***
Что ж, унизительным в этой ситуации было не то, что во всём был виноват сам Хёнджин. И даже не то, что его мог кто-нибудь увидеть и сфотографировать, а на утро его перемазанное в крови лицо облетело бы весь твиттер и пряталось за предупреждением «Осторожно, шокирующие материалы». Он мог бы вынести любое последствие, но он оплошал перед Феликсом. Хван три недели бахвалился и при встрече рассказывал о месте, которое попросили проверить, а ещё о том, что у него под контролем абсолютно всё – вот план А идёт не по плану А, и Хёнджин с ружьём наперевес уже огибает здание и действует по плану Б; вот пули с солью не помогают и в руку моментально ложится священный Талмуд; вот план С тоже не срабатывает и парень берёт на вооружение Артефакт, потому что какое бы чудо перед ним ни стояло, Артефакт сдержит что угодно, кроме, как выяснилось, бесконечно упёртого в небеса самомнения Хвана Хёнджина. Продумано было всё. Но прямо сейчас он сидит на заднем сидении машины не спавшего два дня врача и ковыряет пальцем стекло, пока сам этот врач на улице упрашивает случайного прохожего удалить видео, на котором Хван терпит крах буквально сразу же, как только пули и Талмуд оказываются бесполезны, а Артефакт молитвами его дырявых рук разбивается прямо у ног одержимого какой-то неведомой хренью бедолаги. В ход идут эти дырявые руки, ножи, омытые святой водой, и ноги, помнящие обратную дорогу, но какого-то чёрта этот уродец увязывается за ним на главную улицу. И это так плохо, когда тебе приходится ради всеобщего блага сидеть на выходе из подворотни и кровавыми руками пытаться отцепить от себя еле шевелящегося монстра-прилипалу, который суёт свои мерзкие пальцы тебе в рот и не хочет чёрт-возьми-пожалуйста-умирать. Одно ружьё, пятнадцать пуль, один священный Талмуд, два ножа, тридцать восемь осколков и горка пыли от древнего – единственного такого и уничтоженного двумя часами ранее – Артефакта. И уязвлённое эго Хвана Хёнджина. Вот что находит Ли, когда приезжает по звонку Хвана, во время которого тот три секунды матерится на монстра, а потом так же случайно, как набрал, сбрасывает. Зачем ему вообще понадобилось вписывать номер Феликса в экстренный вызов?.. В любом случае, сейчас он здесь. Машина. Чужой район. Ли, со склонённой головой благодарящий прохожего за удаление видео. Жаркий вечер. И от Хёнджина отвратительно пахнет. Хочется поменять рот на новый, потому что этот он уже не отмоет от мерзких пальцев. Бр-р. Холод по телу от воспоминаний. – До меня ближе, – сразу же говорит Феликс, садясь за руль, и они трогаются. Специально не упоминает этот ужасающий провал Хвана. И это самое унизительное. Если бы он критиковал, насмехался и обвинял, Хёнджин бы мог жить спокойно, потому что готов к такому в любую секунду. Но Феликс оставался собой – принимающий, понимающий, молчаливый и внимательный. Говорящий «До меня ближе». Не требующий ничего взамен. И вот такого золотого парня Хёнджин когда-то отшил, теша своё себялюбие. Думал, пару раз откажет этому мальчишке, а потом, так и быть, снизойдёт. Потому что не прийти к Хвану снова – нельзя, не попытаться вновь добиться – нельзя. Так было всегда, он знает, что красив и привлекателен. И было бы всё отлично, но Ли кивнул и больше не пытался. Был где-то на переферии, чем-то иногда помогал, как мог помогать многим другим, и ни на что не рассчитывал. После уже Хёнджин решил для себя, что – так и быть – настало время и ему делать первые шаги навстречу. Потому что Феликс изначально был интересный. Потому что план у Хёнджина был безупречен и проверен опытом. Но с этим парнем всё пошло не так, и Хван думает, быть может, не болтай он ему про свои намерения и в этот раз, то смог бы выйти из всей этой заварушки с гордо поднятой головой. Но да. Машина, Феликс, удалённое видео. Прямо сейчас Хван где-то на этапе подкатов и намёков, на которые Ли всегда отвечает долгим морганием и переводом темы. Хёнджин вздыхает. Сам виноват. Он впервые у Феликса дома. До этого они пересекались у того в мед.