Где царствуют звуки

В лучах теплого солнца просыпается природа, окрыляя сердца и наполняя их радостью. Ветра нежно ласкают лицо, перенося на своих крыльях аромат свежести и обновления. Закрыв вкладку YouTube, парень откидывается на спинку кресла, зевает и потягивается, слыша характерный и тихий хруст костей. Очередной ролик выложен, новые комментарии и волна недовольств обрушится на него вновь. «Сколько уже так продолжается? Год?» — спрашивает он себя, но в ответ лишь тяжело вздыхает, поднимается и устало шаркает на кухню. Словно робот, Саша ставит на разогрев чайник, открывает холодильник, достаёт молоко, взбалтывает его, ставит рядом с побитой слегка кружкой и сыпет три ложки кофе. Пара минут, и по помещению проносится горький аромат кофе. Он делает первый обжигающий глоток, облизывается и идёт в сторону балкона. На улице солнце ослепляло своими яркими и уже такими надоедливыми лучами, ветер дул не слишком сильно, заставляя людей мучиться от заметной духоты, машины гудели наперекор пению редких птиц, ругани незнакомцев и дешёвым рекламам по всем улицам. Вздохнув, парень облокачивается о перила, закрывает глаза и старается удержаться на ногах. Бессонница и работа мучали на протяжении нескольких лет. Каждый день одни и те же действия: кофе, съёмки, редакция, обсуждения, прописка сценария, ночная смена в кафе, энергетики и, дай боже, желанный пятиминутный сон, который мог обломиться в любой момент. «Отдых, отдых… нужен чёртов отдых!» Потерев виски, Саша тяжело вздыхает, кусает губы и поднимает голову. Ветер начинает играться с волосами, то поднимает, то опускает, солнце слепит, заставляя щурится, а внезапная тоска накрывает новой волной. В уголках глаз видны мелкие слёзы. Оставшаяся гордость не даёт сломаться окончательно и разревется, словно сопливый школьник, которому отказала самая популярная девочка в классе. — Боже, дай мне уже отдохнуть… — шепчет парень пустоте. Неосторожное движение руки, и кружка летит вниз. Слегка вздрогнув, брюнет опускает голову, провожает взглядом ещё целую посуду, слышит тихий, такой ощутимый треск и чью-то брань. — Твою ж… — ругается он и отходит от перил. Разъярённый голос незнакомца был слышен даже с десятого этажа и бил лишний раз по голове. Вздохнув и мыслено отметив, что сегодня явно не самый удачный день, Саша выходит с балкона, закрывает дверь, зашторивает окна и идёт в спальню. По пути задевает тумбочку в коридоре и чуть не спотыкается о ковёр. «Не день, а сказка… спасибо!» Парень заходит в просторную комнату, прикрывает дверь и оглядывается, словно чужой. Бежевые стены, тёмные кровать, шторы, горшок с деревом в дальнем углу, стол со всяким мусором, начиная от блокнотов и книг, заканчивая скомканными листами с рукописями и опилками от сточенных карандашей. Он проходит дальше, распахивает шторы, впуская свет и хоть какую-то жизнь во мрачную комнату, щурится. — Терпеть не могу солнце, — ворчит Саша, смотрит на часы, вздыхает, идёт к кровати и падает лицом вниз на подушки. Хочется закрыться от всего мира. Больше не думать: ни о недовольствах, ни о проблемах, ни о себе самом. Забыть всё на свете. Остаться наедине с собой и больше не видеть искажённые рожи людей. И без того прогнившая душа так и просит о покое, в слезах и на коленях унижается пред хозяином, сложив ладони в молитве. «Заткнись, заткнись, заткнись!» — кричит наперекор голосу внутри брюнет, зарываясь в подушках и одеяле, дабы хоть как-то заглушить этот беспомощный вопль. Время — беспощадная сволочь. Без устали бежит вперёд. Кажется, будто прошла минута, а на деле целый час-два. Перевернувшись на спину, мутные и уже не такие яркие голубые глаза устремились в потолок, стараясь разглядеть еле заметные трещины, вмятины и неровности. На деле парень глядел в пустоту, сквозь стены. Мысли смешались, превратились в огромный ком. «Почему? Зачем? За что?» Множество вопросов и сомнений, на которых нет и не будет