Маленькая травница

Чимин дожидается полуночи, когда последние шорохи в их небольшом домике утихают, и только тогда тянется ладошкой под подол ночной рубахи. Впервые он решает дать волю давно терзающему его тело желанию. Брачный возраст наступил еще год назад, и Чимин сдерживался из последних сил, отгоняя от себя порочные мысли, но больше не может. Не хочет. Он никому не расскажет. Не позволит его маленькой постыдной тайне утечь наружу, позоря его на всю деревню. Нет. Чонгук давно ушел, покинул кузню за час до заката, чтобы успеть вернуться домой засветло. Чимин знает, что у того строгая маменька, но не может не мечтать каждый вечер, что альфа задержится на подольше. Хотя бы как сегодня. Он тихо хихикает себе в ладошку, тут же прикусывая костяшки, стоит пухлым пальчикам коснуться заветного местечка. Эта бессонная ночь не похожа на все другие. Она — особенная, неповторимая. Как и вечер, который ей предшествовал. Чимину больно от тонкой ткани рубахи, которую он в итоге сбрасывает, но даже льняная простыня царапает кожу. Все тело горит, кажется совсем чужим. Он переворачивается на другой бок, крепче сжимая бедра. В этот момент Чимин ненавидит Чонгука. Ненавидит за пожелание «спокойной ночи», за то, что он ушел, оставив его возбужденным настолько, что при малейшем движении сверхчувствительная кожа требует большего. Чимин ужасно сильно хочет Чонгука. Всегда хотел. Но с недавних времен его желание обрело совсем иную, неизведанную ранее форму. Его детская тяга переросла в настоящую влюбленность, а невинные касания наконец превратились в поцелуи. Ладно, всего один поцелуй, но и его Чимин ждал непозволительно долго. Это на людях Чонгук — самоуверенный альфа, а стоит им остаться наедине, и Чимину все приходится делать самостоятельно. Другие омеги его возраста давно познали вкус страстных запретных поцелуев, и только Чимин до сегодняшнего вечера ходил не целованным. Снова переворачиваясь на спину, он сбрасывает простыню. Прохладный воздух обдувает оголенную грудь. Его соски затвердевают, кажется, будто их разом пронзают тысячи иголочек, и этот зуд уже начинает раздражать. Чимин знает, что унять его может Чонгук, но альфа продолжает оставаться осторожным. Единожды он позволил себе чуть больше, с силой сжав попу Чимина, но тут же стыдливо вернул ладони обратно на талию. Трусливый альфа, боящийся его папеньку сильнее, чем оставить свою омегу неудовлетворенной. И пусть они не женаты, даже не помолвлены, но Чимин давно решил, что это вопрос времени. Он же и заставил Чонгука еще три года назад напроситься к папеньке в ученики, чтобы, когда придет время, тот признал в юнце самую подходящую пару для его любимого отпрыска. Чимин все просчитал. Все, кроме страха Чонгука. Он еще никогда не был на него так зол. Разве что сегодня, когда их первый поцелуй затянулся, и он хотел, чтобы они побыли вместе подольше, ведь отец точно не выйдет из кузни, пока не доделает срочный заказ. Но нет… Чонгук, как и всегда, струсил. Чимин подтягивает колени к груди и стонет, когда в ложбинке между бедер вспыхивает боль, тут же поднимающаяся к грудям. Выпрямив ноги, он комкает простыню и пытается освободить свои мысли, но они все равно возвращаются к поцелую Чонгука, и он снова вспоминает прикосновение его губ, его теплый и влажный язык. Чимин до сих пор чувствует вкус сажи, а его руки фантомно ощущают пружинящие мышцы. Чонгук такой большой. Чимин стонет от этой мысли, поскуливая от сильного желания вновь его ощутить. Наяву. Прямо тут, в своей постели, которой не касался ни один альфа. Даже папенька не заходит в его опочивальню, ведь место сна девственной омеги — свято. И ни один альфа не имеет права его посещать. Но это не мешает ему представлять. Тело Чонгука. Язык Чонгука. О святые друиды, его ладони так хорошо могли бы потереть нуждающуюся грудь Чимина. То, что Чимин чувствует — открытие. Но он не глуп, наивен или настолько неопытен, чтобы не понимать, что поцелуй Чонгука его возбудил. Что его созревшее тело проснулось и теперь требует чего-то еще. Он кладет руку на живот и тут же вздрагивает. Пульс подскакивает, и Чимину кажется, что он ощущает его прямо в горле, в такт заходящемуся сердцу. Между бедрами все пылает настолько сильно, что от мучительного жара он открывает глаза и смотрит в темный потолок. Чимину хватает секунды, чтобы решиться. Всего секунды, чтобы сделать то, от чего он останавливал себя на протяжении всех предыдущих ночей. Затаив дыхание, он скользит рукой вниз. Как следопыт, бредет по собственному телу, не осознавая, куда приведет следующий шаг. Он закрывает глаза, и впервые касается промежности не с целью омыть, а чтобы унять усиливающийся зуд. Мышцы живота напрягаются, дыхание учащается. Кончики пальцев касаются чувствительного, уже такого влажного уплотнения, и электрический заряд бежит по разгоряченным венам. Чимин закусывает губу, чтобы сдержать крик, готовый вырваться из горла. Сердце колотится на пределе своих возможностей, когда его пальцы скользят во влажное нутро. Он пораженно застывает. Разум отказывается верить в то, что он вытворяет такое. Сам же Чимин не может поверить, что так долго ждал этого. И остановиться он уже не может. Перед глазами снова стоит Чонгук. Его темные очи горят огнем, его губы приоткрывают рот Чимина, терпеливо и в то же время настойчиво. Пальцы Чимина дрожат, он не понимает, что делает, но ему кажется, что это помогает. Он ласкает себя и ему хорошо, а между тем огонь разгорается, обжигая его своим пламенем. Чимин ощущает воспаленную