё позади, а чтобы высказать в лицо, нужно не только иметь смелось, но и, как минимум, на пол корпуса обогнать. Минхо бы на это посмотрел и даже может послушал бы смельчака. Пусть только такой встанет перед ним. Хёнджин отступал назад, шаг за шагом заходя глубже в конец коридора конюшен. Минхо направлял его взглядом, ведя к одной единственной свободной ячейке. Той самой, где золотыми буквами выведено имя зверя стоимостью в несколько миллионов. «Это будет вдвойне веселей» — секундная мысль проскочила сразу же, как только Минхо подумал о владельце коня. Хёнджин отступает, затем обводит взглядом стойло изнутри и цокает языком. Мягкие одеяла под спиной и шелковая постель были бы куда лучше сена на полу. Минхо прижимает Хёнджина к перегородке из тёмного палисандра и подцепляет пальцем лазурную пуговицу, покрытую эмалью. Показушник. — Прямо тут, разве ты не этого хотел, Джинни? Хёнджин хотел, но не совсем это. Он вздёргивает вверх бровь, кривит губы и на секунду теряется, когда сильные пальцы крепко сжимают его ягодицу. — Какую оплату возьмешь сегодня? Кажется, накопились проценты, не так ли, Джинни? — Минхо даже не шепчет, не понижает голос — он на своей территории. Хёнджин от такой прямоты теряет весь заготовленный яд и поддаётся чужому напору, соглашается на «тут и сейчас» в предложенном варианте Минхо. — Ну так давай продемонстрируй, чем будешь оплачивать, — хмыкает Хёнджин, расстегивая цепкими пальцами тонкий ремень на Минхо. — Помнится, ты обещал показать, чего стоишь, но всё, что я получил — неумелый отсос. Минхо хотелось громко смеяться до выступивших слезинок в уголках глаз. Хёнджинни кончал уже несколько раз, но задел его только минет. По опытному мнению разбалованного шлюхами драгоценного мальчика — неумелый минет. — Прости, я компенсирую, — Минхо ласковым тоном погладил гордыню Хёнджина, а затем резко его развернул и надавил ладонью между лопаток. — Руки на стену, — мурлыкнул на ухо. — Побалую своего хозяина. Минхо играл с Хёнджином, не дразня слишком сильно и не давя так, как мог бы. Несмотря на статус и возраст, тот всё ещё был зеленым, нежным и временами сопливым. С Хёнджином было весело. Он быстро учился мелким гадостям и ловко применял их на практике, портя жизнь не только себе, но и окружающим людям. Хёнджин не был послушным, так он думал сам про себя. Золотой мальчик был уверен в себе ровно на столько, сколько нулей на его счету. Но на практике — длинные ноги быстро раздвинулись, а взгляд, брошенный из-за плеча, требовал поскорее начать. Бежевые брюки соскользнули с бёдер легко, стоило только лишь щёлкнуть пряжкой ремня. Минхо не знал, от какого бренда штаны, но был уверен, что это дорогая тряпка из последней коллекции и нежный мальчик будет крайне недоволен, натягивая их обратно вместе с колючей соломой внутри. Минхо облизнул свои пальцы, заботливо размял кольцо мышц и тихо мурлыкнул на ухо, вставляя их внутрь: — Не шуми. Хёнджин был красивым, задорным, а главное — хорошо развлекал вечно скучающего Минхо. Он дрожал из-за пальцев внутри, смотрел большими требовательными глазами из-за плеча и при этом выгибал поясницу, оттопыривая свой зад. — Давай скорей, — нетерпеливо шепчет. — Тшшш… Ты куда-то торопишься? — усмехается Минхо. Золотой мальчик такой сладкий и, временами, по-змеиному гадкий. Но есть одна тайна, о которой Минхо узнал совершенно случайно. — Кгх, — всхлипывает Хёнджин, когда пальцы умело надавливают на простату. Минхо чувствует, как чужое тело напрягается. Он облизывает языком медовую кожу на шее, на которой даже ещё нет и капельки пота. — Что такое, Джинни? — совсем невинно спрашивает Минхо, продолжая стимулировать изнутри, а вторую руку заводит вперед и кладёт на живот. Минхо проскальзывает под рубашку и, едва касаясь кожи, проглаживает, ведя вдоль косых мышц вверх. Тонкий Хёнджинни любит себя, заботиться о своей красоте. В нём не было и грамма лишнего жира. Минхо нравилось трогать нежное создание своими руками. Хёнджин