***
Громкую музыку слышно даже из лифта. Тэхён морщится и поправляет ворот чёрной шёлковой рубашки, расстёгнутой на две верхние пуговицы. Джинсы того же цвета кажутся непозволительно узкими, а белые волосы с выцветшим розовым на кончиках лезут в глаза, хоть и делал укладку половину вечера. Раздражает. И чего вырядился-то так? Показать, что всё хорошо? Что уже не болит? Наивный. Юнги всё равно прочитает правду по глазам, да и остальные, наверное, тоже. Дверь в квартиру не заперта, поэтому Тэхён спокойно входит внутрь и осматривается: гостиная, совмещённая с кухней, набита людьми; в помещении светло, повсюду развешаны гирлянды — явно Чимин постарался, — а на полу и столах всё завалено пустыми стаканчиками из-под алкоголя и остатками снэков. Картина маслом. Юнги поутру будет в бешенстве. — Тэ, ты пришёл! — к нему, пританцовывая и находу сёрбая пойло из стаканчика, подкатывает Чимин. — Что тебе налить? Есть пиво, виски, вино и соджу. — Яду, пожалуйста, — пресно отвечает Тэхён. — Почему здесь так много людей? Юнги решил весь универ позвать? — Не ной, портишь праздник своей кислой мордой лица, — закатывает глаза Чимин. Тэхён не обижается. По факту же так и есть. Он далеко не в том настроении, чтобы веселиться со всеми или хотя бы делать вид, что рад здесь находиться. Ни черта не рад. Только вот нахуя его тогда так усердно звали, когда было очевидно, что так и будет? — Пирожочек, отъебись от него, — из-за плеча Чимина выглядывает синяя шевелюра именинника. — Тэ, рад тебя видеть. Говорю сразу, я не несу ответственности за это хлебобулочное изделие, это он настаивал, что ты должен прийти. — Забей, — хмыкает в ответ и протягивает маленькую коробочку с подарком, в которой лежит чёрный кожаный браслет ручной работы. Юнги любит такое. — Где у вас тут виски? Планирую забиться в уголок и ужраться до соплей, и вы мне за это ни черта не сделаете. Чимин осуждающе качает головой, а Юнги, хмыкнув, указывает в сторону барной стойки, куда Тэхён тут же направляется. Свой план напиться он считает гениальным и надёжным, как швейцарские часы, и оттягивать его не видит смысла. По-другому он этот вечер просто не вывезет. Небольшой, но довольно уютный диванчик в самом углу гостиной выглядит как безопасное убежище. Тэхён плюхается на него, как мешок с цементом, удовлетворённым взглядом окидывая обстановку — к его мнимому бункеру никто не движется, и слава богу. Кажется, вокруг всем весело: ребята пьют, дрыгаются в нелепых танцах и дерут горло, пытаясь кто лучше спеть песню Селин Дион из Титаника. Юнги, вероятнее всего, разговаривать не сможет ещё добрую неделю, а Намджун и вовсе больше никогда. После третьего стакана виски Тэхён проникается атмосферой сумасшествия. Он впервые за долгое время не выдавливает из себя улыбку, а искренне улыбается, наблюдая за разворачивающейся у него на глазах вакханалией. В голове всплывают назойливые мысли, что ещё совсем недавно это было обыденностью, а теперь приходится переступать через себя, чтобы найти силы выйти из квартиры. Зачем сейчас думает об этом, когда наконец-то сносно, не знает. Просто к слову вспомнилось, видимо. Ещё спустя два стакана обжигающего горло пойла Чимину удаётся вытащить его на импровизированный танцпол. Тэхён смеётся, сверкая прямоугольной улыбкой, и повторяет за безумным другом танец, напоминающий конвульсии таракана, поражённого током. В принципе, это даже весело — ему в кайф. Когда следующим треком из колонок разносится Gangnam Style, к ним присоединяются Юнги и Хосок, чтобы на припеве посоревноваться в том, кто лучше знает хореографию нашумевшего хита. Тэхён и сам не прочь поучаствовать в баттле, что и заявляет громко на всю гостиную, хватая Чимина за руки, чтобы вытащить в центр танцпола. — Ну, пирожок, давай покажем этим брёвнам, как нужно двигаться! — он смеётся не переставая, хватается за эти жалкие крохи веселья, зная, что по возвращении в квартиру их не останется совсем. Ловит момент, как и Чимина, застывшего на месте, за руки. — Эй, сейчас припев будет, ты что, сдался своему мужику без боя? — Блять, Тэ… Хриплый голос Чимина и его растерянный взгляд напрягают. Тэхён поворачивает голову в сторону Юнги и Хосока и видит в их глазах то же самое. Что-то сродни лёгкой паники. Предчувствие полного провала и медленно крадущегося пиздеца заставляет задержать дыхание, после чего закашляться от нехватки воздуха. Да что, блять, происходит?! — Пойдём на балкон, покурим, — Юнги отмирает первым и хватает его за плечо, пытаясь утащить за собой. А как же танец? Трек-то не закончился, схуяли все такие серьёзные вмиг стали? — Я не хочу курить, чувак, — вырвав руку из захвата. — Пойдём. Курить. Сейчас же. — Да какого хуя происходит? Кислым я вам не нравлюсь, весёлым тоже, какого чё… Тэхён даже договорить не успевает. Задерживает дыхание на полуслове и выдохнуть, как и в целом дышать, уже не хочется, стоит услышать за спиной: — С днём рождения, Юнги. Этот голос… Блять. Слишком знакомый. С лёгкой хрипотцой, но мягкий, как сладкая вата, отчего так и хочется слушать, слушать, слушать. Вернее, хотелось. Сейчас вот больше нет такого желания. Этот голос чересчур знакомый. Настолько, что Тэхён предпочёл бы больше никогда его не слышать. — О, Чонгук-и, привет! — Чимин натянуто улыбается, пряча виноватый взгляд. Хотя чему Тэхён удивляется? Их компания всегда состояла из семи человек, и Чонгук входит в это число. Глупо было надеяться, что они никогда не пересекутся. Вот только Тэхён для того и заперся в квартире, не желая оттуда выходить, чтобы этого не случилось. И сейчас от былого веселья не остаётся ни следа. Он зол. Ох, блять, как же он зол. — Чимин, можно тебя на пару слов? — ответа Тэхён не дожидается — резко хватает предателя за предплечье, отчего тот болезненно шипит, и тянет за собой на балкон. Прав был Юнги, нужно было идти курить. — Тэ, послушай, — как только дверь балкона захлопывается и свежий осенний воздух обдаёт тело прохладой, говорит Чимин. — Нет, это ты послушай! — Тэхён сразу переходит на крик. Вот так, без всяких реверансов. — Ты, блять, издеваешься надо мной?! Что это за топ десять пранков, вышедших из-под контроля?! — Выслушай, Тэхён… — Какой же ты уёбок! — Да завались ты, придурок! — Чимин кричит так же громко, перебивая. — Дай хоть слово сказать, конченый! Если бы ты умел вовремя выслушать, то не был бы сейчас в такой ситуации! Шумно. Тэхёну хочется закрыть уши руками и уйти домой. О чём вообще говорит Чимин? В какой ситуации он не был бы? В той, где вокруг одни ебучие лжецы? Окей. — Пошёл на хуй, друг, — со злостью выплёвывает Тэхён, выделяя последнее слово с особой ядовитостью. — Какие мы, блять, бедные! Все вокруг тебя носятся, подстраиваются, а скажи мне, с какого хрена, собственно?! Не ты ли говорил, что всё прошло и тебе плевать на Чонгука? Не ты ли строил из себя такого сильного и независимого?! Так схуяли ты сейчас ноешь и слюной брызжешь? Тэхён молчит и дышит загнанно. А что ему сказать? Что Чимин прав и от этого ещё более тошно? Что он не справляется? Так вроде и озвучивать это не нужно, все и так прекрасно всё видят. — Никто не приглашал Чонгука! Он только завтра утром должен был вернуться из Пусана, — уже тише, спокойнее. — Я не знал, никто не знал, что он придёт сегодня. — Я поеду домой, пожалуй, — на лице Тэхёна снова маска спокойствия и безразличия, которая слишком громко трещит по швам. — Да погоди ты, я принесу выпить и позову Юнги. Тебе нужно остыть, а потом поедешь, — Чимин хлопает его по плечу и уходит.***
