Это ещё не конец

Команда Монстра едет забирать Эндрю на предельной скорости, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Как они никого ещё не сбили? На этот вопрос ответа не знает даже Никки, что собственно сейчас и находится за рулём. Он снова даёт по газам с одной лишь мыслью: "Лишь бы успеть". Он обещал Нилу, что тот не умрёт, не услышав Эндрю, не ощутив его присутствие, не поговорив с ним, к сожалению, увидеть Эндрю Нил уже не сможет. От этого становится больно, их лисёнок так часто звал его, как только мог, с каждым часом он терял силы, но не веру в возвращение Эндрю, с каждым днём он усыхал прямо на их глазах и было видно, что с каждой минутой надежда увидеть живым сокомандника угасала. На глазах наворачивались слезы, вспоминая, какой язвой был Нил пару месяцев назад, каким сильным и здоровым он выглядел по сравнению с тем, что осталось от него сейчас. Нил угасал слишком быстро и чересчур болезненно. Всё, что мог сделать Никки, это немного поднять ему настроение, чтобы он не чувствовал себя одиноким, каждый из них окружал его своей заботой. Эллисон выбирала с ним одежду каталогам, Кевин изучал матчи, комментируя их, Рене, пока Эллисон искала одежду, красила ему ногти, Мэтт и Дэн смотрели с ним сериалы, Эбби дарила то, чего у него никогда не было - материнскую любовь и заботу, она пела ему перед сном колыбельные и своими мягкими прикосновениями будто снимала боль, что позволяло ему немного поспать, Ваймак стал силой, некой опорой, он всегда был рядом и мог помочь ему, от него веяло чем-то совершенно незнакомым, но таким желанным. Что-то было в его неловкой хватке на плечах, когда тот помогал ему встать, что-то было в его взгляде, что-то, что никто не мог объяснить, но… это что-то всегда было чем-то родным, чем-то правильным. Когда ребята чуть не попали в пробку, Кевин не выдержал, вышел и выкрикнул: -Если сейчас из-за каких-то ебанатов я не смогу присутствовать на последних минутах жизни своего младшего брата, то я лично их выслежу и засужу. Крик был достаточно громкий, а вид разъяренно-отчаявшегося Кевина внушал некий ужас, и им уступили дорогу, отогнав поломанную машину на обочину и не создавая затора. Никки, как только сел Кевин, ударил по газам, и машина помчалась вперёд. И через пол часа они уже забирали Эндрю. Никки отчаянно поторапливал Эндрю, а тот буд-то на зло ехал медленнее, чем дырявое корыто, но когда с губ Никки сорвалось: -Эндрю, Нил умирает, мы не можем опоздать! Я обещал, что вы поговорите прежде, чем он умрёт! От этих слов Эндрю резко затормозил и машина полностью замерла. Никки всё продолжал истерично лепетать и давить на нервы поэтому, он приказал ему заткнуться, а Аарону объяснить, что всё это значит. И Аарон говорил, постепенно окунаясь в воспоминания. Аарон был с ним больше, чем остальные, он мог отследить, когда у него начал отказывать тот или иной орган, он первый понял, что Джостен потерял зрение. Когда начались первые признаки ухудшения, парень перестал отличать их и с робкой надеждой звал его. -Дрю? Воспоминания в точности повторили и больную хрипотцу голоса, и отчаянную надежду, и как эта самая надежда разбивалась, когда он произносил своё: -Хей. Но в один момент он не отозвался, не распознал. Подойдя ближе, Аарон понял, Джостен ослеп. Надо было видеть, как беззвучно плакала Эбби от этой новости и как лисы принимали необратимое. Как Ваймак выпивал ночами на пару с Кевином, как тот рассказал, что мужчина отец парня. Команда действительно сильно сплотилась, они стали друг другу семьёй. И эту семью создал никто иной как Джостен. Это убивало Аарона, который с точностью до момента вспоминал, как тот перестал говорить, как перестал вставать и сидеть, как он перестал видеть, как желудок перестал переваривать хоть какую-нибудь пищу. Воспоминания подкинули новый момент, как разрушилась вера, хрупкая вера на выздоровление, и её место заняло отчаяние, основанное на боли и смирении со скорой смертью. И с каждым новым словом, с каждым новым симптомом, машина ехала всё быстрее и быстрее, а руки на руле сжимались всё сильнее и сильнее. Он видел, как что-то рушилось в Эндрю с каждым словом о состоянии Нила. Аарон ничего не скрывал, не мог. Он проникся той отчаянной надеждой умирающего, когда тот видел его. Он видел