молчит. Закусывает губу и жмурится до белых пятен под веками. Он не может даже ответить, но Минхо знает, в чём дело, и намеренно продолжает эту игру. Смазка оставляет липкий след на коже, когда Минхо прижимается своим членом к маленьким ягодицам. Он бы хотел уже вставить, но у него достаточно выдержки, чтобы поиграть и дождаться. — Ну чего же ты, — елейно произносит Минхо в самое ухо. Минхо напрягает руку и проводит растопыренными пальцами от грудной клетки до лобка. Хёнджин вздрагивает, скашивает взгляд вбок, по-прежнему держа губу закушенной. Минхо на это только шире растягивает уголки губ и, обхватив длинный член ладонью, делает всего пару движений. Этого хватает. Напряженное тело захватывает дрожь, а Минхо, словно получивший новое достижение в мобильной игре, усмехается, продолжая дрочить кончающему Хёнджину. Щёки того розовеют, он старается увести взгляд и не смотреть, но снисходительный смешок всё равно догоняет. — Так быстро, — голос Минхо пробирается внутрь и не даёт высокомерию задрать голову выше. — Как же так, Джинни. Но Минхо ничего не смущает, он вытаскивает пальцы из расслабившегося после оргазма тела. Собранная сперма идёт в ход как смазка, Минхо обмазывает ею свой член и, приставив его к расслабленному анусу, мягко вставляет. Ему не нужно было разрешение: Хёнджин хотел — Хёнджин получил. Он не останавливается, а Хёнджин чувствует, как медленно его растягивает каждый входящий вглубь сантиметр. Протяжный стон выходит из пухлых обкусанных губ, но член все никак не заканчивался, а, казалось, входил целую вечность. Минхо издевался над ним. Мог бы сделать всё быстро, но вместо этого предпочёл превратить Хёнджина в кипящий котёл. Тот уже был расплавлен и тянулся словно плавленный сыр в умелых руках, и Минхо мог делать с ним всё что хотел. Бёдра прижимаются к ягодицам, а затем, сделав волну, уходят назад, вновь окуная Хёнджина в горящую магму. Минхо не давал шанса передохнуть, он гладил руками, медленно двигал тазом и испытывал на прочность стойкость Хёнджина. Дыхание обжигает загривок, и Хёнджин не сдерживает рваный выдох, когда влажный язык оставляет мокрую полосу. — Я с тобой нежен, — голос Минхо чуть хриплый, довольный, расслабленный, — ты ведь у нас нежный мальчик, Джинни. Минхо первым улавливает новый звук. Хёнджин поплывший, зацикленный на собственных ощущениях. И цокот копыт до него доносится с опозданием. Громкое лошадиное ржание, а вместе с ним и успокаивающий коня низкий голос врывается в плавленный мир Хёнджина резко. Он напрягается так, что Минхо становится больно, но он и не думает останавливаться. Он мягко целует в шею, гладит рукой молочное бедро, при этом направив сощуренный в ожидании взгляд вперёд, к приоткрытой створке. Хёнджин думает, что у него от страха член упадёт, но разогнавшееся до ста за секунду сердце было другого мнения. Член стоял крепко. Первой, в широком проёме, появляется лошадиная морда, затем — золотистая грива. Минхо ожидает. Каждая последующая секунда ощущается дольше предыдущей. Он прижимается тазом плотно, видя, как светлый конь взбрыкивает, невысоко приподнимается на задних копытах и вновь громко ржет. Непослушный. С ним столько проблем. — Тише, хороший мой, тише, — успокаивающий басовитый тембр не только ласкал слух коня, но и возбуждал сильнее Минхо. Один короткий вдох. Один длинный лошадиный шаг — и всадник показывается в проёме, а трахающаяся у стены пара открывается взору Феликса. Слюна во рту собралась так быстро, что Минхо пришлось сглотнуть трижды, чтобы не выпустить её изо рта. Кукольное лицо перекосило от смеси шока, охуевания и чего-то ещё, что Минхо не смог распознать. Этот взгляд был прекрасен. Чудесен. У него перехватило дыхание от того, как шокирующее удивление постепенно стекло с нежного лица, оголив нечто тёмное, глубинное и совершенно не скрытое маской вежливой улыбки. Феликс смотрел сверху вниз, продолжая сидеть в седле от Hermes, наблюдал за тем, как Минхо отодвинул таз, а затем вогнал его со