С Юнги немного легче. С Юнги, полупустой бутылкой виски и пачкой сигарет — даже жить можно. Они много курят, говорят на отвлечённые темы, и сейчас это как нельзя кстати — Тэхён не готов снова выворачивать душу, пусть и перед лучшим другом. Смысл? Юнги всегда знал куда больше остальных даже без слов, а озвучивать одно и то же по сотому кругу — бессмыслица и зря потраченное время. За разговорами о всякой ерунде Тэхён не замечает, как вливает в себя ещё несколько стаканов виски и его тело становится окончательно ватным. Перебрал. А Юнги не слепой и всё видит: — Чувак, философствовать на бухую голову — это, конечно, заебись, но ты еле на ногах стоишь. Могу уложить тебя спать в свободной комнате или вызвать такси. — Ну мам, ещё пять минуточек, — язвит. Никогда не умел принимать заботу. По-хорошему, и правда стоило бы свалить, но количество виски в организме протестует — какого чёрта он должен сбегать, как крыса с корабля? Это его пригласили, а вот те, кто припёрся на чистом энтузиазме — пусть катятся к чёрту. — Кстати, ты говорил, что планир... — договорить Тэхёну не дают. Он слышит звук открывшейся на балкон двери, а за ним шаги. Тоже знакомые. Господи, это вообще нормально — узнавать человека по шагам?.. — Не против, если я составлю компанию? Курить охота, — пытаются говорить небрежно, но голос всё равно звучит так, словно извиняются. Тэхён хмыкает. К чему сейчас этот жалостливый тон? Грёбаный мудак. — Против, — выплёвывает в ответ, разворачивается лицом к незваному гостю и взглядом упирается в пол. Всего на несколько мгновений — просто в глаза посмотреть не может, поскольку знает, чем это чревато, — и проходит мимо, к выходу, специально задев плечом. Трясёт. Блять, как же трясёт. И от чего — непонятно. То ли от злости, то ли от обиды, то ли… от тоски? Тэхён не хочет об этом думать и уж точно не собирается признаться даже самому себе, что невыносимо сильно скучает. Этот человек не заслуживает, чтобы по нему скучали, но глупому сердцу ведь хрен докажешь — оно как истеричный подросток с юношеским максимализмом — считает, что право. Когда балконная дверь уже практически захлопывается злым Тэхёном, он слышит позади: «Мне нужно с ним поговорить», звучащее тем самым ненавистным голосом, и из последних сил уговаривает себя не возвращаться на балкон и не раздирать глотку криками, выплёскивая накопившуюся обиду и гнев. Вот такой он человек — тяжело сходится с людьми, но в разы тяжелее с ними расстаётся. Потому что обычно не подпускает никого, а тут отступился от собственных правил, за что и поплатился. В гостиную Тэхён входит, надев маску абсолютного бесстрастия, словно никто и ничего не может его задеть. Видит надувшего губы Чимина, которого успокаивает Хосок, и салютует ему, пытаясь показать, что всё хорошо и тот ни в чём не виноват. Виноват только он — Тэхён, — потому что не может себя вести по-взрослому и отпустить прошлое. Чимин машет в ответ, виновато улыбаясь, Хосок жестом показывает подойти к ним, но Тэхён успевает сделать только два шага, прежде чем почувствовать на запястье чью-то хватку. Кожа под чужими пальцами фантомно воспламеняется. — Уделишь мне пару минут? Ох, Тэхён ещё совсем недавно был готов уделить буквально всю жизнь этому человеку. Сейчас же — и пары минут жалко. — Не могу. Слишком занят, у меня встреча, — ядовито скалится. Знает, что бьёт по больному, только не до конца понятно, кому предназначается удар, поскольку у самого под рёбрами всё рушится. Когда-то эта фраза его надломила, и он хочет такого же эффекта её адресату. — Тэ, пожалуйста, — Чонгук тоже нервничает и, чёрт бы его побрал, руку всё ещё не отпускает. А желудок Тэхёна от этого ласкового «Тэ» скручивает в спазме. Он теряется. Вдыхает любимый аромат — терпкий парфюм Чонгука с нотками цитруса, немного осевший на его коже дым сигарет и лёгкий шлейф хорошего алкоголя. Всегда с ума сходил от этого, после каждой вечеринки, где было накурено и пьяно, не выпускал Чонгука из постели до самого рассвета — когда запах становился не таким насыщенным. И как же сейчас он борется с собой, чтобы не уткнуться носом в чужую шею и вдоволь насладиться любимым ароматом. Как же ему сейчас сложно держать себя в руках и не целовать ненавистные губы с привкусом никотина, алкоголя и боли. — Отвали, — небрежно и разрывая хватку. — Нам с тобой давно уже не о чём разговаривать. Тэхён желания свои уничтожает, злость в себе душит, ненависть прячет, потому что это слишком сильные чувства, а он ведь так рьяно пытается показать, что больше ничего не чувствует. Что ему безразлично. Интересно, поверят? Пока ещё никто не купился на этот трюк, даже он сам, но вдруг в этот раз прокатит? — Дай мне две минуты, Тэхён. Две минуты. Пожалуйста, я… — Чонгук замолкает на секунду, а затем выдыхает едва слышное: — Я очень скучаю по тебе. А вот это больно. Лучше бы уёбком назвал, ударил или напомнил, как поступил с ним, — это не так сложно перенести, как тихое и полоснувшее по сердцу «скучаю». Эгоист грёбаный. — Ещё раз приблизишься ко мне — я переломаю тебе ноги, чтобы вообще ходить не смог, — угрожает, звеня сталью в голосе, и тут же разворачивается, двигаясь в противоположную сторону, лишь бы не наблюдать в чужих глазах удушающие тоску и печаль. Смотреть на себя в зеркале ванной комнаты, куда влетел на всех парах, — ничуть не лучше. Тэхён выглядит так, будто его часа два в подворотне пинали: под глазами синяки, кожа сероватого оттенка, губы искусаны в кровь — красавчик, одним словом. Он умывается холодной водой, пытаясь прийти в чувство, и силится не расшибить зеркало кулаком, злясь на собственную слабость. Его раздражает зудящее в груди желание вернуться и выслушать. — Я не выпущу тебя, пока мы не поговорим, — звучит из дверного проёма, на что Тэхён закатывает глаза. — Ну пиздец, я что, двери забыл закрыть? — Ты всегда забываешь, — довольно хмыкает Чонгук. Ты смотри, о старых привычках пришёл поговорить? — Ну так выйди в коридор, и я обещаю, в этот раз не забуду, — огрызается, а сам любимым ароматом давится. Сука, в маленькой ванной комнате его концентрация просто бешеная. Как удержать себя в руках? — Прекрати рычать, — устало просит Чонгук. — Ты пропал на два месяца после такой нелепой ссоры, добавил меня в чёрный список буквально