плоть и уже знает, что не сможет сдержать крик, если сладкая боль достигнет пика. Лишь бы папенька не услышал. Он захватывает зубами нижнюю губу, пока палец продолжает двигаться, прежде чем собирается с духом и пропихивает его дальше. Изумленный стон вырывается из груди. Неплохо. Чимин пробирается глубже, и его вторая ладонь, прижатая к лобку, спускается чуть ниже. Еще один разряд бежит по телу. Бедра дергаются и лоно Чимина охватывает настоящий пожар. Инстинкт, кажется, побеждает, потому что Чимин ловит ритм, помогая себе плавными движениями бедер и где-то глубоко внутри зарождается невероятно мощная сила. Звуки, которые вырываются из его горла, в любое другое время заставили бы его краснеть, но сейчас, в темноте опочивальни, лишь распаляют. Рука двигается быстрее, и Чимину кажется, что в нем расправляется туго скрученный жгут, подобный тем, в которые он собирает травы. Он чувствует, что момент близок, и тут же представляет, что это делает Чонгук — его рука, его пальцы. И, наконец, это случается. Высокий вскрик вырывается из глубин тела быстрее, чем Чимин успевает зажать рот ладонью. Настоящее наслаждение обрушивается на его плоть, дрожью удовольствия раскатываясь по всему телу. Чимин тяжело переводит дыхание, испуганно прислушиваясь к тишине дома, на фоне которой собственный голос кажется особенно громким. Кажется, пронесло. Кажется, папенька не проснулся. Пусть не сразу, но спустя пару минут сердце начинает биться ровнее, дрожь утихает, и он падает обратно на подушки, раскинув онемевшие руки в стороны. Так вот, на что это похоже? То, о чем старшие омеги шушукаются по углам, думая, что никто их не слышит. Он перекатывается на бок, растягивая губы в слабой улыбке. Подушка глушит гортанный смех. И пусть приятная истома и покой овладевают его телом, увлекая в сон, Чимин знает, чего ему не хватает для полного счастья. Он уверен, что с Чонгуком — а только с ним он хочет быть — все, что он сейчас испытал, было бы во сто крат ярче и сильнее. И Чимин хочет этого. Он хочет пережить это с Чонгуком.

***

Юнги жадно оглядывает тело перед собой, чуть не воя от невозможности дотронуться. Он никогда не встречал настолько прекрасных омег и даже не подозревал, что ему понравятся пышные формы деревенской простушки. Да, Чимин, что ни на есть, самая настоящая деревенская травница, но черт возьми, как же он хорош. Юнги повидал много омег. Городских статных красавцев и красавиц, стройных и высокомерных, красота которых испокон веков поддерживалась магией и бесконечными диетами. Половина академии перебывала в его постели, так что он действительно знает толк в омегах, но Чимин… Черт, Чимин выглядит настолько сочным, что Юнги не просто хочет его трахнуть. Он хочет его сожрать. Набить семенем и спрятать под семью печатями, чтобы омежка принадлежал только ему. Ему, а не всяким деревенским олухам. От одной мысли о Чонгуке руки чешутся использовать одно из убойных заклинаний. Юнги знает их все. И мысленно каждое по несколько раз успел применить к Чонгуку. У него всегда были проблемы с гневом. Собственно, поэтому он тут и оказался, временно превращенный в домового. На все каникулы. Не нужно ему было лишать Хосока мужского достоинства, надо было сразу грохнуть, а труп отдать болотным русалкам. Юнги не догадался. Зря. Или не зря. Иначе он бы не встретил Чимина. Девственного невинного цветочка, который впервые в жизни под его жадным взором познал на себе истинное удовольствие, даже не подозревая, что за ним внимательно наблюдают. Юнги бы дал ему больше. Намного больше. Чимин бы под ним срывал голос и тек так, что ни одна магия не смогла бы отстирать насквозь промокшие простыни. Юнги бы имел его ночами напролет, меняя позы как его бывшая меняла платья. Черт, с Чимином он хочет сделать все, что умеет и на нем же хочет попробовать новое. С этим омегой Юнги готов познать все сексуальные практики этого и других миров. Он хочет его до онемения в бестелесном теле. Но сначала надо избавиться от Чонгука. Будучи домовым, Юнги способен слышать мысли. Те самые, из которых он узнал, что после обжиманий с Чимином, Чонгук бежит на речку тискать более доступную омегу. Тэхена. Тоже красивого, но тощего и какого-то… похожего на всех городских мальчиков. То, что Юнги увидел в мыслях бестолкового альфы и рядом не стоит с поистине прекрасной красотой Чимина. Природной и самой настоящей. Кто бы мог подумать, что сосланный к черту на куличики, он обнаружит такое ценное сокровище. Юнги хорошо помнит, как его выбросило из портала прямо перед травницей. Молоденькой, румяненькой, с невероятно пышной попой и светлыми, блестящими локонами. Юнги тогда пораженно открыл рот, во все глаза уставившись на суетящуюся у деревянного стола омегу. Таких он не видел никогда. И уверен, что уже не увидит. Не найдет. Чимин — уникальный, неповторимый, будто созданный для него со своим сочным тельцем и нежным голоском. А его мысли… Невинный снаружи и ужасно-ужасно порочный в собственных фантазиях. То, что нужно для Юнги. Со временем маленькая травница станет зрелой плодовитой самкой, способной дать ему сильных детей. Детей, крепких и красивых, как папа, и наделенных сильной темной магией, как отец. Но это потом, а пока… Пока Юнги нужно избавиться от Чонгука, чтобы не дай бог тот не сорвал цветочек раньше него. К счастью, Юнги не просто так занимает первое место среди студентов темной академии. Место, которое ему пришлось выдирать зубами и наследуемой мужчинами рода Мин хитростью. И как решить проблему уже знает.