кабинете и в общих компаниях. И ещё в куче мест, где они оказывались наедине, чтобы потом Хван всё сам испортил. Дом у Ли чистый и буквально сошедший с картинок в журналах о счастливых людях. Белые стены, тёмные полы, лестницы, даже чёртова веранда с плетёными креслами и спящий на диване в гостиной ретривер с золотистой шерстью, которого хозяин треплет по загривку, сталкивая с мягкого места. – Ванная прямо по коридору. Заказать что-нибудь поесть? – интересуется он, уже что-то выбирая на сайте доставки еды. Не слыша ответа от Хвана, окидывает его взглядом, добавляя со вздохом что-нибудь на свой вкус, и выключает телефон. – Не стой как неприкаянная душа, всё в порядке. – Ну почему ты такой добрый? – устало спрашивает Хёнджин и запрокидывает голову к потолку. – Всех облажавшихся и жалких к себе домой водишь? – Пока что ни одного такого не приводил, – пожимает он плечами и лёгким касанием подталкивает парня к коридору. – Давай уже. Иди. И ванная у него красивая. Хван пробегает взглядом по небольшому стеллажу... о, боже. Органайзеры. Он знает, к чему может привести подобный идеал во всём. Просто Хёнджин смотрел много фильмов – идеальный дом всегда скрывает тёмный подвал с похищенными людьми. Читал много книг – всегда идеальный солнечный день, описанный на первой странице, остальные триста не появляется ни разу. А ещё Хван много жил – достаточно, чтобы знать, что идеальные и удачливые люди выходили пятнадцать лет назад в полночь на перекрёсток и закапывали там своё фото, продавая душу. Хёнджин всё знает. Его хлебом не корми – дай бесов поизгонять. Поэтому он, всё-таки приняв душ и помощь Феликса в виде сменной одежды, трижды просит прощения, пока наизусть зачитывает молитву над водой в ладони, сняв с шеи серебряный крест, чтобы окунуть его в эту воду. И, быстрым шагом добираясь до Феликса в гостиной, плещет эти жалкие капли тому в лицо. – Покинь мальчика! – угрожает он, ожидая, что сейчас на него поднимут звериный одержимый взгляд. Ли трёт глаза и выключает телефон, чтобы натянуть на запястье рукав кофты и протереть экран от воды. Громко вздыхает. – Ты перегрелся в душе? Хван... не совсем понимает. Не сработать не могло – подобный трюк как-то раз спас ему жизнь, когда он оказался один на один с... Неважно. Скорбные воспоминания. Полные привкуса чернозёма, ржавчины, запаха последней сигареты, сырого подвала и трёх ночей взаперти с демоном, который случайно вселился в чьё-то умирающее тело и умолял его изгнать. Карьера у Хвана хорошая, правда, просто иногда нелепостей бывает не избежать. Как и сейчас. Да. – Кхм, – он прочищает горло, прикладывая кулак к губам, и выглядит он, сто процентов, максимально неестественно. – Шутка. Знаешь, распространённый юмор среди нас, охотников на нечисть, ха-ха. – То есть, если я повторю это с другими охотниками, им понравится? – Юмор, распространённый среди очень.. узкого круга людей... – Каких людей? – Ты их не знаешь, – отмахивается Хёнджин и смотрит в сторону двери. – Ты говорил, доставка будет? Мне кажется, я слышал стук в дверь, пойду проверю. Не ходи за мной. По дороге ему встречается золотистый ретривер. Хван не знает его имени. Но этот пёс явно выглядит осуждающе. Хван снова сам виноват. Однако стоит поразмыслить над странным-идеальным Феликсом. Люди такими не бывают. Люди ошибаются, оступаются, ленятся раскладывать вещи по местам и не моют полы до блеска каждый день, просто чтобы глаз радовался. Нет. Хван не поверит в это никогда.***
– ...огромный тарантул с красными глазами. Он бы мог утащить среднестатистического пятилетку, серьёзно. Хван выглядит оскорблённо и уставше. Пьёт газировку из стеклянной бутылочки, поворачиваясь на офисном стуле к Феликсу, и локтём отодвигает стопку папок на край стола. – Тарантулы обитают в пустынях и степях. Откуда ему взяться в городе? – Вот именно! Я всем неделю талдычил, что это не просто паук-переросток, а меня отправляли шерстить заявления о пропаже пауков! И знаешь что? Ни. Одного. Объявления. Это сто процентов был какой-то оборотень. В этом доме работает группа из нескольких охотников. Они узнают о сверхъестественных случаях и навещают свидетелей, оказывая помощь, когда она требуется. И там всякое, знаете, по мелочи: изгнать злого духа, притворяющегося старушкой, залететь в гнездо вампиров и выжить лишь за счёт чуда, проявившего себя в неожиданно, всё-таки, найденном серебре, а также умыться в крови одержимого, пока – «Чанбин, чёрт