Банда «Червеголовые» снова в деле

Наверно, согласие было не самой лучшей идеей. Если уж быть честным, – что, к слову, свойственным для него отнюдь не являлось, – всё пошло по одному знакомому месту еще с тех самых пор, как ему в голову пришла не менее потрясающая идея рассказать о собственных переживаниях этому невозможному полуэльфу. Именно тогда недомолвки, ужимки и откровенный обман начали если не отягощать, то приносить гораздо меньший эффект. Во всех смыслах. И то ли Соблазн слишком уж хорошо изучил его повадки, то ли сама ложь стала попросту неуместна – точно сказать не представлялось возможным. Да и ответ был не нужен: меньше знаешь – крепче спишь. – Ты там скоро? Знаешь ли, сидеть без движения на протяжении столь длительного времени... утомляет. – Поменьше болтай, не шевелись, и тогда, быть может, я закончу свою работу быстрее. Гораздо быстрее. Астарион, – а именно ему пришлось стать подопытным кроликом для спонтанного эксперимента Темного Соблазна, – поморщился, театрально вздохнув: – Твоя просьба выше моих сил. Отвлекать тебя я считаю своим долгом. По крайней мере, когда мы абсолютно одни, и вокруг ни единой живой души, способной мне помешать. На серьезном лице Соблазна мелькнуло подобие усмешки, и белокурый эльф остался доволен собой: маленькая победа. – Ты сам согласился. – А, твой самый весомый и последний аргумент. Думаешь, я не смогу разбить его в пух и прах? – Думаю, я закончил. Астарион разогнулся, соскочив с пня, на котором сидел, и со стоном потянулся: затекшие мышцы не преминули отозваться легкой болью. – Как любезно с твоей стороны. А я мог бы еще... Темный Соблазн не оставил ему и шанса, резко развернув желтоватый пергамент. Четкие, уверенные линии были далеки от красочных, временами избыточных штрихов бывалых художников, приученных привносить в работы фантазию и вымысел, дабы развлечь зрителя. О, нет, рисунок Соблазна напоминал, скорее, идеальную схему, конкретный образ без прикрас. Творение ремесленника, а не мечтателя, знакомого с человеческим телом гораздо ближе и теснее, чем кто бы то ни было. Сколько раз он делал анатомические наброски жертв? Распотрошенных, растерзанных собственной рукой? Сотню? Тысячу? А сейчас – невинный рисунок. Попытка сделать действительно нечто созидательное, а не запечатлеть плоды разрушения. Заметив смятение на лице эльфа, Соблазн едва заметно нахмурился, вновь становясь серьезным, и вполголоса спросил: – Это не то, что ты ожидал увидеть? – Вовсе нет, не в этом дело! – Астарион натянул привычную маску ехидства, но дрогнувший голос выдал его с головой. – Просто я не видел себя вот уже две сотни лет, и столь внезапное столкновение с собственным отражением пусть и приятно, но обескураживающе. И раз уж речь об этом: я хорош, несомненно. Однако кое-где ты все-таки приврал. Неуклюжая увертка, однако не сбившая с толку Соблазна, – он улыбнулся, и, казалось, даже изогнутые, темно-зеленые татуировки на его лице последовали за этой улыбкой. – Думаешь? И где же именно, по-твоему? – Я не могу быть настолько доволен жизнью, что это читается на моей физиономии даже невооруженным взглядом. – А. И, особенно, когда мы одни. – Особенно, когда мы одни. Послышался смешок. Затем еще. И наконец они оба рассмеялись, не сдерживаясь, потому что прекрасно знали – это было абсолютно не так.