Савант

Два года спустя. — Привет, Скай! — в светлый просторный кабинет влетел разноцветный вихрь гавайской расцветки. — У Пи всё же получилось, и теперь я стажируюсь в рекламном отделе, представляешь! Пришёл оформить документы, но сперва заскочил к тебе. — К Пи. — Да нет же! К тебе! У тебя здесь классно. И вид отличный. А окна откуда? — Они были. — Да нет же, я помню, здесь было темно. Ладно, мне пора, а то не хотелось бы начинать всё с опоздания. — Рейн выскочил из кабинета с той же сверхзвуковой скоростью, даже дверь притянуло сквозняком за его спиной. Скай улыбнулся и машинально поправил браслет. Два года назад Пхаю уговорил своего воробышка пойти учиться, а Скай помог освежить знания. По совету адвоката, Прапай не стал раскрывать их со Скаем отношения до окончания расследования дел о хищениях в компании и вынесения приговора Сэн и Пхугану. Поэтому о том, что Прапай уже несвободен, знала только семья. И даже тётушке Пхрэ никто ничего не сказал. Зато удалось привлечь Ская свидетелем по делу. Ему из бывшей переговорной устроили удобный большой кабинет, сняли блэкаут жалюзи и демонтировали панели, за которыми оказались огромные окна, такие же, как в кабинете у президента. И теперь уже необязательно было ходить к Прапаю, чтобы посмотреть на небо, небо было прямо здесь. Жили они по-прежнему вместе с Рейном, хотя Пхаю предлагал рыжику переехать в свой дом. Но то был не готов оставить Ская одного. Но выходные… Выходные они проводили неизменно врозь. А ещё дважды в год ездили на острова отдыхать. Вчетвером. Скай изменился. Он не потерял своих уникальных способностей, не стал душой компании и не завёл в соцсетях страничек и влогов. Но в кругу семьи Прапая стал улыбаться и даже позволял Фан иногда себя тискать и кормить кондитерскими экспериментами. Ими же он обычно отпугивал такого же тактильного Фаера. Если Прапай не успевал его спасти сам. Самые удивительные отношения были у него с кхун яй, которой он тайком приносил любимый ею бельгийский шоколад и пил на рассвете чай на кухне спящего дома. И даже когда бабушка приболела, постоянно проведывал её в больнице, где все считали его внуком счастливой старушки. Прапай… Из непостоянного и капризного плейбоя внезапно вырос верный и заботливый семьянин, более всех терзавшийся эти два года тем, что нельзя было на весь мир заявить о том, что Скай принадлежит ему, и он сам — Скаю. Строго следящий за соблюдением всех условностей на людях, он таял, едва они оставались наедине, и хватался за изящные руки, притягивая их к своей груди. — Слышишь, — шептал он, зарываясь носом в густую чёлку с ароматом персиков, — оно бьётся только для тебя. — Слышу, — сколько бы ни учил Рейн друга, тот так и не постиг искусства кокетства и говорил только правду. Слышал, знал, чувствовал. Любил. Они признались друг другу на крыше год назад. Внезапно, спонтанно и немного неловко. Потому что, признавшись, забыли обо всём, и когда Пхаю, отчаявшийся дозвониться, сам поднялся на крышу, застал их на весьма пикантном моменте. Тем не менее, добился-таки внимания зацелованного напрочь Прапая и заставил его спуститься в кабинет, чтобы решить вопросы с Гонконгом и Сеулом. От видеосвязи пришлось отказаться, потому что ничто не смогло согнать с лица президента приклеившуюся намертво блаженную улыбку и приглушить блеск влюблённых глаз. А Скай вернулся через полчаса и незаметно прошмыгнул в свой кабинет. Он не испытывал тревоги, смущения или неуверенности. Их обоюдное «Я тебя люблю» было сказано так, что было бы глупо в этом сомневаться. Сегодня Прапая не было на месте с утра. Скай знал — сегодня суд должен был вынести окончательный приговор. Сомнений в том, что он будет обвинительным, у юноши не было. А значит, совсем скоро изменится и его жизнь. Ещё раз. И милейшая тётушка Пхрэ перестанет, наконец, слать племяннику фотографии девиц разной степени годности к браку. И вместо друга парня Пхаю у Ская появится совсем другой статус. Встряхнув чёлкой, Скай вернулся к проверке приложения к китайскому договору, уж слишком кучеряво заворачивали свои формулировки специалисты из Поднебесной. — Выходи за меня! — дверь в кабинет распахнулась, и в неё ввалился огромный букет голубых гортензий. Скорее, целый куст. Но голос у куста был Прапая. — Прямо сейчас? — усмехнулся Скай. — Ну… Я могу узнать у Пхаю, через сколько сюда приедет выездная регистрация, может придётся подождать пару часов. — Кхун яй убьёт нас обоих и потом очень расстроится, тебе не кажется? — Ой, да! Бабушка! И папа с мамой! И преподобный! Я должен съездить к преподобному и сделать заслуги, а ещё очиститься. Прости, любимый, но сегодня не получится. Что, если это будет через месяц? — Через месяц начнутся каникулы у Рейна. И, кажется, у них с Пхаю тоже были какие-то планы. Прапай свалил весь куст гортензии у окна, а сам пал на колени у ноги сидящего за столом Ская, который лишь развернулся в кресле ему навстречу. — Неважно! Суд окончен. И даже апелляции уже бесполезны. Поэтому мы свободны, — он так заглядывал в ореховые глаза, что Скай почувствовал себя в невесомости от безграничной любви и нежности. На секунду в нём всколыхнулась старая знакомая паника, но её тут же погасила тёплая ладонь на щеке. — Небо моё, как хорошо, что ты у меня есть… — Скай! А я… Ой! — Рейн по привычке влетел без стука и замер в