«If you dance, I'll dance And if you don't, I'll dance anyway Give peace a chance Let the fear you have fall away I've got my eye on you»
В это же время сутками ранее Сатору вернулся с очередного задания и тотчас рухнул на кровать, не найдя в себе сил даже переодеться в чистую одежду. Он отнюдь не слаб для того уровня миссий, что ему поручают — проблема заключается исключительно в их объеме. С той поры, как он стал активнее тренироваться и с большей скоростью, чем ранее, улучшать свои навыки, руководство, по всей видимости, решило, что всю работу можно сваливать на не по годам седую голову. Сатору и не был против, пока вся его жизнь не превратилась в самый настоящий день сурка, из замкнутого цикла которого не было и шанса выбраться. Так уж сложились обстоятельства, что этим летом по неведомой кому-либо причине произошел стремительный скачок роста проклятой энергии, оттого и лезет всякая тварь в каких-то невообразимых количествах; благо хоть преимущественно не самого высокого ранга. Под напором происходящего вокруг жизнь потеряла всякие краски. Да и сами миссии не приносят никакого удовлетворения, потому что теперь на них отправляют в одиночку. Их дуэт с Гето давно распался, а ведь за всем потоком дел он даже не успел толком осознать, как и когда это произошло. С одной стороны, концепция недовольства своей жизнью и бестолковых жалоб на нее Годжо претит. С другой — хочется уткнуться в одно конкретное плечо и просто хотя бы выдохнуть ненадолго. Но это плечо упорно бегает от него и не подпускает к себе ни на миллиметр. Складывается впечатление, что техника Бесконечности вовсе и не ему принадлежит, а Сугуру — настолько искусно он его избегает, сохраняя дистанцию. И все было бы ничего, Годжо самодостаточен и независим, и подобные обстоятельства не могут иметь на него влияния. Так он про себя думает, заталкивая все глубже сдавливающую сердце тоску и используя боль, которая ощущается перманентно от того факта, что его, очевидно, бросили, в качестве топлива для усиленных тренировок. Он же растет как маг, становится сильнее с каждым днем, оттачивая на практике взращенные с немалым трудом техники. Тогда кому какое дело до того, что в сердце разрастается кровоточащая круглые сутки рваная рана? Все-таки технике напускного безразличия он обучился куда раньше, чем любой другой. Но вот он, спустя сутки, уже лежит на берегу моря, облипший песком из-за недавнего погружения в воду по своей же вине, и перебирает гладкие черные волосы, наслаждаясь вместе с тем исходившим от них ароматом с ярко выраженными нотками амбры. То самое плечо, о котором он так грезил долгое время, стало удобным пристанищем для его головы. Карие глаза с золотистым отливом в это время сверлят его макушку, и он прекрасно об этом знает, а сильная рука плавными движениями поглаживает расслабленную от таких манипуляций спину. Все, о чем он думал и чем болел всего лишь день назад, уже не имеет никакого значения, потому что он здесь, с Сугуру, и от раны в сердце не осталось и следа. Ему все еще важно понимать, что пошло не так, и почему Сугуру так сильно изменился, но его упертость пошла на уступки ради комфорта друга. До этого дня он ни разу не видел его слез и сомневается в принципе, что это характерное поведение для Гето. Эмпатия точно никогда не была его сильной стороной — она ему попросту неведома. Но в тот момент ему было больно. Это не привычная физическая боль от ранения или от предположения, что его отвергли; это что-то кардинально другое, находящееся на совершенно ином уровне. Годжо еще не понимает этого, но позже узнает, что за себя так больно не бывает; а еще позднее и вовсе придет к осознанию — так больно уже ни за кого не будет. — Мы так на поезд опоздаем, — подметил Сугуру, бросив взгляд на наручные часы. — Ну и пусть. Я и с места не сдвинусь. — Хорошо, намек понял. Сугуру осторожно встает, стряхивает часть песка, которая еще не прилипла намертво, и поднимает Сатору на