***

Чимину плохо. Последние несколько дней он чувствует головокружение и легкую тошноту, от которой не помогает ни одно из его снадобий. Особенно неприятные ощущения усиливаются к вечеру, достигая пика в момент прощания с Чонгуком. Чимин не знает, что это, но уже не может находиться в собственном доме, предпочитая проводить время во дворе. Вот только даже свежий воздух ему не помогает. Его все время тянет наружу. Выйти прогуляться, хотя он и не фанат пустых прогулок, считая, что время надо тратить с пользой. Чимин ходит только за покупками, на праздничные гулянья и когда надо собирать травы. Сегодня он впервые нарушает собственное правило, потому что оставаться здесь больше нет сил. Кажется, сам дом гонит его наружу, и Чимин, тяжело вздыхая, решает послушаться интуицию. Может, ему и правда нужно прогуляться, да освежить мысли? Может, это реакция познавшего радость плотских утех тела? Ведь теперь он занимается этим каждую ночь. Удивительно, но стоит солнцу сесть и самочувствие вновь ползет вверх, а ручкам не терпится пробраться под ткань ночной рубахи. Чимин даже стал раньше ложиться, чтобы у него было как можно больше времени трогать себя. Каждую ночь он умирает и воскрешается вновь, потому что ничто из того, что он испытывал в жизни, не может сравниться с этим огромным удовольствием. С этими волнами блаженства и безмятежности, после которых он так хорошо спит. Жаль только, что с Чонгуком так ничего не движется. Альфа стал чаще его целовать, но прикосновения все такие же невинные и дольше мягких касаний губами они не заходят. В своих фантазиях Чимин давно делит ночи с Чонгуком, но все не может придумать, как же воплотить их в реальность. С утра до вечера альфа трудится в кузне с его отцом, а затем спешно бежит домой, ссылаясь на строгую маменьку, пока сам Чимин сгорает от возбуждения и желания познать крепкое альфье тело над собой. Он помнит, как это делается. Пусть и размыто, но в голове до сих пор хранится далекое воспоминание из детства, когда папа Чимина стонал под его отцом. Чимину тогда приснился кошмар, и он хотел напроситься спать с родителями, но вместо этого увидел широко раздвинутые ноги папы и двигающегося на нем отца. Мальчик даже не испугался, отчего-то понимая, что родителям очень приятно и тревожить их в такой момент не стоит. Но чем старше он становился, тем больше хотел на себе испытать это сокровенное занятие двух любящих друг друга взрослых. Чимин вырос. Вырос, но все еще не достиг своего маленького тайного желания. Но твердо уверен, что момент не за горами. Еще годик и можно будет отправлять Чонгука просить его руки. И Чимин уверен, что папенька не откажет. Думая об этом, он не спеша бредет вдоль заборов, наслаждаясь теплым вечером. Чонгук, должно быть, уже успел добраться до дома и слушает ворчание своей матери. Чимин позаботится о том, чтобы альфа переехал в его дом, а не наоборот. Все таки, Чимин — единственный ребенок в семье, а деревенскому кузнецу нужен достойный преемник. Так что староста точно не будет против такого расклада. Чем дальше он отходит от собственного дома, тем лучше себя чувствует. Не стоило сопротивляться потребностям собственного организма и давно надо было проветриться. Чимин кивает собственным мыслям, решая, что ничего страшного, если время от времени он будет ненадолго выбираться из дома. Может, ему даже удастся погулять с Чонгуком?