везде, — пауза и обречённый вздох. — Я был так зол на тебя… Был так зол, что решил больше никогда тебя не видеть и не слышать… — Отличная идея! — перебивает Тэхён, щёлкая в воздухе пальцами. — На этом закончим, продолжай в том же духе, до свидания, — уверенно ступает к выходу, но путь преграждает крепкое тело, не дающее пройти. — Остановись. Ты снова не даёшь сказать, — Чонгук запрокидывает голову и несколько секунд смотрит в белоснежный потолок, после чего возвращает взгляд. — Мы с моей гордостью решили, что раз ты так легко от меня отказался, то и я смогу забыть тебя. Но не могу, Тэ. Не могу, понимаешь? Прошу, давай поговорим. Я так пиздецки ошибался, — так отчаянно и убедительно… Но вся фишка в том, что Тэхён не верит. Нелепая ссора? Чонгук действительно считает ту их ссору нелепой? Что он вообще несёт? — Слушай, а ты случайно не строитель? — внезапно спрашивает, забавляясь замешательству на чужом лице. — Что?.. Нет. Что за вопросы? — Так если ты не строитель, тогда какого хуя сейчас жертву из себя строишь? — Тэхён снова раздражается. Смотрит зло, кулаки сжимает в то время, как вид растерянного и разбитого Чонгука травит душу. Дурацкое ощущение: когда хочешь одновременно и рожу набить, и в объятиях задушить. — В том, что случилось, виноваты мы оба, — Чонгук, видимо, не теряет надежды на адекватный разговор, что злит ещё больше. — Да, я тоже так думал, — хмыкает. — Пока не увидел, как самозабвенно ты сосёшься с другим. Как же душит это чувство собственности. Тэхён никогда не выходил за рамки своей тихой ревности, не выплёскивал на Чонгука глупые подозрения и комплексы, всегда держал себя в руках и давал столько свободы, сколько тот требовал. Но сейчас Тэхён смотрит на своего уже не парня и челюсть сжимает, думая о том, как кто-то другой целовал эти губы. Возможно, не только целовал, и эта мысль окончательно приводит в бешенство, как и последующая очередная ложь: — Чего?! Тэ, я не понимаю… — а лицо-то какое испуганное. — Ты, видимо, не так всё понял, послушай… Тэхёну срывает крышу. Алкоголь, стресс, нервы, Чонгук, по которому мучительно скучал последние месяцы, и картинка перед глазами, где его целует кто-то, кто не он, — вышибают здравый смысл. Тэхён на периферии слышит эти жалкие оправдания и не выдерживает. — Заткнись, — подходит ближе. — Дай мне сказать… — Чонгук выглядит растерянным и слегка напуганным. Делает шаг назад и упирается спиной в дверь, облизывая пересохшие губы. Тэхён же — жадно прослеживает взглядом это действие и всё больше теряет рассудок. — Замолчи, Чон… — запинается, потому что всё ещё не может и не хочет произносить это имя вслух. — Просто молчи, — подходит вплотную, смотрит в чужие глаза и тонет. — Тэ, — Чонгук по живому режет, ладонь к лицу тянет и нежно проводит по его щеке, добивая словами: — Я так скучаю… Так скучаю. Давай поговорим? — шепчет, но для Тэхёна всё сказанное звучит громче гудка парохода. Он злится. И любит. А потому с лёгкостью может наломать дров, что и делает: за шею притягивает к себе натянутое, как струна, тело и буквально вгрызается в чужие губы. Тэхён обязательно подумает позже, на досуге, какую хуйню творит, но сейчас ему не до этого — он вылизывает рот своему бывшему, прижимая к двери, пока тот трётся об его просунутое между ног бедро своим стояком. И руки, боже, они везде: в волосах, под одеждой, на шее, лице, груди — меняют свою дислокацию со скоростью света. Так хорошо, когда разум отключается… И так блядски плохо, когда кто-то заставляет его включить обратно. — Я так тосковал по твоим поцелуям, — Чонгук отстраняется на секунду и рушит весь момент своими словами. Просто, блять, бросает спичку на пропитанный бензином деревянный домик, словно вообще не понимает, что этого делать нельзя. Для Тэхёна это триггер — слышать про поцелуи из уст того, кто позволил себя целовать, находясь в отношениях. — Просто закрой рот, серьёзно, — цедит он. — Так закрой мне его, ты всегда умел это делать, — на чужом лице расцветает вымученная, лукавая улыбка. Играть вздумал? Тэхёну не до игр. — С-сука, — рычит он, хватая Чонгука за ворот футболки, и, развернув не сопротивляющееся тело к двери, буквально вжимает его лицом в резное дерево. — Тебе поговорить захотелось? — за волосы на затылке хватает, сжимая до боли. — Ох, блять… — а этот стонет. — Тэ… — и в пояснице прогибается. Чонгук, мать твою, стонет и просит: ласки, близости, сойти с ума окончательно просит. И Тэхён сходит. Вжимается в чужое тело, упираясь вставшим членом в ягодицы, и делает первый, сильный толчок бёдрами. — Его ты тоже так просил? — хватка на волосах становится крепче, зубы впиваются в плечо сквозь ткань футболки. — Для него так же стонал? — и сам от своих слов злится ещё больше, грубыми и резкими фрикциями вжимая чужое тело в дверь. Тэхён точно свихнулся. Он целует шею Чонгука, плечи, лопатки, спину, наплевав на одежду; сжимает его член в руке сквозь плотные джоггеры и трахает сзади так, словно между ними нет ни единого клочка ткани. Чувствует так, будто нет ни клочка. — Ты… Только тебя, — всхлипывает тот, подаваясь назад. — Только тебя прошу, только для тебя стону, только тебя люб… — Замолчи! — Тэхён ему рукой рот закрывает и весь дрожит. Внутри всё взрывается разноцветными эмоциями, большинство из которых серые, словно покоцанный асфальт с лужами после ливня. Он не хочет ничего слышать ни о какой любви. В своё время наслушался, и где он сейчас? В ванной комнате друга трахает бывшего через одежду, пока под рёбрами что-то оглушительно трещит. — Тэ, ещё немного… — благо музыка играет громко, иначе весь дом слышал бы, каким громким бывает Чонгук, приближаясь к оргазму. Эти стоны для Тэхёна, как автоматная очередь — простреливают не только тело, но и душу. Он сам на пределе, несмотря на раздражающие и явно не возбуждающие мысли. Но ему достаточно услышать, как хорошо Чонгуку, чтобы оказаться на грани. Тэхён трётся о него, толкается в пошло выпяченную задницу, пока рукой сжимает чужой член, всё ещё скрытый под одеждой. Пиздец. Как же хорошо… — Люблю, Тэхён, люблю тебя, слышишь? — сбито шепчет Чонгук, срываясь на громкие стоны и едва удерживая себя на ногах, пока кончает. Сука. Как же хуёво. Если бы Тэхён не кончил парой секунд раньше, его член тут же упал бы. — Тэ, теперь мы можем всё обсудить? — Чонгук разворачивается и улыбается. Так, словно всё хорошо. Словно они всё решили и нет больше никаких обид и боли. Но это не так работает. Во всяком случае, не у Тэхёна, которому впервые разбили сердце и он не знает, как с этим справляться. — Нам нечего обсуждать, — отрезает. — И то, что только что было — ничего не значит, — с наигранным безразличием. — А теперь проваливай и больше не попадайся мне на глаза. Говорит Чонгуку проваливать, но из ванной убегает первым. Как та самая крыса с тонущего корабля. Брюки неприятно липнут — на них, вероятно, заметно влажное пятно, и он использует это как оправдание для себя за то, что уйдёт от друзей не попрощавшись. Прежде, чем захлопнуть за собой дверь, Тэхён кожей чувствует прожигающий на себе взгляд и знает, что это не злой Чимин или Юнги, но всё равно на мгновение оборачивается. На него смотрит Чонгук — с кончиков его чёлки капает вода, на лице тоже поблескивает влага, стекая по шее за ворот футболки. Умывался, наверное, в порядок себя приводил. А глаза красные, скорее всего, потому, что лицо слишком сильно тёр, или мыло в глаза попало.***