ответа. Никогда. Саша закусил нижнюю губу и зажмурился. Грудная клетка до боли сжалась, живот скрутило, а сердце колотилось как бешеное, задевая рёбра. Дышать становилось труднее с каждой минутой. Снова чужие острые когти впились в глотку и постепенно, очень аккуратно сдавливают её. Резко вскочив, брюнет ухватился за футболку и, покрываясь холодным потом, жадно глотал воздух. Всё тело ломило, сил не было, голова, словно собственное самообладание, трещала по швам, в виски будто била огромная кувалда. Подобно котёнку, он ухватился на живот, уронил голову на сложенные вместе колени и, тяжело вздохнув, кусал губы. Адская боль, когда чувствует, будто бы сейчас выблюешь остатки пищи, а кости медленно сломаются, превратятся в прах. «Боже, прекрати, пожалуйста… я не хочу!» — вымаливает парень у пустоты прощение и милость. Чтобы страдания закончились. Раз и навсегда… Звонок телефона Павличенко слышит не сразу. Громкий звук вытолкнул из пустоты мыслей и жгучей боли. Поднявшись из последних сил, он на ощупь ищет мобильник на тумбочке, открывает глаза, потирает переносицу и устало смотрит в экран. Знакомый до боли номер и слова «Мама» высвечивались на тёмном экране. «Чёрт, почему сейчас…» — думает про себя парень и поджимает губы, дабы не завыть от новой волны боли в животе. Секунды тянулись вечность. Он нерешительно принимает вызов, вздыхает и прислоняет телефон к уху. Дрожь едкими мурашками прошлась по телу. — Саша, сынок! — голос, столь знакомый, проник в глубину души и, словно волны, разлился по сознанию. — Привет, родной. Как ты? Почему не звонишь? Небось совсем заработался… Тепло женского голоса окутало с ног до головы мягкий одеялом. Невидимая сила вдруг заставила вернутся в реальность. — Привет, мам, — хрипло отвечает через секунды раздумий Павличенко. — всё хорошо, не переживай. Недавно закончил с видео, сейчас решил прилечь… прости, что совсем не звоню, просто… — Просто как всегда у тебя много работы! — с материнским укором и нежностью заканчивает женщина. — Мам… — шепчет брюнет и зачёсывает волосы назад. — прости, правда… — Милый, я всё понимаю, — с тяжёлым вздохом говорит родительница. — я просто… переживаю за тебя. Очень переживаю. Она берёт паузу и, как показалось Саше, опускает голову, сидя в кресло-качалке с недочитанной книгой на коленях. — Ты так много работаешь… — снова слышится шёпот по ту сторону трубки. — ночная смена, твои съёмки, постоянно другие дела… ну не жизнь это, Саша! Не жизнь, а настоящий круг Ада! — Мам… — виновато перебивает брюнет и садится на край кровати, борясь с болью. — Нет, нет! Всё, я так больше не могу! Не могу молчать уже, — более уверенно и серьёзно говорит женщина. — ты обязан отдохнуть! И это даже не обсуждается. Ты сейчас же закрываешь все свои гаджеты, одеваешься и выходишь на улицу, дышать свежим воздухом. Парень думает, стоит ли перечить или пытаться хоть как-то торговаться. — Ладно, — отвечает он через несколько минут бесполезных раздумий. — я тебя услышал, мам. — Вот и умница! — радостно и, наверняка, с улыбкой на лице тут же откликнулась родительница. — Я всегда знала, что у меня самый лучший сын на свете. Диалог продолжается недолго. Несколько не сильно важных фраз, вопросы о самочувствии и на этом конец. Откинув телефон на кровать, Павличенко закрывает лицо руками. «Зачем вообще согласился…» — Ладно, она в любом случае меня уговорила… — бубнит сквозь пальцы Саша. — или сама приехала бы и заставила выйти наружу. Вздохнув, он откидывает голову назад, несколько секунд снова рассматривает потолок, потом поднимается и устало шагает к шкафу. Открывает дверцы, быстро пробегается глазами по не слишком большому выбору одежды, хватает первую попавшуюся футболку и штаны, переодевается и смотрит в зеркало. Мешки под глазами, пустой взгляд, взъерошенные волосы… — Твою ж мать… — ругается Павличенко. — надо хотя бы волосы заплести чуть-чуть. Достав расчёску из тумбочки, он