***

Юнги злится. Как бы он не сплавлял Чимина на прогулки, тот ходит не туда, куда ему нужно. Не туда, где каждый вечер сраный Чонгук тискает своего не менее сраного Тэхена. Уф. Юнги готов рвать и метать, чтобы как можно быстрее разорвать их связь и оставить Чимина только себе. Только для себя. Скоро действие наказания закончится и он, наконец, сможет вернуть свое тело. Тело, которым можно будет коснуться сочного Чимини. Коснуться и дать малышу то, что тот так желает. Юнги устал каждую ночь капать слюнями на его шикарные формы и представлять, как эта нежная сочная кожа хорошо будет ощущаться под его пальцами. Как высокий голосок будет срываться и хныкать в его рот. Как пухлая киска будет чавкать на его члене. Пальцах, языке. Юнги даст Чимину все. Все, что может, и дальше больше. Заберет с собой, спрячет от всего мира в фамильном особняке и будет трахать до потери пульса, пока омежка не понесет. А потом снова и снова, до конца их дней. Чимин явно из тех омег, которые с годами становятся только краше. И наконец-то ему везет. Проходит одиннадцать дней и Чимин все же идет туда, куда нужно. Не сложно догадаться, что он там видит. Точнее, кого. Все, как Юнги и запланировал. Но, честно говоря, когда малыш рыдает в подушку, а Юнги наслаждается его совсем свежим воспоминанием, ему Чимина даже жалко. Немножко. Его прелестной мордашке совсем не идут слезы, особенно те, которые он льет по пустоголовому Чонгуку. Как и Юнги не идет гребаное воплощение домового, от которого он совсем скоро избавится. Нужно потерпеть еще немного. Еще чуть-чуть. И Чимин будет его. Только его. А плакать он будет исключительно от счастья, которое познает в объятиях Юнги.

***

Чимин вздрагивает, когда ступка падает из дрожащих пальчиков и еле сдерживает водопад, готовый вновь пролиться из его глаз. С момента, когда он застал Чонгука с другой омегой, прошло четыре дня. И все четыре дня альфа не показывается даже в кузне, передав через друга послание, что заболел. Трус. Отец лишь поворчал и продолжил работать как ни в чем не бывало, пока сам Чимин старательно прятал от него свое распухшее от бесконечных слез лицо. Чонгук оказался настоящим мерзавцем, променявшим его на другую омегу. Даже не променявшим, а наслаждающимся обществом их обоих. Даже в тот вечер он, как и всегда, поцеловал Чимина, а потом убежал. Домой. Да. Вот только вместо дома Чимин нашел его в камышах, трущегося о Тэхена. Сына старосты, между прочим! Чимин крутит увиденное перед глазами вновь и вновь, как на повторе смотря воспоминание момента, ставшего причиной его разбитого сердца. И никак не может взять себя в руки. Как Чонгук мог? Они ведь знакомы с детства! Они всегда были рядом, все делали вместе! Даже первый поцелуй… первый поцелуй Чимин подарил ему. И готов был дать большее. Не имея даже предложения о помолвке, он готов был отдать Чонгуку свою невинность. Самое ценное у любой молодой омеги. Чимин громко шмыгает, собирая рассыпанные семена, которые пытался растолкать в смесь для снадобья от скорой течки. Омегам не пристало переживать ее до брака, поэтому все они, при появлении первых симптомов, пили специальные отвары, глушащие цикл. Он выкидывает испорченный материал в небольшое лукошко и заходится в громких рыданиях, понимая, что ни через год, ни через два, никогда он уже не сможет быть вместе с Чонгуком и мечты о совместно проведенной течке, как и о счастливом будущем разлетаются в прах.

***

Юнги сотрясает от кружащихся вокруг энергий, когда пробивает час возвращения в собственную форму. Все вокруг пестрит от мощной магии, пока внутренности выворачивает от сложнейшей трансформации. Ему уже положено быть дома, путь открылся еще два часа назад, но он так и не ушел, предпочтя остаться рядом с Чимином. Этот дом Юнги покинет уже вместе с ним, иначе никогда не сможет отыскать эту деревеньку, коих по империи раскидано больше, чем его семени за все эти годы по разным лонам. И вскоре он заполнит еще одно. Юнги кидает еще один взгляд на Чимина, но тот продолжает беспокойно спать, утомленный жаром приближающейся течки. Малыш так и не смог закончить снадобье, а после просто забыл, погрузившись в страдания по тупому альфе. И Юнги соврет, если скажет, что не приложил руку к тому, чтобы Чимин так и не смог завершить отвар. Взять девственного малыша в его первую течку — это ли не дар темных сил за все его усердие? Юнги хмыкает собственным мыслям, судорожно глотая воздух и громко шипя от боли. Скоро он доберется до своего подарочка. Совсем скоро.

