Пощёчина

— А может, мне не сдалась твоя помощь! А может, мне твои ебучие поддержка и разговорчики не упали! Иди подействуй на нервы кому-нибудь другому, зануда, к Пиковому, например. Он, наверное, совсем измотался без твоей компании. Твои советы мне не нужны, и если ты думаешь, что значишь хоть что-то, то спешу тебя расстроить, мне...       Секунда. Одно твоё движение. И удар. Звон в ушах заставляет меня закрыть рот, с глухим щелчком потёртого височно-нижнечелюстного сустава, отшатнуться, сделав нервный шаг назад. Тянусь ладонью, растерянно, к своей коже и горящему на ней отпечатку твоей руки. Твоя грудная клетка вздымаетмя вверх-вниз, твои брови сведены, сухие и треснувшие губы поджаты, а в глазах, не менее сухих, отражается метающаяся, треснувшая душа. Мысли, до того резво кувыркавшиеся в недрах моей головы, замирают, и ничего, кроме жжения, боли и стыда я не чувствую. Меня будто макнули головой в прохладную воду санузла: обидно, жалко и отрезвляюще. — Охренеть. Ты молчишь, и не смеешь разорвать зрительный контакт. И вскоре всё же сдаёшься, решаясь продолжить начатое. — Ты идиот, Вару. — Не спорю. — Не в твоей ситуации. — На чём мы остановились? — На том, что ты замолкнешь и, наконец-то, послушаешь меня, а не пропустишь человеческую речь мимо ушей. — Ну... Слушаю? — Ты — конченный мудак. — Я нервно усмехаюсь, но то, как ты дёргаешь рукой, заставляет меня ухмылку с лица тут же убрать. — Но. Это не значит, что люди, которые оказались за стенами Варулэнда, виноваты в этом. И именно поэтому ты засунешь своё мнение и желания себе глубоко-глубоко в задницу и сделаешь так, как я тебе скажу. У меня много комментариев крутится на корне языка, но почему-то, я мнусь как школьник. И дело ведь не в пощёчине, как будто драк серьёзней не бывало. Дело в том, что ты мне её залепил, как провинившемуся мальчишке, залепил и отчитываешь. А самое тошнотворное, что я прекрасно понимаю — заслуженно и по делу. — ... И колкость свою туда же. — Я не думаю, что можно что-то исправить во всей сложившейся ситуации. — А ты и не думай, тебе, как видишь, не дано. — Почему? Почему ты продолжаешь это делать? Прибрал бы земли к своим рукам, сам наладил контроль. — Я за тобой ещё не разгребал дерьмо. Ты не животное: насрал — убери, а не скидывай всё на меня. — Так тебе же не плевать. — Не доводи до греха. — А с каких пор ты верующий? — Еще одно. Блядское твоё слово. И я лично отправлю тебя к Создателю. И по какой-то причине, я искренне верю в твои намеренья. Приглядываюсь: растрёпанные волосы, собранные в хвост. Морщины в уголках глаз. Несколько новых шрамов, около брови и рядом с уголком губ. Круги под нижними веками. Вроде, всё как всегда, но сжатые кулаки и расстёгнутая куртка намекают, что я слишком долго сижу в своих иллюзиях и воспоминаниях. Мы с тобой давно не подростки, Куро. Мы с тобой давно не разговаривали, не находишь? — Я курить хочу. — Слетает с моих губ раньше, чем ты открываешь рот, чтобы продолжить. — А я прибить тебя голыми руками. Идём. — Идём. Некомфортное пространство нейтральных земель, будто вырезанное из какого-нибудь дурацкого фильма ужасов, белое и бесконечное, превратилось во что-то более оформленное, смешивающее в себе черты всех государств. И асфальт под ногами, и ржавые фонари, и весёлые и не очень плакаты, и клумбы с цветами, и даже одинокая сакура где-то на углу здания. Ты так питаешь надежду на кооперацию, что упускаешь из виду, что созидание и деструкция распределены в каждом из нас совсем неравномерно. Мои