руки так, словно он ничего не весит, ухватившись за бедра. Тот, в свою очередь, едва успевает среагировать и схватиться за шею, чтобы не вернуться столь скоро в лежачее положение, да еще и с высоты нынешнего положения. — Полегче, Сугуру, — Годжо с самодовольной улыбкой прижался к нему всем телом. — Не скажу, что поза мне не нравится, но потерпи уж до возвращения в гостиницу. О своей дерзости вскоре приходится пожалеть, потому что в следующее мгновение он резко приземляется на песок пятой точкой, чувствуя жгучую боль. — Если есть силы языком чесать, значит, и для дороги до станции найдутся, — Гето перенимает чужую улыбку, с успехом пряча за ней смущение от такой провокации. — Эй! Больно вообще-то! — Сатору поднимается и потирает ушибленный зад, а после догоняет ушедшего вперед Сугуру и пытается всеми силами заставить его пожалеть о содеянном, прибегая к техникам щекотки, несильных ударов и прочим шалостям. Дорога до станции будет длинной.***
— Заметил, что на этом острове словно и нет проклятой энергии? — Сложно не заметить такой необычный феномен. Но к чему это ты? На поезд они все-таки успевают и удобно располагаются в полупустом вагоне. Туристический сезон вот-вот должен начаться, поэтому еще можно успеть насладиться отсутствием массы людей, стекающейся не только с разных уголков страны, но и со всего мира. — Просто подметил еще в первый визит. Сейчас же убедился в том, что мне это не привиделось. Согласись, странно это? Выросшие в переделах одной страны и культуры люди так сильно отличаются друг от друга, что даже уровень источаемой энергии несопоставим, — Сатору, казалось, всерьез об этом задумался. — Это и не секрет давно, что мировоззрение здесь совсем иное сложилось, нежели чем то, к которому мы привыкли. — Именно. Наверное, этим мне так и запало в душу это место. Люди добрее, ко всему относятся проще и, как итог, практически не культивируют проклятую энергию. Если бы только все могли так же. — Пожалуй, — Сугуру даже как-то напрягся от того, что Сатору затронул именно эту тему. Однако он понимает, что и здесь эта проклятая во всех смыслах энергия есть, и как бы люди не менялись, над этим процессом никто не властен. По крайней мере до тех пор, пока человеческий род вообще существует. — Знаешь, хотелось бы после окончания техникума все бросить и переехать с тобой сюда. Такая жизнь пришлась бы мне по душе, — он улыбнулся от мыслей об этой идее. — Не обманывай себя, Сатору. Ты не ищешь спокойной жизни. Я же вижу — тебя это вовсе не привлекает. — Может, так оно и есть, спорить не стану. Но лишь здесь ты улыбаешься по-настоящему, а для меня это важно. Важнее, чем помощь людям. Какой смысл в том, чтобы спасать весь мир, если не можешь помочь единственному, кому действительно хочешь? — Ты так и не понял, что не все жаждут спасения? Ты никогда не сможешь помочь тому, кто этого не ждет и не желает. — Не неси чушь, Сугуру. Все ищут спасения. — В любом случае, — от этой темы хотелось увильнуть как можно скорее, — не нужно приносить себя в жертву ради кого-либо. У тебя есть свои цели и амбиции, уж это я знаю. Следуй им до конца и не позволяй никому, кто бы это ни был, сбивать тебя со своего пути. — Вот это ты загнул. Да и нет у меня еще никакого четкого плана. — Даже если и так, ты ближе к этому, чем ранее. Мне кажется, ты сильно повзрослел за минувший год. Да, мы мало контактировали, и это уже не исправить, но все же очень заметно, что от былой легкомысленности ничего и не осталось почти. Ты стал серьезнее. Сатору на это лишь посмеялся. — Не-е-ет. Ни за что не собираюсь становиться серьезным и скучным взрослым. Не по душе мне все это. Да и на того же Нанами глянь! Он словно уже родился нудным старцем. Эдакий Бенджамин Баттон, но в реальном мире. — Ого! Ты изменился даже настолько, чтобы начать читать книги? — на свой подкол посмеивающийся Сугуру получил лишь подзатыльник. — Эй! Ты так намекнул на то, что я слишком зашоренный и глупый? До чего же приятно было вот так просто снова разговаривать обо всем подряд. Уже и не вспомнить, когда это было в последний раз. Сатору больше не затрагивал какие-то серьезные темы, и Сугуру был ему за это благодарен. За разбором очередного фильма, который они оба смотрели поодиночке по причине молчаливого разлада, они даже чуть было не пропустили свою станцию.***