Тэхён не спит всю ночь — навязчивые мысли бодрят не хуже самого мощного энергетика или допинга. Наутро ощущает себя разбитым сильнее, чем обычно, а звонок от Юнги и вовсе заставляет себя чувствовать последним мудаком. — Я просто не понимаю, зачем и с какой целью ты это сделал, — настолько спокойный и ровный тон от Юнги всегда означает, что тот разочарован. — Я был пьян, — оправдание так себе, но другого у Тэхёна нет. Хорошо, что разговор телефонный, иначе его стошнило бы от осуждения во взгляде друга. — Собираешься извиниться перед ним? — Мне не за что извиняться. Он хотел этого не меньше меня, — хмыкает, а сам в свои же слова не верит, знает, что поступил по-скотски. — Да, только разница в том, что ты хотел мести или наказания, а Чонгук — вернуть тебя. — Вернуть меня? О чём ты говоришь, Юнги? — из горла Тэхёна вырывается истеричный смешок. — Чонг… — пауза, — ему без разницы, с кем сосаться и, судя по всему, трахаться тоже. Самого тошнит от брошенных слов. Не потому, что мерзко об этом думать, а потому, что сам себя мерзким чувствует, думая так о том, кого любил всем сердцем. Поправочка: любит. — Блять... Ты такой упрямый, Тэ, и никого, кроме себя, даже не пытаешься выслушать, — Юнги устало вздыхает, а Тэхён слышит, как на заднем фоне поддакивает Чимин и осыпает его более выразительными эпитетами. — Я не обязан его выслушивать. Он достаточно рассказал своими действиями. — Знаешь, я осведомлён намного большей и достоверной информацией, потому что у меня рот не только для того, чтобы члены сосать, а ещё для того, чтобы разговаривать. Жаль, ты не владеешь такими навыками. — Какой ещё информацией? — фыркает в ответ, а у самого ладони потеют от нервов. — Это не моё дело, и я не вправе лезть в ваши отношения. Просто не отталкивай в следующий раз Чонгука, а выслушай его. Даже если считаешь, что он тебе изменил. — Даже если считаю? Ты стебёшься надо мной?! Ты сам видел то видео, Юнги! — Просто подумай над моими словами, Тэ, — устало произносит тот и сбрасывает вызов. Блять, да это же просто смешно! Неужели никто вокруг не понимает всего пиздеца? Тэхён вот отлично понимает. И столько раз зарекался не вспоминать об этом, но сейчас, после дурацкой лекции от Юнги, стоит у открытого окна на кухне и курит третью по счёту сигарету, рисуя в голове чёткие картинки того вечера.flashback
Стол сервирован так, словно Тэхён ждёт инспектора по выдаче звёзд Мишлен. Правда, вряд ли бы тот оценил изысканность представленного ужина: вместо молекулярной кухни — бургеры и острая лапша, вместо выдержанного вина — пиво; зато свечи горят и цветами пахнет. Этот день особенный, поэтому Тэхён с нетерпением ждёт возвращения из университета своего любимого первокурсника, задержавшегося в библиотеке до самого вечера. Сказал, придёт к восьми. Тэхён понимает его: первый курс тот ещё ад — он сам прошёл через это и до сих пор не верит, что дополз до четвёртого курса живым и в здравом уме. Он буквально парит по кухне, дрожа в предвкушении, и, когда без десяти восемь Чонгук хлопает входной дверью, несётся к нему навстречу. — Гук-а, — светится от счастья, поскольку соскучился за весь день. — Приглашаю вас на свидание, молодой человек, — кланяется в нелепом реверансе, слыша чужой тихий смех. — Этим вечером в нашей программе: медленная прогулка до кухни, где по дороге мы будем держаться за руки и периодически останавливаться, чтобы поцеловаться, — загибает один палец. — Затем ужин при свечах в именитом ресторане «Ким-Чон», к слову, я даже сам посуду помою, — загибает второй. — Ну а дальше как карта ляжет, вдруг ты пригласишь меня в нашу спаль… к себе домой для продолжения этого чудесного вечера, — и улыбается во весь рот, довольный собой. На лице Чонгука тоже улыбка, но… какая-то извиняющаяся. — Прости, Тэ… — губы поджимает. — Я не могу, у меня встреча. — Эм… Что-то важное? — уже и не радостно как-то. — Я с Миндже договорился доклад сделать, нам на следующей неделе сдавать, ну и… Поеду к нему домой, будем всю ночь корпеть над ним, — Чонгук топчется на месте, даже не думая разуваться и снимать верхнюю одежду. Получается, на минутку забежал? — Вы же его почти закончили, Чонгук. — Да… Но нужно всё проверить, и… — запинается и смотрит так виновато, что прижать к себе хочется и успокоить. — И мы договорились в клуб завалиться, как доделаем, — почти шёпотом. Вау. Он сейчас серьёзно? Тэхён усмехается, не совсем понимая, что ему делать. Скандал закатывать не хочется, всё-таки Чонгук имеет право распоряжаться своим временем как хочет, только вот… Причина в такой важный день какая-то уебанская, если честно. — «Всю ночь будем корпеть над докладом» — это теперь так называют поход в клуб? — сложив руки на груди, интересуется. — Ну, если мы успеем, — пожимает плечами Чонгук. — Ты можешь перенести эту встречу на завтра? — Нет, я уже договорился, — раздражённо. — Чонгук, — Тэхён изо всех сил старается говорить спокойно, хотя внутри уже клокочет от обиды и злости. — Ты же знаешь, я никогда тебе и слова поперёк не сказал, когда ты уходил с другими в клуб или ещё куда, но… — выдыхает тяжело, задрав голову к потолку. — Но ты сейчас серьёзно? Именно в этот день ты решил свалить? — Какой день, Тэ? — цокает Чонгук. — Обычная пятница, не понимаю, почему ты так завёлся. Тэхён даже объяснять ничего не хочет. Ему до слёз обидно, хоть и делает вид, что всё в норме. — Я просто надеялся, что этот вечер мы проведём вместе. Не предупреждал тебя заранее, так как думал, что это очевидно. — Блять, — недовольно в ответ. — Тэхён, ты извини, конечно, но после запарной недели в универе мне хочется отдохнуть. И нет, не фильмы смотреть с тобой и не по парку гулять, а повеселиться, оторваться. Понимаешь, о чём я? А с тобой… — Чонгук запинается, — с тобой особо никуда не сходишь, потому что ты не любишь шумные места, — закатывает глаза. Вот оно как. Тэхён из всего сказанного делает единственный вывод: он скучный и неинтересный для своего парня. Больно так-то слышать подобное, пусть отчасти и правду говорят. — Тебе со мной скучно? — задаёт очевидный вопрос. — Нет… Да… Чёрт, я не знаю, Тэ, — Чонгук сжимает пальцами переносицу. — Ты такой… нелюдимый, замкнутый, — с вопросительной интонацией. — Прости, я не знаю, как тебе объяснить, но иногда мне хочется побыть вдали от тебя, повеселиться, что ли. — А все наши тусовки с пацанами? Авантюры, в которые ты