отчаяние в глазах брата и был рядом с ним, чтобы поддержать его. Пусть сам Эндрю молчал, но его лицо был мрачно, Эндрю Джозеф Миньярд не хотел расставаться с тем, кто дарил ему ненавистные чувства, тем более когда он был реален настолько, что был подвержен смерти. Ему было до ужаса и смешно, и страшно. Он не хотел, чтобы Нил уходил, он не хотел, чтобы Нил исчезал. Никогда бы не признался, но ему понравилось читать те сообщения, никто не узнает, но ему стало легче от осознания, что Нил не был в Воронах, он желал видеть этого парня рядом с собой, он желал чувствовать его руки в своих, он хотел узнать, каковы его губы на вкус, и возможно он мечтал не просто переспать с ним, а иметь нечто большее, но эта мысль была настолько непривычной, что быстро исчезала. И Эндрю точно не был готов расстаться с ним, не сейчас и наверное никогда. Он не был готов потерять его, он слишком сильно хотел, слишком сильно желал и слишком сильно Ненавидел. И поэтому сейчас он вдавливает не на тормоз, а на газ, несётся по улицам, сигналя нерасторопным пешеходам, он срезает пути, делая опасные манёвры. А в голове лишь одно слово. Успеть. И вот спустя долгих два часа, о блять, они ехали целых два чёртовых часа. Эндрю выбегает из своей GS, резко открывает дверь и… Его сердце замирает, а затем разбивается о плачь, наполненнуйю отчаянием и горем, он хочет двинуться, но его тело не слушается. Он никого не видит, кроме христианки, он видит слезы потери в её глазах, и что-то ломается в нём в этот момент. А в голове набатом бьёт лишь одно: Не успел, не пришёл, не увидел, не услышал, не спас, не помог…. Не, Не, Не, Не, Не!!!!!! Эндрю не чувствовал себя живым, он не чувствовал себя способным дышать, слышать, он устремил свой взор на тело, что лежало на диване. И чувствовал лишь всепоглощающий гнев и безграничное отчаяние. Ему хотелось хоть что-то сделать, ему хотелось подойти, но он не мог сделать и шагу, все его чувства были притуплены, он даже не сразу же понял, что кто-то кричал, и что что-то разбилось. Хотелось также отчаянно кричать, хотелось что-то разбить, хотелось хоть что-то почувствовать вновь. В один момент крик оборвался, а он очнулся на полу, посреди осколков стекла. У него болело горло и костяшки рук, он не замечал слез, текущих из глаз, но это видели другие. Эндрю наконец обрёл контроль над телом и на негнущихся ногах подошёл к телу того, кто видел в нём свет, того единственного, кто верил ему и доверял, того, кому он отдал своё сердце, сам этого не понимая, того, кого он пообещал защищать и не смог сдержать обещание. Того, кто больше не ответит ему. Того, кто замолчал по вине японского ублюдка, возомнившего себя Богом, о он отправится за ним, он убьёт его, и ему плевать будет на то, что будет с ним после. Но сейчас, сейчас он встаёт на колени перед тем, кто говорил ему Да. Он берет его ладонь, ужасно холодную, а ведь у Нила они всегда были почти горячими, Миньярд любил греть свои пальцы в его руках. Он прижимает её к своим губам и шепчет ужасную фразу: -Прости меня, я.. Я сожалею.. Я должен был быть рядом… прости… Он положил его руку туда, где она лежала, а сам положил голову рядом, и только периодически подрагивающие плечи выдавали его слезы. Никто не посмел шевелиться, пока он прощался с ним, никто не произнёс ни звука, казалось, что время просто прекратило свой ход. Хотя наверное лучше бы так и было, но приходящие оповещения о количестве штрафов совершенных за сегодня, звуки с улицы и солнечный свет говорили, что ничего не произошло. Для мира всё осталось как было, и это разбивало сильнее, чем понимание того, что это была последняя улыбка, которую Нил им подарил. Дом хранил гробовое молчание, никто не смел произнести ни звука, никто не смел нарушить атмосферу, что летала в воздухе, атмосферу потери и боли одиночества. Никто кроме Рене, она первая тяжело вздохнула и посмотрела на ребят со слезами на глазах. За ней разрыдались и остальные, даже Ваймак тихо плакал, смотря в окно. Выражение на его лице было такое, будто бы он только что потерял сына. Хотя почему будто, он потерял его навсегда и безвозвратно. В какой-то момент слез не осталось, но отходить от него они не хотели, они так и остались всей командой ночевать у последней постели их младшего игрока. А на следующий