— Ты тогда в душ первый иди, а я пока прогуляюсь до магазина и возьму что-нибудь на завтрак, хорошо? — Да, давай. Только нормальную еду возьми, а не чипсы и энергетики. — Для тебя специально наберу каких-нибудь скучных овощей. Так Сугуру и остался в номере в полном одиночестве. Прежде всего, он все-таки посетил душ, а после, испытав долгожданное чувство свободы от вызывающего зуд песка, решил расположиться с банкой пива на просторном балконе. Он, конечно, брал с собой книги как минимум по той причине, что в техникум ему впредь дорога закрыта, но даже чтение сейчас казалось чем-то лишним. Рефлексия давно успела попасть в список его любимых занятий, а небольшой градус в напитке и сигарета в руках располагали к этому еще больше. Так, он стал не спеша обрабатывать события последнего дня и свои чувства по этому поводу. Больше не было тревог, по крайней мере пока что. Жалеет ли он, что не сделал первый шаг навстречу Годжо ранее? С одной стороны, жалеет, даже очень. Сколько у них могло бы быть времени... Но, с другой стороны, инцидент со смертью Рико все равно бы неминуемо раскинул их по разные стороны баррикад. Дело даже не столько в ее смерти, сколько в общей картине, сложившейся в тот момент. Какой бы трагической ошибкой не была вся та ситуация, Гето абсолютно точно понимает, что все равно бы пришел к тому пути, который по итогу избрал сейчас. Невозможно всю жизнь закрывать глаза на очевидные факты и защищать тех, кто на самом деле является истинным врагом. Даже столь большая любовь к Сатору не смогла бы остановить его. Напротив, это является еще большим мотиватором. Он абсолютно искренне хочет быть с ним, но какой в этом толк, если мир вокруг остается извращенным и опасным для их расы, когда можно и нужно это исправить. Но как же он его все таки любит... — Вот ты где! И не стыдно тут распивать в одиночку? Мог бы и меня дождаться, — Сатору, словно теплый порыв ветра, врывается на балкон, садится на соседнее плетеное кресло и тянется за початой банкой. — Я только начал, не переживай, — он щедро делиться пивом и протягивает сигарету, которую тот с удовольствием принимает. Закат уже давно состоялся, и на небе зажигались все ярче многочисленные звезды. Стрекот цикад, казалось, доносился сразу отовсюду, но эти звуки приятно ложились на слух, склоняя к расслаблению после насыщенного дня. Погрузившись во всю эту успокаивающую атмосферу, Сатору хватило и пары глотков алкогольного напитка, чтобы ощутить легкое головокружение. В конце концов, он именно этого состояния и добивался, чтобы набраться достаточно храбрости. Однако ощущение волнения все равно оставалось с ним, особенно когда он все-таки встал, подошел к Сугуру и, не говоря ни слова, сел к нему на колени. Зрачки темно-карих при таком освещении глаз заметно расширились. Все так же сохраняя полное молчание, Годжо обнял его, прижавшись головой к груди. Слышать и ощущать, как сердце, спрятанное за грудной клеткой, все сильнее начинало биться, было приятно. Значит, волнение кружило голову не ему одному. — Ты чего? — негромко спросил Сугуру у самой макушки, прижимая горячее после душа тело ближе к себе. Сатору в последнее время, то есть за последние сутки, пристрастился на вопросы, на которые у него нет ответа, отвечать не словами, а поцелуем. И Сугуру не против, губы того всегда останутся для него желанными вне зависимости от ситуации. Но с каждой минутой Сатору все больше углубляет поцелуй и в какой-то момент даже начинает осторожно забираться тонкими пальцами под футболку Гето. Не разрывая поцелуя, он начинает оглаживать его