Савант

В свободной майке и широких клетчатых трусах ночью на тропе к морю Скай казался Прапаю призраком. И двигался словно лунатик, оступаясь и шатаясь из стороны в сторону. Уже на песке Пай понял, что Скай ушёл к морю босиком в том, в чём спал. Тогда как сам он успел накинуть рубашку и штаны, и даже обуться. Пляж был освещён луной и до половины скрыт под водой прилива. Там, где днём Скаю было по пояс, теперь бы оказалось с головой. Но он не обратил внимания, а просто вошёл в воду, которая продолжала прибывать. Зайдя по пояс, он оступился и упал, но быстро поднялся, испуганный тем, что ушёл в воду с головой. Повернувшись несколько раз, потерял ориентацию и, стремясь к берегу, побрёл прочь от него туда, где глубина была уже серьёзной. Увидев это, Пай скинул рубашку и бросился за мальчишкой. Он успел поймать Ская в тот момент, когда дно под его ногами внезапно кончилось, а волна подкинула неловкое тело кверху. Мальчик не успел даже испугаться и забиться в сильных руках, обхвативших его поперёк груди. Прапай был выше него ростом и без особых проблем удержался на ногах, медленно отступая к берегу. Он не торопился повернуться, опасаясь потерять равновесие и вызвать панику у несостоявшегося утопленника, поэтому шаг за шагом шёл спиной вперёд, прижимая к себе притихшего беглеца. Сквозь шум моря и шум в ушах от волнения внезапно ему послышался тихий голос, твердящий одно и то же. Пай сделал пару глубоких вдохов, когда вода опустилась ниже его груди, затем медленно повернулся и более уверенно двинулся к полосе пляжа. — Пипайпипайпипайпипайпипайпипайпипайпипайпипайпипай, — шёпотом словно молитву бормотал висящий в его руках Скай, закрыв глаза, не убирая прилипшие к лицу снова слишком отросшие пряди. Выйдя на берег, Прапай выпустил спасённого беглеца, но тот тут же как подкошенный завалился, был подхвачен подмышки, развёрнут лицом к Прапаю и… — Ты что творишь, паразит?! — он собирался отчитать бестолкового пацана, но тот так и не открыл глаз, продолжая бормотать своё заклинание, отгоняющее зло, состоящее из одного слова. И Прапай прижал его к себе, осторожно убирая с лица мокрые волосы, стирая крупные капли с кожи, пытаясь успокоить. — Ну куда ты рванул один, да ещё ночью в самый прилив. Утром бы обязательно пошли вместе. И ведь запросто утонул бы. И что бы я сказал бабушке? И маме? А Рейну? — Пай говорил и слегка покачивал Ская за плечи, стараясь войти в ритм с тем, что тот бормотал. Мальчик дрожал, от шока и от холода, поэтому стоило вернуться в дом. Бросив рубашку на берегу, Пай снова подхватил его на руки и понёс домой. Занёс в спальню Ская, где горел светильник на столе с полусобранным паззлом, хотел уложить, но подумав, отправился в душ вместе с неудачливым пловцом. Они обмылись вместе, Скай словно впал в кататонию и не приходил в себя. Раздев его полностью, Пай вытер мальчика полотенцем и отнёс в постель, а потом хотел было уйти к себе, но даже укутанный в одеяло, Скай не переставал дрожать, хотя больше не шептал ничего. И подумав, Пай стащил с себя мокрое бельё, обернув бёдра тем же полотенцем, которым вытирал Ская, и лёг рядом, прижимая мальчика к себе. — Нашёл же ты себе няньку, — прошептал Пай в лицо своему подопечному, наблюдая, как его лоб перестаёт тревожно морщиться. — Спи уже, горе-пловец. Рейн уснул, кажется, раньше, чем закончился фильм. И проснулся уже утром. В удобнейшей постели под белоснежным и лёгким как пёрышко одеялом. А рядом спал Пхаю, распустив, наконец, свой вечный самурайский пучок. Рейн тут же сел, чтобы рассмотреть спящего получше. Рассыпанные по подушке волосы заставили Пхаю выглядеть мягким и очень домашним, рыжик осторожно убрал пару прядей с тёплой щеки и, не сдержавшись, погладил её кончиками пальцев. Сердце билось как сумасшедшее — он снова проснулся в одной постели с любимым человеком. И опять не знал, что ему делать. Лечь снова? Или встать, прибрать разбросанные им самим вчера вещи, сделать небольшую зарядку, принять душ, почистить зубы. Да, зубы! Ведь наверняка они будут сегодня целоваться! Он осторожно откинул край одеяла, но выбраться из постели ему не дала крепкая рука. — Стоять! Команды вставать и оставлять меня в одиночестве не было. — Пхаю одним движением втянул Рейна обратно и навис над ним, опираясь на одну руку, а второй накрывая их обоих одеялом. А потом погладил воробышка по лицу и медленно начал спускаться ниже — шея, грудь, вздрогнувший животик и резинка пижамных штанов. Он смотрел в лицо Рейну и наслаждался тем, как оно медленно заливается краской, как его воробышек прикусывает губу и закрывает глаза. Но стоило задеть штаны, и всё меняется. Рейн отталкивает Пхаю, поворачиваясь набок, прячется и тихо всхлипывает. — Что случилось? — Ничего, — невнятно доносится из подушки. — Рейн, сердце моё, поговори со мной. — Пхаю обеспокоен тем, как повёл себя рыжик, неужели их возможная близость вызывает у него такой страх? — Н-нет! — Любимый, — встревоженный, старший пускает в ход тяжёлую артиллерию. — Я очень волнуюсь, и если мы не решим