***

Чимин просыпается то ли от непонятной тяжести на своем бедре, то ли от ужасного зуда между ног, то ли от всего сразу. Тело охвачено огнем, он потный и ужасно, просто ужасно возбужденный. — Проснулся, сладкий? Чимин замирает, понимая, что ему не кажется. На его бедре и правда покоится тяжелая, явно мужская ладонь, а низкий хриплый голос пробирается под самую кожу. Святые предки, неужели незнакомый альфа пробрался в дом на зов течной омеги? Нет. Чимин не готов в это поверить. Он бы не смог пройти через папеньку. Папенька! Мысль о единственном родителе вытесняет часть страха, заменяя собой все остальное. Чимин резко подскакивает, но тут же оказывается повален обратно, а тяжелая ладонь на этот раз закрывает его рот. — Куда собралась, травница? Разве можно течным невинным омежкам покидать свою опочивальню? Чимин содрогается, всматриваясь в нависающего над ним альфу, но не может разглядеть ничего, кроме черных блестящих глаз. Глаз, в которых отчетливо плещется магия. Маг. Самый настоящий, как из преданий. Чимин знает о магах немного, но достаточно, чтобы узнать одного из них. Ведь и его род по покойному папе ведется от них. Правда, в крови давно не осталось ничего, кроме знаний о травах, передающихся из поколения в поколение. Вопрос о том, как он оказался в его комнате, отпадает сам собой. И пусть страх за папеньку все еще сжимает разгоряченную грудину, но… Но у Чимина не получается долго на нем концентрироваться, потому что внутренняя омега безошибочно признает более сильную особь перед собой, а значит… Чимин всхлипывает, когда бедра сами собой гостеприимно раздвигаются, приглашая незнакомца туда, где так сильно зудит, чешется и течет. — Вот так, хорошая малышка, — маг поглаживает его бедро в успокаивающем жесте, вырывая из Чимина новый всхлип. Впервые он так близко и тесно с альфой, даже Чонгук к нему так не прижимался. Особенно… Чимин громко ахает, когда понимает, что касается мужчины своим голым естеством. Он чувствует, как кожу покалывают тысячи тончайших иголочек и, не успевая себя остановить, вскидывает бедра. Постыдно касается незнакомца, притираясь к нему зудящим лоном. — У меня от тебя яйца сводит, маленькая травница, — маг тихо смеется, опускаясь и ведя носом вдоль его шеи. — Сладкий Чимини. Что? Чимин резко распахивает глаза. Откуда альфа знает его имя? — Думаешь, откуда я знаю, как тебя зовут? — незнакомец смеется, оставляя влажный поцелуй на его горящей щеке. — За эти недели я успел изучить, как и что ты думаешь, сладость. — З-за какие недели? — Чимин хрипит от сухости в горле, но не может сдержать любопытства. О предки, может это просто дурной сон? — Да ладно, ты же чувствовал мое присутствие. Кстати, я — Юнги, — маг ведет языком вдоль линии челюсти, руками наминая бедра. — Разве деревенские не верят в домовых? — Ты домовой? — Чимин шокировано смотрит в потолок, не переставая ерзать. Он с трудом держится за крохи разума, понимая, что сознание быстро утекает вниз. Туда, где все требует единения с сильным альфой. — Больше — нет, — Юнги снова смеется. — Сейчас и навеки я — твой альфа. Теперь ты невеста Мин Юнги, хорошо запомни это своей пустой головкой, маленькая травница. — Она не пустая! — Чимин и сам не замечает, как пытается расслабиться, сваливая все на течку. Он не виноват. Это внутренняя волчица приняла самца, заставляя его подчиниться ее желаниям. Поэтому… именно поэтому Чимин, сам не веря в свои действия, резко давит на грудь Юнги и меняет их местами, с удобством устраиваясь сверху. — Ох… — чувствуя что-то твердое прямо под своей промежностью, Чимин не может сдержать удивленного вздоха. Он крепче сдвигает бедра, давя на альфу коленями и совершенно бесстыже укладывает руки на его груди, только сейчас понимая, что Юнги голый. О великая матерь, он сидит на голом незнакомом альфе прямо в своей опочивальне, пока из промежности так постыдно течет. Руки Юнги тотчас опускаются на его бедра, заставляя Чимина изумленно вскрикнуть. Крепкие большие ладони на его ножках — так, как он мечтал, так, как оплакивал невозможность получить, и вот… Вот теперь он чувствует желаемое. Чимин теснее прижимается к магу под собой, чувствуя, как его сотрясает крупной дрожью и, потеряв последние крупицы разума и совести, нагло требует: — Поцелуй меня. И слыша тихий низкий, такой возбуждающий смех в ответ, Чимин решает не ждать. Он сам наклоняется и губами касается чужого рта раз, другой, а потом еще и еще, проводя кончиком языка по нижней губе и скользя прямо внутрь. Чимин протяжно выдыхает, когда Юнги крепче сжимает его бедра и самостоятельно усиливает напор, дурея от витающей в воздухе вседозволенности. Юнги сказал, что отныне Чимин — его омега, а значит, ему все можно. Потому что маги не врут. Попросту не умеют, унаследовав эту особенность от демонов, числящихся в их предках. Теперь это его альфа, и Чимин собирается воспользоваться им по полной, пальчиками