шлепком. Затем ещё раз. И ещё один. Тяжелый взгляд был направлен прямо и неотрывно следил за двумя. — Фел… кхг… кс… — Хёнджин выдавил из себя испуганный звук, но даже имя не смог полноценно назвать, прервавшись на середине от нового всхлипа. Минхо мягко шлёпнул его по бедру и слегка прикусил зубами плечо сквозь льняную рубашку. Внезапно захотелось выдрать Хёнджина так, чтобы тот не мог ноги сомкнуть, а вместо слов изо рта были бы лишь невнятные звуки. Этот взгляд… пробуждал в Минхо всё самое дикое, что в нём было. Поднимал грязный ил с самых глубин. Хёнджин чувствует, как зубы Минхо проходятся по оголенной коже на шее, словно бы хотели вцепиться в загривок и сжаться на нём. Минхо отлично себя контролировал, и, несмотря на то, что поднялось в нём, он всё ещё был ласковым со сладким и нежным Хёнджинни. Щёки горели так, будто их изнутри поджег магмой Минхо. Хёнджин хотел спрятаться от пронзающего взгляда спереди и убежать от пылающего огня позади. Феликс молча смотрел, а затем так же молча отвернулся и, дав команду коню, ушел вперёд, полностью скрывшись из виду. Минхо совершенно ничего не мешало, он продолжал тягуче входить в Хёнджина, растягивать его, мягко выходить и вгонять член обратно. До слуха донеслось, как Феликс, спрыгнув с коня, приземлился на землю. Минхо знает, что услышанный стук — кожаный недоуздок зацепился за крючок. А следующим действием будет положенный на полочку шлем. А затем… Феликс заходит в стойло, по-прежнему держа в руке стек для управления лошади. Он медленно подходит и, сжав перчатку зубами, стягивает её и бросает в сторону. Минхо отмечает, что Феликс выглядит растрёпанным: светлые бриджи были в песке, но помимо этого... О боже! Его ноги дрожали. Минхо ненароком сжал Хёнджина сильнее, представляя то, как же сильно его вымотал Палубетт. Не только вымотал, но и повалял по земле. Это уж точно. Песчинки с самого ипподрома были даже на его щеке. Он знал, что куколка Феликс был занят своим проблемным жеребцом — подарок, о котором никто не просил, но от которого невозможно было отказаться. Арабским принцам не отказывают, а Феликс, к его несчастью, запал в душу королевской особе. Какая жалость. Подарок оказался с сюрпризом и норовом. Феликс подходит вплотную, протягивает руку и ласково пробегает под подбородком Хёнджина. — Ты ведь не будешь шуметь, Хённи? Паллубетт пугливый, может ненароком наделать глупостей. — Я... нет... — приглушённо отвечает, заглядывая в глаза сверху вниз. Даже с оттопыренной задницей Хёнджин был выше, и Феликсу пришлось поднимать голову, чтобы взглянуть на него. — Глупости стоимостью три с половинной миллиона долларов, Хённи, — Хёнджин округляет глаза. Цифра была немножко "слишком". — Ликс… — Хёнджин облизывает губы и охает, чувствуя, как бёдра Минхо подались вперед и член вошёл в него глубже. Феликс собирает большим пальцем стекающую по шее каплю пота и размазывает её под кадыком. Честно говоря, Хёнджин уже устал, Минхо продолжал его трахать, но не давал возможности дойти пика и кончить. Он вздохнул рвано и выпятил губу, смотря на Феликса. Кажется, что именно в этот момент ощущение хоть какого-то контроля полностью растворилось. И Хёнджин неловко опустил взгляд, встретившись с мягкой, направленной ему улыбкой. Это было странно. Одновременно жутко и красиво. Неправильно. Казалось, что Феликс не должен был сейчас улыбаться. Тяжесть во взгляде не сочеталась с ней совершенно. Феликс отвёл взгляд, бросил его за плечо Хёнджина, входя в молчаливый диалог с развлекающимся от происходящего Минхо. Минхо было хорошо. Минхо был на пике. Он наконец-то вскрыл изящно сотканный солнечный панцирь и пробрался под кожу — к самой сути. И всё для того, чтобы всколыхнуть внутреннее содержимое, при этом сохраняя внешний лоск. Феликс был божественно красив. Минхо не мог отвести взгляд от нежных кукольных черт, не мог позволить себе даже моргнуть, когда тот был перед ним на коне. Внешне хрупкий, но это лёгкое, эфемерно обманчивое чувство