меня втягиваешь, а я с удовольствием соглашаюсь? Это не в счёт? Не в счёт, что я стараюсь ради тебя? Да, я не хочу идти в клуб. Да, мне не нравится шум и толпа людей, особенно бухих или обдолбанных, как это часто бывает на подобных тусовках. Но ты слышал что-то о компромиссах? — Давай закончим, а? — снова цокает. — Не понимаю, что за доёбы у тебя сегодня. Поговорим об этом завтра, меня ждут, — Чонгук тянется к шкафу с верхней одеждой и меняет свой бомбер на кожаную куртку. — Ну охуенно ты придумал, — хмыкает Тэхён. — Удачно погулять, Чонгук-и. Не уверен, что завтра захочу с тобой разговаривать. Думаю, тебе лучше остаться в общаге. — Больно надо, — фыркает тот. — Успокоительного выпей, а то ты какой-то нервный сегодня, — и захлопывает дверь, оставляя за собой шлейф любимого цитруса и противный скрежет стекла на зубах. Тэхён тушит свечи, выбрасывает еду в мусорку и выпивает всё пиво в одно лицо. Пьянеет быстро, но не до состояния овоща — всё ещё адекватно соображает и практически трезво мыслит. Ему чертовски грустно. Не так он представлял первую их с Чонгуком годовщину. Целый год вместе… Целый год со скучным, замкнутым и неинтересным Тэхёном рядом. Может, действительно стоит меняться? Чёрт с ним, ради Чонгука он готов выйти из зоны комфорта ещё больше, чем есть сейчас. И извиниться, наверное, тоже надо. Объяснить, почему такой доёбистый сегодня. Это только его проблема, что он настроил себе хлипких замков в окружении розовых пони, а в итоге разочаровался, потому что Чонгук не умеет читать его мысли. Он звонит Чонгуку несколько раз — время уже далеко за полночь, вероятно, они с Миндже уже в клубе, поэтому тот не слышит звонка. Или они так увлечены докладом до сих пор? На звонки никто не отвечает, поэтому Тэхён пишет сообщение, наплевав на обиду. Ради Чонгука он действительно готов на всё, даже наступить на горло собственной гордости. «Гук-а, прости, если наговорил лишнего. Я не хочу с тобой ссориться, вернёшься сегодня домой? Думаю, нам нужно спокойно поговорить, чтобы понять друг друга и не рубить сгоряча.» Сообщения остаются непрочитанными. Но есть ещё один вариант понять, где сейчас Чонгук. Тэхён знает Миндже — тот выкладывает сторис чаще, чем дышит, поэтому логично будет проверить его инстаграм. И, о боже, какая неожиданность — за сегодня этот горе-блогер выкатил целый фильм, не иначе. Тэхён пролистывает всякую хрень вроде: «Сегодня я ел вот это, пил воду, ходил по траве», и доходит до сторис из клуба. Ага, всё-таки доклад закончен, и Чонгук решил, что ссора между ними — сущая глупость, и не стоит возвращаться домой, чтобы спокойно поговорить и помириться. Обида растёт в геометрической прогрессии, но Тэхён всё равно душит её, отвечая на предпоследнюю сторис, где Чонгук весело пляшет на танцполе со стаканом коктейля в руке, а Миндже качает головой в такт музыке и показывает язык. Всего маленькая просьба в сообщении этому придурку: «Скажи Чонгуку, что я жду его звонка», а затем сторис переключается на последнюю, и Тэхён уже ничего не хочет. Ни звонка, ни сообщения, ни извинений. Его тошнит, но точно не от выпитого пива. И колотит не потому, что в квартире холодно. Тэхёну кажется, что его грудную клетку сейчас разорвёт на кровавые ошмётки, пока на экране телефона Чонгука прижимает к себе слишком близко какой-то уёбок и целует так страстно, что хочется блевать. Сука, как же больно. До ужаса и хрипов в горле. Тэхён не знал, что разбитое сердце ощущается так, будто тебя пропустили через мясорубку.The end of flashback
***
JK — hate you
Тэхён борется с собой. За последние двое суток, включая ту злополучную вечеринку, он практически не спит, потому что в голове такая каша, что глаза закрыть страшно — вдруг уснёшь и захлебнёшься в этом потоке. Он не верит, что Чонгук хочет его вернуть, но верит остальному — Юнги не станет лишний раз сотрясать воздух, втирая какую-то дичь. И если это так, то, получается, Тэхён чего-то не знает? Чего-то, что оправдало бы Чонгука? Но, блять, о каком оправдании идёт речь, когда тот в их первую годовщину сначала облил грязью, потом свалил в закат, а после — зажимался с другим? Такое ощущение, что все вокруг считают его за долбоёба. Да и хуй с ними — он клянётся себе, что в ближайшие годы не выйдет из квартиры, осталось только как-то в универе договориться о заочке, и дело в шляпе. Об этом он думает за бокалом вина и дымом сигарет. Совсем обнаглел — курит прямо на кухне, хотя никогда раньше не позволял этого ни себе, ни Чонгуку. Но сейчас настолько паршиво, что плевать на всё, — хоть наркопритон откройте в его квартире, он даже не заметит. Всё так же будет пялиться в окно, сидя с выключенным светом и сигаретой в руках. Тэхён бы и продолжал так сидеть, его всё устраивает, но звонок в дверь вырывает его из философских размышлений, заменяя лиричные, печальные мысли другими. Например: «Кто ты такой и нахуя припёрся ко мне в одиннадцатом часу ночи?». Свет всё же приходится включить, но открывать дверь Тэхён не спешит — смотрит в глазок, чтобы тут же зажмуриться до разноцветных мушек перед глазами и выдавить хриплое: — Уходи. Но гость настырный, совсем негромко стучит костяшками по дереву и просит: — Пожалуйста, Тэхён, открой. — Ты плохо слышишь? Уходи, — злиться больше нет сил. На этот раз Тэхён говорит устало и разбито. Он дико хочет спать, но не может уснуть, и он совсем запутался. Юнги и Чимин его запутали, Чонгук запутал, да и сам он зарылся в собственные мысли, как в клубок с нитками, и не знает, как выбраться из пут. Он уже ни в чём не уверен. — Я не уйду, — шёпотом, но в ночной тишине всё равно хорошо слышно даже через дверь. — Делай, что хочешь, но я больше никогда не уйду, Тэ. Тэхён не понимает: это он от вина стал таким сентиментальным или просто заебался притворяться, что всё идёт по плану? Скорее всего, это от того, что он видит в глазок. Там стоит Чонгук: как всегда в чёрной толстовке с капюшоном, как всегда красивый до жути, только в этот раз не улыбается, напротив — едва не плачет. Да блять. Как же больно-то. Всегда теперь так будет? — Просто уйди, я устал. Я так устал… — в дверь лбом упирается и пытается сглотнуть ком в горле. — Я хочу всё объяснить, Тэ. Умоляю, открой, — Чонгук всхлипывает. — Дай мне рассказать тебе всё. Чонгук плачет?.. — Разве ты не понимаешь? Мы делаем друг другу больно, а я уже заебался чувствовать боль, — Тэхён только сейчас замечает, что по его щекам тоже вода льётся. Давно не плакал, а сейчас вот само как-то получается. Он садится на пол, опираясь спиной о дверь, подтягивает ноги к себе, а голову запрокидывает назад, думая, что так слёзы течь перестанут. Может быть, и перестали бы, если бы Чонгук наконец замолчал. — Но так же спасаем друг друга. Разве не так? После каждой ссоры, после каждого провала в универе или скандала с родителями мы были друг у друга, и тогда всё остальное казалось неважным, — судя по