талию, живот, спину, ощущая каждую охваченную напряжением мышцу. Лишь в тот момент, когда он приближается к тому, чтобы и вовсе стянуть футболку с Сугуру, тот все-таки его останавливает. — Что ты делаешь, Сатору? — Сугуру всматривается в его глаза и уже по потемневшему цвету радужки понимает, что он немного пьян. — Если ты этого не хочешь, я могу остановиться, — он, как ни странно, совсем не выглядит смущенным своими действиями. Сугуру молчит даже дольше, чем положено, потому что ничего подобного, о чем, по всей видимости, задумался Сатору, в продуманный им сценарий никак не входило. Хотя что тут говорить — уже все, что могло пойти не так в его отношении, пошло с самого утра. Любого рода близость не была в его планах по той простой причине, что это лишь усложнит грядущее расставание для обоих. — Нужно ли оно тебе? Жалеть не будешь? — Спроси еще что поглупее, — Сатору слегка нахмурил брови. — И с чего я вообще должен жалеть? — Ты выпил, и по глазам вижу, что в голову тебе явно ударило. Сейчас это было бы абсолютно необдуманно. Сатору театрально приложил большой и указательный пальцы к подбородку, делая вид, что задумался: — Знаешь, я что-то не припомню, чтобы был пьян, когда посещал аптеку часом ранее. — Чего? — Сугуру уже понял, к чему тот клонит, но все еще отказывался признавать происходящее. — Того. Ты серьезно думал, что мне так важно заранее позаботиться о завтраке? — Сатору чуть ли не смеялся с наивности Гето. — Ты только не думай, еду я тоже купил, раз уж пообещал. Но цель, как ты понял, изначально состояла не в этом. Весь пазл сложился в голове Сугуру, но принятию какого-либо решения это все равно не способствовало. Хотел бы он близости с Сатору? Вопрос риторический, ответ на него он прекрасно знает. Но в дело вступает разум, который подталкивает к тому, чтобы замять всю эту ситуацию и не делать еще хуже, чем он уже допустил к этому моменту. — Давай ты вместо молчания скажешь уже что-нибудь, а? — Я... Ты... не думаешь, что это все как-то слишком быстро? В смысле... ты сам говорил, что не задумывался даже о поцелуе до сегодняшнего утра, — воззвать к здравому смыслу Сатору казалось лучшим выходом, потому что свой к этому времени начинал подводить. — Сугуру, — Годжо приблизился к лицу, не отрывая от него глаз и даже не моргая, — это не значит, что все мои желания несерьезны. Жизнь, в особенности наша по роду деятельности, слишком коротка, чтобы что-то откладывать на потом. Даже если завтра весь мир с ног на голову перевернется, я не буду жалеть об этом. «Знал бы ты, что наше с тобой «завтра» именно таким и станет», — Сугуру опустил голову, словно боясь, что своими глазами Сатору и мысли прочесть сможет. Он ласково касается ладонью щеки Сугуру и поднимает голову, восстанавливая зрительный контакт. — Я. Тебя. Хочу. Никакие выдуманные тобой обстоятельства и причины этого не изменят. Но, если это не взаимно, скажи мне словами об этом, прошу. Потеряв всякий контроль над собой после смелого заявления, Сугуру приближается к Сатору и у самых губ произносит короткое «хочу». Получив зеленый свет, Сатору облегченно улыбается и припадает к губам напротив. Они неторопливо наслаждаются поцелуем, который набирает все больше страсти. Сатору продолжает незаконченное дело, стремясь избавить друга от мешающей на его пути футболки, когда тот встает вместе с ним, держа крепко за бедра. — Не здесь, — Сугуру произносит это в самые губы и, продолжив прерванный поцелуй, двигается в сторону комнаты. Футболка мигом приземляется на пол, как только они оказываются в объятьях мягкой кровати. Сатору с нескрываемым наслаждением трогает плечи, грудь, спину и все, до чего дотягиваются руки, нависшего над ним Сугуру. Тот повторяет действие, оставляя его без рубашки, и припадает к шее, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи. По телу бегут мурашки от приятных ощущений, а жар охватывает всю нижнюю часть тела, отчего Сатору инстинктивно жмется бедрами к Гето, фиксируя