лаская крепкие плечи и погружая в поцелуй. Он блаженно постанывает, потому что Юнги следует за его желанием. Чимину кажется, что он растворяется в альфе под собой. — Прикоснись ко мне, — просит он, снова целуя мягкие губы мага, невольно отмечая, что они намного приятнее, чем вечно шершавые и обветренные Чонгука. — Пожалуйста. Юнги молча повинуется его просьбе, перемещая ладони на внутренние стороны бедер и медленно поглаживая их вверх-вниз. Его пальцы подбираются все ближе к тому месту, где Чимин так отчаянно его хочет. Юнги замирает совсем близко от промежности, которой еще не касался ни один альфа. — Коснись, — то ли просит, то ли требует Чимин, поднимая голову. Юнги тихо смеется, чуть сдвигая ладонь. Костяшками касается обильной влаги, но тут же покидает ее. У Чимина вырывается недовольный стон. — Альфа! — капризно вскрикивает он, кулачком ударяя по крепкой груди. — Что ты хочешь? Чимин уже немного попривык к темноте и видит, как Юнги скрывает взгляд за длинными ресницами. Ох. Он замирает, впервые рассматривая того, кто назвал его своей омегой. Чимин не знает, кто такой Юнги, помимо того, что он маг. Ни откуда он взялся, ни почему пришел именно за ним. Но сейчас, внимательно изучая его, он остается полностью доволен увиденным. Юнги не похож на Чонгука. Его красота совсем другая, не такая смазливая, но более благородная. Мужественная. В нем чувствуется лоск знатной крови и холеность аристократического происхождения. Даже в темноте он видит, что кожа альфы намного светлее, чем у любого из деревенских альф. Чимин медленно изучает его не только взглядом, но и руками, оглаживая сначала лицо, а затем зарываясь в гладкие черные волосы. — Нравится? — Юнги спрашивает тихо, спокойно, а Чимин впервые осознает, какой красивый у него голос. Не высокий, как у Чонгука, не грубый, как у отца. Нет. Юнги говорит хрипло, низко, но в каждой интонации чувствуется сила. Не только физическая, он будто весь пропитан магией. Удивительно прекрасный. — Да, — Чимин кивает. — Дотронься до меня, альфа… Юнги, — он смакует имя своего мужчины на языке и кивает собственным мыслям. Даже зовут его не так, как обычных альф. — Я же и так тебя трогаю, дорогой. — Ты знаешь, что я имею в виду, — Чимин дует губы, с тихим выдохом ерзая на твердости. — Нет, не знаю, — Юнги лукаво улыбается, невесомо поглаживая его бедра. — Скажи, что ты хочешь, маленькая травница. — Пожалуйста, — Чимин прижимается к его лбу. — Пожалуйста, потрогай меня, альфа, — Юнги запрокидывает голову, нежно притираясь к нему носом, а потом и губами. Они вновь целуются, но Чимина надолго не хватает. — Ну же! — стонет он. Юнги смеется, касаясь его подбородка, но Чимин на это даже не обращает внимания, потому что наконец-то… Наконец-то рука альфы ползет вверх. Чимин вздрагивает, когда островок его желаний целиком оказывается накрыт большой ладонью. — Так нравится? — О пресвятая матерь, да! — Чимин пораженно распахивает губы, упиваясь новым для себя ощущением. Юнги губами прижимается к его горлу, ласково растирая влагу по всей промежности, пока Чимин крупно дрожит на его ладони, а затем и вовсе вздрагивает, чувствуя, как палец альфы пробирается внутрь. — А так? — М-м-м… — Чимин закрывает глаза, выгибаясь с громким стоном. Юнги сдвигает ладонь, надавливая на его бугорок и вырывая из губ Чимина судорожный вздох, когда еще один палец проскальзывает внутрь, а тело альфы напрягается под ним. — А что на это скажешь? Со сладким стоном Чимин толкается бедрами вперед, чувствуя, как его обдает жаром. — О да, вот так. — Конечно, вот так, — бормочет Юнги, продолжая работать пальцами. Из груди Чимина вырывается новый стон, но он хочет большего. Он хочет, чтобы они сделали то, чем занимались его родители. Чтобы Юнги был в нем так, как Чимин нуждается. Это дикое желание накрывает Чимина с головой, и он уже не уверен, течкой оно вызвано или тем, насколько прекрасен альфа под ним. Кажется, оно рождено похотью, и страстью, и чем-то еще, куда более сильным. Чимин открывает глаза и сталкивается с ответным взглядом Юнги. Пристальным, пробирающимся в самую душу. Его рука замирает, а дыхание, наоборот, учащается. Альфа тянется к нему свободной рукой, властно захватывая ею грудь. — Черт, Чимини… Чимин накрывает его руку ладонью, поражаясь тому, как сильно она уступает в размерах. Он чувствует биение собственного сердца. — Не останавливайся. — И не собираюсь, — Юнги пошло усмехается, задевая его сосок большим пальцем и в ответ на высокий стон Чимина хрипло рычит. — Моя омега. — Мой альфа, — Чимин со счастливой улыбкой на лице двигается на его пальцах, дурея от крепкой хватки на груди. — Я — твой, альфа. Возьми. Возьми меня, Юнги, — он жалобно хнычет, когда крепкие пальцы внутри сгибаются, разом надавливая на нежные стеночки. — Ах, альфа! Альфа-альфа-альфа! — счастливая улыбка озаряет его лицо, и Чимин уверенным движением перехватывает запястье