тому, как звучит голос, Чонгук отзеркалил его позу. Придурок… Пол же холодный. И как вообще он может сейчас говорить все эти вещи? Они звучат как насмешка. — Где же ты был, когда я нуждался в спасении? — хмыкает Тэхён, глотая слёзы. — Я был полным уродом, Тэ. Господи, я был таким долбоёбом… Ну вот зачем он плачет? Тэхёну от этого в разы больнее. Как бы он ни злился на Чонгука, а его слёз до сих пор выдержать не может, учитывая, что тот практически никогда не плачет. — Я всё исправлю, Тэхён. Я обещаю, ты больше не разочаруешься во мне, — тот уже не просто плачет, а, чёрт возьми, рыдает взахлёб, и это выше сил Тэхёна. Он поднимается, вытирает рукавом рубашки слёзы и открывает дверь. Смотрит на Чонгука сверху вниз — тот сидит на холодном бетоне, как бедный родственник, спиной к нему. Но, видимо, почувствовав тепло из квартиры тут же подрывается на ноги. — Заходи. Выпьешь воды, умоешься, а я пока вызову тебе такси, — Тэхён не может смотреть ему в глаза. Во-первых, не хочет, чтобы его видели настолько слабым, а во-вторых, не хочет снова разбить себе сердце от вида такого Чонгука. Тэхён сбегает от своего ночного гостя на кухню, ставит чайник, будто собирается устроить безумное чаепитие, а на деле просто не знает, чем занять руки и как перестать лить предательские слёзы. Разнылся, как хуй пойми кто, и успокоиться не может. А Чонгук не помогает, только хуже делает — подходит со спины, обнимает за талию и лбом упирается в шею, отчего тут же мурашки по коже ползут. — Прости меня. Я так виноват перед тобой, Тэ, — всё ещё всхлипывает, жмётся как котёнок от холода, и как его такого оттолкнуть? Тэхён всегда был перед ним так слаб… — Хорошо, если тебе это так необходимо, то я тебя прощаю, но это ничего не изменит, — его голос слишком заметно дрожит, из-за чего, видимо, Чонгук прижимается ещё ближе, словно защитить хочет. — Просто позволь мне всё объяснить. Здравая ли это мысль? Не наступит ли Тэхён на одни и те же грабли? В данный момент он не понимает, как правильно действовать, потому что всегда ставил желания и чувства Чонгука выше своих, и сейчас, видя, что ему больно, сдаётся. — И после этого ты уйдёшь? — на всякий случай ищет для себя пути отступления. — Уйду. Тэхёну хочется взять Чонгука за руку и провести в гостиную, но он вовремя себя одёргивает — сейчас эта привычка всегда переплетать с ним пальцы неуместна, поэтому он просто идёт первым и занимает место в самом углу дивана. Конечно, он рассчитывает на то, что Чонгук сядет с противоположной стороны, на максимальном расстоянии, но чего уж точно не ожидает, так это того, что перед ним опустятся на колени и, обняв за талию, уткнутся лицом в подтянутый живот. Тэхёну бы оттолкнуть его, по-хорошему и вовсе бы приказать свалить из квартиры после такой выходки, но… Чёрт. Он такая тряпка рядом с ним. — Поднимись и сядь на диван, — пытается быть строгим, но после слёз голос так и не перестаёт хрипеть и дрожать. — Потерпи меня немного, — судя по голосу, Чонгук улыбается. — Если даже после всего, что я тебе расскажу, это всё равно останется нашей последней встречей, я хочу вдоволь ею насладиться. Тобой насладиться. Можно? — Просто замолчи и рассказывай, что хотел, — звучит устало и слегка недовольно, хотя внутри всё пламенем горит. — Если… Тэ, если я замолчу, то… — поднимает голову и растягивает губы в полуулыбке. — То как я смогу рассказать, с закрытым ртом-то? Для Тэхёна эта картина выглядит ужасающей: перед ним на коленях стоит тот, кого он до сих пор до боли любит, вымученно улыбается ему, когда у самого глаза красные, будто туда целую фуру песка высыпали; и в глазах этих нет ничего, кроме бездонной тоски, горького сожаления и обожания. Тэхёну кажется, что на него ещё никто и никогда так не смотрел. И он не уверен, хочет ли ещё хоть раз ощутить на себе такой взгляд. — Прости, я знаю, что от этого разговора зависит слишком многое, поэтому нервничаю, — Чонгук берёт его за руки и смотрит сломлено снизу вверх. — Во-первых, я хочу извиниться. Я такой хуйни намолол в тот вечер… Не буду оправдываться и лгать, что якобы говорил всё со злости и на самом деле так не думал. Думал, — опускает взгляд вниз, словно и правда стыдится. — Мне казалось, что для полного счастья мне не хватает рядом кого-то… Ну, знаешь… того, с кем можно будет отрываться, всё время тусить, напиваться и веселиться. Тэхён хмыкает. Напиться и повеселиться с ним тоже можно, просто в маленькой компании. Но он не встревает в монолог, решает выслушать до конца, а потом уже высказаться самому, иначе, если заговорит сейчас — всё закончится очередным скандалом. Нужно хотя бы дождаться окончания исповеди. — И тогда ты ещё, ну… будто ревновал, хотя никогда раньше этого не делал, и я вспылил. Подумал, что ты манипулировал, когда говорил об ужине и важном дне, чтобы я остался дома, но… — Чонгук настолько крепко зажмуривается, вероятно, чтобы не заплакать, что Тэхёну хочется обхватить его лицо ладонями и разгладить залёгшую между бровей складку. Но он этого не делает. — Я такой долбоёб, Тэ. Я только через неделю понял, что это была наша годовщина. — Лучше поздно, чем никогда? С прошедшим праздником, — фыркает в ответ. — Дальше можешь не продолжать, — не выдерживает, — последующие события я и сам знаю. — Нет, не знаешь. Я вытряс из Чимина всю инфу и теперь понял, почему ты ушёл. — Во-первых, почему эти придурки тебе инфу сливают, а мне нет? — возмущается. — А во-вторых, то, что после увиденного я ушёл — это логично и адекватно. Чонгук поднимается на ноги, достаёт из кармана джинсов смартфон и протягивает его Тэхёну. — Посмотри последнее видео в галерее, — просит. — Я на клоуна похож? Один раз посмотрел и, знаешь, мне достаточно, — отрезает Тэхён. — Если ты вдруг тащишься или передёргиваешь на видос, где сосёшься с каким-то обмудком, то меня такое не интересует, — злость потихоньку накатывает новыми волнами. — Просто посмотри! — настаивает тот. — Не упрямься, Тэ, ты должен это увидеть! — звучит поистине умоляюще, но в то же время требовательно. — Миндже выложил лишь короткий кусок, поэтому ты не видел, что было дальше. Тэхён боится узнать, что же там было дальше, но всё же открывает треклятое видео и тут же кривится. Всё начинается так, как он уже видел: Миндже ведёт себя как долбоёб, Чонгук — целуется с каким-то уёбком. Но картинка не прерывается, как в прошлый раз, и сейчас Тэхён может увидеть, как спустя буквально несколько секунд, за которые та мразь успела так властно прижать к себе Чонгука и поцеловать, этот самый Чонгук отталкивает ебучего Казанову и с разворота бьёт в челюсть, что-то крича о том, чтобы тот шёл нахуй и у него есть любимый человек. Эпично. — Ага, понял, — спокойно произносит Тэхён и отдаёт телефон обратно. — Что ж, круто. Хороший удар, — больше не знает, что сказать, потому что окончательно запутался. Теперь уж точно. А Чонгук вновь опускается перед ним на