убирает непослушные и вьющиеся локоны, снимает с запястья резинку и заплетает низкий хвостик. Снова оборачивается к зеркалу и рассматривает с ног до головы уставшую от всего оболочку своей пустой души. — Даже смотреть тошно… — парень вздыхает, отворачивается, сжимает до боли кулаки, царапая ногтями внутреннюю часть ладони, и выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. В коридоре быстро надевает изношенные кроссовки, берёт ключи с подаренным когда-то давно Лианой брелком, поджимает губы и выходит из квартиры, заперев на два оборота по привычке. Природа сияет яркими красками, даря всем радость и бодрость. Весенний ветерок ласкает лицо и играет в волосах. Можно насладиться пением птиц, способных поднять настроение даже самому пессимистичному человеку. А разноцветные нарциссы, ромашки и лютики переплетаются с обилием фиалок, чьи нежные оттенки способны вызвать эйфорию. Саша, с брошенными руками в карманы кофты, шагает по тропинке парка, пока случайные прохожие мимо него играют свои незамысловатые роли в одиноком спектакле судьбы. Вдыхая свежесть воздуха, которая наполняет легкие, он наслаждается каждым мгновением и, наплевав на всех людей, он старается забыться и наслаждается малой частью природы: зеленые деревья, цветущие цветы, проливающие свою красоту, смешиваются с редким мусором и гулом машин… «Как же раздражает…» — думает Павличенко про себя, но продолжает идти дальше, не думая ни о чём, хотя мысли так и норовились поглотить его полностью. Его глаза, полные едкой боли и желания уйти на покой, щурятся от яркий лучей. Пройдя пару километров, блогер останавливается рядом с площадкой, где резвятся дети, и наблюдает за их бесшабашной радостью. «Откуда только силы у них…» Вдохнув, парень отворачивается, вертит головой и продолжает свое одиночество, медленно шагая по неровным дорожкам. «Может зря я вообще вышел? Толку ноль…» Вдруг, до ушей доносится приятная и греющая душу мелодия. Совсем недалеко. Игра на гитаре мастерски хватается своими нежными и тонкими пальцами за тело, заставляя сердце биться чаще, а душу окунуться в мир фантазий. Обернувшись, Саша внимательно рассматривает парк, всматриваясь в чуть ли не каждую веточку. Деревья, скамейки, извилистые дорожки… и вдали силуэт парня. С гитарой в руках. Нахмурившись, Павличенко щурится, старается разглядеть хоть что-нибудь, но перед глазами только размытый облик музыканта-незнакомца. Брюнет зачёсывает за уши упавшие пряди, потирает переносицу, оглядывается, словно параноик, за которым следят на каждой углу, думает несколько минут и наконец плюёт на всё и вся. «Я хочу подойти ближе и послушать. Однозначно!» — думает он про себя и уверенно, как ему кажется, шагает по извилистой тропинке.

***

Парень вдыхает аромат пыльцы и еле ощутимый запах сигарет, ставит на землю чехол из под гитары, настраивает нужный лад и, расслабив плечи, проводит пальцами по металлическим струнам. Приятный и методичный звук, словно пух, разлетается по всему парку. Слегка улыбнувшись, юноша вспоминает несколько песен, выбирает наугад любую и начинает наигрывать, украдкой посматривая на пальцы. Спокойная и гармоничная мелодия рисует отдельный мир, что отдалился от людского. Там, далеко-далеко, так тихо и хорошо. Душа не мечется из угла в угол, время будто бы остановилось, а голова больше не забита надоедливыми и угнетающими мыслями. «Хочу расслабится и ни о чём не думать…» Только единицы из толп людей останавливались, вслушивались, грустно улыбались, опустив головы, кидали мелочь в стоящую рядом сумку и, пожелав удачи юному музыканту, уходили прочь, пока мысли с каждой секундой, с каждым шагом пожирали их и без того прогнившие души. От нежности и лирики до ярости и тревоги — гитара всегда могла передать любое чувство. С ней человек будто оживает и начинает говорить. Сколько он уже сыграл песен? Неизвестно. В голове только ноты, а пальцы сами, уже на автомате наигрывали