Грязь

      С самого начала Рома был настроен скептично. Он ни раз и ни два называл всё происходящее между ними грязью, поливал Антона отвратительными словами при друзьях, хотя по вечерам, когда они оставались вдвоём, покорно вылизывал парню шею, собираясь взять как можно больше от их встреч.       Он хотел быть ближе к Антону, забраться в его беспокойное сердце, слиться с ним не только телом, но и душой. Рома всегда отрицал это, боясь произнести вслух драгоценные слова. Ведь общество не поощряло подобных желаний, поэтому они прятались.       Антон прятался в дребезжащий улыбке Ромки, который на выдохе шептал: пидор. А Рома прятался в тёплых объятиях Антона, даруемых ему после школы, около пролеска, где они скрывались от любопытных взглядов. Там же они впервые поцеловались, скорее в порыве гнева, ощущая сильнейший всплеск эмоций.       Их можно было выплёскивать не кулаками. К этому они пришли не сразу.       Сначала, злостно кусая друг другу губы, растирая кровь по щекам и плюясь ею, как ядом, который между ними был единственным способом общения, они валялись в снегу, пытаясь выиграть эту войну. Не вышло. В один момент Антон оседлал бёдра Ромы и запустил свой язык в чужой рот. Когда Пятифанов глухо простонал, они оба поняли — это в сотню раз лучше драк.       Мальчишеская ярость начала набирать обороты в десятом классе, обернувшись против них катастрофой. Рома хотел обладать каждым сантиметром тела Антона, посматривая на него во время уроков: на его оголённые предплечья, шею с лёгким пушком серебристых волос, прямую линию плеч.       Антон был отвратителен в своей красоте.       О чём Рома говорил ему после школы, впиваясь в губы до боли, а после сдавливая бока до синяков. Даже пуховая куртка мало помогала.       Рому бесило, как Антон улыбался ему — снисходительно. Будто делает одолжение, продолжая подыгрывать дурацкому спектаклю. Для Антона их извращённые встречи казались настоящими, наполненными чувствами, обнажая душу Ромы до натянутых жил.       Пятифанов всё злостно отрицал, хотя наедине послушно следовал всем желаниям Антона.       В его комнате всегда было темно. Даже там он старался спрятать всё сокровенное, сосредотачивая внимание на своей персоне.       — Раздевайся, — шепнул ему Антон, подталкивая к кровати. Эхо их шагов резонировало в ушах вместе со стуком крови. Сегодня матери Ромы дома не было, а это означало беспокойную ночь.       Рома выдохнул, воздух, как ему показалось, тут же заледенел. Антон ласково улыбнулся ему, прищурив зелёные глаза. Это моментально взбесило. Когда Рома подтолкнул его, заставив повалиться на жёсткий матрас, он охнул, тут же ловя губы парня своими. Рома вновь кусался, пока Антон комкал его футболку на спине, жалобно мыча.       — Я сказал раздеться, Рома… — выдохнул Антона куда-то Роме в ухо, ведь тот уже спустился на его шею, к кадыку, обводя его кончиком языка.       Он хотел выгрызть его. Разорвать тонкую кожу на шее Антона.       Рома безвольно оторвался от своего занятия, размытым взглядом проводя по раскрасневшимся щекам парня. Вечерело. Темнота начала спускаться на землю, поглощая комнату и всё, что было в ней. Скоро включат фонари, которые отзеркалят свой больной свет от снега, заставляя день вновь наступить.       Снимая футболку, Рома неотрывно следил за глазами Антона. Его зрачки, как у наркомана, расширились, возбуждение разлилось по венам. Он никогда не был инициатором, но почему-то имел полный контроль над Ромой, который просто тянулся к чему-то новому для себя.       Его ещё никогда так не обожали.       Антон ухмыльнулся, принял сидячее положение, языком проходясь по чужому соску. Его руки ловко обхватили ягодицы Ромы, играючи прошлись по нагой спине, вызывая мурашки. Прохладно. Рома рвано выдохнул, руками дотягиваясь до дурацкой рубашки Антона, которую он сотню раз просил не надевать — заебёшься пуговицы расстегивать.       — Аккуратнее, — мягко направил его Антон, отстраняясь, чтобы облегчить задачу Роме. Не помогло. Пальцы мелко потрясывались.       — Как же ты заебал… — рыкнул Рома, наконец-то раскрывая свой приз. На ключицах Антона всё ещё оставались следы их прошлой встречи — синюшные отпечатки зубов.       Он засмеялся, вплетая свои пальцы в волосы Пятифанова. Пряди быстро натянулись, рот Антона приоткрылся, вскоре накрывая кожу на плече Ромки и заставляя его откинуть голову назад. Он прикрыл глаза, принимая эту боль.       — Ну-ну, — насмешливо выдохнул Антон. — Я тоже тебя люблю.       Рома дёрнул бёдрами, скалясь. Парень отпустил его, как бы разрешая двигаться дальше. Терпение не было сильной стороной Пятифанова, но он почему-то продолжал упорно себя сдерживать. Сполз чуть ниже, влажно поцеловал низ живота Антона, прямо рядом с блядской дорожкой белёсых волос.       Антон вздрогнул. Его брюки оказались расстёгнуты и спущены до колен. Рома провёл пальцами по ткани трусов, под которой уже чувствовался твердеющий член. Он весело посмотрел наверх, провёл пальцем под кромкой белья, а Антон наблюдал.       Антон смотрел на него с таким желанием, что пальцы вновь затряслись. Рома сглотнул, стащил трусы вниз, когда Антон послушно приподнялся, а после медленно обхватил член ладонью. Провёл, цепко отслеживая выражение лица парня. Он прикусил губу, рукой проходясь по волосам Пятифанова, зачёсывая его взмокшую челку назад.       — Хочу тебя трахнуть, — с хриплой ноткой в голосе поставил его перед фактом Антон. Рома знал, что если хочет, то это обязательно произойдёт.       Простая правда жизни.       — Даже так? — насмешливо спросил он, играючи лизнув розовую головку. Антон согласно промычал.       Роме всё также сильно хотелось заполучить его, но он не признавался в этом даже самому себе.       Губы обхватили ствол чуть ниже головки, язык прошёлся по уздечке, а Антон податливо дёрнул бёдрами, останавливая себя, чтобы Пятифанов от излишней резкости не отпрянул. Его горячий рот был самым желанным окончанием дня.       Только вот минет делал он неумело, хотя явно получал от этого удовольствие.       Его возбуждала лишь мысль об их запретных отношениях. Закон, как правило, всегда хочется нарушить.       — Стой, — мягко попросил Антон, облизывая пересохшие губы. Его рука вновь сжалась в волосах, отстраняя уже опьяневшего Рому. — Сними штаны. И на спину ложись.       Рома был не в состоянии противостоять гипнотической силе Антона. Они поменялись местами, одежда оказалась на полу, и Петров криво улыбнулся, разводя чужие ноги. Горячая кожа Ромы контрастировала с холодными пальцами, которые всё никак не могли согреться. Анемия, хуле.       Антон провёл ими по внутренней стороне бедра Пятифанова, его член дёрнулся от неприятных ощущений. Рома зашипел, облокачиваясь на спинку кровати. Антон нежно рассмеялся, и сердце Ромки застряло где-то в горле от этого смеха.       — Прости-прости.       Склонившись над жаждущим внимания членом, Антон обхватил его так же, как и сам Рома пару минут назад. Губы накрыли нежную кожу бедра, спускаясь поцелуями ниже, ко внутренней стороне, где недавно были пальцы Антона. От кожи Пятифанова пахло гелем для душа, терпкой сладостью, которая так нравилась Антону.       Рома сходил с ума от этой вонючей нежности. Ему хотелось ещё.       Он позорно проскулил, головой стукаясь об стенку. Антон всегда делал это с ним, хотя просто мог взять и уткнуть Рому лицом в подушку, до боли скрутить запястья, ведь Рома не был против.       Рома равносильно любил и ненавидел подход Антона к сексу. Только сказать ничего не мог, когда влажный язык обводил несдержанно поставленные засосы. Лишь Антон мог трогать его там, смотреть, вбирать полностью.       — Блять, пожалуйста… Давай уже начнём… — Рома простонал, когда пальцы на члене сжались чуть сильнее, а большой смахнул выступившую каплю спермы с головки. Он больше не мог терпеть это издевательство.       — А мы не начали? — наигранно удивился Антон, отстраняясь. Рома зыркнул на него почти оскорблённо, сводя ноги вместе. Антон обвёл его колени руками, играючи улыбнулся, только взгляд полнился восхищением.       — Если ты продолжишь все эти телячьи нежности, то я сам тебя трахну, — раздражённо прошипел Рома, уже начиная подниматься, чтобы претворить угрозу в жизнь, но рука парня ловко прижала его грудь.       — Ну ты и пидорас, Пятифанов. В следующий раз будет по-твоему.       В голосе Антона редко можно было услышать раздражение, он всегда был тихим и участливым. Только вот это не делало его слабым, наоборот, иногда он казался даже сильнее Ромы. Он имел власть над хулиганом. Никто больше не мог себе такого позволить, потому что обычно ярость находила свой выход через сбитые костяшки и окровавленные лица.       С Антоном это вышло случайно. Роме случайно понравилось.       Когда человек соткан из света и тепла, то к нему, почему-то, хочется приблизиться.       Антон уже достал вазелин, распределяя его по пальцам. Лучшего варианта в их посёлке не найти, но никто и не жаловался. Рома вновь раскрылся перед парнем, прикрывая глаза, когда тот обвёл чувствительную зону под яичками, спускаясь ниже.       Он уже привык.       — Блять, почему мы вообще этим занимаемся… Это просто отвратительно, — скомкано пробормотал Рома, закусывая губу. Он чувствовал, как первая фаланга послушно вошла внутрь.       Говорил Рома одно, а хотел другое.       — Хватит спрашивать это каждый раз. Все люди занимаются сексом, — отбрил Антон. Он сосредоточенно вводил палец внутрь, и Рома уже не сжимался. Знал, что расслабиться будет лучше всего. — Перевернись-ка. Так удобнее будет.       Когда Рома перевернулся на живот, Антон быстро подсунул под него подушку. Вид открывался просто замечательный: его крепкие ягодицы напряглись, на пояснице красиво выступили две ямочки, места, за которые нужно было хвататься, когда член Антона оказывался внутри Ромы.       Растягивал Антон скрупулёзно, дразнился, когда вводил уже три пальца. Рома с силой кусал ребро ладони, лишь бы не издавать лишних звуков, не показывать, как ему нравится. Ему было стыдно за самого себя, за своё слепое рвение лежать под Антоном.       В моменты, когда Петров входил в него, ему хотелось умереть. Он глухо застонал, ощущая, как слёзы скапливаются в уголках глаз. Рома ненавидел, что так просто раздвигает ноги, всё ещё пытаясь казаться мужчиной в глазах других.       Он был всего лишь блядью.       От этого и становилось гадко.       Внутри пульсировал член Антона, горячий и твёрдый. Голова шла кругом у обоих, но Антон терпеливо ждал, когда сам Рома попросит двигаться. Сдастся перед лицом принципов, остро ощущая нужду.       Пятифанов слабо вильнул бёдрами, понимая, что скоро разрушится. Сломается. Не сможет больше оставаться собой. Антон послушно двинулся, осторожно вынимая, а после с пошлым шлепком вгоняя член до основания. До звёзд перед глазами.       Ненависть, копившаяся долгое время, лопнула. Улетучилась по щелчку пальцев. Рома упёрся локтями в простынь, податливо прогибаясь и жмурясь.       — Давай же, придурок… Пожалуйста, — проскулил он.       За спиной послышался смешок, а Антон навалился на Рому всем телом, покорно начиная двигаться. Его рука вцепилась в чужой загривок, пока вторая разместилась точно на ямочке поясницы, царапая кожу короткими ногтями. Антон хотел добраться до хрупкого сердца хулигана, чтобы ощутить всё то, что он сейчас чувствует.       