пальцы дрожат, щёлкает зажигалка. Огонь не греет, а только обжигает, седой дым забирается куда-то мне под рёбра, расцветая там ядовитым плющом, а щека все так же горит. Даю тебе прикурить: ты рядом затягиваешься. Я пепел сбрасываю под ноги, а ты — в стоящую рядом урну. Наш взгляд упирается в небо, по которому разливается закат. — Некрасиво. — Заключаю я. — Мне тоже не нравится. — Разочарованно выдыхаешь ты. — И всё-таки. Ты мне только одно скажи. Почему... — Так правильно. — Сомнительный ответ, Маковка. — Сомнительный вопрос, Вару. Еще пара затяжек, и я понимаю, что так нылось у меня в печёнке. Совесть, наверное. "Ничего не значишь" — враньё да и только. Все ты значишь, в этом твоя проблема, коммуняка ты мелкий. И поэтому твои слова о моей несостоятельности ранят сильнее, чем чьи-либо ещё. Ты не ошибаешься. Ты знаешь меня лучше меня самого. И уж если ты умываешь руки — значит, и правда, от меня уже ничего не осталось. Кашель рвется наружу белым флагом над крепостью. — Я помогу тебе, нравится тебе это или нет. — Пощади. — Много хочешь — мало получишь. — Ты... Правда думаешь, что всё настолько плохо? — Я думаю, что ты взял на себя больше, чем можешь вынести единолично. Думаю, что ситуация давно контролирует тебя, а не наоборот. И думаю, что ты недоговариваешь мне что-то. Эх, Куро, что ж ты ножом по сердцу. — Я? Да никогда. Когда такое было. — Ты шутки-то свои шути. Но. — Каждое твоё вот это вот "но" — как приговор. — Воспринимай, как хочешь. Я отправлю своих людей. — Вот только это не хватало. А если с ними что-то случится? — А ты сделай так, чтобы не случилось. Иначе я сам приеду. Я выбрасываю окурок в пачку, где осталась пара сигарет, ты — всё в ту же урну. Руки в карманы прячешь. Смотришь себе под ноги, и я слышу скрип, с которым шестеренки крутятся в твоём черепе, натужно так. Формулировать слова бывает очень сложно, да? — Почему ты мне не доверяешь? — Ты мне только что по лицу вмазал. — Как будто это что-то меняет. И всё же? — Ты же сам не хочешь моё дерьмо разгребать. Ты так сказал. И я этого не хочу. Ты не нянька. — А выходит, что так. — Я доверяю тебе, даже слишком много, если хочешь знать. Но по моей душе шариться — уволь. — А она у тебя есть хоть? — Ну, должна быть, наверное. Я дёргаюсь, когда ты становишься ближе. И замираю статуей, когда ты тянешь руки. Снимаешь мои очки, и я чувствую, что стою перед тобой в неглиже, ветер забирается за шиворот, а свет неприятно колется, как ветвь терновника. Как же мне хочется, чтобы вместо этого взгляда, ты ещё раз дал мне, можно в нос. Можно кулаком. Да посильнее. — Когда-нибудь, ты научишься видеть дальше носа, и тогда они тебе больше не понадобятся. — И что по-твоему это должно значить? От того, как ты давишь из себя улыбку, неприятно тянет за грудиной. — Сам знаешь. — Я сделаю, как ты скажешь. Пауза. Ты вкладываешь мои очки мне в руки, после чего, ничего больше не сказав, уходишь, оставив меня наедине с самим собой. Твой силуэт покачивается, как и всегда, а привкус никотина растворяется на языке. Что же ты делаешь со мной. Что я делаю с собой. И почему мне так сильно хочется кинуть зелёные стекла себе под ноги, вдавив их в землю подошвой ботинка. Нагнать тебя, спросить что-то важное. Но я надеваю их обратно. На переносице тяжесть, а мир снова в зелёных полутонах. Кашель рвётся наружу, и в собственном кулаке я вижу красные разводы. У меня так мало времени. И так много мне ещё предстоит исправить. Но не переживай — это уже не твои проблемы. Обещаю.