одну мелодию за другой. Мимо продолжали проходить уставшие люди, чьи лица для Ромы были сплошным чёрный пятном, не особо важной деталью, пробегали дети, кидали выпрошенные деньги в сумку и так же, смеясь, убегали прочь. Он играл до боли в пальцах. Играл, пока силы не покинули окончательно, пока солнце не ушло за горизонт, фонари не загорелись, а людей стало меньше в два раза. — Парень, — шепчет Саша, когда Рома поднимает голову и убирает руки со струн. — это было… просто волшебно. Чувствуя колкую боль, Парамонов открывает глаза, отрекается от своего вымышленного мира покоя и гармонии, с нескрываемым удивлением смотрит на своего зрителя и поджимает губы. — Как… — с изумлением продолжил слушатель. — нет, где ты научился так играть? — Я самоучка, — с лёгкой улыбкой отвечает Рома и аккуратно ставит инструмент на асфальт, рядом. — больше ничего не умею, кроме игры на гитаре… — Господи, это потрясающе! — с нескрываемым восторгом и оживлённостью продолжает Павличенко, сжимая в руках купленный недавно кофе. — Нет, я серьёзно! Переданная мелодия, плавно скользящие по струнам пальцы, эмоции в конце-то концов! Это было… просто чудо какое-то! — Эй-эй, парень, — перебивает музыкант своего слушателя. — попридержи коней. Я, конечно, не знаю сколько ты тут стоишь и слушаешь, но это далеко не шедевр, как ты тут говоришь, поэтому… — Нет уж, — с напором говорит Саша и садится рядом. — у тебя настоящий талант! Почему ты так себя принижаешь? Некая энергия и упорство, что исходили от незнакомца, сильно давили и лишний раз били по голове. «Да кто он такой, чтобы так говорить?..» — думает про себя Рома, а сам поджимает губы и молчит. Несмотря на усталость, он старается сохранить холодную голову, а желание высказаться и отпустить прошлое запихивает далеко-далеко, в самый дальний ящик подсознания. — Я сам не знаю, — выдавливает из себя Парамонов и опускает голову. — ещё с детства выслушиваю от родителей какие-то упрёки и недовольства… Перед глазами медленно всплывали, казалось бы, забытые со временем моменты из детства. — Наверное, поэтому так принижаю себя, как ты и говоришь. — усмехается парень и выдавливает кривую улыбку. Всё-таки он решил сдаться. Да и смысл было показывать свою гордость и независимость, когда они сидят в безлюдном парке на расшатанной лавочке и с чехлом от гитары с деньгами рядом? «Правильно, смысла нет никакого…» — делает умозаключение у себя в голове музыкант, продолжая рассматривать камешки и мелкий мусор на асфальте. — Знаешь, — вдруг шепчет Павличенко, опустив голову и поумерив свой пыл. — я тебя даже понимаю, в какой-то степени… Внезапное спокойствие удивило Рому. «Уж не страдает он биполярным?» — думает он про себя, а на деле поднимает взгляд и внимательно разглядывает чужой профиль. Пухлые щёки, губы, покусанные и треснутые, большой нос, чёлка с крашенной давно прядью падает на лицо, закрывая глаза, а остатки волос завязаны в хвост сзади. Остаётся только гадать, какой же взгляд у его слушателя на самом деле. «Может, зеленые? Или карие? Хотя нет… может быть вообще у него гетерохромия?» — …с родителями же у меня всегда было наоборот, — доносится хриплый чужой голос и музыкант возвращается в реальность. — в отличие от моих… фанатов, как бы смешно и глупо это не звучало. — Ты какой-то блогер, что ли? На ютуб снимаешь? — вживается в разговор Рома, не замечая даже как они внезапно перешли на «ты». — Ну, — тянет Саша. — можно и так сказать… я не знаю. — В смысле? — переспрашивает Парамонов. Неопределённость вгоняла в ступор и немного раздражала. — Ну в прямом, — отвечает чуть громче Павличенко, ставя бумажный стакан на лавку. — я не знаю, можно ли назвать то, что я делаю полноценным блогерством… В разговоре повисла неловкая пауза. Каждый застрял в своих мыслях, не решаясь продолжить такой спонтанный, но душевный диалог. — Я стараюсь выпускать качественные, — уже со вздохом шепчет слушатель, поправив