Юнги, вытаскивая его из себя. — Я хочу тебя по-настоящему, — Чимин делает глубокий вдох, прежде чем коснуться того, обо что он самозабвенно терся. — Ах! Плоть Юнги и правда невероятно твердая. А еще толстая, и длинная. Чимин, конечно, уже видел мужское достоинство, неоднократно подглядывая за альфами на речке, но то, что висело у них между ног, ни капли не было похоже на то, что он ощупывает своими пальчиками сейчас. — Нравится? — голос Юнги становится будто еще ниже и он судорожно выдыхает, когда Чимин обхватывает его естество. — Черт, малыш. — Да! — Чимин восторженно хихикает. — Да, нравится! Альфа, ах, альфа, хочу! — он жадно оглядывает крепкий торс под собой, продолжая изучать твердую плоть. Юнги властно давит на его бедра, а Чимин с наслаждением отмечает, как резко вздымается его грудь. Он скользит руками по налитым мышцам и, не удержавшись, опускается, чтобы провести по ним языком, впервые касаясь им чужого тела. Альфа под ним вздрагивает, пока Чимин с наслаждением слизывает соленые бусинки пота. Руки Юнги напрягаются на его бедрах, и в следующее мгновение он одним мощным движением укладывает Чимина на спину, склоняясь над ним и прожигая пронзительным взглядом черных глаз. Секунда и Юнги впивается в его губы лихорадочным поцелуем, буквально кричащим о заключающемся в нем море страсти и силы. Но вновь их хватает ненадолго и спустя минуту Юнги привстает, пока глаза Чимина блуждают по его сильному телу, очерчивая каждый кубик, а затем спускаются ниже. Он вздрагивает, широко распахивая округлившиеся глаза. Юнги кажется ему настоящим гигантом и простодушный дурачок внутри Чимина удивляется, как это уместится в нем. Обжигающе-горячий взгляд альфы скользит по его коже. Сердце Чимина трепещет, замирая в ожидании, пока в животе и ниже разливается сладкая истома. Ожидание подобно пытке. — Я мог бы всю жизнь смотреть на твое прекрасное тело, — Юнги задумчиво ведет по нему взглядом, медленно оглаживая свое достоинство. — Буду наслаждаться тобой каждую ночь… ты будешь восхитительно смотреться на шелковых простынях моего особняка, маленькая травница. Ох. Чимин пораженно выдыхает, вылавливая в уверенных словах новое обещание. Новую правду. Особняк. Он будет жить в настоящем особняке! Спать на шелковых простынях! Чимин не знает, что это такое, но звучит оно так, будто ему точно понравится. Юнги перехватывает ножку Чимина ладонью, резко задирая и накрывая губами. Чимин пищит, когда альфа начинает самозабвенно выцеловывать его нежную кожу, поднимаясь до самого живота. Его наглый рот добирается до пухлых грудок и Чимин громко стонет, когда Юнги начинает поочередно вбирать их, властно покусывая и посасывая, пока они не набухают, тяжелея от собственного веса. Юнги не торопится, медленно изучая губами каждый сантиметр кожи Чимина, словно запоминая его тело на вкус или предъявляя на него свои права. Метит. Но Чимин не возражает, готовый рассыпаться в сладком томлении снова и снова, даже целую вечность. Бушующее внутри пламя спускается своими языками ниже, даря Чимину восхитительную боль. Впервые он не стесняется пробудившегося в нем желания, ерзая в луже собственных соков, насквозь пропитавших кровать. Чимин готов окунуться в него и хочет, чтобы Юнги сделал это вместе с ним. О святые предки, даже не верится, что он хотел разделить этот момент с Чонгуком. С этим лживым трусливым мальчишкой! Чимин фыркает внутри собственных мыслей, понимая, что он создан совсем для другого. Для Юнги и той жизни, которую маг ему предлагает. Тело Чимина выгибается под ним, ноет от боли и напряжения, которые прорываются с каждым вздохом, каждым стоном и хныканьем. Вожделение овладевает им, никогда прежде он не испытывал чувства такой глубины и силы. Юнги снова возвращается к его губам, погружаясь в рот, пока сразу два его пальца осторожно проникают в Чимина. Он громко стонет в жар чужого рта, понимая, что полностью принадлежит этому альфе. Он в его власти и невероятно этому рад. Юнги отрывается, смотря на него настолько опьяняюще диким взглядом, что Чимина ведет. Он видит в альфе все, что чувствует внутри себя. Быстро двигающиеся пальцы доводят его до исступления, но затем Юнги их вытаскивает, на глазах Чимина поднося ко рту и жадно слизывая блестящие в темноте соки. — Альфа… — Чимин непонимающе скулит, смотря на постыдное зрелище перед собой. — Альфа… — Такая вкусная травница, — Юнги усмехается, щелкая по его носу и спускается вниз, ведя языком прямо между его бедер. Чимин громко стонет, даже не думая о том, что они в домике не одни. Он мечется по постели, сходя с ума от ненасытного желания, и когда пальцы альфы нажимают на чувствительный бугорок, выплескивает всю свою страсть одним рваным движением бедер. Чимин кричит от восторга, дергаясь от пронзительного удовольствия, разбегающегося по телу острыми иголочками. Он громко хнычет, диким взглядом смотря перед собой, и не может перестать