Но пока что Антон прятал своё тотальное одиночество в узкой заднице Ромы, которая окончательно расслабилась, впуская его внутрь. Шлепки смешивались с рваными вздохами и сиплыми стонами, и где-то на периферии — всхлипами. Рома отдался безумию полностью, а его член напрягся до предела.       Именно таким образом они становились ближе. Когда член Антона разрушал выстроенный образ Ромы, так нагло вторгаясь внутрь, их можно было назвать родными. Они понимали друг друга лишь наедине.       В один момент Рома напрягся, вытянулся, как тетива лука, а после глухо простонал. Антон ощутил, как тесные стенки сдавили его член, как нежно Рома отреагировал на попадание по нужной точке. Ягодицы, усыпанные родинками, поджались, и Антон несдержанно обхватил их ладонями, сминая.       — Только попробуй… — промычал Рома, а затем хрипло продолжил: — Кончить в меня…       Это было их негласным правилом, которое они не нарушали, в каком бы состоянии не были.       Сперма на ягодицах Ромы, в любом случае, всегда выглядела до одури привлекательно.       Антон согласно промычал, прижимаясь ещё ближе, наваливаясь на Пятифанова всем телом, лишь бы получить ещё больше чужих эмоций. Рома всегда очень трогательно кончал, будь он сверху или снизу. Вздрагивал, весь сжимался, а ещё не сдерживал стон. Оргазм всегда разрывал все его рамки, стирал границы, он не стеснялся быть громким.       Вот и сейчас, достигнув нужной кондиции, Рома совершенно расплылся по кровати. Коленки разъехались, только руки Антона и подушка поддерживали его в удобном положении. Он активно двигал бёдрами, пытаясь догнать чувство эйфории, маячившее на горизонте.       Антон довёл его до кульминации, наконец-то чувствуя свою любимую часть их встреч: Рома напрягся, что-то судорожно и непонятно шепча, а после порывисто дёрнулся. Его громкий стон разлился в сердце Антона мёдом, а пульсация вокруг члена вытеснила все мысли.       Сердце стучало набатом, вторя имя Ромки.       Толкнувшись пару раз в горячее нутро, пока Пятифанов окончательно не обмяк, Антон вышел из него, заставив промычать. Стало пусто и гадко. Сперма, как Антон и хотел, выплеснулась на ягодицы Ромы. Петров зажмурился, приходя в себя, а после почувствовал движение.       Рома осел, но не повернулся. Его плечи задрожали, одной рукой он упёрся перед собой, а второй закрыл лицо.       — Сука… Почему всегда так? — зашипел он. Когда Антон осторожно коснулся его, Рома отпрянул. Не сдавшись, Антон развернул Пятифанова к себе, подмечая про себя что-то новое.       Рома плакал.       — Зачем ты это делаешь со мной? Нам надо завязывать, я…       — Замолчи, — шикнул Антон, прижимаясь к чужому телу. Рома попытался вырваться, сморгнуть слёзы, чтобы Петров не видел его позора, но не смог противостоять его вёртким рукам.       Они вместе упали на кровать, Рому всё ещё крепко обнимали. Стало ещё гаже.       — Отпусти, — тихо взмолился он, но сухие губы уткнулись ему в висок. Это обескураживало. Рома присмирел, пока Антон обнимал его за шею, приникнув к горячей спине.       — Успокойся, Ром… Всё нормально.       Рома осторожно обернулся, заглядывая в глаза Антона. В эти всегда честные и спокойные глаза, в которых сейчас плескалось лишь беспокойство. Антон никогда не изламывал себя, чтобы показать другим, чего он стоил. Только Рома сейчас пытался скрыть всё, что его тревожило.       — Мы можем просто полежать, — мягко навёл его на мысль Антон, ослабляя захват. — Давай поболтаем о чём-нибудь?       — Я, кажется, люблю тебя, — испуганно выдохнул Рома, смаргивая остатки слёз. Он отвернулся, почувствовал поцелуй в лопатку. Это заставило его закусить губу и вновь ощутить неправильность происходящего.       Антон пугающе обожал его.       — Я знаю.       А Рома обожал его в ответ.       И никто никогда не узнает об этом, ведь они снова спрячутся. Антон — в дребезжащей улыбке, а Рома — в его объятиях.       Чтобы не быть такими одинокими, они до утра будут вместе.