чёлку. — хорошие видео каждый день, но по состоянию здоровья и ночной работы в кафе это получается очень тяжело, а волна хейта по каким-то мелочам меня только добивает. Нет, конечно, я пытаюсь изо всех сил внушить себе, что на такую ерунду вообще не стоит обращать внимания, но… Саша замолчал, поджал губы и отвернулся. Внезапное чувство стыда и ненависти к себе накрыло с головой. «Какого чёрта я жалуюсь об этом уличному музыканту? Почему вообще подсел к нему и начал этот бессмысленный диалог? Павличенко, ты идиот!» — Но ты всё равно будешь продолжать загоняться, пока в твоей душе всё не встанет на место. — закончил за парня музыкант. Подняв голову, блогер встретился с потухшими карими глазами, а Рома — с синеватым отражением, где замечает непримечательный силуэт собственной фигуры. Но для Павличенко всё было слишком нереально и по-детски глупо, ведь вместо собственного размытого образа ему казалось, что в чужих глазах живёт свой, отдельный от реальности мир. Раздробленный, но такой живой. Слегка потрескавшаяся, но такая крепкая арка, что вела в безлюдный город, недалеко бескрайний лес, скрывающий в себе множество неразгаданных тайн, летающие по беспросветному небу ноты, металлические струны от гитары… удивительно. «Неужели он настолько предан музыке? Или это уже я сошёл с ума и ловлю галлюцинации?» — Что?.. — переспрашивает Саша. — Я говорю, — невозмутимо продолжает Рома. — ты продолжишь загоняться по таким пустякам и чужому мнению, если в душе у тебя не встанет всё на места. Ты должен высказаться или… Краем глаза он замечает затуманенный голубой взор, замолкает и с лёгкой насмешкой заканчивает, пожимая плечами: — Или если у тебя ещё проблемы со слухом, сходи к врачу «ухо-горло-носу» или как там их называют, которые слух лечат… увы и ах, я тебе ничем не помогу. — Эй! — выпрямляется Павличенко и смотрит с укором. — Шучу-шучу, расслабься! — машет руками Парамонов и неловко улыбается. Насколько же бывает сложной судьба. От одной случайной встречи и разговора с незнакомцем может перевернуться весь мир. Ещё днём, умирая от усталости и проблем, блогер хотел душой и телом послать всё и вся на три буквы, но сейчас, прохладным вечером в парке, он сидит рядом с уличным музыкантом, разговаривает и чувствует свободу. Облегчение и покой... Тихо посмеивается с колкостей, придумывает что-то в ответ, спрашивает про музыку, обменивается малым опытом, с разрешения берёт гитару в руки и, вспоминая давние уроки игры на ней, перебирает струны, наигрывая импровизированную мелодию, которая разлеталась по почти пустому парку. «Так хорошо…» — Знаешь… — шепчет вдруг музыкант и поднимает голову к звёздному небу. — я никогда бы не подумал, что мне будет так весело и спокойно на душе рядом с незнакомым человеком, который, прогуливаясь, случайно услышал мою игру на гитаре… Выпрямившись, Саша смотрит на профиль Ромы, чувствует, как сердце с каждой секундой бьётся быстрее, а в животе нарастает приятное покалывание, улыбается, поднимает голову к небу и отвечает: — Я тоже никогда о такой глупости не подумал бы. Смешиваясь в холодном величии, возвышались в забытом городе многоэтажки, преследованные длинными тенями. Серые и одинаковые, установленные в до тошноты идеальном, отмеренном порядке. Уходящие далеко-далеко в небеса крыши стремились потеряться в облаках. Украшенные витрины пестрили своими фальшиво-яркими, раздражающими огоньками, отражая свет на разбитый тротуар. Вдали беспрерывно рычали машины, торопясь отвезти пассажиров. В воздухе, отравленном дымом заводов, навсегда застыло отчаянье и безнадёжность. На потрёпанной и шаткой скамейке сидели два давно потерянных в бесконечном лесу боли «ребёнка». Рядом до сих пор валялась сумка с чужими деньгами, ветер игрался с волосами и одеждой, отголоски прошлого меркли с каждым словом. И лишь кофе согревал замёрзшие сердца в весеннюю ночь, а гитарные струны навеки связали одиноких парней.