выстанывать имя альфы. Юнги быстро поднимается, ртом ловя его всхлипы, и не отстраняется, пока тело Чимина продолжает биться в конвульсиях. Альфа терпеливо ждет, вместе с Чимином проходя через пик удовольствия и только потом мягко отстраняется, потирая его щеку большим пальцем. — Ты так красиво кончаешь, сладкий. У Чимина нет сил ответить, он лишь пьяно глядит на то, как альфа шире раздвигает его бедра, На секунду ему становится страшно, но он тут же отметает глупое ощущение. Чего ему бояться? Он хорошо помнит, как папа стонал под отцом в такой же момент, значит и Чимину будет приятно. Он чувствует на себе возбужденную плоть, а потом она скользит ниже, размазывая по его влажным складочкам еще больше природных соков. — Ты — мой, Чимини, — тихо говорит Юнги. — Отныне и навеки. Затягивая в глубокий поцелуй, альфа приподнимает его ногу, и мощным рывком входит внутрь. Острая, пронзительная боль простреливает внутренности Чимина, и, громко мыча, он с силой впивается в мягкие губы альфы, тут же чувствуя брызнувшую внутрь их ртов кровь. Слезы удивления выступают на глазах и Чимин цепенеет от невероятного ощущения полноты. Юнги замирает, мягко слизывая собственную кровь и нежно собирает с щек Чимина слезы, оставляя на каждом сантиметре кожи короткие, но невероятно ласковые поцелуи. — Ты в порядке? — Да, — Чимин кивает, хотя понимает, что это ложь. Он не в порядке. Совсем не в порядке. Больно. Очень больно. Кажется, что его плоть вспороли ножом, но он старается отвлечься от болезненных ощущений, полностью сосредотачиваясь на мягких поцелуях. Юнги находит его глаза, устанавливая зрительный контакт и мягко накрывает ладонь, переплетая пальцы. Он остается глубоко в Чимине, когда вновь утягивает его в чувственный поцелуй со вкусом свежей крови. Альфа целует медленно, нежно и так глубоко, что на этот раз к глазам Чимина подступают совсем другие слезы. Его распирает от чувства единения и только тогда тупая боль наконец отступает, сменяясь блаженством от давящей тяжести внутри. Чимин осторожно приподнимает бедра, следуя собственным инстинктам. Юнги глухо стонет, и Чимин делает это снова, упираясь в него. Юнги расслабляется, вновь возвращая обе ладони на его бедра и сильным толчком пробивается еще дальше, вырывая из груди Чимина восторженный крик. Он пальчиками цепляется за сильные плечи над собой, обвивая ногами крепкую талию, еще крепче прижимая альфу к себе. Чимин двигается навстречу, заставляя Юнги проникать все глубже и глубже. Альфа двигается в нем и на нем, и его рывки становятся все более мощными и настойчивыми, набирая скорость и подчиняясь бешеному ритму. Чимину кажется, что плоть Юнги увеличивается, и от осознания происходящего его накрывает ощущения высшего счастья. Оно кружит голову, пока альфа двигается все быстрее, приникая к его колышущейся груди губами. Сильные ладони пронзают Чимина своими прикосновениями, пока мокрые бедра двигаются в одном ритме. К моменту, когда рука Юнги протискивается между их телами, происходящее превращается для Чимина в настоящую агонию. Альфье естество, абсолютно точно ставшее еще больше, распирает его так сильно, что кажется, будто Чимин вот-вот описается. Он запрокидывает голову, когда Юнги властно накрывает его промежность, рассыпаясь в судорогах, сокрушенный и счастливый. Этот миг полного единения неповторим и он далеко не сразу понимает, что Юнги замедляется, выглядя так, будто каждое движение дается ему с трудом. Спазмы прокатываются по всему телу плотными, чувственными волнами и только тогда Чимин понимает, что происходит. — Чимин, — Юнги хрипло выдыхает его имя, утыкаясь в плечо и замирает после двух последних рывков, содрогаясь всем телом прямо на счастливо смеющемся Чимине, принимающем в себя мощные струи горячего семени. Узел. Вот почему член Юнги стал больше, он просто сформировал узел, закупорив Чимина своим естеством и оставшись в нем до самого утра. Об этом Чимин тоже успел узнать, прячась от более зрелых омег. Он чувствует, как их сердца бьются в унисон, пока влажные тела слиты в единое целое. Проходят минуты, а может быть, даже часы. Чимин не знает, убаюканный мерным дыханием своего мужчины, под которое он вскоре засыпает, а просыпается уже на рассвете, разбуженный громким петушиным криком. Медленно, осторожно Юнги выходит из него и, замечая, что Чимин тоже проснулся, целует… так, как еще ни разу не целовал за эту ночь. — Это было… нет слов, — Юнги качает головой, пока Чимин наслаждается блеском в его красивых глазах. В рассветных лучах альфа кажется ему еще красивее. — Ты в порядке? — Я на небесах, — Чимин обхватывает его лицо ладонями, любуясь белоснежной кожей и аккуратными чертами. — Никогда не чувствовал себя так хорошо. — Привыкай, сладкий, и добро пожаловать в новую жизнь, — Юнги снова его целует, даря очередное обещание. Очередное, но не последнее, ведь новая жизнь сегодня начинается не только у Чимина.