дверях. Его друг с видимым усилием оторвался от губ президента и посмотрел на него. — Принеси, пожалуйста, пару вёдер с водой. Для цветов. И не отвлекай нас, хорошо? Воробышек восторженно пискнул и исчез, скорее всего, поскакал к Пхаю восстанавливать душевное и сексуальное равновесие. А Скай вернулся к самому своему любимому — и занятию, и человеку. Две недели спустя после многочисленных прений, словесных битв, шантажа и манипуляций церемония для Прапая и Ская была назначена на конец сентября, а местом проведения был выбран особняк семьи Фаттира. Довольны были все, кроме тётушки Пхрэ, которой больше не для кого было подбирать невест, Фаера, которому запретили руководить свадьбой, и Фан, которой не позволили сделать свадебный торт. Впрочем, Скай попросил будущую родственницу испечь сотню маффинов, чтобы отвезти их храмовым детям после церемонии. А ещё, по настоянию мамы и бабушки, он переехал в особняк, где у них с Прапаем были свои комнаты. Пхаю теряться не стал и тут же перетащил к себе осиротевшего воробышка, не дав тому опомниться. Вслед за успешно учащимся Рейном и сам Скай решил, что вполне способен получить высшее образование и не быть малообразованным пятном на репутации своего великолепного мужа. А потому помимо основной деятельности теперь часто читал различные учебники, планируя получить степени магистра по экономике и юриспруденции, включая и международное право. Пай утверждал, что когда Скай погружен в учебники, он ещё сексуальнее, чем когда сам Пай погружен в него, но Скай не слишком ему верил. Просто его великолепный будущий муж ревновал его к основам экономики и Конституции Таиланда. Одна из выделенных им в особняке комнат была библиотекой и кабинетом одновременно, и Скай иногда пропадал там все выходные, если не было запланированных встреч с друзьями или внеплановой работы. Прапай же никак не мог выбрать им подходящие кольца, декор цветочной арки и костюмы, пока однажды бабушка не отловила любимого внука, заставив выпить с нею её любимого чая. — Дорогой, ты выглядишь паникующим. Мы обанкротились? Скай передумал? Послезавтра на Таиланд рухнет метеорит? — она посмотрела на потерянного в мыслях Пая. У того как раз закончился последний каталог местных ювелиров, в котором не нашлось ни одного кольца, достойного изящных пальцев его любимого. — Бабушка, я не знаю, что делать. Мне предлагают белые розы и шалфей, но, кажется, розы не нравятся Скаю. Я перекопал все каталоги, но там либо всё банально, либо они не успеют к дате. Даже торт ещё не заказан! — Ты ведёшь себя как брайдзилла, дорогой. Выпей чаю и выдохни на секунду. А потом закрой глаза и посиди в тишине минутку. — Но… — Делай, как говорит бабушка, я пережила много разных свадеб и знаю, что говорю. — Хорошо, — Пай сделал глоток травяного настоя и закрыл глаза, усилием воли гоня прочь панику и картинки свадебных и ювелирных каталогов. — Самое лучшее и уникальное, что можешь ты дать своему любимому — ты сам. Остальное лишь символы, принятые в обществе для обозначения статуса и значения. Не думай о том, какие должны быть цветы, возьми те, которые нравятся вам обоим. Не ломай голову над кольцом, пусть оно будет самым простым, но дороже него не окажется во всём мире, если там будут ваши имена. Не превращай церемонию в демонстрацию и береги чувства Ская, позаботься лучше о нём, чем о гостях. К тому же, будут только свои. Когда Прапай открыл глаза и посмотрел на бабушку, в них стояли слёзы: — Спасибо, бабулечка, ты сейчас спасла огромное количество людей. — Пожалуйста, дорогой, главное — я спасла вас со Скаем. Иди, поцелуй своего мальчика и отбери у него учебники, он с утра не выходил из библиотеки, прогуляйтесь лучше. — Да! — Прапая словно ветром унесло прочь, а бабушка достала из кармана припрятанную с утра шоколадку в виде морской звезды, развернула её и сунула в рот, чтобы никто не успел отобрать. Когда Пай заглянул в библиотеку, у него сердце упало ниже пояса, сплясало на всех внутренних органах и с трудом вернулось обратно, стуча, как сумасшедшее. Его самый любимый на свете мальчик в непозволительно коротких и облегающих шортах и расстёгнутой до пупка рубашке сидел в мягком кресле, подложив одну ногу под себя и рассеянно покачивая зажатым в её длинных пальцах тапком. Обе руки были заняты книгами, которые он просматривал одновременно. Подкравшись и сев на пол, Пай потянул качающийся тапок на себя, любуясь стройной ногой. Скай вскинул на него глаза и улыбнулся, а потом ловко выхватил отобранный Паем тапок и покрепче сжал его в пальцах ноги. — Слушай, — поразился его ловкости Пай, — а есть что-то, чего ты не умеешь? — Да, — улыбнулся Скай, — я не умею забыть тебя. Он отложил книги и соскользнул с кресла прямо в любящие руки. — Устал? — спросил Пай. — Устал. — согласился Скай. — Чего ты хочешь? — Сейчас или вообще? — Сейчас. И вообще. — Сейчас я хочу бабушкиного чая и мороженое. А вообще… Вообще у меня уже есть всё. — Всё? — Да. Это ты. — Скай прикрыл уставшие от чтения глаза и почувствовал, как его бережно поднимают и несут. — Куда мы? — Твоё вообще несёт тебя поближе к твоему сейчас, любимый. — сказал ему Прапай. И тёплые руки доверчиво обвили его шею покрепче. Кажется, только что он определился и с кольцом, и с цветами, и даже с костюмами. На его руках было Небо, разве можно было этим пренебречь?