***
Понедельник был определенно не самым приятным и любимым днем, но этот день совершенно отличался от общепринятого понятия понедельника. В этот день сияло солнце, прогноз погоды радовал теплом и отсутствием осадков на ближайшие недели. Но дело, безусловно, не только в погоде — с сегодняшнего дня у Питера начинался отпуск. Командировка, если точнее, но он решил, что приступит к работе ближе к выходным, все-таки у него в запасе было еще достаточно дней. Решив немного проветриться, мужчина вышел из дома засветло, прогулялся по незнакомой улице и присел на летней веранде маленького круглосуточного кафе. Ему подали ароматный кофе с круассаном, и он, закинув ногу на ногу, достал из кармана маленькую электронную книгу, решив насладиться своим завтраком в компании Эрве Гибера и его «Без ума от Венсана». Но его безмятежному отдыху был быстро положен конец, стоило ему услышать, как мимо прошла компания из очень шумных ребят и уселась за соседний столик. Тихий и бесконфликтный нрав Питера не позволил ему начать скандалить и наброситься на них с криками: «Заткнитесь или убирайтесь отсюда!», да и прерывать свой завтрак и портить дивный день он не хотел ни себе, ни им. Должно быть, у них были бурные выходные, и они все еще продолжают веселиться. Один из голосов, звучащий тише и реже остальных ему показался, однако, уж слишком знакомым, и, дабы убедиться (или разувериться) в том, кому этот голос принадлежит, Винсент оторвался от книги и встретился с пронзительным взглядом Торна Джеймисона, который сидел и смотрел на него в упор. Вот же хрень. Начальство отправило его ни дать ни взять — к черту на рога, и какова была вероятность того, что он окажется в том же городе, в том же кафе и в тот же самый час? Он сидел один, а его спутницы, вероятно, отошли припудрить носик или заказать десерт — Питеру было все равно. Его взгляд был прикован к Торну все время, пока они отсутствовали, он пожирал его глазами и молился, чтобы они так и не вернулись, найдя себе занятие поинтереснее, чем следовать по пятам за поманившим их одним пальцем рок-музыкантом. Ну это же несерьезно! Он вдруг поймал себя на мысли, что уже однажды был на их месте и с удовольствием оказался бы на нем снова, прямо сейчас. И, будто услышав его мысли, Торн, не переставая прожигать его взглядом, поднялся со стула и направился к нему. Он явно хотел ему что-то сказать и уже открыл рот, но не успел произнести ни звука, потому что… — Ой, дорогуша, а мы тебя потеряли! Питер закатил глаза и заглянул Торну за спину. Это вернулись его спутницы — те же самые дамочки, не дававшие ему проходу в клубе пару дней назад. Те самые, которых он отфутболил, представив им Питера как своего молодого человека. У него неприятно свело желудок, хотя он был сыт, и закружилась голова. — Не представишь нам своего друга? Или нам стоит сказать своего парня? — противно захихикала одна из девушек, накручивая прядь волос на палец и глядя как будто сквозь Питера. — Довольно, девочки, давайте уйдем, — попытался снизить градус напряжения Джеймисон, взяв подруг под локти. — Знаете, пожалуй, это мне стоит уйти. Не буду вам мешать. Было приятно повидаться, — на одном выдохе выпалил Питер, положил пару купюр под блюдце, чтобы их не унесло ветром, надел очки и немедленно покинул заведение. — Фи, какой грубый, — надула губки вторая дама. — Что он читал? «Без ума от Венсана»? Это роман о плотской и страстной любви двух мужчин? — блеснула своими познаниями первая. — Надо же, ты читала? — съязвил Торн, взглядом пытаясь проследить, куда направляется Питер. — Вот еще, — фыркнула та. — Литература для грустных геев. А он правда твой парень? Джеймисон вздохнул, продолжая глазеть в спину удаляющейся фигуре. — К сожалению, нет. Но мог бы им быть.***
Утром его разбудил звук льющейся воды. Не потому, что она лилась слишком громко, а потому, что он точно знал, что никого к себе не приводил и не оставлял на ночь. Однако сейчас он точно был не один, и это сначала раздражало, а потом до усрачки напугало. Кто к нему залез, и чего ему нужно? Пока он размышлял, вода в ванной перестала течь, и Питер натянул одеяло повыше, чтобы из-под него наблюдать за тем, кто сейчас выйдет в комнату. — А, уже проснулся? — прозвучал звонкий женский голос совсем рядом с ним. — Меня зовут Серена. Питер понял, что притворяться бесполезно, и сел на кровати. Перед ним стояла одна из девушек, с которыми он вчера видел Торна. Одетая. И даже почти не сонная. — Что ты тут делаешь? — только и смог произнести Питер. — Ты главное успокойся, — девушка присела на