сейчас эту ситуацию, я пойду спрашивать Ская. — Нет! Не спрашивай! Я расскажу сам! — к нему тут же разворачивается красная мордашка с отчаянными глазами, и Пхаю целует прямо между жалобно вздёрнутых бровей. — Только мне стыдно. Наверное, я не гожусь. — Для чего, маленький? — Чтобы быть твоим… Чтобы быть… Я тебе не понравлюсь там. — Где? — теперь уже брови Пхаю стартуют к затылку. — Когда мы учились в пятом классе, была одна уличная банда. Они приставали к Скаю, дёргали его, дразнили. А однажды пристали и ко мне. — Рейн снова сел и сжал кулаки поверх одеяла, прикрывающего ноги. — Двое здоровых старшеклассников держали меня, а остальные сказали, что нужно снять… снять с меня штаны, чтобы убедиться, что я не девчонка. Поверх его побелевшего кулака легла большая и тёплая ладонь, придавая сил, Рейн прерывисто вздохнул и собрался с силами. Ему было безумно страшно, что Пхаю это покажется смешным, что он сейчас расхохочется, как те придурки. И сердце воробышка тут же разлетится на куски. — Я пытался вырваться, но они стащили с меня одежду. И один стал смеяться над тем, что у меня такой маленький член. Он утверждал, что я девчонка, просто очень уродливая, и между ног у меня… Там есть дырка, как у всех девчонок. Он хотел показать остальным, где… — Рейн съёжился от нахлынувших воспоминаний. — А потом прибежал Скай. С палкой. Он очень сильно избил того, кто стащил мои штаны. А одному из тех, кто меня держал, сломал руку. А потом отвёл меня к преподобному. — Маленький мой… — Пхаю потянулся и обнял своего воробышка, мечтая о том, чтобы самому расправиться с теми ублюдками и мысленно благодаря Ская. — Нас наказали. Потом, в школе, за драку. И преподобный давал Скаю больше работы в храме, целый месяц, но я помогал ему. — А те уроды? — Их родители сначала обвинили школу, а потом узнали, что мы дети преподобного. И принесли очень много даров храму в качестве извинения. И тех мальчишек мы больше не видели. — Малыш, — Пхаю повернул его лицо к себе, заключив в ладони. — Ты же знаешь, что всё это было враньём и мерзкими словами от мудаков? Что ты прекрасен везде? Что ты — мой любимый мальчик? Хочешь, я покажу тебе, какой ты? — М, — заворожённо кивнул рыжик, не отрывая взгляда от лица. — Ты такой милый, — Пхаю поцеловал его в кончик носа. — И сладкий — он коснулся дрогнувших губ. — Чувствительный, — губы скользнули по выгнутой шее к плечу. — Нежный, — ладони прошлись по бокам вверх, стащив футболку, а губы тут же запечатали межключичную ямку и двинулись бисерными поцелуями к плечу. — Соблазнительный, — на пути жадному рту встретился розовый сосок и не остался без внимания, заставив Рейна ослабеть и откинуться на мягкое изголовье кровати. — Аппетитный, — мягкий животик был нещадно и нежно искусан и защипан губами. А руки очень осторожно коснулись пояса штанов. И двинулись вниз, не дождавшись протеста. — И никакая не девочка, — выдохнул в пах воробышку Пхаю, целуя тёмно-розовую головку, осторожно освобождённую из крайней плоти. — Мой мальчик самый лучший… Дальше Рейн не мог уже ничего расслышать из-за грохота сердца в ушах и сумасшедшего возбуждения от таких убедительных доказательств Пхаю. «Как хорошо, что ещё рано», — успел только подумать он. Скай привычно раскрыл глаза, едва часы обозначили половину шестого. Над ним был незнакомый потолок. Вроде бы он вчера пошёл к морю, чтобы ещё посидеть в воде, как днём. Но как вернулся — не помнил. Наверное, что-то напугало его. В таких случаях он начинал вести себя странно и терял часть воспоминаний. Он попытался сесть, но ему мешало одеяло, в которое он был завёрнут. И ещё что-то, чем он был придавлен. С небольшим усилием высвободив руку, Скай ослабил тиски одеяла и сел. Тяжестью, придавившей его, оказалась рука Прапая, который, совершенно голый, лежал на боку в постели Ская, условно укрытый его же полотенцем. Условно — потому, что оно ровным счётом ничего не прикрывало, сбившись между их телами. Осмотрев и пощупав себя, Скай убедился в том, что он тоже абсолютно голый под одеялом. И задумался. По-видимому, что-то произошло, когда он сбежал к морю. Хорошее или плохое? Приятное или нет? Правильное или неверное? Пожалуй, стоило разбудить Прапая и спросить его. Прикосновением к горячему плечу Скай добился лишь того, что Прапай перевернулся на спину и раскинулся на всё свободное место морской звездой. И сладко всхрапнул. А Скай стал рассматривать его более внимательно. Удивительно гладкая кожа. Смуглая, словно уже расцелованная солнцем. Мышцы, которые прекрасно видны даже когда в покое. Аккуратный пупок. И дальше-ниже… Он смотрел и так, и этак, хотелось немного поправить неловко лежащий на отведённом бедре орган, который отличался от того, что Скай видел у себя и у Рейна. — Нравится? — хрипло раздалось из-за спины, он и не понял, когда придвинулся ближе и почти коснулся смуглого бедра. — Да, — просто ответил Скай. — Только лежит неудобно. — Потрогай, и он удобно встанет, — пошутил Прапай, позабыв, с кем имеет дело. И Скай сделал то, что хотел. Потрогал.