положение скрещенными за спиной ногами. Возбуждение сводит с ума юные головы, поэтому от остатков одежды они избавляются достаточно быстро и с большой охотой. Несмотря на то, что для них обоих подобного рода близость происходит впервые, смущения от наготы ни один из них не ощущает. — Сугуру, — Годжо притягивает руками его лицо к себе, — мы важную деталь не обсудили. — Да, пожалуй. Практического опыта не имею, скажу сразу. Но теорию на досуге изучал, было дело, — Сугуру улыбается, но даже без доли смущения. Все-таки они уже не дети. — Благодаря тебе и телефона то у меня нет, так что, извините уж, Гето-сэнсэй, даже теорию не подготовил, — Сатору посмеивается, особо и не стесняясь своей неопытности. — Так что вверяю себя тебе. Больше слов Сугуру и не надо, он четко помнит всю последовательность действий и следует ей, чтобы ни в коем случае не причинить лишней боли доверившемуся ему Сатору. Он успешно справляется с отвлечением от дискомфорта через стимуляцию свободной рукой, но, когда слышит первые тихие стоны от попадания в нужную точку, не может остановить себя от желания подключить еще и рот к этому делу. Для подготовки он времени не жалеет, получая к тому же неимоверное наслаждение от этого процесса. Как оказалось, доставлять удовольствие своему партнеру в разы приятнее, чем самому себе. — Сугуру, прошу... Это уже превращается в пытку, — возбужденный голос Сатору действует на него, как красная тряпка для быка. Убедившись, что он подготовлен достаточно, Сугуру не без удовольствия переходит к активным действиям. Сатору к этому моменту уже извивается и пытается сам ускорить процесс, но Гето не позволяет, осознавая важность медленного проникновения. Он снова нависает над Сатору, следя за каждой эмоцией на его лице. Первые секунды он сжимает веки, но Сугуру покрывает все его лицо нежными поцелуями, чтобы отвлечь и расслабить. Боль отступает не сразу, но когда лицо напротив наконец-то расслабляется, он начинает двигаться более активно, подобрав для этого нужный угол. Они не отрывают друг от друга глаз, в которых осталось место лишь для желания и любви, прерываясь лишь на рваные поцелуи с негромкими стонами друг другу в губы. В порыве страсти Сатору все-таки не смог отказать себе в удовольствии оставить на шее и ключицах несколько отметин, которые, что было видно даже в темноте, стремительно наливались бордовым цветом. Кажется, Сугуру это возбуждало лишь сильнее, потому что и двигаться он начинал активнее, даже не ощущая ни на секунду усталости. Как бы не хотелось растянуть процесс на подольше, разрядка вскоре неминуемо настигла обоих, разве что с незначительным интервалом. Они еще долго лежали в обнимку без слов, продолжая смотреть друг другу в глаза, и не могли отдышаться. — И, по-твоему, об этом я должен был жалеть? — Сатору довольно улыбался, прикрыв глаза. Ответить на этот вопрос было ровным счетом нечего. Но понял для себя Сугуру лишь одно: он сам не простил бы себе, если бы поддался разуму и упустил возможность единственный раз заняться любовью с тем, кого так отчаянно и искренне любит. Приступ нежности накрыл с головой, и вот он снова покрывает Сатору мелкими поцелуями, пока тот лениво подставляет лицо, явно испытывая удовольствие от такого количества ласки. Казалось таким странным, что еще вчера они были просто друзьями, а уже сегодня разделяют друг с другом свой первый интимный опыт. Но это ни в коем случае не ощущалось чем-то неправильным. Подсознание Сатору всегда знало, что рано или поздно их отношения выйдут на иной уровень, пока он сам в упор игнорировал бабочки в животе и непреодолимую тягу к одному конкретному человеку. Все его чувства были спрятаны за возведенным им самим же барьером, который дал трещину этим утром и окончательно пал в момент близости. — Сугуру? — М? — он отрывается от своего занятия, чтобы посмотреть в голубые, как кристально чистое море, глаза. — Я тоже тебя люблю.«Say yes to Heaven Say yes to me»