край кровати, но, увидев, как недоверчиво и даже с испугом мужчина от нее отшатнулся, натягивая одеяло чуть ли не до глаз, рассмеялась и встала. — Ну хорошо. Вчера ты оставил книгу в кафе, официантка передала нам после того, как ты ушел, — она кивнула на тумбочку, — а потом мы почти сразу разошлись. Торн сослался на важные дела и оставил нас. Я видела, как ты на него смотришь, — внезапно сказала Серена, ее голос зазвучал мягко и нежно. — И я пошла за тобой, чтобы сказать тебе… — Ты преследовала меня? Серена снова рассмеялась. — Конечно, нет. Я проследила за тобой, чтобы узнать, где ты живешь, и только вечером решилась прийти к тебе. Мне показалось, ты должен знать кое-что о Торне. Питер фыркнул. — Ты же не решила, что его беспорядочные половые связи с тобой и твоими подружками меня как-то касаются? — О чем ты говоришь? — искренне удивилась девушка. — У меня с ним ничего не было и быть не может! Я замужем. — Серена подняла левую руку, демонстрируя обручальное кольцо на безымянном пальце. — И ты можешь быть тоже, если поторопишься. Мужчина потер глаза и недовольно выругался. Хватит с него этих игр. Он приехал по делу, по делу здесь и останется. А потом вернется обратно и будет снова работать, встречаться с друзьями и ходить в клуб. — Да что с вами такое? То вешаетесь на него, проходу ему не даете, лезете к нему, то играете в добрых самаритянок и пытаетесь нас свести… Серена присела на корточки рядом с кроватью и слегка толкнула его кулаком в плечо. — Он постоянно говорит о тебе. Его песни… ты внимательно их слушал? В них же каждая строчка о том, как он страдает от того, что любит. Любит тебя. Он никому не позволял называть себя своим парнем, никогда не спал ни с одной из своих поклонниц. Да, мы все помешаны на нем, кто-то больше, кто-то меньше, поэтому я так о нем беспокоюсь. Я вижу, с каким упоением он исполняет свои песни, когда знает, что в зале есть ты, как горят его глаза, когда он видит тебя, как он каждый раз придумывает все новые и новые способы удивлять: то на голову встанет, то разденется, то прыгнет в толпу. Вам суждено быть вместе, и ты тоже это чувствуешь. Он даже прилетел сюда за тобой! — Я думал, у него турне… — Какое совпадение, что оно началось именно там, где ты! А сегодня он улетает обратно, к себе на родину. С каждым сказанным словом Питер словно открывал глаза все шире. Будто до этого он был слеп и глух, а теперь, наконец, прозрел и все понял. Да как же так! Как можно было столько месяцев не замечать, быть таким идиотом, вести себя как… Он немедленно вспомнил ту недавнюю сцену в кабинке туалета и чуть не лишился дара речи. Он ведь всерьез клеил его! Предложи он ему тогда поехать в гостиницу или к нему домой, он бы бросил все и уехал с ним. Он и правда хотел его. Но кое-что в рассказе Серены не сходилось, был у него один вопрос. — Ты сказала, что он улетает на родину. Разве он живет не… — Нет, он из Нью-Йорка. У него рейс через полчаса… Она сказала что-то еще, но Питер ее уже не слышал. Вызвав такси, он немедленно начал собираться, натягивая на себя все, что попадалось под руку. Он никогда не был аккуратным и кидал одежду куда придется, а в эту минуту поклялся, что теперь никогда не пожалеет времени вечером и станет складывать ее на стул или в шкаф. — Умоляю тебя, не соверши самую большую ошибку с своей жизни — не отпусти его, — всплеснула руками девушка, переживая не меньше него. — Спасибо тебе. Буду должен! Бросив напоследок Серене ключи от номера, он впрыгнул в ждущее его под окнами такси и умчался в аэропорт.***
По дороге к месту назначения он смотрел в окно и нервно постукивал пальцем по приборной панели. Таксист вел машину аккуратно, но, видно, понимая, что нужно ускориться, свернул во дворы и домчал его до места за считанные минуты. Расплатившись с водителем (не поскупившись на чаевые), Питер хлопнул дверью и побежал сломя голову в здание аэропорта, по дороге надеясь и молясь всем известным богам, чтобы Торн не сидел уже в кабине самолета. Он обязан был сказать ему о том, что любит его, что все, что случилось между ними, было не ошибкой, не внезапным порывом, а судьбой, настоящими чувствами, обмануть которые у них не получилось, и теперь они просто обязаны быть вместе. Он больше всего на свете сейчас боялся потерять его, боялся, что, если сейчас даст ему улететь, потом никогда не сможет его увидеть. Он бы никогда не просил себе такой ошибки. Заметить Торна в толпе улетающих было так же непросто, как и разглядеть его в толпе фанатов в клубе. Однако если он справился со второй задачей, то