колени и берёт за руки, выжигая своим преданным взглядом дыру в сердце Тэхёна. — Я никогда тебе не изменял, Тэ, — отчаянно клянётся. — И никогда бы так не поступил с тобой. Я не знаю, что тогда нашло на меня, почему я вообще попёрся в клуб и решил, что там мне будет веселее, чем с тобой. Не знаю, почему думал тогда, что мне в партнёры нужен клоун-алкоголик, вместо любимого человека, — и опять глаза влажные, чёрт бы его побрал. — Я пришёл домой только спустя несколько дней, потому что злился на тебя и не хотел разговаривать, хотел всё обдумать, а когда вернулся… Оказалось, что ты сменил код на двери. — И ты такой: «Ну и хуй с ним, я пытался!», да? — язвит Тэхён. Слова Чонгука вроде и имеют для него смысл — его взгляд, слёзы, мольбы — отпечатком ложатся на саму душу, но как же страшно поверить вновь и ошибиться. Как же, сука, страшно. — Я был конченым кретином. Во мне взыграла гордость, — отвечает тихо. — Думал, что легко проживу без тебя, найду другого или другую, но… Они все не те. Да, есть красивые, есть сексуальные и всё такое, я не спорю, но они не ты. Я даже смотреть на них не могу, не то что отношения какие-то заводить. — И что ты сейчас предлагаешь? — Тэхён пытается держать оборону. — Чтобы я такой: «Окей, погнали дальше, будто между нами не стояли эти два месяца уебанской боли», а через полгодика ты всё же решишь, что я занудный, а тебе хочется движа? — звучит логично. Не может же он снова нырнуть в омут с головой, не просчитав риски? — Дай мне шанс, Тэхён, — просит и — господи, зачем? — целует его костяшки пальцев. — И я докажу тебе, что на самом деле это я занудный. Что я просто слишком примитивный для тебя, глупый и незрелый. Позволь мне показать, что я действительно это осознал и что буду стараться изо всех сил, чтобы это изменить и соответствовать тебе. Тэхён всё слышит и всё понимает, но он так устал, так вымотался от этого разговора, от этих эмоций, да и вообще за последние месяцы, что всё, на что сейчас способен, это выдавить из себя: — Чего ты хочешь? Чего ты на самом деле хочешь? — Тебя, — Чонгук даже не думает, выстреливает моментально и попадает в яблочко. — Хочу снова засыпать и просыпаться с тобой; толкаться в маленькой ванной, пока чистим зубы; постоянно закрывать за тобой двери и шкафчики, потому что ты вечно забываешь; целовать тебя утром сонного, взъерошенного и милого, а в остальное время дня — демонически красивого и самого сексуального, — всё продолжает и продолжает дёргать за ниточки выдержки Тэхёна. — Хочу вновь касаться твоих рук, хочу, чтобы ты меня ими касался… Ты же знаешь, как я их люблю? — и вновь целует: каждую фалангу пальца, каждую выпирающую венку на тыльной стороне ладони обласкивает губами, словно ничего прекраснее в жизни не видел. — Хочу заниматься с тобой любовью, хочу быть под тобой, хочу чувствовать тебя в себе. Хочу, чтобы ты снова любил меня. Чтобы звал своим «Гук-и», читал мне заумные цитаты из книг, а перед сном показывал милые видео с котятами… — Остановись, — на этот раз умоляет Тэхён. Дышит загнанно и боится задохнуться. Ему невыносимую боль причиняют слова Чонгука, но вместе с тем действительно спасают, как было раньше. И сейчас Тэхён на распутье — никак не может понять, что ему делать. Он трусит принимать какое-либо решение самостоятельно, а Чонгук явно не тот, кто поможет, поскольку его мнение будет необъективным. — Мне нужно… Я сейчас, — заполошно шепчет, после чего убегает в ванную, запираясь там. И чувствует себя полным идиотом, когда звонит Юнги: — Что мне делать? Мне хуёво, Юнги, что делать? Вдруг он снова сделает мне больно? — Ты долбоёб? — резонный вопрос. — Я не переживу второго раза, — но Тэхён будто не слышит его. — Чонгук сейчас у тебя, а ты мне звонишь? Ты долбоёб? — Но я так хочу ему сдаться. Хочу всё то, что он мне обещает. Хочу верить всему, что говорит. Но страшно. Но я люблю его. И второго шанса заслуживают все, ведь так? Ты прав, чувак. Я должен попробовать. Спасибо за помощь, пока, — и прежде, чем сбросить вызов, он слышит в трубке уже не вопросительное, а констатирующее: «Долбоёб». Он возвращается из ванной и, всё ещё немного сомневаясь, смотрит на Чонгука — тот сидит, опустив голову, и ковыряет заусенцы на пальцах. Тэхён за целый год уже устал на него орать, чтобы не делал так. — Чон… Гук, — вау, оказывается, произносить это имя вслух не смертельно. — Уже поздно. Ты можешь лечь в спальне, а я в гостиной, — надеялся сказать это как можно безразличнее, но голос заметно дрогнул. — Я могу остаться?.. — а тот смотрит так, словно ему принесли тест ДНК и сказали, что он не кореец, а латиноамериканец. — Твои вещи я не выбрасывал, они в кладовке, сложены в коробки. — Я посплю здесь, на диване, а ты иди в спальню, — кивает болванчиком. — Спасибо, Тэ. Я быстро приму душ и больше не буду тебе мешать. А Тэхён уходит в спальню и очень надеется, что не пожалеет о том, что не выгнал Чонгука к чертям и не попробовал всё-таки научиться жить без него. Но те слова, видео, извинения… Чёрт, а ведь ему и правда не изменяли. Да, причинили огромную боль, заставили считать себя неправильным, скучным и недостойным любви, но… Вдруг теперь всё будет по-другому? Тэхён отчего-то верит в это. Искренне верит. Он идёт в душ, а потом ещё долго не может уснуть. Обдумывает, понимает, что буквально за стеной лежит Чонгук — просто пройди пять метров к нему и можешь коснуться. Или даже поцеловать. Но не решается. Набирается немного смелости лишь тогда, когда убирает Чонгука из чёрного списка и через жалких пару минут получает сообщение: «Я люблю тебя». Наверное, он самый идиотский идиот среди всех идиотов, раз поднимается с постели и идёт к нему. Чонгук лежит, свёрнутый в клубок, и что-то читает в телефоне. Домашний такой, притягательный… Только спит не там, где должен. — Пойдём в спальню, здесь неудобно, — бросает безразлично, но кого он пытается обмануть? Сто процентов со стороны звучит как побитый и брошенный щенок. — А? Что? — Чонгук испуганно подрывается с места. — В… спальню? — У тебя пятнадцать секунд на принятие решения, — хмыкает Тэхён и, развернувшись, возвращается в кровать. Считает в уме до десяти и улыбается довольно, когда чувствует, как его обнимают за талию и тесно прижимаются к спине горячим телом. — Ты действительно думал, что я могу отказаться? Я, блять, так спешил, что отбросил куда-то телефон, и ещё звук такой стрёмный был, будто он треснул к херам… Поможешь завтра найти? — тараторит и жмётся, жмётся ближе, пока кожа Тэхёна обрастает мурашками. — Только если завтрак приготовишь, — фыркает в ответ и замирает. Ждёт реакции. Сомневается — поймут ли? — Я… — Чонгук тоже косплеит статую, но спустя несколько мгновений отмирает, чтобы засыпать вопросами: — Я… Да, конечно! Хочешь панкейки? Или блинчики? Может, яичницу? Омлет? Или овсянку? — Заткнись, — смеётся Тэхён. — Из всего перечисленного ты сможешь приготовить