день начали подготовку к похоронам. Прошло четыре недели. Или это было только вчера, хотя… нет для Эндрю больше не существовало понятие времени, да и он сам, кажется, больше не существовал. Больше нет. Ни тогда, когда он стоит на кладбище в чёрном костюме, а с неба светит яркое солнце, ни тогда, когда он слышал прощальную речь и ни тогда, когда он позволил забить последний мяч его в свои ворота. Ни тогда, когда…. Теперь он понимает, что когда-то «Ни тогда», стало «никогда». Он больше не пропустит мяч, он больше не встанет у гроба, он больше не услышит прощальную речь, он больше не будет в костюме. Он больше не увидит его, он больше не услышит его, он больше не прикоснётся к нему. Никогда… Когда-то Рико пообещал Нилу, что тот увидит Эндрю только в гробу, если конечно же не приедет в Эвермор. Чтож, он не соврал, Нил действительно увидел Эндрю в гробу, вот только Эндрю был жив, а в землю закапывали именно Нила. Эндрю не плакал внешне. Он оплакивал его внутри. И все лисы это знали. Они видели тот срыв, они слышали тот крик, полный боли, потери и отчаяния. Они ничего не говорили ему, просто не оставляли наедине с самим собой. Они увидели его тоску и разделяли еë, пусть он и стал ещё более закрытым, они все потихоньку меняли своё мнение о нём. К примеру Элиссон. Она перестала называть его монстром, Ден стала пытаться договариваться с ним. Аарон учился слышать брата и читать подтекст в его словах. Никки был безмолвной поддержкой. Каждый раз, когда Эндрю думал, что вот-вот рухнет, он чудом оказывался рядом, удерживая того от края. И Эндрю благодарил его. Он позволял обнимать себя, когда тому это нужно было. Эндрю тоже менялся, начал учитывать мнение команды, разбирался с проблемами в отношениях с братьями. И на удивление общаться с Эллисон. Однажды она подошла к нему с бутылкой полусладкого и двумя бокалами, пока он смотрел на звезды. И сказала: - Мне нравится думать, что они оба стали звёздами и сейчас смотрят на нас, это успокаивает. В тот раз он промолчал, но протянул руку, чтобы взять бокал, а сам подтолкнул к ней пачку сигарет. И если под "хорошо общаться" можно подразумевать совместную выпивку и выслушивания пьяный бред о своих погибших половинках, то да они достаточно хорошо общались по вечерам. Так пролетело два месяца, из турнира они вылетели из-за недобора, Эндрю увеличивал нагрузку на поле, стал стабильно играть в полную силу, он знал, что в следующем году он не позволит одной чокнутой птице раскрыть свой клюв. Потому, что команда вырвет его сначала на поле, а затем он сам пойдёт за его головой. Он не умрёт, пока будет жить эта падаль. Он пообещал это себе, поклялся отомстить, а затем продолжить играть, ведь кролику так нравилось видеть его игру, и если он будет смотреть на него, то это была достаточная причина, чтобы продолжить играть. А пока он будет тренироваться изо всех сил. В один из таких дней на площадку ворвался опоздавший Аарон, и срочно позвал всех в общую комнату, а затем ушёл. Когда все пришли, он включил какую-то медицинскую передачу, где рассказывали о каком-то новом препарате, все тупо уставились на позвавшего их парня, в ожидании объяснений. -Они нашли противоядие от того яда, которым отравили Нила. Он оказался первым, но не последним… Сука! -Они чертовски сильно опоздали… Грустная усмешка была единственной реакцией Лисов на эту новость. Какое им уже было дело до этого, если оно не может воскресить того, кто уже мёртв. В этот день тренировка прошла вяло, будто каждый думал о чём-то своём. Через пару дней Эндрю пришёл на кладбище. Сотрудники опять косятся на него, не то чтобы он часто тут бывал, нет, это был всего лишь пятый раз за этот месяц. В прошлом было двенадцать. Да и когда его волновало чужое мнение? Никогда. Хотя... Как обычно он пришёл с сигаретой и без цветов, он не успел узнать его любимые, он не успел и не успеет больше никогда. Парень остановился напротив простого небольшого белого каменного надгробия примерно с пару-тройку кирпичей величиной и присел. Нил Абрам Джостен. -Привет, кролик. Он прикрыл глаза, в которые светило солнце, и закурил, парень тихо хмыкнул. -Знаешь, Абрам, я очень надеюсь, что ты любишь солнце, потому, что я его ненавижу…. Ты не сдержал обещание, Джостен, и я тоже. Терять то, что ты считаешь