исчезает сразу же, стоит только ему оказаться в седле. Минхо хотел бы, чтобы эти бёдра дрожали не только от тренировок, но и чтобы сладкая куколка растворилась в потоке удовольствия. Феликс был хорошо тренированным, имел крепкое тело всадника, а бёдра и пресс у всадников были по-настоящему сильными. Он был выносливым, и Минхо бы высосал до капли всю выносливость Феликса. Минхо знал, что в Феликсе скрыто куда больше, чем он показывает наружу. Стоит лишь понять, как и он доберётся туда. Феликс чуть наклонил голову и приподнял бровь в ответ на появившуюся ухмылку Минхо. — Ммм… Этот кобель ещё не обучен, не знает, что делать можно, а что нельзя, — бархатистый голос звучал ровно, но Хёнджин всё равно чувствовал в нём странную интонацию. — Хаха-ахх, — откровенно заржал Минхо с выдохом на конце. Смешно было только Минхо, ведь Хёнджин не догадывался, что коня кобелём назвать было нельзя, и продолжал думать, что Феликс говорит о собственном арабском коне. Хёнджин повернул голову, не понимая, что вообще происходит, но Феликс мягко сжал пальцами его челюсть и, потянув на себя, прикоснулся губами к чужим. Хёнджин округлил глаза и просто поддался чужому напору. С ним делали что-то одновременно ужасное и абсолютно невероятное на всех уровнях чувств и сознания. Он просто не может сопротивляться. Феликс отодвинул голову и произнёс твёрдо: — Будь тихим. Свист. Послышался хлёсткий звук, а затем Хёнджина резко вдавили в стену вместе с раздавшимся позади шипением. Сам Хёнджин синхронно вскрикнул и тут же почувствовал, как палец прижали к его губам, затыкая одним лишь жестом. — Тшш, испугаешь коня, — прошептал Феликс, смотря тёмным взглядом за плечо Хёнджина. Раздался ещё один хлёский звук, одновременно с ним тихий стон от Минхо. За стеной заржал конь, испугавшись резкого звука, Феликс, не поворачивая головы, прищёлкнул дважды языком, успокаивая таким образом свою норовистую лошадь. Лошадки пугливые. Временами проблемные. А дорогие лошадки были проблемнее вдвойне. Стек для дрессировки почти метр в длину, и Феликсу нужно было чуть отвести руку, чтобы попасть точно по открытой коже бедра. Но Феликс был хорошим дрессировщиком, техничным. Каждый жест был отработан ежедневно сотни раз. Стек не должен издавать таких звуков, конечно, лошадь испугается, ведь их так не бьют, не оставляют красные следы на коже. С лошадью нужно мягко, аккуратно и ласково. А вот с дикими кобелями можно по-другому. Дикими кобелями со звериными глазами. Минхо упирается двумя руками в стену, по обе стороны прижавшегося к ней Хёнджина, и сцепляет крепче зубы, когда стек в третий раз ударяет по коже, но уже в другом месте. Жжёт. Мышцы ягодиц сокращаются, но Феликс даже не смотрит вниз. Всё его внимание было сконцентрировано на лице Минхо. На том, как изящно волна боли заливает его лицо на моменте шлепка. — Mâle dépravé, tu devrais aussi marquer le territoire ici, , — французский Феликса, смешанный с бархатистым тембром, звучал, словно музыка. Музыка гнева. Минхо не знал французский от слова совсем. Но ему и перевод знать было не нужно, чтобы понять, что Феликс явно говорил грязь. Великолепный грязный рот. Минхо обожал те моменты, когда Феликс вёл себя, как французская сука. Минхо слушал бы его долго, а затем вогнал бы член в самую глотку, но лишь ненадолго. Ягодицу обжигает четвертый удар, и Минхо бросает такой взгляд, в ответ на который Феликс усмехается и взмахивает тростью в воздухе, издавая новый свист, но уже без шлепка. — Паллубетт устал и хочет к себе, я тоже, — произносит Феликс, ведя пальцами по влажной шее Хёнджина. — Заканчивайте или я загоню его прямо сюда. Минхо чувствовал, как оставленные стеком ожоги на коже пекли. Но он не был против. В этот раз. Это было весело. А довести Феликса того стоило. — Джинни, — Минхо хрипло зовёт, — будь хорошим мальчиком. Слышишь, он устал, пора кончать. Феликс вскидывает бровь и одними губами произносит: «О как». Хёнджин показал мутный взгляд и беспомощно свёл