тебя дери, чувак, отойдиотойдиотойди от него, блять» – твой напарник не может прийти в себя после того, как очухался от удара по затылку. И всё, что нужно знать о таких вот людях – они не привыкли и не любят работать в команде. И, как правило, чтобы уничтожить несколько особей, живущих группами, приходится делать это в несколько заходов – и, всё то же правило, заходы эти зачастую делаются разными охотниками. Пока предыдущих мирно доедают с прошлого раза. Ну, это взгляд лично их небольшой компании – потому что все они когда-то признали, что да, уж лучше лишний раз запариться над тем, чтобы выжил не только ты, но и те, кто отправился вместе с тобой, чем встречать свою погибель в одиночестве, просто и со вкусом. И сегодня отличный день, потому что Феликс подвозил его от своего дома, а Чанбин – лучший друг человека по имени Хван Хёнджин, готовый на всё ради их светлого братства двух самых горячих номеров-один среди сотрудников, а также просто хороший коллега – вот он увидел их у входа и заболтал Феликса. И Ли уже через пятнадцать минут сидел у них на диване в комнате отдыха – слэш кухня, слэш место-где-можно-притвориться-мёртвым-чтобы-не-работать-но-тебя-всё-равно-воскресят-подзатыльником-рум, слэш комната, где работает кондиционер. – И чем всё закончилось? – Не знаю, меня отправили в Оклахому... – Чёртова Оклахома... У меня так друг пропал... – бубнит в стороне Чанбин. – ...а когда я вернулся, таинственные исчезновения змей прекратились. – Если и есть на свете огромные пауки, жрущие змей... – Это. Был. Не. Паук. – Чёрные вдовы едят змей, – снова дополняет Чанбин, и Ли переключается на него. – Но они могут на ладони ребёнка уместиться, вряд ли он мог перепутать настолько разные размеры. – Это был не паук! Сдвинутые на край папки громко падают, ставя точку в этом разговоре. Феликс говорит, что ему на смену к обеду. Чанбин мерно складывает оберег на соседнем столе, окутанный струйками дыма от чадящих благовоний, и лицо его выражает серьёзность и сосредоточенность. Оно и понятно – он профессионал в защитных обрядах, это любой их охотник скажет. Хван машет Феликсу на прощание рукой, когда тот, что-то набирая в телефоне, оглядывается и кивает. Дверь закрывается. – Между вами что-то?.. – начинает Чанбин, поднося на уровень глаз своё изделие. – Что? Между мной и Феликсом? – уточняет Хван, прочищает горло и снова пьёт газировку. – Если бы я не был придурком, то, наверное, могло бы быть, – признаётся он. Чанбин медленно кивает, увлечённый несколькими делами сразу и потому заторможенный, достаёт чернила и выводит символы на обереге, заканчивая работу. Он не очень многозадачный. – Ну, он парень вроде неплохой. – Ты же мне не мать, Бин, не сводничай. – Но я же не могу отдать тебя в плохие руки, – оправдывается он и, закончив работу, поворачивается к Хвану. – К тому же он идеальный... – Настолько влюблён, что не видишь недостатков? Да, любовь слепа, я слышал это. – Нет, я имею ввиду, что он чересчур идеальный. Прямо как будто нарисованный. Я раньше не замечал, но теперь я был у него дома. Бинни, это дом с обложки, правда, мне даже показалось, что Ликс связан с чем-то, ну, – Кэйя описал круг в воздухе ладонью, обозначая это «что-то». – Сверхъестественным? – Вроде того. Я даже водой освящённой в него плеснул. – Ты что? – поднял брови Со, выпрямившись. – Но это ни к чему не привело. – Естественно, не привело. Как ты вообще до этого додумался? Знаешь, есть люди, у которых навязчивая мысль – поддерживать идеальный порядок в доме. – А его характер? Вечно помогает, ни слова плохого не скажет, весь такой честный и добрый. – Ты слеп. Любовь застилает тебе обзор, Джинни, друг, очнись. Мы с ним целый час сплетничали, он тот ещё вредина. – Когда это вы сплетничали? – Ты всё это время был с нами в одной комнате, чем ты вообще занимался? Хван поджимает губы. Не может же он признаться, что смотрел на Феликса, оглушённый его видом. Он не слышал вообще ничего, только они закончили обсуждать ту тварь, которая не-была-пауком. Солнце сегодня жадно било сквозь окна. Волосы Феликса, собранные в низкий хвост, казались медовыми. Тёмные глаза, осматривающие помещение, запомнились Хвану внимательностью и кропотливостью. Все ангелы, с