своим, до ужаса больно. Ты должен понести ответственность за эту боль. Готов? А? Он замолчал, будто ждал ответа, но ответа так и не было. -Лучше бы ты оказался чертовой побочкой, Нил… . Слов больше не было, осталась лишь тоска. Он стал курить и смотреть на небо, попутно размышляя, когда можно будет прийти к Эби и не попасть под раздачу. Команда сегодня решила организовать уборку дома медика. Эндрю же решил снова прийти сюда, здесь он чувствовал себя немного спокойнее чем обычно, болезненные чувства на время утихали, оставляя лишь тоску, что являлось приемлемым для него. Эндрю не мог это признать, но ему теперь так не хватает его. Пустота и одиночество теперь ощущаются сродни пытки, самой извращённой и неожиданной. Он никогда не думал, что когда-то ему станет не хватать чьего-то общества, что тишина может настолько быть пугающе-неуютной, а отчаяние таким тяжёлым. Его мысли прервал звонок от Никки, он говорил про какой-то телефон и какой-то пароль. Ничего интересного. А нет, они нашли телефон кролика, и он оставил какую-то запись. -Я скоро буду. Парень скинул звонок, а затем посмотрел на надгробие. -Я очень надеюсь, что это не признание в любви к Экси, Джостен. Ты должен сделать это время стоящим. Он посмотрел туда в последний раз, а затем развернулся. и ушёл. А на надгробии сияла залитая лучами солнца надпись: Нил Абрам Джостен-Миньярд Тем временем пока Миньярд старший ходил навестить Нила, ребята и Эби убирали дом с наружи и раскладывали немногочисленные вещи Нила по коробкам. Сама женщина хлопотала внутри, в это время где-то под диваном раздаётся звон будильника, ели как найдя этот телефон, она увидела надпись. Прочитав её, Эбигейл поняла, что это был телефон Нила, тот, который они не смогли найти. Только он мог оставить такое послание: «Если вы его слышите, то значит я всё же умер, я оставил вам запись о своей жизни. Чтобы разблокировать телефон, позовите Эндрю, он знает». Эби созвала всех ребят, и общим голосованием было принято прослушать запись. Поэтому Никки заставили оповестить Миньярда, а Кевина тренера, остальные же поехали за алкоголем. Без градуса они это точно не перенесут. Через час команда наконец-то собралась, а Эндрю вручили телефон. Единственное, не связанное с Экси, что осталось от его беглеца, от его рыжика, от его солнца. Он включил телефон. Пароль состоял из нескольких символов. И Эндрю до безумия надеялся, что окажется прав. Одна фраза, пятнадцать символов, три слова и безграничное доверие. В его мыслях пронёсся их последний разговор. -Да или нет, Эндрю? -Да. Он ввёл фразу, что сидела на осколках его сердца. Yes, always yes. Теперь, да, всегда да. Только для него одного, раз и навсегда. Он смог открыть телефон и включить запись. Но он не был готов к тому, что услышит, никто не был готов. Хриплый голос их маленького Нила рассказывал о своём детстве, о том, как встретился с Кевином и Рико, о том, как они с матерью сбежали. Он рассказал о каждой стране, в которой они побывали с матерью, он рассказал о каждом городе, где, и в каком году, и под какими именами прятались от людей мясника. Он рассказал, как расшифровать данные в папке, и попросил их использовать, если они останутся без других вариантов. Он подарил им свой последний смех. Эндрю постарался записать его на подкорку своего сознания. Нил рассказал о том, как дорожит каждым из Лисов, он благодарил каждого, он признался в своих чувствах к Эндрю, и рассмеялся с того, что понял это только когда оказался на грани смерти. Он сказал, что скучает, что хочет ещё раз их увидеть, поговорить с ними, обнять их, он сказал, что где бы он ни оказался, он всегда будет с ними. Он говорил, что не сожалеет ни о чем, и что если бы у него был выбор, он сделал бы его в пользу Лисов. Ведь они стали для него семьёй, самой лучшей, самой потрясающей и самой ценной. Он не хочет с ними прощаться, но он говорит пока и заставляет поклясться ему, что тот их не увидит раньше их срока. А потом замолкает. Замолкает уже навсегда. Лисы уже не рыдают, они не знают какие чувства должны испытывать. Они просто смиряются с огромной дырой внутри, как с ноющей раной, которая никогда не зарубцуется. В эту ночь они напились так, чтобы ничего не вспоминать и не чувствовать той боли от тоски по дорогому человеку.