брови вместе, чувствуя полную обессиленность. В отличии от тренированных всадников, все его упражнения — доставание кошелька из кармана. Он был измотан физически, Минхо его объездил и вытрахал до трясущихся ног и ослабленных рук. — Я не…не могу, — тихо, почти хныча выдаёт Хёнджин и закусывает губу. Феликс вскидывает бровь, смотря на Минхо, и проводит кожаным концом под коленкой. — Ты даже его не можешь довести до оргазма? Le rire et c'est tout , — приблизив лицо к Минхо, издевается над ним Феликс. — Нужна дрессура пожестче, да? Mâle. Минхо усмехнулся и, уставившись прямым взглядом, поманил к себе Феликса пальцем. Его подобное совершенно не задевало. Феликс мог изливать всё, что пожелает. — Иди сюда, — шепчет едва слышно Минхо. Феликс мог бы и не делать этого, но он всё равно выбирает приблизиться и охает, когда грубая пятерня хватает его за затылок и, пробравшись в спутанные под шлемом волосы, тянет на себя. — Куколка, хочешь показать, что можешь жестче? Я посмотрю. Покажи мне всё. Я приму и посмотрю, — взбудораженно шепчет Минхо в самые губы. — А затем отыграюсь в ответ. А ты примешь всё, что я тебе дам? Сможешь? Минхо вдавливает голову Феликса в себя и кусает за губу, жестко, сильно, совсем не так, как с Хёнджином. Минхо целует жадно, словно дорвался до источника, к которому шёл не меньше, чем вечность. Феликс шипит болезненно, а затем целует в ответ. Он бросает стек в сторону и свободной рукой сжимает ягодицу Минхо. Ухмылка чувствуется даже сквозь поцелуй. Это был ответ. Минхо сделал предложение, а Феликс его принял. Их игра переходит на новый уровень. Сначала ставки были лёгкие, простые: покрасить волосы в дурацкий яркий цвет, который на удивление только украсил Минхо; затем фотосет на обложке журнала в женской одежде, но Феликс не против, ему даже понравилось; дальше больше — соблазн. Едва Минхо ослабляет хватку, Феликс отстраняется и, облизнув губу, чувствует металлический привкус. Минхо не шутил. Он играл грубо и жестко. И он знал, что Феликс выдержит, в отличии от нежного мальчика, и заинтересуется. — Merde, — кривится. — Для начала справься с тем, что есть сейчас. Феликс проскальзывает взглядом от дерзко ухмыляющегося Минхо до тихо стонущего Хёнджина и, протянув руку, обхватывает маленькими пальчиками длинный член. Большой палец кружит вокруг чувствительной, ноющей головки, пока Феликс размазывает стекающую смазку. Хёнджинни тёк как девчонка, расставив ноги, и принимал в себя всё, что дают. Минхо хорошо его прокатил. Маленькая ладошка спускается ниже, мнёт яйца руками, вызывая грудной стон у Хенджина. Но это не продолжается долго, Феликс делает лишь несколько движений рукой, а затем отходит назад. Минхо пытается словить его взгляд, но Феликс был занят тем, что рассматривал красные пятна на его ягодицах. — Буду ждать, но недолго, — тянет Феликс задумчиво, слизнув каплю предэякулята Хёнджина со своего пальца, — так что постарайся. Ему многого не надо, верно, Хённи? Но Хёнджин не хотел отвечать ни на что. Ему было всё равно, что говорил Феликс, лишь бы быстрее закончить и лечь на диван. Феликс хмыкает, не получив ответа и бросив многообещающий взгляд на Минхо, оставил их одних заканчивать блудливую игру, в которую Минхо вовлёк не только Хенджина, но и Феликса вместе с этим. Едва Феликс уходит, Минхо ускоряется, доводит Хёнджина до сорванных стонов, заглушённых широкой рукой. И подводит его к оргазму, дроча в темп собственным толчкам. Самому Минхо многого не требуется — несколько движений рукой и белесые капли остаются на сене. Придется тут немножко прибраться. Но оно того стоило — запачкать место обитания ангела. — Хочешь полежать? Тут есть комната отдыха с кроватью, — произносит невинно Минхо и поднимает уголок губ, замечая, как уставшие глаза загораются изнутри угольками возмущения. — Нет? Ну, как знаешь. Минхо смеется и, подняв брошенный стек и перчатку, выходит из стойла. — Но если захочешь — прямо по коридору и налево в конец. Пока, Джинни. ***