которыми Хёнджин в силу обстоятельств пересекался, выглядели жутко, являлись мельком в видениях и много требовали. Теперь-то он хорошо понимает, что ангельское терпение – это терпение ангела, с грозным видом ждущего, когда ему вернут долги. А Феликс виделся воплощением такого ангела, образ которого взрастила массовая культура. Ему бы крылья из перьев и белую тунику – и можно отправлять в театр. Вот о чём Хёнджин думал, пока смотрел на него всё это время. Он не слушал, над чем Феликс смеялся. Он видел, как на его лице рисовалась улыбка, веснушки словно зажигались светом, и чувствовал покалывание по телу. – Джинни? – Со щёлкает пальцами у него перед лицом и упирает руку в бок. – Ясно всё с тобой. Пойдём, нам нужно выезжать. – Кто там? – вздыхает Хван. – То ли упырь, то ли альп, я не понял до конца. Возьми что-нибудь серебряное. – У меня всегда есть что-нибудь серебряное, – говорит Хёнджин, вкладывая в карман складной нож с выгравированными рунами, и застёгивает наполненную необходимыми вещами спортивную сумку. – Вперёд.***
За чертой города плавно пропадали большие семейные дома и незаметно начинались островки коттеджей, окружённые светло-зелёными полями, а ещё иногда всплывали редкие одинокие домики, предназначенные для недолгого сезонного проживания. Хван пальцами играл с ножом, рассматривая пролетающие за окном машины деревья на обочине. – О чём думаешь? – спрашивает Чанбин. Серьёзности вопроса придаёт то, что он параллельно убавляет музыку до еле слышимого пения. Мол, я слушаю тебя, говори. – Можешь представить, – выдыхает Хван, с железным щелчком складывая нож. – Если тебя кто-нибудь отошьёт, а потом спустя время предложит встречаться, ты согласишься? Чанбин делает вид, будто понятия не имеет, к чему этот вопрос. – Конечно, нет. Первое, о чём я подумаю: что, теперь я тебе нужен? когда ненужен оказался ты сам? Поверь, у меня самооценка не на дне валяется. Хван кивает, понимая, что и сам бы так поступил. Сцепляет пальцы в замок и постукивает им по коленям. – Я знаю, знаю... Но... Если вы продолжаете общаться как друзья? И вроде как поддерживаете друг друга? – Не знаю, странная ситуация. – Но если бы ты был... – Наверное, всё равно нет. Типа, да, друзья из нас хорошие, но второго шанса я не дал бы. Хван медленно кивнул, смотря прямо в лобовое стекло и примечая знак поворота. – Давай тут свернём, – рабочим тоном сменил он тему, и Со закрутил руль вправо.***
– Знаешь, эти лесные рейнджеры все абсолютно одинаковые. Точно такие же, как в сериалах. На него смотришь и слышишь: «Я знаю этот лес, как свои пять пальцев, парень». У них это в методичках что ли написано? «При встрече с неместными отвечайте только так». Знают всю живность в округе, кто какое дерево когда спилил и в какую сторону улетают птицы в сентябре, – Хван, тихо выругавшись, перешагнул контур какого-то рисунка на выжженной траве и обернулся к Чанбину, провожающему взмахами ладоней отъезжающую машину офицера. – И, сука, вечно ищут сраного медведя, потому что на всё у них одно объяснение: «медведь учуял запах еды и напал на лагерь». Они же хрен поверят в то, что в проклятом лесу завелась не менее проклятая тварь. Спросишь у них, а кто ещё мог такое сотворить с походной группой? А они говорят, понятия не имеем, тут одни волки да медведи. И похрен им на то, что вряд ли это медведь взял и перестрелял пятнадцать человек из винтовки, подкинул одному из них ебучий артефакт шестого века от рождения Иисуса и случайно призвал одного голодного левиафана, а потом скрылся в тёмной чаще, и больше никто его не видел. Сука, каждый раз одно и то же. Хван потоптался посреди выжженной поляны, пнул обугленную ветку липы – липы, которая в этом округе никогда, чёрт возьми, не росла – и поднял взгляд к небу. – Блестяще, – выплюнул он. Над головой идеальной окружностью высилось небо. А когда ты видишь что-то неестественно геометрически-пропорциональное и люди говорят: никто специально так не делал, чудеса природы – значит, кто-то специально это сделал и из чудес здесь только чёрная магия. И чёрная она не просто так. Это всё очевидно даже для трёхлетки: белый значит хороший, чёрный значит плохой. И всё равно есть умники, призывающие демонов и торгующие душами.