первая не должна была показаться ему такой уж невыполнимой. Покачивающуюся в такт одному ему известной мелодии голову с растрепанными волосами, черную косуху и черные круглые очки на носу было видно издалека, и, заметив его в середине стремительно двигающейся очереди на посадку, дернулся и побежал к нему со всех ног, протискиваясь между людьми, а некоторых достаточно бесцеремонно расталкивая локтями. Пассажиры возмущались, некоторые что-то кричали ему в спину, а те, кто понимали куда несется человек с пустыми руками без сумки и чемодана, расступались, пропуская его вперед, и желали ему удачи. Наверное, само провидение хотело, чтобы они встретились, потому что как только Торн протянул билеты проверяющему, на его плечо уверенно легла ладонь. — Постой, — запыхавшись попросил Питер. — Дай мне минуту. Мужчина непонимающе обернулся на него и посмотрел на него поверх очков. Пусть он и старался изо всех сил сделать невозмутимое лицо, было видно, что он поражен увиденным и рад видеть здесь Питера, хоть и не понимает, откуда он здесь взялся. — Давай отойдем, не будем мешать людям проходить на свой рейс, — предложил Питер, за локоть оттаскивая Торна в сторону. — Но вообще-то это и мой рейс тоже, я собирался улетать, как видишь. Эй, ты знаешь, сколько я простоял в этой очереди? Теперь мне придется вставать в самый конец, — капризно пожаловался он, высматривая конец это, казалось, бесконечной очереди. Питер взъерошил свои волосы и понимающе закивал, сгладывая скопившуюся слюну и соображая, что в такой ситуации нужно сказать. — Да, да я знаю, Серена мне все рассказала… — Серена? Ты говорил с ней? — Брови Джеймисона взлетели выше оправы очков от неподдельного удивления. — Да, она провела у меня ночь… — Торн с любопытством склонил голову. — Нет, она просто возвращала мне книгу. В общем, долгая история… Я сам не очень понял, как она у меня оказалась, — видимо, я впустил ее вчера. Она рассказала, что ты улетаешь, иначе как бы я приехал сюда? Вот я здесь, но совершенно без понятия, как заставить тебя не улетать. Мне так много нужно тебе сказать, и у меня есть всего пара минут, чтобы сделать или сказать что-то, что даст тебе повод остаться. Торн скрестил руки на груди и сложил губы трубочкой, постепенно вбирая через нее воздух, а потом так же медленно его выдувая. — Ты знаешь, у меня есть достаточно причин улететь, — раскачиваясь на носках, задумчиво произнес он. Питер понимающе закивал. Надо было раньше — эту фразу он ненавидел, но сейчас именно она пришлась бы кстати. Если бы он понял или задал всего лишь один правильный вопрос тогда, в клубе, то все обошлось бы куда проще, без потерь для них обоих и никто бы не пострадал. Теперь, наверное, Джеймисон не захочет иметь с ним ничего общего или — что еще хуже — будет любить его и страдать по нему на расстоянии, потому что вынужден покинуть страну. И Питер никак не может ему помешать. От отчаяния хотелось выть. Как можно быть таким недалеким и на протяжении трех месяцев не замечать очевидного! Вдруг Торн взял его за подбородок двумя пальцами и заставил заглянуть ему в глаза. — Но мне нужна только одна, чтобы остаться. Один. Питер почувствовал, как воздух обжег ему легкие, когда он резко вдохнул, чтобы впустить его. Все это время он не дышал, боясь, что громкое дыхание или шумное биение сердца не позволит ему расслышать что-то очень важное, что — он был уверен — Торн захочет ему сказать. Вот оно — он понял, что должен был сказать, чтобы остановить любимого человека. Так просто и так сложно. Слова, которых он никому еще не говорил. — Я люблю тебя. Торн хихикнул и покраснел как мальчишка. Когда он, сняв очки, впился в рот Питера самым жадным, чувственным и искренним поцелуем и почувствовал, как его целуют в ответ, помещение наполнили аплодисменты и радостные крики всех неравнодушных свидетелей их легких разборок, а из-за окна послышались гул и рев двигателя — его самолет взлетел.***