только… Ничего? А в ответ ему смех — искренний, счастливый — и тихое, но такое доверительное и откровенное: — Ты даже не представляешь, как я по тебе скучал… Боже… Неужели всё это и правда происходит? Они вдвоём в кровати, в обнимку обсуждают завтрак?.. Разве так может быть после всего, что случилось? — Я тоже скучал, Чонгук, — признаётся. — Меня выворачивало от того, как сильно я хотел к тебе, — чувствует, как тело позади него вновь замерло. — Ты имеешь надо мной такую власть… И мне это не нравится. Это страшно. Но так больше не будет. Ты здорово пошатнул моё доверие, понимаешь? Я больше не уверен в тебе, как раньше. Я старался ради тебя, а ты этого не оценил. Так где гарантия, что ты снова не уйдёшь, когда тебе наскучит жить с занудой? — Я понимаю, да. Знаю, что сам виноват. Но я докажу тебе, что мне больше не нужны клубы и тусовки, мне нужен ты. И я не переставал тебя любить ни на секунду, даже когда глупо считал, что мы с тобой не пара, — Чонгук вновь прижимается так, словно хочет раздавить Тэхёна своей любовью, и ласковыми короткими поцелуями осыпает заднюю часть его шеи. — Иди сюда, — Тэхён окончательно повержен. Понимает — им предстоит нелёгкий путь, ещё множество разговоров и ссор, но сейчас он хочет лишь одного — почувствовать своего Чонгука как можно ближе. Он переворачивается, чтобы оказаться лицом к лицу, кончиками пальцев обласкивает любимые щёки, скулы, губы, и не может сдержать в себе отчаянное: — Я люблю тебя. — Поцелуй меня, — умоляет. — Поцелуй меня, иначе я умру. — Чонгук, блять, — Тэхён смеётся, не убирая руку с лица напротив. — С каких пор мы стали такими сентиментальными? Меня сейчас стошнит от обилия соплей, — отшучивается, чтобы не сойти с ума окончательно. — Вот нахуя ты это… Так завораживающе смеёшься, что невозможно не сопливить, — улыбается в ответ, ластясь щекой к ладони. — Кстати, я тоже хочу извиниться. За тот случай в ванной у Юнги. — Ну, если не учитывать, что я потом ныл весь вечер, а Чимин не выдержал и рассказал мне всю правду, то секс был охуенный. Как и всегда с тобой. — Бля… Прости, — слёзы Чонгука для него — яд. — Я заслужил… — признаёт. — Так ты это… — пауза, — …поцелуешь меня? Тэхён лишь усмехается, забавляясь с такого требовательного Чонгука, и решает больше не изводить ни его, ни себя — примыкает к мягким, любимым губам в чувственном поцелуе, поочерёдно всасывая то верхнюю, то нижнюю. Сам уже прижимается до нехватки воздуха, напитывается им с помощью Чонгука, чувствуя, что только так может наконец полноценно дышать. Только вот они не могут так долго нежиться — по привычке поцелуй перерастает в страстный, жадный, голодный. Истосковались друг по другу. И очевидно, что спустя жалкие минуты оба хотят большего. Так, чтобы тихими стонами говорить о чувствах, чтобы восставать из пепла от горячих касаний и откровенных ласк. — Я хочу тебя. Пиздец, как хочу, — шепчет Чонгук, отрываясь от поцелуя, а Тэхён пытается понять, как так оказалось, что они оба остались лишь в нижнем белье. — Мы не будем сегодня заниматься сексом, Чонгук, — сам страдает от того, что говорит, но по-другому не может. Он всё ещё сомневается, всё ещё душит в себе обиду, а оттого не решается зайти дальше. — Да-да, я понимаю, — а сам дышит загнанно и прерывисто, отвлекаясь на тихие, едва заметные стоны. — Сука… Прекрати издавать эти звуки, Чонгук, — сквозь зубы цедит Тэхён и позволяет себе маленькую шалость — ныряет рукой под одеяло и сжимает свой член, сдерживая гортанный стон. Блять, как же хорошо… — Эй, это не честно, — шёпотом возмущается Чонгук и повторяет его трюк. — Мы можем раздеться до конца? Хочу видеть, как ты ласкаешь себя. Позволь, Тэ… Я так скучал по этому, — и, не дожидаясь ответа, тянется к своим боксерам, чтобы снять. — Не смей. Не снимай, — приказывает, на этот раз сжимая чужой член, и наслаждается несдержанным всхлипом. Чонгук всегда в такие моменты звучит как грёбаное произведение искусства. Как самая прекрасная композиция, создателем которой является сам Тэхён. — Коснись… Прикоснись ко мне, — и снова эти умоляющие нотки в голосе, от которых Тэхёну хочется достать белый флаг и окончательно сдаться. Он касается, гладит, ласкает и боится свихнуться от желания. Бельё Чонгука на уровне головки такое чертовски мокрое, что так и тянет опуститься вниз и провести языком по влажной ткани, пропитанной естественной смазкой. Тэхён любит так делать. Он теряет рассудок от белых Calvin Klein на крепких бёдрах Чонгука, от того, как выглядит его стоящий член, обтянутый белоснежной тканью… Для него это особенный кайф, и плевать, что Чонгук считает его немного извращенцем. Руки постепенно ускоряют движения, пальцы всё крепче сжимают головку, а стоны смешиваются с бессвязной речью и периодическими всхлипами. Чонгук не отстаёт — так же торопливо, несдержанно дрочит ему, желая довести до исступления, и, по правде говоря, в таком темпе никто бы долго не выдержал, особенно с любимым человеком, поэтому совсем не стыдно, что спустить хочется после жалких минут. — Я сейчас кончу, Тэ, — Чонгук хрипит и толкается навстречу ладони. — Сожми его сильнее… Тэхён делает, как его просят, сам изнывая от приближающегося оргазма. — Ты же кончишь для меня так, как я люблю? — надеется, что не выглядит совсем уж помешанным извращенцем. — Да… Боже, да, только ускорься, прошу. Тэхён доволен. По его коже ползут мурашки от предвкушения, и хочется излиться прямо сейчас от одной лишь мысли, что Чонгук сделает это для него. Он слышит, как тот шепчет что-то несвязное, после чего стонет особенно громко, сбрасывает ладонь Тэхёна со своего члена и терпит до того момента, пока ему не натянут резинку боксеров обратно. Так, как положено. И только после этого кончает, переходя едва ли не на крик. Тэхён проводит кончиками пальцев по мокрой ткани, пропитанной смазкой и спермой, и сам срывается на стон, кончая следом. Блять… — Какой же ты извращенец, — смеётся Чонгук, за что получает лёгкий удар в плечо. — Что, снова сбежишь теперь? — хмыкает в ответ. У него не было цели задеть или обидеть, просто так вышло… Само сорвалось с губ и заставило пожалеть, стоило только увидеть выражение лица Чонгука. — Тэ, пожалуйста… — Прости, глупая шутка, — извиняется. — Я не хотел. Правда. — Я люблю тебя, веришь? — И я люблю тебя, — вот только на вопрос ответить не может. Хочет верить, надеется, что со временем сможет доверять, как раньше, но не сейчас. — Мы… — Чонгук мнётся, словно боится приговора. — Вместе? То есть, попробуем всё сначала? Тэхён, возможно, хотел бы остаться один, жить в своей холостяцкой квартире в одиночестве, выходить только в магазин, отрастить седую бороду и прослыть местным отшельником ради того, чтобы больше не чувствовать такой раздирающей боли. Но… — Вместе, Гук-и. …но Чонгук имеет над ним слишком много власти. И Тэхён надеется, что это не послужит причиной тому, что он окончательно разобьётся.