На этот раз пробуждение можно было назвать приятным. Пожалуй, наиболее приятным из всех, что были у него за всю его сознательную жизнь. Он чувствовал, что утро еще совсем раннее, кроме того выходной, значит, можно поваляться еще немного. Но погрузиться обратно в сон ему не позволил влажный рот — точнее, то ощущение, которое он ему дарил. Он зажмурился, надавливая веками на глазные яблоки, а затем открыл глаза, привыкая к полутьме в комнате. И вот какая картина открылась перед ним. Черная взъерошенная шевелюра покоилась меж его разведенных бедер, что недвусмысленно свидетельствовало о том, что мужчина беззастенчиво ему отсасывал или собирался это сделать — в любом случае это было наглостью и посягательством на личные границы… если бы не было так приятно. — Как тебе? — Из неги приятных ощущений Питера выдернул резко прозвучавший в тишине томный голос. — Я же говорил, что могу сделать тебе хорошо. — О, заткнись, — спросонья промямлил Питер и подтолкнул голову Торна, насаживая его рот поглубже. Язык у этого музыканта и впрямь работает как заведенный механизм. Мужчина усмехнулся и послушно заткнулся — точнее головка члена, упиравшаяся в заднюю стенку его горла, заставила его замолчать и продолжить начатое. А Питер откинулся на подушки и полностью отдался умелому рту своего партнера. Вскоре Торн начал сбавлять темп, а потом и вовсе взял член в руку, рассматривая длинный красивый орган с выступающими венками, сжимая и поглаживая его. Пары таких легких движений хватило, чтобы заставить Питера выгнуться в пояснице, задрожать и обильно кончить. Скосив глаза вниз, он увидел довольную облизывающуюся моську, игриво глядящую на него в ответ. — Иди сюда, — потянув Торна на себя, улыбнулся он, и тот мигом забрался на него верхом. От такой еще непривычно интимной близости промежности к своему лицу и от терпкого запаха чужого возбуждения Питер смутился, но быстро нашелся и нагнул мужчину к себе, целуя его в им же испачканные губы. — Я хотел сказать, что блинчики на столе… — наигранно сопротивлялся Торн, прервав поцелуй. — О, они нас подождут, не так ли? У Питера разбегались глаза, когда он смотрел на обнаженного мужчину, любимого им многие месяцы. Он буквально не знал за что хвататься, что сделать сразу, а что оставить на потом, как порадовать или удивить его. К тому же опыт в сексе с мужчиной у него был небогатый, а с любимым не было и вовсе. Поэтому он решил действовать что называется по наитию, протянул руку к паху, чтобы коснуться того, чего он так давно хотел, почувствовать эту тяжесть в своей руке, но эта самая рука оказалась перехвачена за запястье и направлена четко к заднему проходу. Недолго думая, Питер нащупал вход и толкнулся туда пальцем. На удивление, там оказалось влажно, если не сказать мокро, — а он хорошо подготовился. Стоило его пальцу коснуться той самой точки, как Торн зашипел и приподнял бедра, сжимая ягодицы. — Продолжай, — на всякий случай попросил он, но Питер и не думал останавливаться. Он только вошел в раж и начал исследовать такое податливое тело партнера. Трахая его всего одним пальцем, Питер подумал, что такого удовольствия им, должно быть, маловато, и схватился другой рукой за эрегированный член, болтающийся у него прямо перед лицом и совершенно бесстыдно соблазняющий его. Но держать его рукой так было довольно неудобно, и он, быстро направив его себе в рот, задвигал головой в такт импровизированным приседаниям Торна. Тот протяжно застонал и напряг бедра еще сильнее, чтобы получать двойное наслаждение от близости: не только приседая, но и приподнимаясь. Оба были совершенно счастливы, разделяя этот момент и делая то, что так давно хотели, но в чем боялись самим себе признаться. Сидя сверху, мужчина наблюдал потрясающую картину, о которой раньше лишь мечтал и одним из создателей которой теперь сам является. Подкатывающий оргазм не дал ему вдоволь насладиться мыслями о прекрасном. Почувствовав это, Питер сжал его ягодицу, подталкивая еще ближе, и довольно причмокнул, не выпуская изо рта самое дорогое, из-за чего Торн оказался не в силах больше сдерживаться. Когда Джеймисон кончил, он аккуратно сполз вниз и примостил голову у партнера на груди. Тот гладил его растрепанные волосы, пропуская их между пальцами, а Торн довольно мурлыкал какую-то песню из своего репертуара. — А теперь можно и блинчики, — сказал он, закончив петь, и приподнялся, чтобы заглянуть в глаза своему партнеру. — Только если теперь я твой парень, а не прикрытие, — парировал Питер, хватая костяшками пальцев его за кончик носа. Торн сперва нахмурился, а потом расхохотался. — Я назвал тебя парнем еще в первый день нашего знакомства, но ты не воспринял меня тогда всерьез. — Извини, конечно, но ты помнишь себя в тот день? Как можно было воспринимать тебя… хоть как-то? Ты был пьян вдрабадан, обжимался с девушками, прыгал по сцене голышом, постоянно шутил, обливался… — Ладно, ладно, твоя взяла. — Торн мечтательно вздохнул. — Я напился, чтобы набраться смелости сказать тебе то же, что ты позже сказал мне, когда поймал меня в аэропорту. Питер широко улыбнулся и приподнял одну бровь, глядя на черную макушку, щекочущую его грудь. — И что же? — Я люблю тебя.